Автостопом по фазе сна

      — Когда я просил не делать глупостей, это тоже подразумевалось.              Леви появился через несколько часов, в течение которых меня сначала окружали осуждающие и одновременно безразличные лица солдат из военной полиции, а потом стены темной камеры. Было всё же что-то хорошее в том, чтобы быть разведчиком: узнав об этом, мне предоставили камеру в пустеющем отсеке, видимо, опасаясь, что другие преступники могут как-либо навредить. Возможно, сыграло роль еще и то, что при задержании я не сопротивлялась и позволила заломить себе руки, несмотря на усиливающуюся ноющую боль, не жаловалась, хотя благодарить за это стоило не готовность сотрудничать с полицией, а ступор и пауза, в которых находился мозг. Я прекрасно понимала только то, что пытаться убежать или что-то объяснить им сейчас не имеет смысла, ибо меня практически застали над еще теплым трупом с орудием убийства в руках.              В общем, на ночь глядя явился Леви, которого каким-то чудом пропустили на несколько минут.              — Очень смешно, — нервно скривилась я, поспешно подходя к решетке, — Гольштейн в штабе?              — Да, — после небольшой паузы кивнул мужчина, недовольно прожигая меня взглядом, — Даже раньше положенного. Сказал, что вы несколько часов назад разминулись, и что он боялся опоздать.              — Вот же… — неверяще улыбнулась я, — Вот же сукин сын!              Разминулись, значит… Как он всё это обстряпал, пока непонятно – убил он этого мужика явно в комнате, но как туда завел? Хотя сейчас неважно, как – раз завел, значит, должны быть свидетели. В том пабе было дохера народу, хоть кто-то, но должен был их запомнить.              — Леви, — быстро начала я, беря себя в руки и систематизируя информацию в голове, — Во-первых, из очевидного – я его не убивала. Смысла нет, слишком много мороки, свидетелей тьма, да еще и тело никак не спрятать; и это если не касаться того факта, что его жизнь/смерть мне в целом до одного места была. Мы с Гаем стояли около того паба, потом он сказал мне зайти туда и снять одноместный номер, как я и сделала, потом…              Повесть о приятном времяпрепровождении там чуть не вылилась из меня полностью, но я вовремя прикусила язык, вздыхая. О причине такого поступка Гольштейна Леви знать не стоит.              — Потом он вдруг накинулся на меня и начал избивать, после…              — Избивать? — мужчина дернулся, подходя ближе и присматриваясь, — На тебе нет следов.              — Да, да, конечно нет, — тараторила я, — Это была не совсем типичная драка, но, поверь, приятного мало. Так вот, потом я пошла в это подобие ванны, провела там от силы минут пять, возвращаюсь – и нахожу труп.              — Ситуация – дерьмо, — нахмурился Леви, обдумывая, — Даже мне то, что рассказываешь, бредом кажется, а остальным… Зачем ты за клинок-то схватилась?.. Ладно, сейчас это уже неважно.              — Капитан Леви, вы скоро? Не положено в такие часы, сами знаете…              Наш только начавшийся диалог был прерван окликом с конца коридора. Черт, черт, черт, слишком мало времени!              — Сейчас, — поморщился Аккерман и снова повернулся ко мне, — Завтра в обед приду; давай самое главное.              — Найди людей, кто был в этом гостиничном доме, они должны были видеть Гольштейна. И, пожалуйста, Леви, ни в коем случае не пытайся чего-то добиться от него!              Упрямый и тяжелый взгляд был немым вопросом, на который отвечать сейчас не было возможности. Я запоздало поняла, что всеми силами избегала прямого длительного зрительного контакта: то ли от того, что не хотела раскрывать всё до конца, то ли от того, что боялась снова увидеть недоверие и подозрительность, не покидающие взгляд Леви в первые месяцы моего появления.              — Просто… Просто поверь мне, не стоит. Только запутаешь всё.              Аккерман напряженно и мрачно снова осмотрел моё нынешнее жилище. Погодя, всё же кивнул.              — Сиди тихо и не отсвечивай. С этим разберемся, — брюнет коснулся на мгновение моих пальцев, всё так же сжимающих прутья решетки, и направился к выходу.              Я с беспокойством уставилась в спину уходящего капитана, но потом всё же осторожно приземлилась на нары в камере. Значит, решил подставить меня… И как же всё удачно вышло! Теперь то, что Гольштейн старался не оставить следов, означало совсем не то, что он хотел вернуться со мной назад, а то, что я никак и доказать сейчас-то не могу, что эта сцена вообще была!              Я запустила пальцы в волосы, слегка сжимая. Что ж. Отсюда я сделать ничего не смогу. Вся надежда на Леви и на то, что полицейским не нужно поскорее засадить кого-нибудь за решетку.              Вдалеке раздались шаги, и к решетке подошли двое вооруженных солдат. Один из них, что повыше, стукнул ботинком по прутьям, создавая звон.              — Подъем! Руки за голову, лицом к стене.              Вздохнув, я нехотя исполнила требования. Зазвенели ключи, раздался скрип – это открылась решетка. В камеру вошел мужчина, подошел ко мне, грубо опустил руки и защелкнул на запястьях наручники.              — Шагай.              Развернув лицом к выходу, он чуть ли не вытолкал меня в коридор. Презрительный взгляд второго заставил насторожиться: когда меня сюда привозили, такого не было. Лишь обычное пренебрежение и грубость.              Ладно. Видимо, идем на допрос.

***

      Напротив меня за обшарпанным столом находился мужчина с уже тронутыми сединой висками и хмуро просматривал бумаги перед собой, качая головой. Мы сидели так уже минут пятнадцать, и я занимала себя тем, что считала количество царапин на поверхности мебели, держа отсутствующее выражение лица.              — Алисия Харрис, — наконец вздохнул он, — Меня зовут Дирк Брандис, я капитан третьего подразделения военной полиции в Тросте. Ну… — мужчина посмотрел на меня уставшим взглядом, — Будем признательные показания давать?              Надежды на то, что тут попытаются хотя бы разобраться в том, что произошло, рухнули. Никаких вопросов – как я там оказалась, кто этот мужчина, что случилось… Вообще без разницы!              Впрочем, на что я надеялась? Значит, действуем, как всегда – всё отрицаем. Молчать и вообще ничего не говорить, к сожалению, не вариант – всё-таки меня не подозревают, а прямо-таки поймали на горячем.              — Приятно познакомиться. Жаль, что при таких обстоятельствах, — бледно улыбнулась я, — Я его не убивала.              Брандис возвел глаза к потолку, словно вопрошая небеса, за что же ему это всё и почему он сейчас не спит в своей уютной кровати, а находится здесь.              — Слушай, Алисия: ты же не дура, сама всё понимаешь. Тебя застали на месте преступления с оружием в руках. В номере, который ты сама лично сняла. Ты из разведки, может, нервы переклинили, может, он на тебя напал… Конечно, если это была самозащита, то суд вполне может встать на твою сторону, но, опять-таки же, при наличии признания…              — Да какая самозащита, я его знать не знаю! — прошипела я, слетая с курса отреченности и спокойствия.              Еще вчера преспокойно существовала, решала какие-то вопросы, а теперь сижу в тюрьме! Да еще и за то, чего не совершала! Вот уж сценарий хуже не придумаешь… Самозащита. Как же! На такое поведутся только безмозглые.              — Ну как же не знаешь, — постучал Дирк пальцем по бумагам, укоризненно качая головой, — У нас есть свидетель, утверждающий, что видел, как ты угрожала жертве расправой. Так что это я тебе даже одолжение делаю, предполагая всего лишь самозащиту – да еще и при отсутствии на тебе каких-либо следов нападения.              Свидетель… Кто? Неужели Гольштейн? Нет, он бы на такое не пошел, не стал бы светиться, тем более, сам говорил Леви, что мы тогда разминулись. Но тогда кто? Да и какая расправа, боги! Ну сорвалась я на человека, с кем не бывает…              — Это была лишь фигура речи, — хмыкнула я и тут же одернула себя.              Не стоит закапывать себя собственноручно. Вот, сказала про незнание жертвы – уже ложь. Лучше уж молчать. Раз они не хотят нормально расследовать дело, в чем, правда, винить их не могу, всё кажется достаточно очевидным, буду по максимуму тянуть время.              Брандис уставился на меня, и по его взгляду, хоть вроде бы и смертельно уставшему, но всё же цепкому и жесткому, было понятно, что желание у него одно – поскорее с этим закончить.              — Проблема-то еще в чем, — мужчина поковырялся в пока что тонкой стопке бумаги, вытягивая листок и показывая мне, — Убила ты не простого человека. Жертва – Рон Геккер, капитан второго подразделения военной полиции. Смекаешь, что к чему?              Куда ж тут не смекнуть… Случайная жертва, выбранная Гольштейном, роком судьбы оказалась не абы кем, а военным. Казалось чудом, что меня не отправили во второе подразделение, хотя, может, преступниками они не занимаются, но всё же… Убийство своего всегда каралось строже, чем обычное, и сомневаюсь, что тут по-другому. И не для того, чтобы отомстить, а чтобы другим неповадно было.              — Солдат разведки убивает в гостиничном доме капитана военной полиции… Плохо пахнет, понимаешь? Конфликт подразделений, все дела.              Сглотнув, я попыталась протянуть вперед кисть, чтобы взять протянутый лист – но ответом послужили лишь небольшой звон и снова занывшее от резких движений плечо. Наручники сидели крепко, и пытаться снять их не было ни малейшего желания: единственное, что приходило в голову при взгляде на этот ржавый металл – столбняк, проникающий в мой юный и невинный организм.              Что ж, похоже, на этот раз влипла я конкретно.

***

      Сонно разлепив веки, я уставилась в темноту и сразу нашла причину пробуждения. Леви периодически беспокойно мотал головой; на бледном лбу выступила испарина, брови нахмурились, челюсти плотно сжались.              Недолго думая, легко коснулась рукой плеча, в попытках вырвать из кошмара. В это же мгновение мужчина резко распахнул глаза, перехватил мою руку и навалился сверху, придавливая горло. Дикий страх моментально пронзил тело, а невозможность вдохнуть или выдохнуть усиливала его в десятки раз; неприятная тяжесть на гортани вызывала боль, и я потянулась за клинком, привычно лежавшим под подушкой, и приставила его к горлу брюнета.              Так мы и лежали: еще не до конца проснувшийся Леви с напряженным лицом, смотрящий отчаянно зло сквозь сузившиеся глаза и пытающийся задушить меня, и я, уставившаяся на холодную сталь, прижимавшуюся к пульсирующей вене на шее Аккермана. Решившаяся, но не готовая бездумно разрезать теплую плоть.              Шумное дыхание сверху слегка утихло, и лицо Леви разгладилось.              — Ты, — выдохнул он, наконец узнавая и убирая предплечье с шеи.              — Я, — бездумно пробормотала, хватаясь за горло.              Аккерман мгновенно перекатился, освобождая, и повернулся спиной, садясь на противоположную часть кровати. По-прежнему сжимая оружие, я часто дышала в попытках выровнять пульс.              Спустя несколько минут положила клинок на место, неохотно прощаясь со своей страховкой. Голова после сна, как назло, была абсолютно пустая. Тишину комнаты теперь разбавляло прерывистое дыхание мужчины. Темные волосы скрывали склоненное лицо, одна рука прижималась к груди.              — Леви, — тихо позвала его я.              Никакого ответа не последовало.              Закусив губу и внутренне содрогнувшись, я переползла к нему. Аккерман был словно бомба замедленного действия, словно плоть, с которой только что содрали кожу – вроде и оставить так нельзя, но и сделать что-либо так же невозможно. Нервно выдохнув, обняла со спины и уткнулась в шею. Знакомый запах и привычное тепло немного разогнали тревожность, и я уже более уверенно прижалась к нему. Только сейчас стало заметно, что тело брюнета еле ощутимо дрожит. Аккуратно погладила костяшки ладони, что судорожно сжимала кожу. Наверное, вместо кожи ему хотелось сжать свое сердце, чтобы хоть немного утихомирить весь ужас и всю боль, что сейчас бушевали внутри.              Спустя несколько сотен ударов сердца Леви сбивчиво и нервно бросил, словно пытаясь поскорее избавиться:              — Извини.              Бездумно запустив пальцы в его волосы, начала перебирать их, успокаивая себя и его. Ночные кошмары – дело дрянное и крайне личное… Ко мне, если им удавалось пробиться в мое сознание через дозу качественного снотворного, приходили отнюдь не сказочные монстры или чудовища из просмотренных фильмов. И даже не составленный мозгом сюжет об абстрактном маньяке – всё было хуже. Это всегда были воспоминания. Самый богатый источник для всевозможных ужасов – моя память. И мозг заботливо брал эти картинки, отправляя их истязать меня, по возможности приукрашивая, добавляя всё больше ранящих подробностей.              Я не знала, что именно приснилось Леви, но если это те же повести временных лет, что мучали меня, то словами помочь никак было нельзя. Потому и продолжала лишь беспомощно обнимать его, слушая бешеные удары сердца и ощущая мелкую дрожь, исходящую от его напряженного тела.              — Всё нормально. Я сам… — глухо начал Аккерман, но был тут же перебит.              — Конечно. Но это ведь необязательно делать в одиночку.              Злости от того, что брюнет чуть не задушил меня, не было. Эта слабость в нем странным образом пробудила во мне непривычные чувства: хотелось защитить, помочь, успокоить. Такое пугающее ощущение – вроде бы рана у другого, а больно тебе.              Я попросту не могла оставить его сейчас.              Интересно, кто там был. Кушель? Изабель? Фарлан? Смит? Или, быть может, все вместе?..              Рука Леви скользнула вниз, уходя от моей ладони, но тут же накрыла её, прижав к своему сердцу, позволяя ощущать слишком быстрые удары. А затем мужчина вдруг откинулся назад, опрокидывая нас спинами на кровать. От неожиданности я даже не отняла руку от волос, продолжая их перебирать; однако теперь делать это стало намного удобнее. Голова Аккермана покоилась на моей груди, и я была рада тому, что успела инстинктивно развести ноги, чтобы уместить корпус мужчины и не причинять излишнего дискомфорта.              Он по-прежнему рвано дышал, но уже спокойнее, более размеренно, постепенно возвращаясь к нормальному состоянию; смотрел в потолок, явно отказываясь снова закрывать глаза; сжимал мою руку так отчаянно сильно, не давая ни шанса вырваться – хотя, даже если бы этот шанс и был, я не стала бы им пользоваться.              Темнота. Пробивающийся в ладонь через горячую кожу ритм. Постепенно синхронизирующееся дыхание.              В одеяле теперь не было надобности.              Грустно усмехнувшись, я вынырнула из воспоминаний, меняя лежачее положение на сидячее. Здесь, в этом смраде, холоде и темноте, память ощущалась гораздо.. реалистичнее, что ли. Словно руку протяни – и впрямь почувствуешь всё. Зло отбросив рваный лоскут, служивший одеялом заключенным, я встала на ноги, прислушиваясь к неровному горению факелов и периодически звенящим ключам наверху.              Ждать… Как же надоело ждать! Судя по тому, сколько раз сменились часовые, прошло уже около шести часов с того момента, что торчу здесь. Дирк свою позицию обозначил весьма понятно: он ждет только признания. Вряд ли меня и впрямь на виселицу отправят… Хотя кто знает, верно?!              Находиться в таком положении – вот, что хуже всего. Неважно, что за решеткой. Важно, что сделать ничего не могу. Остается только отдать все бразды правления в хоть и надежные, но не очень-то хитрые руки Аккермана и надеяться, что всё это закончится как можно скорее. По моим ощущениям, у меня где-то два-три дня до того момента, как Дирку надоест склонять меня на свою сторону только разговорами.              Значит, Леви всего-то надо найти свидетелей того, что Гольштейн тоже был в этом пабе – и тогда уже появится побольше времени. Может, кто-нибудь особо внимательный даже успел заметить, как Гай с тем трупом общался?              Одна радость – одежду пока не отобрали. Не сильно улыбалось переодеваться в те обноски, что тут дают заключенным: наверняка моют их спустя рукава. Хотя и расхаживать по тюрьме в форме разведчика... Так себе идея, но что остается?              Рука привычно потянулась за пояс, но я тут же скрипнула зубами – конечно же, никаких сигарет. Пачку отобрали сразу же, как обыскали. Будто кому-то тут станет хуже, если я закурю. Твою ж… Курить хотелось смертельно. Нога нервно и быстро барабанила по полу, заставляя всё тело ходить ходуном.              Ладно, что там у нас? Дыхательные упражнения, верно, верно. Так-так, частые вдохи и выдохи, быстро-быстро… И еще раз, и еще раз.              Голова слегка закружилась, а тело немного расслабилось. Верно говорят, словно только что затяжку сделала. Почти не отличить. Ага. Прям точь-в-точь.              Шум вдали заставил прислушаться. Кто-то спускался, и этот кто-то был один. Что могло понадобиться солдату ночью в этой части тюрьмы? Уж не покормить ли меня решили?              Мрачно усмехнувшись такому предположению, я уставилась на слегка подрагивающие пальцы. Ага, конечно. И сигарету в придачу. Шаги быстрые, уверенные, но легкие – либо девушка, либо слишком хилый мужчина. И звона ключей нет. Странно.              Шаги стихли аккурат перед моей камерой. Женский силуэт слегка загородил свет от факела, и я нехотя повернула голову. По всей видимости, роста гостья была невысокого, но благодаря моему сидячему положению, смотрела прищурившись сверху-вниз. Одетая в форму военной полиции, она раздраженно выдохнула и цокнула, тряхнув головой.              — И всё же слухи не врут.              Подняв бровь, я неторопливо подошла к решетке, рассматривая её. А, точно…              — Хитч. Какой сюрприз.              — Знаешь меня? — янтарные глаза на миг расширились, в силах отыскать знакомые черты в моем лице.              — Наше знакомство было… весьма коротким, но запоминающимся, — хмыкнула я, проводя пальцами по прутьям, — Разведкорпус в бегах, лес и парочка смельчаков, решивших в одиночку изловить всех преступников – припоминаешь?              — Не особо.              — Ну, мы с тобой тогда не общались, — пожала я плечами, пробурчав, — Но Марло не дает о тебе забыть, уж поверь.              Брови Дрейс на миг взлетели вверх, и лицо приобрело розоватый оттенок, однако она тут же собралась, цокнув:              — Небось вспоминает сладкие деньки в военной полиции! Может, если очень сильно попросит, его и возьмут обратно.              Я многозначительно улыбнулась, продолжая вглядываться в нежданную посетительницу. Так что же… Сказали, что поймали кого-то из разведки – и она тут как тут? Так или иначе, это хорошая новость. Может, удастся что узнать или передать своим через неё.              — Чего-то хотела? — вежливо уточнила я, зевая.              — Нет! — отрезала Хитч, складывая руки на груди, — Так, посмотреть, кто Геккера пришил.              — Ну, тогда не на того смотришь.              Девушка недоверчиво хмыкнула, оглядывая меня.              — Вспомнила! — вдруг хлопнула она в ладоши, — Ты тогда с капитаном Леви была.              — Ага, — скучающе протянула я, — Было дело.              — Не удивлена, что ты меня запомнила – всё же мы выследили вас, — гордо заявила Хитч, постукивая ногой.              — Конечно, дело только в этом, — загадочно улыбнулась я, прислоняясь боком к стене камеры.              — Хотя я говорила этому идиоту не лезть на рожон…              — Так что там с Геккером? — наконец перевела я тему, — Народный любимец?              — Как же, — закатила глаза она, понизив голос, — Тварь та еще. Ты даже услугу оказала, зарезав его.              Осознав, что сболтнула лишнего, Хитч тут же прикусила язык, оглянувшись по сторонам и смерив меня подозрительным взглядом. Так-так… Хорошо, что этот мужик оказался не героем военной полиции – тогда проблемы бы только прибавились.              Я слегка приподняла бровь, побуждая её продолжать.              — Ладно, мне пора, — Дрейс вздернула подбородок, отходя на шаг назад, — Хорошо тебе провести время.              Какая досада.              — Передавай привет Марло, — бросила я напоследок, снова уходя в тень камеры.              Ладно, в этом деле главное не спешить. Если придет в следующий раз – а она придет, – нужно будет докрутить на рассказ про невинную жертву. Полезно бы знать, кого это я «убила».              И Гольштейн… Сомневаюсь, что ему дадут теперь больше свободы, но, учитывая, что Леви и Ханджи будут заняты выяснением всех подробностей моего ареста, надзор за ним поубавится. Это плохо.              Я что-то упускаю. Не может быть, чтобы в такой суматохе и коротком отрезке времени он не допустил ни одной ошибки. Свидетели – это одно, но не факт, что их удастся найти. Всё же в толпе легко затеряться. А вот улики… Он так уверен, что ему все сойдет с рук! Комнату сняла я, это верно. Как он уходил с места преступления – непонятно, может, даже через окно, но оно был закрыто. До конца ли? Или открыто? Не помню.              На его руках должны были остаться следы от веревки, которой он меня душил, но это слишком легко списать на вожжи.              Точно, Восьмой! Бедный конь, его нашли хоть? Или так и стоит один-одинешенек в стойле, без еды и воды? Ладно, будем надеяться на то, что Леви додумается отыскать брошенное животное.              И улики. Нужны улики. Никогда не поверю в то, что Гай не оставил ни малейшего следа своего присутствия. Всё, что нужно Аккерману – найти их.