«Моя дорогая Мэйбл. Я рада снова писать тебе, как делала это раньше. Должно быть, у тебя много вопросов из-за моей внезапной пропажи, поэтому это письмо оказалось у тебя. Для начала хочу сказать, что ты дочь, о которой мать может только мечтать. Красивая, умная, честная. Мы через многое прошли, и, я знаю, порой тебе приходилось очень нелегко, — особенно последние несколько лет, но… вспомни, что я сказала тебе после твоей речи на выпускном. Это было много лет назад, но, уверена, ты помнишь об этом».
Мэйбл согласно хмыкнула. Столкнувшись с драконом, нужно взять в руки щит и меч. — Прозвучали слова женщины так, будто бы она услышала их только что. «Порой наступает время, когда понимаешь, что пора склониться перед драконом», — недовольно подумала Пайнс.«Я всегда считала тебя сильной. Той, что не боится трудностей и, столкнувшись с преградой, может взять в руки оружие и броситься в бой. Мы никогда не говорили о том, что произошло с Эдгаром твоим отцом. Но сейчас я решила поделиться с тобой, пока моя болезнь не разлучила нас. Прости, если это шокирует тебя, но лейкоз стал единственной причиной, почему я больше не смогла приезжать к тебе, чтобы навестить в… ладно, сейчас не об этом, милая».
«Шесть лет назад роман твоего отца с той молодой девушкой навеки разрушил нашу семью. Я прекрасно понимаю, что ты чувствовала в тот момент, как только узнала, что предательство твоего отца уже никак не исправить».
«Моего отца для меня больше не существует», — напомнила себе Пайнс, — «после того инцидента я доверяла только матери».«Я рада, что всегда была с тобой. Когда ты только начинала играть на скрипке, когда никто тебя не поддерживал — я всегда оставалась с тобой, чтобы дать тебе поддержку, мотивацию. Когда ты проплакала всю ночь в комнате из-за проблем с учёбой. Когда произошёл вопиющий случай, который оставил отпечаток в твоей жизни из-за твоего отца… А ещё, когда ты целовалась с Гейбом в канун Рождества. Ха-ха, ты знаешь, Гейб был хорошим мальчиком и, пускай я об этом почти никогда не говорила, но ещё тогда я чувствовала, что у вас не будет много тем для общения. Интересы отличались. Ты спокойная, не раскрываешься всем сразу, а он безгранично раскрепощен, открыт к любому, душа компании. Общение — это основа любых отношений. Если вы не говорите — вы отдаляетесь друг от друга. Ах, да. Немного ушла от нашей темы… Осталось так мало времени… Чем меньше у нас его остаётся, тем больше мне хочется тебе сказать, родная. Прежде всего, я должна попросить у тебя прощения. За себя, за Эдгара…»
В голове отчётливо предстала картина похорон отца. Много людей, работавших с ним, пришли почтить его память. Были некоторые его друзья, с которыми сохранилось общение, даже некоторые родственники той девушки, — кажется, Виктории, — с которой он изменял миссис Пайнс. И, в конечном итоге, она сама. Освобождённая буквально на день по договорённости, после подписи множества бумаг, над которыми постаралась Амели Пайнс, её мать. Удивительно, что даже для похорон такого человека, как Эдгар, приходилось стараться. Он не стоил ни одной слезинки. Ни дочери, ни ранее любимой жены. В тот день раскаты грома раздавались за кронами елей, лил дождь, бил каплями по крышке чёрного гроба, в котором покоилось мёртвое тело, будто сам мир торжествовал над смертью этого человека. И конечно же слёзы были пролиты. Но лишь по воспоминаниям, хорошим. Тем, которые успели сохраниться об Эдгаре, как о примерном семьянине и лучшем отце. До тех пор, пока что-то не изменилось в его планах.«Мне никогда не приходило в голову, что ярость — достойное чувство доброго человека. Но она помогла мне справиться с болью. Я не хочу, чтобы ты прожила свою жизнь также, как я, моя любимая девочка. Я хочу, чтобы ты освободилась от прошлого раз и навсегда. Поэтому я хочу, чтобы ты сделала то, о чем я тебя попрошу. Продай наш отель».
«Наш отель…» — Мысленно повторила Мэйбл, ощутив, как её затрясло. Она понимала, почему письмо было от другого адресата и то, почему от мамы проливалось столько сентиментальных слов, почему вообще дошло до всего этого. Миссис Пайнс скончалась, и речь шла уже о вступлении в наследство. Об их отеле. — «Боже, мама…»«Отель всегда принадлежал и будет принадлежать моей семье. По наследству он твой. Ты должна вернуться, Мэйбл. Я наняла адвоката в Хелене. Его зовут мистер Уилсон и он обещал отправить тебе это письмо, как только… всё закончится для меня. Точнее, когда меня не станет. Проведи быстрый осмотр, подпиши бумаги, продай эти стены, внутри которых не осталось ничего, кроме ненависти. Оставь деньги себе, поезжай куда-нибудь, где почувствуешь себя дома, и пусть эта история закончится для нас раз и навсегда».
Мэйбл увереннее сжала пальцами бумагу с письмом, но перед этим проронила несколько слёз. «Именно. Нужно закончить эту историю».«Я всегда верила в тебя, и мы всегда поддерживали друг друга. Мне жаль, что я не смогу осилить этот тяжёлый путь вместе с тобой. не смогу быть рядом, видеть тебя в будущем, побывать на твоей свадебной церемонии, увидеть внуков. Боюсь, это всё. Неизвестно сколько отведённого времени нам осталось, но я советую каждый час, отведённый тебе, посвятить любви. Это единственное ради чего стоит жить и за что бороться, умирать. Поверь мне. Я люблю тебя больше всего на свете».
Амели Пайнс, твоя мать. 17 сентября 2017г.
***
Отель, расположенный чуть ли не богом забытом месте — в национальном лесном заповеднике Хелена, Монтана, куда вела длинная извилистая дорога. Обычно в отеле останавливались местные трудяги, строители, дальнобойщики, а ещё мажоры, важные представители… но сегодня, раздобыв деньги всего на один билет, туда отправилась Мэйбл Пайнс. С тяжёлым грузом на сердце, поддавшаяся своим воспоминаниям, она в волнении перебирала пальцами, думая о последующих исходах и будущей жизни. Казалось бы вот, она свободна, но без гроша в кармане, как тут ей на руки взгромоздились огромные деньги, сбереженные её матерью в одном чеке, пришедшем вместе с конвертом, и сам отель. Обналичивать чек она побоялась: это могло принести излишних проблем с полицией, которые тут же бы стали копать её биографию, которая, мягко говоря, была не очень для человека её возраста. Поэтому вместо комфортного такси она медленно, но верно, ехала в автобусе. Попутчиков было немного: какая-то одинокая старушка, задремавшая на полпути, и подросток лет пятнадцати, не снимавший своих наушников, чтобы огородиться от мрачности суровой реальности. От скуки Мэйбл вспомнила о неприятном прошлом, и ненависть вспыхнула в её груди от каждого прожитого ею момента. Каждый раз, когда она вспоминала, хотелось и плакать, и истошно кричать, хвататься за голову. А затем каждый раз успокаивать себя, что это в прошлом. Ты прошла через это, Мэйбл. Вспомни, какая ты молодец. — Это несправедливо… Несправедливо, несправедливо, несправедливо, несправедливо, несправедливо, несправедливо, несправедливо! За что?! — Она порывисто вырывалась из рук санитаров, что, подхватив девушку, тянули к выходу из отеля. Мэйбл с покрасневшим и опухшим от слёз лицом кричала на весь холл, стараясь достучаться до отца, что с улыбкой вышел посмотреть на это представление. На то самое шоу, которое он самолично устроил, наконец пристроив свою дочь в лучшую психлечебницу Калифорнии, за тысячи километров от дома. Когда нелегальный бизнес набрал свою популярность, а доверенное лицо и вместе с тем дорогая любовница была рядом — Эдгар Пайнс, известный в городе, как первый миллионер в Хелене, решил избавиться от собственной семьи. Диппер Пайнс, брат-близнец Мэйбл, исчез и погиб при невыясненных обстоятельствах неделю назад. Тело до сих пор не нашли. Она с огромным усердием старалась подавить в себе депрессию, апатию и одиночество из-за утраты родного человека, и потому слишком долго игнорировала собственную семью. Именно тогда Эдгар понял, что проще избавиться от дочери, когда она такая. Когда её судьбой распорядиться проще простого. От Диппера и избавляться даже не пришлось. Он исчез сам. В его очереди стояла любимая сестрёнка, которую удалось выставить невменяемой и сдать в психушку на последующие пару лет или, возможно, годы. А над Амели не пришлось ломать голову. Буквально за месяц до установленного диагноза она сама узнала о его изменах. И, разумеется, не стала ничего предпринимать: ни прогонять его с отеля, точно зная, что он завещан дочери, ни реагировать на любовницу. К слову, Виктория не была плохой. Несмотря на возраст, — семнадцать лет, — она была дружелюбной и жизнерадостной девушкой. Пыталась даже найти общий язык с миссис Пайнс, когда оставалась наедине с ней в огромном отеле. Всё жалела её из-за болезни и всеобщего семейного горя, но никто не шёл ей навстречу. Несчастному ребёнку вскружил голову сорокалетний мужчина, убедивший её в том, что он не женат, целиком и полностью воспользовавшись наивностью и её доверчивостью. Лёгкой влюблённостью в конце-концов. Сердцу разлюбить не прикажешь, да и не только любовь манила. Сам статус девушки миллионера гарантировал ей приятную славу в столь маленьком городе. Пробыв в психлечебнице около года, едва привыкнув к буйным соседям и некоторым нападкам со стороны неконтролирующих себя больных, Мэйбл поняла, что в один из обыденных дней мама пришла к ней с важными новостями. Она не могла вытащить её из того кошмара, через который пришлось пройти, но зато она донесла дочери то, что та желала услышать больше всего за последний год. Эдгар погиб. Зима в штате Монтана всегда беспощадна, поэтому их маленький городок заметает огромными слоями снега. Иногда настолько сильно, что общественные транспорты и некоторые заведения не работают. Как раз в одну из таких метелей Эдгар собирался покинуть отель для встречи с друзьями, однако так и не доехал, пожалев, что не слушал предупреждения СМИ о природном катаклизме. Машина заглохла прямо на полпути, у проезжей части, и её замело. Эдгар умер в салоне шикарного автомобиля от обморожения. Его посиневшее тело обнаружили лишь тогда, когда погода успокоилась и снег более-менее подтаял. Звучало страшно, никто и поспорить не мог, что снежное погребение заживо — это в самом деле ужасно. Виктория схоронила его, но уже через несколько месяцев встретила другого мужчину. Смогла отпустить, пережить утрату. Сердце молодое и горит жизнью только от любви, поэтому глупо было бы терять время. — Ах, — Мэйбл вздрогнула, когда в салоне автобуса раздался голос хрипящего радио, которое водитель настраивал под недовольное бурчание. Она схватилась за небольшую дорожную сумку, которую держала на коленях, и с облегчением выдохнула. — …Непогода на территории Монтаны приобретает все характеристики атипичной бури. — Раздался голос вещательницы, когда водитель таки смог настроить радио. Мэйбл поудобнее расположилась и уставилась в окно, пока поля вдали заметало снегом. — Ухудшение оказалось сильнее, чем ожидалось, с сильнейшими ветрами и снегопадом, эпицентром которого придётся на национальный лесной заповедник Хелена. «Как раз туда, куда я направляюсь», — с грустью подумала Пайнс. — Национальная метеослужба настоятельно просит местных жителей следовать инструкциям властей и, по возможности, не выходить из дома. Некоторые метеорологи сравнивают этот шторм с тем, что случился в Биллингсе в девяностые годы, когда за одну ночь выпало около ста сантиметров снега. Неужели мы станем свидетелями самой страшной зимы в округе Льюис-энд-Кларк? Метель поднялась настолько, что за окном почти ничего не было видно, кроме белого месива, однако, когда они уже подъехали к лесной заснеженной зоне — Мэйбл успела заметить огромную вывеску с названием города, что означало её скорое прибытие.***
Когда она открывала главные двери отеля ключами отца, её пальцы обдавало колющим холодом. Она не помнила, чтобы в последнее время нервничала настолько сильно. Она не осознавала даже, что вернётся сюда рано или поздно. Воспоминания, пришедшие к ней вновь из-за одного только вида главного холла, разделяющегося на два крыла, не приносили какой-либо радости и былой ностальгии, по которой можно было скучать. За этими стенами она помнила лишь горе матери, родного брата и свой собственный крик, вырывающийся с её рта с истерическим визгом. «Когда понимаешь, что спасения нет», — подумала девушка, — «когда родной отец убивает всё, что мне было дорого». Здесь, посреди огромного помещения, Пайнс останавливается, опустив дорожную сумку на пол, подле своих ног. И осматривает всё своими голубыми глазами. Здесь почти ничего не изменилось. Быть может, иной вид и не вернул бы её в напоминания о том ужасе, но всё оставалось по-прежнему, как и шесть лет тому назад. Прискорбно, но с этим ничего не поделать. Скоро она забудет всё. Как только продаст этот проклятый отель. Да, именно. Про-кля-тый. Из-за него пошли все беды, из-за него разрушилась семья. Эдгар Пайнс открыл нелегальное казино спустя полгода после завершения строительства, о нахождении которого никто из семьи не знал. Кроме Диппера, который отчасти заслуживал доверие отца. Он ему помогал, но чёрт знает чем. И стал реже появляться на глазах, помогая отцу в его новом бизнесе, вероятно хотел его унаследовать, если бы вдруг… не исчез. Именно в казино Эдгар повстречал Викторию. Дочь чиновника из Тимберлайна. У них быстро всё закрутилось-завертелось, и семьи со временем не стало, когда он решил найти в ней своё иное развлечение. Молодое тело привлекательной девушки было лучше больной постаревшей жены, поэтому о своих предпочтениях позже мужчина решил и вовсе не скрывать. Мэйбл поднялась вверх по лестнице. Казалось бы, столько лет она не была здесь, но ноги сами несли её в офис. Первым делом нужно было забрать ключи от всех комнат для того, чтобы она могла обойти их и оценить внешнее состояние. Ей хотелось, чтобы покупатели отеля остались довольны тем, что приобрели. Мистер Уилсон сказал, что ключи находятся в кабинете отца, поэтому, как бы тяжело на сердце не было, ей пришлось туда войти. Помимо всего прочего, её внимание в первую очередь привлекла голосовая почта на большом деревянном столе, рядом с которым был домашний телефон. Удивительно, что им ещё кто-то пользовался. Видимо, мистер Уилсон предпочитает делать всё по старинке. Она нажала пальцем на кнопку проигрывателя, и тогда прозвучал голос мужчины средних лет. — Здравствуйте, э-э… мисс Пайнс? Кхм. Это Уилсон, адвокат. Мэйбл замерла на месте, приготовившись слушать всё, что он ей скажет. Нужно ответственно подойти к делу и не напортачить лишний раз. Вся эта заварушка с наследством и так кажется пугающей: не стоит создавать проблем себе и, в первую очередь, всем остальным. — Адвокаты гостиничной сети, которая хочет выкупить отель, прислали мне стопку документов толщиной с Ветхий завет, и мне надо их все изучить. Перед нашей встречей мне нужно будет лично заглянуть в окружное бюро регистрации земельных участков. Он вздохнул по ту сторону трубки. — Послушайте, мисс Пайнс, я понимаю, вы не хотели приезжать на похороны своей матери… но теперь отель принадлежит вам. По закону вы должны оценить состояние отеля, прежде чем выставить его на продажу. И… я приеду помочь вам, как только закончу некоторые дела. Начните без меня. Удачи. Рядом, на том же столе, лежала огромная связка ключей. И довольно увесистая, если брать это во внимание. «Ну и болвана ты наняла, мам». — Подумала Мэйбл, закатив глаза. — «Ладно уж, нужно приступать, чтобы я быстрее смогла покинуть это место». Душа здесь не на месте, чтоб его… Мэйбл прошла на третий этаж и вдоль коридоров, по обе стороны которого располагались комнаты жильцов. В некоторые она всё же заглянула: осмотрела грязное бельё на не заправленных кроватях, множество коробок и некоторые забытые вещи чужих людей. В принципе, всё было неплохо на вид. Да, быть может, тут требуется легкий косметический ремонт, но жить можно. Коридор был обклеен красными, солидно выделяющимися, обоями с чёрной и золотой рамкой над потолком и плинтусом, под ногами яркий красный ковер. Уверенность в том, что она сможет его продать, стала нарастать. Удивительно, что отец хотя бы это не успел уничтожить своей разгульной жизнью и совершенно не здравым разумом. Хоть что-то сделал хорошо, даже не прикладывая никаких усилий. Должна ли Мэйбл его похвалить? Ха. Она остановилась у небольшого прохода, разделяющегося на две комнаты: комнату родителей и… её комнату. Ту самую, где она жила до того, как её упекли в психушку. Слёзы накатили на глаза, когда она, с неприятным протяжным скрипом, отворила дверь и вошла в свою бывшую обитель. Боже, там было едва ли что-то тронуто с тех пор. Даже недоеденная ею заплесневевшая конфета с мятым фантиком так и осталась лежать на столе с того дня. Это было отвратительно, но в целом комната была ухоженной. Все её плакаты с любимыми певцами и актёрами были на своих местах. Компьютер, обклеенный стикерами, радужные кеды под кроватью, мягкий розовый плед и даже… — Не верю своим глазам… — В руках оказалась её скрипка. Тот самый подарок от мамы на шеснадцатилетие. — Я так давно не играла, я… «Так счастлива, что она сохранилась». — Она почти растрогалась, прижав к себе инструмент, как вдруг небольшая телефонная рация затарахтела звоном за её спиной, привлекая к себе внимание. — Что? — Она отложила инструмент в сторону, с опаской приблизившись к странному телефону. Кто мог звонить сюда? И кто мог знать, что здесь сейчас кто-то есть? Мистер Уилсон позвонил бы на домашний… Мэйбл под стуки бешено забившегося сердца протянула руку и приняла звонок. — Алло? — Добрый вечер. Меня хорошо слышно? — Прозвучал совершенно незнакомый голос после недолгого шипения. — Мисс Пайнс? Мэйбл с недоумением уставилась на стену с плакатами, не зная, как она должна реагировать на какого-то незнакомого молодого человека, который, видимо, уже знал её. — Кто спрашивает? — Холодно отзывается она. — Эм… — Не ожидавший такой резкости, незнакомец выжидает небольшую паузу, а затем, прокашлявшись, продолжает, — вас беспокоит федеральное агенство по чрезвычайным ситуациям города Хелена. Меня зовут Билл Сайфер. — Пф. — Мэйбл недовольно выдыхает, закатывая глаза от раздражения. — Мистер Уилсон предупредил меня о вашем приезде. — Добавил он. — Какой мистер Уилсон предприимчивый человек, я не могу. — … — Забудь. — Мэйбл опустилась на кровать. — И какова же цель твоего звонка, Билл, или как там тебя зовут? — Оказать поддержку во время вашего пребывания в отеле. — Чего? — Вспыхнула от злости Мэйбл, тут же поднявшись. — Мне не нужен сторожевой пёс. — Возможно, вы не так поняли, мисс Пайнс. Ваш отель довольно стар, но надёжен. Здесь вы будете в безопасности. Котёл, проводка, всё под контролем. — Прекрати перечислять. — Отмахнулась она. — Понятия не имею, что тебе наплёл Уилсон, но я не планирую оставаться здесь надолго. Ты описываешь всё так, будто я собралась тут жить! Но ты не понимаешь… Я не пробуду здесь и дня! В моём распоряжении время до утра. — Мисс Пайнс. — Утром я уеду. Слышишь меня? Билл плотнее сжал пальцами телефон. Ему казалось, она будет дружелюбнее с ним, но сейчас девушка напоминала ему злую, чем-то обиженную старуху. Благо, он собирался быть вежливым и сдержанным до конца, иначе, — он уверен, — разговор закончился бы также быстро, как и начался. — Буря. Вы подвергните себя опасности. Надеюсь, вы не хотите повторить историю Эдгара? Мэйбл была готова поклясться, что задохнулась всего на миг своим возмущением. Какое право имел этот человек вторгаться в её личную жизнь? Да, ни для кого не секрет история её семьи, каждый житель в Хелене знает о том, что случилось, но, чёрт возьми, зачем он это обозначает? Ладно… Ладно. Вдох и медленный выдох. — Прошу прощения. — Спустя несколько секунд тишины поправляет себя Сайфер. — Это было некомпетентно с моей стороны. — Да. Это совершенно неважно. — Огрызнулась Мэйбл. И хоть это был первый человек, с которым она говорила не только по работе, либо же из-за отеля по мере необходимости — она никогда не думала, что может так быстро на кого-то разозлиться. Трудно не согласиться, что абсолютно каждый взорвётся от того, что какой-то незнакомец лезет в вашу личную жизнь. — Мисс Пайнс, ещё кое-что. — Спасибо за все указания… Билл. Я правильно произнесла, федеральный-агент-по-чрезвычайным-ситуациям? — Верно, но это… — До свидания. — Прервала Пайнс и сбросила звонок. Внутри всё кипело. Должно быть, отель оказывает на неё совершенно иное влияние из-за тягостного прошлого, которое вновь наваливается на хрупкие плечи. Весьма грубо было, учитывая, что этот Билл хотел помочь, но ничего. Кто сказал, что она здесь надолго и ей потребуются его рекомендации? Она решила привести мысли в порядок и успокоиться в бельдевере. Там огромные окна, вид с которых прокладывался не только к городу, но и горам. В детстве она обожала проводить там время. Умиротворенность вселяла в сердце уютные воспоминания о вечере у камина. Мама любила греться с ней в обнимку в кресле-качалке, держа на коленках сборник коротких сказок. Сказки всегда были о большой любви и достойных рыцарских поступках, и понимание о мужчинах было примерно таким, какое в ней заложили с детства, но когда отец сделал то… что сделал — она почувствовала, что такое, когда всей душой испытываешь отвращение, разочарование. Осознание того, что он предал всех. Диппера, свою супругу, дочь. Она приблизилась к окну, за которым уже во всю разбушевалась непрекращаемая метель под громкий пронизывающий слух свист ветра. Ветер был настолько сильным, что снёс с петель оконные затворы. Они оторвались прямо на её глазах, с грохотом пролетая по шиферу нижних этажей отеля. Надо же… погода и вправду стала непригодной для поездок. Вряд ли дороги будут очищены к утру. Мэйбл поднесла к себе тот самый телефон, набирая Сайфера. — Да? — Оживлённо отозвался он. — Ты же… ещё здесь? Билл. — Произнесла Мэйбл. — Да, конечно. Чем могу помочь, мисс Пайнс? — Послушай. Когда ты говорил о том, что этот проклятый отель весьма надёжный, ты же не подразумевал, что он будет разваливаться по кусочкам из-за непогоды? — Я хотел вам сказать. — Обозначил Билл, проведя одной рукой по волосам. — В этих краях погода, можно сказать, постоянна. Особенно зимой. Такие бури уже не поражают, поэтому иногда случается так, что не всё до конца надёжно. — Через сколько я смогу уехать? — Упрямо спросила Пайнс. — Вы слишком наглая, мисс Пайнс. — Немного серьёзно процедил Билл, на что девушка зло нахмурилась. — Вы должны понимать, что сугробы образовываются очень быстро из-за постоянной метели. На высоте от тысячи метров кое-где уже образовывается снежная корка. Хочу сказать вам, что вы вообще везучая, раз смогли доехать сюда и не околеть от дикого холода. Она не может. Только не в этом отеле. Не несколько дней и более. Это давит. Угнетает. Хочется сбежать от прошлого, не оглядываясь назад. Но мир против её побега, предоставляя её один-на-один со своими страхами. Испытывает её терпение и моральную силу. — Я хочу рискнуть. — Вы ведь не собираетесь искать попутчиков? — Если потребуется — на своих двоих пойду. — Огрызнулась Мэйбл. Печально, что новый знакомый не смог произвести хорошего впечатления. Но себя она тоже судила за свой язык. Как бы то ни было, в сердцах ей не хотелось раздувать этот конфликт и быть грубиянкой. — Мэйбл, послушай. Если ты вздумаешь покинуть отель… на машине, автобусе, то мы не сможем тебя вытащить даже… бульдозером. — А куда делась мисс Пайнс? — Парировала она. — С каких пор мы перешли на «ты», дорогой? Билл стушевался, неловко прокашлявшись. — Кхм, да… да. Извините. Я… просто… — Я не против того, чтобы ты звал меня по имени. Можешь обращаться на «ты». — Перебила Мэйбл. — И спасибо тебе ещё раз. Прощай. — Я серьёзно. Если тебе удастся выбраться на транспорте, и он заглохнет где-то по пути — твои лёгкие откажут в течение получаса. — «Милое» беспокойство, федеральный агент. — Хмыкнула Пайнс. — Как федеральный агент по чрезвычайным ситуациям я советую тебе остаться в отеле и не выходить ни в коем случае! — Ты меня не убедишь. — Нет! Погод… Она сбросила вызов и направилась вниз по лестнице, чтобы подумать над тем, что можно было бы предпринять с таким исходом. Никакой агент не сможет заставить её сидеть на ровном месте, тем более, что слушать мужчину — не было её приоритетом, даже если это из хороших побуждений. Она ненавидела мужчин и видела стоящие поступки только в сказках. В психлечебнице Мэйбл достаточно посмотрела на «мужчин», которые убивали своих соседей по палате и вытворяли вещи, которые, — как казалось, — человек не способен вытворить. Они мерзкие, они неадекватные, она столько лет терпела и отца, и… это невозможно. Несправедливо застрять здесь с единственным собеседником по телефону. Чтоб он провалился. Этот Билл и этот отель. Всё вместе. Пайнс зарылась пальцами в длинные волосы, чуть потягивая их — одна из глупых привычек, выработавшихся у неё в лечебнице за последние несколько лет. Она ощущала себя как в кошмаре, как в палате для буйных. Ноги подкашивало от навалившейся дрожи и давления. Нет. «Нужно выбираться!»