Автостопом по фазе сна

Нас учили, что жизнь - это бой, Но по новым данным разведки Мы воевали сами с собой

      В дверь постучали.       Леви недовольно цокнул, не предприняв даже попытки встать и открыть незваному гостю. Я же продолжала молчать, медленно переваривая его слова.       Настойчивый стук возобновился, и на этот раз посетитель явно задался целью добраться до хозяина кабинета во что бы то ни стало и даже разбудить его, если потребуется.       — Ханджи? — спросила я, предполагая, кто с такой бесцеремонностью будет барабанить ночью в дверь, не боясь гнева Аккермана.       — Вряд ли. Она бы сразу орать начала.       Хмыкнув, я отстранилась от Леви, снова облокачиваясь на стену. Разыгравшееся любопытство не давало проигнорировать гостя с таким же безразличием, кое сейчас проявлял мужчина.       — Не собираешься открыть?       Капитан перевел на меня усталый взгляд, тяжело вздохнул и неспешно слез с подоконника, бесшумно подходя к двери, что продолжала сотрясаться от стука. Провернув ключ, он резко распахнул деревяшку.       — В чем дело?! — недовольство в его голосе быстро сменилось удивлением, — Рал? Какого хера ты долбишься в мой кабинет ночью?       Попытка рассмотреть неожиданно пришедшую девушку закончилась провалом – корпус Леви полностью закрывал вид на коридор.       — Простите, капитан, надеюсь, не разбудила…       — Если все стены на месте, то ты только что заработала себе внеплановых дежурств на месяц вперед.       На месте Петры я бы предпочла провалиться под землю – злость, которую источал Аккерман, можно было потрогать руками.       — Это не связано с титанами, я просто… Просто хотела извиниться, — сконфуженно прошептала Рал, — Мой поступок был глупым и недостойным звания солдата.       — Ты пришла с извинениями в два часа ночи, чуть не перебудив весь корпус своим стуком… — начал было Леви, чуть ли не шипя, но тут же остановился, выдыхая, — Ладно. Извинения приняты. Иди спать.       Захлопнув перед носом девушки дверь, брюнет провернул ключ, постоял несколько секунд возле входа, а затем сел на кровать, уставившись в стенку. Вскинув брови, я хмыкнула и перевела взгляд на окно.       Интересные дела творятся…       — За что она извинялась? — вкрадчиво спросила я, гадая, расскажет ли правду.       Мужчина шумно вздохнул, взъерошил волосы и, наконец, ответил:       — Ничего важного.       Криво усмехнувшись, я спрыгнула с подоконника, захватила ждущую меня обувь и направилась к двери, проходя мимо брюнета. Рука Леви сомкнулась на моем запястье, мягко останавливая.       — Куда ты?       В полумраке комнаты его светлая кожа выглядела еще белее, и взгляд на мгновение задержался на соприкосновении наших тел. Черт, это уже становится каким-то ритуалом.       — К себе.       — Останься.       Порывисто вздохнув, я невольно закусила губу в попытках понять, что вообще с ним такое происходит сегодня. Видимо, расценив мое молчание по-своему, Аккерман медленно разжал пальцы, высвобождая кисть, и кивнул. Рука опустилась, возвращаясь на свое место.       — Я схожу в душ… Хочу смыть с себя всё это, — взъерошив волосы, пробормотала я, — Потом вернусь. Наверно.       Не дожидаясь ответа, вышла в коридор и неспешно спустилась по лестнице, направляясь к себе за вещами. Мда, ну и денёк выдался… Завтра нужно будет придумать хоть какое-то подобие плана, решить, что делать с Гольштейном. Но это завтра.       Комнату в полумраке разбавлял вид рыжей макушки, что выглядывала из-под одеяла. На характерный скрип двери она поспешно обернулась, являя глазу озадаченное лицо Рал.       — Петра, пожалуйста, — устало начала я, — Не задавай новых вопросов, ладно? Я до безумия измотана.       — Ты совсем не соблюдаешь график, — пробурчала девушка, — Постарайся выспаться, завтра тяжелый день.       — Вряд ли он будет тяжелее этого, — бесцветно усмехнулась я, собирая необходимую одежду.       Проскользнув в душ, встала под струи горячей воды и начала лениво намыливать тело, смывая пыль, что накопилась на коже после таких долгих переездов, и грязь, что никак не хотела отлипать от внутренностей после посещения Подземного города.       Надо сделать всё возможное, чтобы убрать Гольштейна. И черт меня дернул вообще заглянуть в эти документы! Вот уж правильно говорят, меньше знаешь – крепче спишь. Получила по итогу одну головную боль… Хотя, какой-то плюс от всей этой нервотрепки был – и к этому самому плюсу я сейчас и направлялась.       Смешанные чувства не оставляли ни на миг с момента произнесения им тех слов. Всё это было как будто бы само разумеющееся, естественное, но в то же время такое странное и неожиданное… Я не чувствовала ни радости, ни облегчения и шла к двери Аккермана как к какой-то точке невозврата, зная, что если зайду, то всё изменится навсегда, а если не осмелюсь войти, то… То что? Наверное, ждет пару месяцев неловкости и постоянных избеганий, но со временем мы сможем построить отношения, хоть отдаленно напоминающие те, что связывают Леви с остальными членами отряда.       Было страшно. Сейчас мне было по-настоящему страшно, именно сейчас, а не когда я впервые увидела титана, или когда столкнулась с Женской Особью, или когда летела с крыши прямиком к твердой земле… Этот страх был не похож на те, другие; он не выходил на первый план, не заставлял принимать быстрые решения, не замораживал тело – ну, почти – этот страх был подобен тени. Своей липкой рукой он накрепко вцепился в сердце, заставив его ухнуть вниз.       Остановившись посреди коридора на втором этаже, я прикрыла глаза, упершись рукой в стену. Её холодная поверхность хотя бы ненадолго связала меня с реальностью и включила мозг.       Самое ужасное, что я знала, чего боялась.       Гораздо проще испытывать страх перед чем-то неизвестным, гипотетическим; в этом случае ты не задумываешься над причинами, не понимаешь истоки этой боязни. Но ирония судьбы состояла в том, что мне было абсолютно и достоверно известно, почему так сложно дойти до двери. Я так долго скрывала себя под разными масками, пряталась в попытках найти себя же…       Самообманом можно заниматься бесконечно долго, это верно, и со временем ложь станет реальностью, а реальность будет казаться ложью – но в одном я никогда не врала себе.       Я плохой человек, который прожил большую часть своей жизни, не рассматривая окружающих людей как живых, и пока они видели во мне потенциального друга или соратника, я видела лишь материал, ресурс, что заполнит засасывающую пустоту в душе и предательски ноющую скуку. Порой попадались излишне догадливые, задававшие вопросы по типу: «почему ты ненавидишь меня?»; но это всё еще было не то, это было совсем не та роль, которую они играли в моей жизни, поскольку я не ненавидела их, а просто не видела. Они были всего лишь фоновым шумом, средством для достижения целей, и меня это полностью устраивало; слова «раскаяние» и «вина» оставались всего лишь набором букв.       Будто маленький ребенок, я нарочно ломала и издевалась над чувствами, желаниями, мечтами других, ожидая заслуженной вселенской кары, но никакой расплаты не наступало. Хотя, возможно, этот мир стал определенным чистилищем для меня… Так или иначе, сейчас я даже не вспомню всего того, что натворила – последствия не особо заботили. И людей, которых я сломала, тоже не вспомню, как, наверное, и они меня, потому что таких, как я, хочется лишь забыть, как страшный сон, как дьявольское наваждение. Единственным, что позволяло мне хоть как-то находиться на плаву и совсем не загонять себя в безвыходное положение, был холодный разум, который просчитывал все плюсы и минусы того или иного действия, и именно благодаря ему я не убила Рал в нашу первую встречу, как и в последующие ночи – хотя поначалу мне очень этого хотелось. Хотелось разрушить их благородство, пафос, всю слепую веру в «правое дело», снять маски со всех якобы честных людей и явить миру их истинное лицо.       Мне до смерти хотелось устроить бардак, запутать мысли, и мне было бы не жаль, ни капельки не жаль; лишь чувство самосохранения и любопытство к новому миру отодвигали это желание на задний план.       И вот она, я. Наверное, было бы проще оставаться той дрянью, чтобы не осознавать всю внутреннюю гниль. Чтобы теперь не мучиться от всего того дерьма, что успела совершить. Неосознанная, но от этого не менее болезненная перекройка личности будто тыкала меня, как провинившегося котенка, носом в прошлое, подсвечивала темные участки, зачитывала список грехов.       Я и до этого никого не пускала к себе в душу – как же теперь открыться, осознавая, кто я внутри? Почему Леви, зная хотя бы половину моей подноготной, решился признать свои чувства, нет, как у него вообще эти чувства появились?!       Было бы проще сейчас развернуться и уйти, сохраняя привязанность, чем убить и растоптать её потом неизвестным будущем. Я могла сколько угодно уничтожать себя сама. Но если это сделает он, я просто не выдержу.       Какая нелепость – кидаться на амбразуру в борьбе с титанами и так глупо трусить сейчас. Проведя рукой по влажным волосам, я невольно улыбнулась. Да, как было просто тогда, после пятьдесят седьмой экспедиции! Переспать, не задумываясь ни о чем, будто галочку поставить. И как тяжело сейчас… И вроде бы он и так знает, что я чувствую, но зайти в комнату, собственноручно признать – да, сдаюсь, давай шагнем вместе в эту пропасть… Чертовски сложно.       Из погружения в собственные мысли меня вывело внезапное усиление голосов в дальней комнате – верный признак того, что Ханджи сейчас выйдет. И, не задумываясь, я открыла дверь и прошмыгнула в кабинет Леви.       Здесь по-прежнему было темно, однако долгое нахождение в коридоре без света дало свои плоды – глазам не нужно было привыкать к мраку. Должно быть, меня не было значительное количество времени, поскольку взгляд сразу зацепился за кровать, на которой спокойно лежал Леви. Его расслабленное лицо с закрытыми глазами так контрастировало с привычной настороженностью; он спал на боку, засунув одну руку под подушку, и вдруг показалось неправильным сейчас уйти.       Ключ по-прежнему торчал в замке, и я осторожно провернула его, стараясь издавать как можно меньше звуков; затем обошла кровать с другой стороны и, не давая себе времени для сомнений, бесшумно проскользнула под одеяло.       Звук переворачивающегося тела слева заставил насторожиться, и я скосила взгляд. Леви занял идентичную моей позу – лежа на спине, пялясь в потолок. Только одна рука была запрокинута за голову.       — Разбудила?       На мой шепот мужчина покачал головой, вздыхая:       — Нет. Я не спал.       Слегка сжав руки, я подняла корпус с кровати, садясь. Нужно рассказать ему об этом.       — Слушай, Леви, — произнесла я, но была тут же перебита.       — Если это насчет Рал, то даже не начинай. Она сильно проебалась, но, в конечном итоге, до неё дошло.       Хмыкнув, наклонила голову, оголяя шею.       — Да знаю я, что у вас там случилось, сейчас не об этом. Дело вот в чем…       — Знаешь? — удивленный вопрос снова остановил мою попытку покаяния.       — Ну налетела она на тебя, ну поцеловала, кому какая разница? — уже раздраженно ответила я, — Девчонка сохнет по тебе долгие годы, и я об этом предупреждала, но ты разве слушал?.. Правда, не думала, что у неё смелости на такое хватит. Выслушай меня и не перебивай лучше.       Леви так же сменил лежачее положение на сидячее, почувствовав, что разговор будет не о блинчиках на завтрак. Я же продолжала крутить между пальцев резинку для волос, стараясь концентрироваться на этих движениях.       — У всех Аккерманов есть свой избранный, с которым они крепко связаны, — в конце концов выпалила я, — У Микасы это Эрен, у Кенни это тот король, у тебя – Смит.       Замерев, ждала реакции, но мужчина молчал, а взглянуть в лицо пока смелости не было, поэтому я продолжила смотреть на свои пальцы.       — Это называется человеческие взаимоотношения, — наконец хмыкнул Леви, — Детишки с самого детства вместе, Йегер же спас её от каких-то ублюдков. Родители одной мертвы, у второго мамашу съел титан, про отца вообще молчу… Конечно, она вцепилась в него мертвой хваткой.       — А Кенни? Просто взял и стал мальчиком на побегушках, хотя до этого косил полицейских? А ты? Тоже ни с того ни с сего привязался к Смиту? Это не просто мои догадки, Леви – не веришь, сходи в королевский архив. Ты всегда выполнял его команды, а если сопротивлялся, то – бум! – сильная головная боль в подарок.       Нахмурившись, брюнет как-то растерянно почесал голову:       — Допустим, что это правда…       — Это правда.       — Так а… Какая, нахрен, сейчас разница?       Моргнув пару раз, я уставилась на него, пытаясь понять, услышал ли он вообще хоть что-то из моей речи. Капитан всё так же устало смотрел в ответ.       — В смысле, какая разница?       — Эрвин мертв. Сейчас это уже не имеет значения, — Леви откинулся назад на подушки.       — Я не понимаю, — недоуменно выдавила из себя я, — И ты… То есть тебе всё равно?       Вздохнув и что-то пробурчав себе под нос, брюнет обхватил руками мою талию и потянул на себя.       — Ну, ты могла бы сказать мне об этом и раньше, а не играть в шпионские игры, так что я немного раздражен. Но про папку я тоже не сразу сказал, так что один-один.       Сказать, что у меня не нашлось слов, это вообще ничего не сказать. Уверенность в том, что Аккерман разозлится и опять закроется в себе, была настолько сильна, что сейчас я была как минимум удивлена, а как максимум – ошарашена. Но Леви, по всей видимости, вообще не волновало, как и почему он был связан со Смитом – в данный момент мужчина удобно устроился, прижимая меня к себе.       И, в целом, я была более чем довольна.       — Если назавтра ты снова скажешь, что нам нельзя, я тебя прирежу, — уже засыпая, обронила я.       — Ну, это будет справедливо, — беззлобно усмехнулся Леви, — Хотя ты всё равно не сможешь.