мы никому не нужны. нам тоже никто не нужен.
жизнь – это вязкая лужа помой и говна.
нам говорили, что счастье на дне этой лужи.
мы с головой окунулись,
но не нащупали дна.
Леви всегда следовал одному простому правилу: если знаешь способ разрешить дело быстрее и проще – сделай это. А в данной ситуации часики не просто тикали – они буквально оглушали своим грохотом. Аккерман распахнул дверь комнаты ногой, намереваясь застать мужчину врасплох, однако тот даже бровью не повел. Гай сидел на стуле, развернутом в пол-оборота к окну, так вальяжно, словно это был трон: одна нога небрежно закинута на другую, руки находились на уровне лица, соприкасаясь лишь подушечками пальцев, глаза безмятежно закрыты. Капитан для усиления эффекта так же громко захлопнул дверь, присматриваясь к малейшей реакции Гольштейна, но он по-прежнему не проявил ни капли дрожи. Если бы не поза, он бы точно решил, что тот либо в отключке, либо сдох. Спустя несколько секунд тишины Каундер разочаровано вздохнул: — Чем могу быть полезен, капитан Леви Аккерман? От взгляда брюнета не укрылось, что тому даже не потребовалось открывать глаза, чтобы понять, кто решил таким наглым образом потревожить его одиночество. — Сейчас ты пойдешь со мной к военной полиции и скажешь им, что подставил Лис. — Подставил?.. — мужчина посмотрел на пришедшего исподлобья, — И зачем же мне это делать? Терпение капитана и так держалось на маленькой, хлипкой нитке, большей похожей на паутину, так что подобные идиотские вопросы ожидаемо порвали её, отключая тормоза, и Аккерман, недолго думая, приблизился к Гаю, грубо хватая того за воротник. Тот же, из-за неустойчивости своей позы, чуть не рухнул на пол, но быстро сориентировался, упершись рукой в стол. Только для того, чтобы не упасть. Не для того, чтобы вырваться. — Я всегда был сторонником разговоров, а не грубой силы, — прохрипел Каундер, — Так, может, сперва поговорим? — Поговорить я могу с таким собачьим дерьмом, как ты, лишь о том, как и зачем ты сделал это. Гай хмыкнул, но тут же оскалился, впиваясь спокойным взглядом в глаза противнику: — Я, конечно, не святой, но ничего подобного не делал. Какие у вас доказательства? Слова Лис? Вот уж, кому точно можно верить, правда? — Аккерман сощурился, и Каундер, почувствовав заминку, снова открыл рот, — Отпустите, и мы поговорим. Леви задумался. Если сейчас хорошенько побьет его, то отведет душу, но Зое потом точно с него не слезет. Да и ублюдок прав, доказательств никаких нет, а значит, чтобы вытащить Лис из тюрьмы, ему понадобится этот. В конце концов, он ничего не теряет – даже если Гольштейн будет всё отрицать, всегда можно прибегнуть к физической силе. — Не зарывайся. Брюнет откинул Гая назад, брезгливо одергивая руку, но тот словно и не заметил этого, с легкой ухмылкой поправляя воротник и откидываясь на стуле. — Было бы жаль начинать драку здесь – всё же, чертежи еще не готовы, — мужчина с любовью провел пальцами по разбросанным на столе бумагам, — Так, о чем мы говорили?.. А, про эту неприятную ситуацию… Аккерман нервно дернул глазом, стараясь сдержать порыв ударить. Время есть. Его просили быть аккуратнее. — В которой она оказалась из-за тебя. — Лис повесила всех собак на меня? Ожидаемо, — наклонил голову мужчина, теперь с интересом разглядывая уже капитана, — Знал, что так будет. Но, на вашем месте, капитан, я бы подумал о другом: зачем мне это? Она единственный человек, кого я знаю здесь, да ведь, по сути, именно благодаря Лис меня наконец и освободили. Иными словами, какой мотив? — Каундер грустно усмехнулся, — А вот её причины вполне понятны. Я имею в виду причины, по которым вы сейчас здесь, — заметив недоуменное выражение брюнета, уточнил Гай. — Причина в том, что ты её подставил. — Ваша вера просто непоколебима, — в притворном изумлении развел руки Гольштейн, — Однако это не так. Причина, по которой Лис так настаивает на том, что это я тут главный злодей, проста – она хочет от меня избавиться. — И для этого придумала хитроумный план, который заключался в том, чтобы попасть за решетку? — скептично бросил Леви, — Не заговаривай мне зубы. — И не думал. Подозреваю, тот человек погиб случайно. Сопутствующая жертва. Возможно, они повздорили, или он узнал что-то, чего знать не должен был… Или же ей просто надоело сдерживать свою кровожадную натуру. Ну а Лис, дабы вылезти из камеры, решила обвинить во всем меня, бонусом, так сказать. Два зайца одним ударом. Аккерман не верил ни одному слову этого недоумка. Лис была права, нужно было прирезать его еще до того, как выйдет на свободу, но что теперь поделать, раз неутомимость Зое к знаниям помешала их плану? Леви не был хорошим стратегом – зачастую он просто видел возможность и сразу же пользовался ей. Поэтому теперь ему нужно было только вывести недавнего заключенного из себя, узнать что-то, что поможет… — Ха, вы не спросили, зачем Лис нужно избавляться от меня, — хищно оскалился Гольштейн, — Полагаю, мои догадки были верны. И что же ужасного она рассказала? Может, описала меня как серийного убийцу, бездушного маньяка? Кукловода, чокнутого психопата? В любом случае, — он тут же посерьезнел, — Всё это ложь. Я опасен для Лис только потому, что слишком много всего знаю про неё. И с радостью поделюсь этой информацией с вами. Конечно, в других обстоятельствах, — мужчина устало прикрыл глаза, — Я бы и не думал о том, чтобы раскрывать её личность, но раз неблагодарная первая решила избавиться от меня… — Чем больше ты льешь воды, тем сильнее мне хочется снести твою паршивую башку, — отчеканил Аккерман, показательно кладя руку на клинок. — Не стоит! Убивать безоружных… — Каундер в испуге расширил глаза, мотая головой, — Вы слишком многого про неё не знаете. Лис всегда была мастером в том, чтобы преподносить свои плохие стороны хорошо… — Я знаю о ней всё. Уверенность, с которой были сказаны эти слова, удивила даже самого Леви. Гольштейн замолк, недоверчиво сканируя глазами фигуры мужчины, но затем покачал головой. — Хм… Полагаю, мне не стоит удивляться тому, что убийство друзей – это норма в вашем мире. Аккерман невольно нахмурил брови, не понимая, о чем идет речь. — Чего? — Ну как же… — Гай забарабанил пальцами по поверхности стола, хмыкая, — Как же их звали?.. Мира и Клара?.. Нет, там точно был один мальчишка… Карл и Мира, верно! — лицо мужчины тут же просветлело, — Я уже начал переживать, что моя, простите за нескромность, феноменальная память меня подводит! Имена отозвались эхом в голове Леви. Что-то знакомое, но такое далекое, словно это было тысячу лет назад; он точно слышал эти имена, от которых так и веяло тоской и печалью, но где? Спустя год после попадания туда встретила двух ребят, Карла и Миру… Мы как-то быстро с ними сдружились… Придумали план побега… И у нас даже почти получилось, Карл с Мирой уже представляли, как мы заживем одной дружной семьей, будем всегда вместе и наконец распрощаемся с ненавистным Кинером… Однако дети всегда упускают из вида важные детали. Через мгновение мы услышали редкие хлопки, а потом на свет вышел тот самый тренер. Он даже похвалил нас за то, что добрались так далеко, представляешь? А после просто выстрелил Карлу и Мире в живот. Спросил меня, хочу ли я отправиться за ними, или все же предпочитаю вернуться в Кинер? И я вернулась. В ушах, словно это было сейчас, стоял голос Лис, а также её лицо, искаженное горькой усмешкой. Точно, те самые дети… Но почему он говорит об убийстве друзей? — Ах! — Каундер истолковал непонимающее выражение на лице капитана по-своему, — Она рассказала какую-то другую историю? Аккерман упорно молчал, сверля собеседника взглядом. Он хорошо помнил ту историю, помнил, как она внутренне перекликалась с его собственной… — Может, про то, что они трагически погибли на задании?.. Или что их забили до смерти жестокие наставники? Да, эта история гораздо приятнее, чем правда, — усмехнулся Гольштейн, наклоняясь к собеседнику, и заговорщически произнес, — Хотите, расскажу, как было на самом деле? Пороховая бочка под названием «Леви Аккерман» могла рвануть в любую секунду. И сейчас был именно этот момент. Отточенным движением руки брюнет выхватил клинок, схватил ничего не подозревающего мужчину за шею и рывком дернул на себя, прижимая холодную сталь к глотке Каундера. Делов-то… И чего Лис так переживала? — Закрой свой псиный рот, гнилой кусок дерьма, я тебя прямо сейчас убью, — ледяным тоном оповестил Аккерман мужчину. — Истина.. истина, как поэзия, — часто дыша, выдавил из себя Гай, сглатывая, — А большинство ненавидит поэзию. Видимо, капитан не исключение? Так боитесь открыть глаза на бедную, маленькую, несчастную Лис? Крепко сжав зубы, Леви надавил на клинок, рассекая первые слои кожи. На лезвии проступила кровь, еще немного давления, совсем чуть-чуть, и артерия будет перерезана, а этот ублюдок наконец сдохнет. Но рука не давила. — А правда в том, — быстро проговорил Гольштейн, заметив эту слабость, — Что Лис сама их убила. Сама, представляете? Хотела сбежать с ними под шумок, да не вышло, мозгами не доросли! И как только глубокоуважаемый Деф их поймал, она тут же поняла, что нужно делать, — пожелтевшие глаза мужчины окрасились дымкой безумства, а на губах застыл оскал, — Выбирать ту сторону, которая выгодна. Малышка Лис подошла к Дефу и сказала: нарушители пойманы, позвольте, я сама с ними разберусь? А затем взяла предложенное оружие и выстрелила. Она собственноручно расправилась с двумя своими так называемыми друзьями, чтобы купить себе жизнь, и, судя по вашему лицу, рассказала совсем иную версию событий. Так что вопрос не в том, кто я, а в том, в чем же еще она соврала? Аккерман отшатнулся от Гольштейна, убирая клинок от его шеи. Сказанное не укладывалось в голове и никак не могло быть правдой. Ведь не могло же? — Лис поумнела, — задумчиво вытирая кровь с кожи, произнес Гай, — Нашла себе отличного защитника. Позволите озвучить догадки? Леви застыл на расстоянии вытянутой руки, отказываясь отходить, чтобы, если что, легко убить. И внимательно слушал. А Каундер, видимо, увидев, что в ближайшие пару минут его жизни ничего не угрожает, плеснул себе виски из графина в бокал и вопросительно посмотрел на брюнета, выразительно протягивая бутылку, но, не дождавшись реакции, убрал её на место. — Право, я могу гордиться, — хмыкнул мужчина, поигрывая наполненным бокалом, — Я-то сперва подумал, вы просто спите. И как же ей удалось одурачить известного капитана?.. Вы не похожи на того, кто легко падет к стройным женским ногам. Да и по разговорам выходит, что лично застали явление Лис этому миру… В первые минуты она сразу показала, кто есть на самом деле, верно? Поэтому сыграть в невинную овечку бы не получилось… — подмечая мрачнеющего Аккермана, продолжил он, снова складывая руки так, чтобы подушечки пальцев касались друг друга, — Исходя из вашего психологического портрета, вы весьма преданный делу человек, которого не так-то просто переманить на свою сторону; наверняка не доверяли ей, возможно, даже пытались убить, следили за поведением. Представляю, насколько это её раздражало! Судя по тому короткому общению, что было у меня с вашим прошлым командующим, Смита девчонка даже не рассматривала в качестве цели: оно и верно, силенок бы не хватило. А вот его правую руку, известного, сильного, но, простите за грубость, не такого умного, как Смит… Да, и впрямь идеальный кандидат! Хм… — серые глаза метнулись на застывшего Аккермана, — Но как же ей удалось заполучить доверие такого человека? Нелюдимого, замкнутого, подозрительного… Выбраться назад невозможно, из прогрессивного мира Лис волею случая, благодаря предательству попадает будто бы в прошлое, да еще и сверхъестественное; что остается? Какие у неё варианты? Заручиться поддержкой значимого. И этим значимым звеном оказались, естественно, вы. И что же делать бедной Лис? Как растопить лед человека, которому она уже показала, на что способна? Я, конечно, не знаю всех подробностей, но в то, что в первые часы, проведенные здесь, она вела себя скромно и тихо, никогда не поверю, — мужчина на секунду прикрыл глаза, словно обдумывая ситуацию, а затем снова уставился в упор на Аккермана; голос приобрел змеиные, опасные ноты, — Как не поверю и в то, что вас так легко соблазнить. Значит, нужно было действовать постепенно… Вода камень точит, слышали, капитан? Раз за разом бросать маленькие зернышки, будто бы случайно, ненарочно показывать, что на самом-то деле она совсем не такая, что на самом деле за хрупкими девичьими плечами тяжелая жизнь, почти сломившая её. И конечно же, показно злилась, когда вы это замечали, словно недовольная, что увидели её слабость. Затем провокация, чтобы проверить: может, она случайно голая зашла к вам в душ? Гай замолчал, вздыхая и отпивая виски, а затем оскалился. — Лис наверняка пришлось изрядно так попотеть, чтобы все её действия выглядели максимально случайными, ненамеренными. Но ведь всё еще нужен был толчок. Какое-то ваше слово, какое-то движение… Если бы она первая полезла приставать, то все усилия пошли бы по известному месту. Но для чего вам спать с девчонкой, которой совсем недавно абсолютно не доверяли? Если бы это было просто физическое влечение, было бы легче сходить в бордель… Но допустим, только допустим, — голос Гольштейна снизошел до какого-то придыхания; мужчина видел, какое впечатление производят на Аккермана его слова, и останавливаться явно не собирался, — Что произошло нечто таких масштабов, что-то резкое, болезненное, убийственное… Нервы накалены до предела, стрессу и напряжению нужен выход – и вот она, рядом, теплая, молодая, загадочная… Тем более, вы-то в любом случае сильнее Лис, легко сможете справится с самым неожиданным её нападением, поэтому бояться нечего! Всего один раз, всего один единственный раз, просто расслабиться, позволить себе ненадолго сбросить с себя весь тот груз! И тут Гольштейн щелкнул пальцами. — И вот он. Толчок. Но на одном лишь сексе такого выдающегося человека не удержать, и Лис это понимает, прекрасно понимает, нужна привязка более глубокая, душевная, моральная. Что же это было? Она внезапно решила рассказать душещипательную историю про себя? Или захотела узнать вашу? И вот вы уже соединены: ты покажешь мне свою боль, а я покажу свою… Да, девчонка проделала действительно феноменальную работу, но это ведь только начало, не так ли? Не похожи вы, капитан, на человека, который так быстро окунется с ног до головы в новую привязанность, во влюбленность; наверняка затем ваши отношения стали только хуже. Лис не забывала кусаться? Чтобы было ощущение, словно ей нет до этого никакого дела? Каждое слово, каждое умозаключение Каундера невольно вынимало нужную сцену из прошлого. Всё так ладно накладывалось на эту картину, словно этот мужчина лично наблюдал за их отношениями. Аккерман слушал. Словно под гипнозом слушал. — И потом всё по новой. Хлебные крошки интереса, уже более весомые… Какое-то действие, разительно отличающееся от её обычной линии поведения… Может, в конце концов, вам, капитан, даже побегать за ней пришлось, поуламывать. Столько трудов – зато все, в конечном итоге, окупились. Как вы там сказали: я знаю про неё всё? Поразительное заявление. Иными словами, знаете то, что рассказала сама Лис, а слова-то её никак не проверить, мир-то другой. И неужели вы на это купились, капитан? Подпустили её настолько близко, чтобы безоговорочно доверять? Я, в отличие от вас, знаю Лис – знаю, что с ней нельзя сближаться. Она словно ядовитая змея – не заметишь, как укусит. Именно поэтому я попросил командующую Зое не говорить Лис о том, что меня выпускают; именно поэтому все эти дни я ни разу не оставался с ней один на один: я боюсь, что она попытается меня убить. Подумайте на досуге над моими словами, капитан. У Лис всегда был один недостаток: она слишком самоуверенна, слишком убеждена в том, что ей легко обвести всех вокруг пальца. Уверен, что теперь, когда ваше сердце разбито, но зато открыты глаза, вы с легкостью найдете в памяти нужные моменты, которые предпочли не заметить. — И зачем же… — Зачем я вам всё это рассказываю? — перебил Аккермана Гольштейн, — Всё просто. Я постарался усыпить её бдительность, сказав, что знаю, как вернуться в наш мир, в надежде на то, что это послужит страховкой для моей жизни. Однако, по всей видимости, Лис прекрасно знает, что возвращение невозможно; а значит, в её идеальной игре есть только одна помеха – я. Мои познания гораздо обширнее, и, если ко мне будут прислушиваться, рано или поздно Лис отойдет на второй план – а этого она допустить никак не может, тем более под страхом того, что я могу взболтнуть лишнего про неё. Поэтому проще избавиться от меня. — Складно болтаешь, — хмыкнул капитан, — Да только проще было бы не говорить, кто ты – в итоге сгнил бы за решеткой, и все проблемы были бы решены. Каундер замер на несколько секунд, сканируя лицо Леви. В этот момент мужчина походил на паука, что внимательно следит за своей добычей, дергая то одну, то другую ниточку, пытаясь понять, как лучше поступить. — Я не всевидящ, капитан, — Гольштейн наклонил голову на бок, приподнимая бровь, — И не могу дать ответы на все вопросы. Признаюсь, меня и самого это интересует. Может, Лис в очередной раз переоценила себя. Или же всё вышло из-под контроля. Аккерман дернул щекой, смерив собеседника презрительным взглядом. Скользкий тип. Все инстинкты Леви буквально кричали о том, что от него нужно как минимум держаться подальше, а как максимум – избавить мир от подобного экземпляра. Невольно вспомнилось, что точно так же он чувствовал себя, когда впервые увидел Лис. — Слушайте, капитан… — мужчина тяжело вздохнул, качая головой, — Вы же и впрямь не думаете, что имеете для неё какое-либо значение, кроме уже озвученного мной? Брюнет было дернулся, намереваясь наконец дать выход скопившейся злости раздражению и прирезать этого ублюдка к чертям, но Гай тут же вскочил, предупреждающе поднимая руки. — Моё убийство вам крайне невыгодно. Не считая всей той пользы, что я уже принес, здесь я, по всей видимости, единственный, кто может сказать правду о Лис. Аккерман притормозил, стараясь усмирить бушующие внутри чувства. Обида, щедро прикрытая гневом, так и не смогла показать себя капитану, скрываясь за ненавистью и жаждой уничтожить то, что стало её причиной. Леви еле слышно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, утихомиривая себя; всё же он не какой-нибудь психопат или обычный убийца, он – капитан Разведкорпуса и должен держать свои эмоции под контролем, а не поддаваться на примитивные провокации. — У Лис были разные мужчины, — быстро, уже без былой медлительности начал Гольштейн, осознавая, что ходит по очень тонкому льду, — Владельцы крупных бизнесов, начинающие гении, просто любимцы судьбы; неужели вы всерьез полагаете, что могли её заинтересовать своей грубой простотой и скромным состоянием? Что вы можете ей предложить? Ни в коем разе не пытаюсь обидеть, это обычные факты, но по сравнению с ними вы… не более, чем мальчишка-башмачник или дворняга. Леви правда пытался. Он искренне старался сдерживать эти постоянные импульсы, но такое грубое, злое сравнение вывело его из себя так же просто, как… Кулак брюнет наконец впечатался в это ненавистное лицо с противно-приятным хрустом. Одним ударом Аккерман отправил того прямиком в стену и, выдохнув, встряхнул рукой. Удовлетворение разошлось по телу яркой вспышкой. Каундер явно не смог разделить его настроения – на пол полетели сплюнутые зубы и кровь. Не желая более задерживаться в этой комнате ни на минуту, капитан вышел в коридор. Ему еще было невдомек, что семена сомнения, любезно подкинутые его разуму Гольштейном, совсем скоро начнут прорастать.***
— Капитан Леви, можно? Девичий голос вырвал Аккермана из размышлений. Недовольно кивнув, он смерил разведчицу хмурым взглядом. — Говори, раз зашла уже. Блондинка слегка побелела, помялась на месте, но отважно закрыла за собой дверь и сделала несколько шагов вперед, набрав в грудь побольше воздуха. — Вы не видели Лис? Нигде не могу найти её. Леви сжал карандаш в пальцах еще сильнее, гадая, что сломается раньше – он или его самообладание. Как же не видеть – очень даже видел. Поднимать панику среди разведчиков пока не стоило. Пока существовала вероятность того, что удастся быстро вытащить Лис из тюрьмы до суда. Виски прострелила боль, и Аккерман на миг прикрыл глаза. Надо было как можно быстрее начинать поиск свидетелей – и желательно свалить из штаба до того момента, как очкастая увидит художества на лице Гольштейна. — Если тебе нечем заняться, уберись в конюшне, — наконец произнес он. — Нечестно, ёлки-палки, — еле слышно прошептала Лембек, поджимая губы, и тут же заявила, — Конюшни сегодня убирает Йегер, капитан! Взгляд, который девушка получила в ответ, был красноречивее многих слов. — Но я его с удовольствием заменю, — пискнула она и прошмыгнула к выходу, — Простите за беспокойство. Уже начали задавать вопросы. Сначала Рал с утра то и дело хмурилась и оглядывалась, в попытках найти соседку, теперь еще и эта девчонка – скоро в кабинет выстроится очередь из отряда с вопросами. Рассудив, что, в таком случае, лучше бы поскорее убраться из корпуса, Аккерман решительно встал из-за стола, направляясь к двери. Взгляд невольно упал на так и не закрытую брешь в стене – последствие брошенного Лис органайзера, — и в памяти сразу же всплыло её тогдашнее лицо, перекошенное от гнева и обиды. Да, такое не сыграешь. Хотя она хорошая актриса. Капитан тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Надо было врезать ему еще сильнее. Клубок неприятного беспокойства и раздражения шевелился внутри, заставляя двигаться. Мысли о том, что сказал Гольштейн, никак не хотели выходить из головы. Кто же знал, что этот паршивец додумается сказать такую отвратительную ложь? Лис никак не могла убить своих друзей, ей и лет-то тогда было… Немного совсем. Наверняка врет. Мысль, пришедшая на ум следом, заставила мрачно усмехнуться – сам он убил в первый раз в восемь. Понимание того, что её слова действительно никто не может подтвердить, мерзкими щупальцами тыкало в уснувшее недоверие, заставляя его пробудиться снова. — Леви! Слегка запыхавшаяся Ханджи нетерпеливо сунула ему подписанное разрешение на посещение заключенной. — Через полтора часа начнутся часы посещений, тебе надо поторопиться. Узнал что-нибудь? — Как раз собирался наведаться в тот паб, — недовольно бросил Аккерман, рассматривая данным ему предмет ненавистным взглядом, будто это именно эта бумажка виновата во всем происходящем, — Свидетелей поискать. — Это потом, — Зое махнула рукой, поправляя волосы, — Иначе не успеешь на свидание. Я пока кое-что разузнала про убитого… — Делать тебе нехер было. — Это важно! Плохи дела, в общем. Жертва – Рон Геккер. — Геккер? — Леви удивленно вскинул брови, — Тот самый? Ханджи кивнула. Брюнет нахмурился. Бывшего майора первого подразделения не знал, наверное, только ленивый: скандалист и пьяница, заслуживший в конце концов своими выходками понижения в звании и отправки в менее престижный город. Тогда, два года назад, произошел действительно крупный и неприятный инцидент: Геккер по пьяни избил не просто какого-то прохожего, а сына столичного чиновника. По разговорам его вообще собирались выгнать с позором – но Рон смог договориться по старым каналам, и всё закончилось лишь понижением в звании и изрядно похудевшим кошельком виновника. Подчиненные его не особо любили – Геккер славился своей любовью скидывать всю неприятную и грязную работу на подопечных, а особенно на новеньких, только пополнивших ряды военной полиции выпустившихся кадетов. А также тем, что уж очень любил греть руки золотыми монетами. — Тц, и чего её тогда в тюрьму потащили? Надо было на доску почета повесить, — хмыкнул Аккерман, но командующая не оценила его мрачной иронии, слегка пихнув в плечо. — Может и повесят, только не совсем на неё. Суд собираются проводить по всей строгости, — нахмурилась Зое, — С Закклаем в качестве судьи. Дерьмо. Он и так уже присматривался к Лис, а теперь вообще с неё не слезет, пока не докопается до истины. Значит, нужно действовать быстро. И прежде поиска свидетелей, надо покопаться в комнате Гая – а потом уже ехать в тюрьму. — Где твоя ручная обезьянка? — М? — непонимающе переспросила Ханджи. Леви показал взглядом на дверь, ведущую в обитель Гольштейна, и ученая недовольно кивнула, — В медпункте он. Обрабатываем последствия твоего разговора с ним. — Хорошо. Капитан направился в сторону комнаты Гая, но Зое его тут же окликнула: — Леви, нельзя было так. Рука, уже готовящаяся взяться за ручку, застыла. — А подставлять Лис, значит, можно? — Нет, я… — она глубоко вздохнула, — Не говорила этого. Но и бросаться сразу с кулаками… — Ханджи, — чуть ли не прорычал Аккерман, сверкнув глазами в сторону девушки, — Это ты привела его сюда. Ты решила, что он неоценимо полезен. И это ты не позволила мне поехать с ними в город, а будь я там, ничего этого бы не случилось, поэтому будь добра – сейчас не мешай мне разбираться по-своему. И, не дождавшись ответа, мужчина закрыл за собой дверь. Ладно, возможно, это было немного несправедливо. Очкастая не виновата в том, что этот кусок говна – кусок говна. Но сейчас было не до нежных чувств Зое. Тем более, когда внутри так и плескалось раздражение, готовое вылиться на любого, кто попадется под руку. Капитан хмыкнул. Даже жаль, что Гольштейн не на месте – было бы очень приятно выпинать его из комнаты. Или приковать к батарее, чтобы точно никуда не делся. Беглый осмотр стола ничего не дал – там лежали лишь бесконечные чертежные листы, один другого больше. В тумбочках тоже было скудно: там сиротливо покоился набор для ежедневной гигиены, выделенный Гаю. Всё по-армейски убрано, ни одного неположенного предмета, ни единого оружия. Даже пресловутых ножниц – и то не было. Бритву капитан оружием не считал. Да и глупо было бы: всё равно каждое утро лезвие забиралось у Гольштейна и только на следующий день снова предоставлялось, поэтому смастерить более-менее годное оружие возможности не было. В мусорке тоже пусто, лишь смятый окровавленный платок. От злости пнув ножку стола, Леви выдохнул, подходя к окну и опираясь на подоконник руками. Погода премерзкая – того и жди, скоро холодные капли дождя полетят вниз. И туман… Перед глазами моментально пронеслась картина того, как много лет назад он в почти такую же погоду, в почти такой же плотный туман несся на Вороне, преследуемый лишь одной целью – убить Эрвина. И освободить друзей. Плохое предчувствие роем прошлось по телу: мелкие волоски на руках встали дыбом. Нет. Не могла. Будто кожей почувствовав знакомый предупреждающий взгляд Смита, Леви тряхнул головой. Да, он ей никогда не доверял. Даже забавно. Сам привел незнакомую девку в штаб, заставил взять её в отряд, следить за ней, работать вместе – но никогда не доверял. Мужчина мысленно сравнил два взгляда: первый, когда Аккерман чуть ли не с пеной у рта доказывал Эрвину, что скорее собственноручно удавит чужестранку, чем будет её капитаном, и второй, когда они говорили о ней в последний раз. В Шиганшине. Первый – задумчиво-снисходительный, и второй – напряженно-подозрительный. Эрвин. Было бы гораздо проще, если бы он был жив. И одновременно гораздо сложнее. Леви опустил голову, собираясь с мыслями. Нужно навестить Лис, может, даст еще какие наводки. Кивнув, мужчина оттолкнулся от подоконника, собрался развернуться – и вдруг глаза сами собой сфокусировались на черном пятне. Но не успело раздражение от того, что Гольштейн еще и умудрился каким-то образом испортить подоконник, окончательно сформироваться внутри, как Леви понял – это не пятно. Что-то очень маленькое и прямоугольное – будто часть какого-то механизма. Задумчиво взяв это нечто в пальцы, капитан покрутил находку, присматриваясь. На одной стороне находились мелкие, почти незаметные дырочки, близко расположенные друг к другу, будто моль проела. Может, и ерунда. А может, что-то важное. Аккерман потер прямоугольник подушечками пальцев, собираясь положить в карман – и остолбенел. — Что, кстати, у тебя с суровым капитаном? Леви резко развернулся, осматривая комнату. Нет, он не мог пропустить, как зашел Гольштейн, но тогда что же это… — Ты влюблена в него? Нахмурившись, Аккерман из-за всех сил старался понять, что происходит, и пока понять не мог. Быстрым движением руки отдернув занавесь в попытке найти затаившегося как крыса Гольштейна, он так же быстро её и закрыл. — Не больше, чем это необходимо для дела. Знакомые холодные нотки заморозили руку. Леви неверяще уставился на найденный предмет, смутно догадываясь, откуда недавно шел звук, но прямоугольник как назло замолк, погружая комнату в тишину. Не больше, чем это необходимо для дела. Сомнений в том, что это был голос Лис, не было. Только глухой не сложил бы дважды два. Неважно, что это за предмет. Неважно, каким именно образом он делает то, что делает. Важно только то, что это обрывок их разговора. Внутри болезненно кольнуло. Леви попытался заставить себя выкинуть из головы только что услышанное. Получалось пока что плохо.***
Он опоздал на двадцать минут, но это не было критично. Странно – руки сами не позволяли гнать Ворона быстрее. Игнорировать косые взгляды служащих тут солдат оказалось почему-то сложнее. Раньше Аккерман и не заметил бы их, продолжая двигаться к своей цели, но сегодня отчего-то они словно снова и снова подбрасывали бревна в костер спутанности сознания. Протянув полученное от Зое прошение, Леви вперился взглядом в паука, что притаился в углу потолка. На паутину только-только села жирная муха – и паук тут же заработал лапками, перемещаясь ближе и атакуя жертву, впрыскивая яд. — Всё в норме. Проходите, вас проводят. Дежурный стукнул по решетке, подзывая своего коллегу. Аккерман даже не взглянул на подошедшего – только оторвал глаза от паука и пошел по коридору, с каждым шагом приближаясь к Лис. — Капитан Леви. Девичий голос всё же заставил мужчину повернуть голову. Провожающая его солдат, только словив ответный взгляд, снова уставилась вперед, словно не она только что отвлекла брюнета от тяжелых раздумий. Недовольно нахмурившись еще больше, Аккерман гадал, сколько же еще поворотов осталось, как вдруг пришло узнавание. — Дрейс, — тихо констатировал капитан, кивнув. Хоть знакомство с этой заносчивой девчонкой и было недолгим, но Леви отлично помнил всё, даже несмотря на все события, что обрушились на его голову после возвращения разведки на былые позиции. Она не была похожа на Марло, поэтому иллюзий Аккерман не питал; однако иметь знакомую «тюремщицу» было делом выгодным. Но наверняка акция короткая – солдат из военной полиции присылали на дежурство в тюрьмы не каждый день. Так или иначе, распространяться о знакомстве с ней тут не стоило, а значит, и узнать или передать что-либо сейчас не представляло возможности. Но это может подождать. — У вас тридцать минут. Кивнув Хитч, тут же развернувшейся и ушедшей, капитан облокотился спиной о стену, сложив руки на груди. Радовало то, что соседние камеры были пусты – не надо было заморачиваться с тем, чтобы следить за словами. Нары противно скрипнули в ответ на движение девушки, вставшей с них. — Тридцать?! Ну и тираны, у нас давали больше часа, — буркнула Лис, хрустнув шеей и подходя к решетке, — Привет. Странное ощущение сковало тело Аккермана. Хотелось то ли поскорее разобраться со всей этой ситуацией, то ли взять её за плечи и хорошенько так встряхнуть, то ли вообще убраться отсюда сейчас же. Прошло меньше суток, а эмоции так разительно поменялись. Она стояла там, за решеткой, нервная, покусывающая губы, а у него в голове набатом било лишь одно: убила друзей. Леви знал, что это ложь. Леви надеялся, что это неправда. Леви думал, что она бы так не поступила. Но ему вдруг стало смертельно важным, чтобы Лис подтвердила это сама. Чтобы она сказала: это бред. Вот же сукин сын. Заморочил мозги такой ерундой. Заставил сомневаться. — Привет, — наконец произнес в ответ Аккерман, рассматривая её и в то же время смотря будто сквозь. — Узнал что-нибудь? — Лис приникла к прутьям, склонив голову. — Пока нет, — брюнет отвернулся, утыкаясь взглядом в конец коридора, — Поеду в паб после тебя. Девушка несколько раз кивнула, теребя пальцами. — Видел Хитч? — дождавшись его кивка, Лис продолжила, — Хоть какая-то хорошая новость. Ладно. Так. Во-первых, я теперь хоть знаю, кого Гольштейн убил – и не сильно обрадована этим. — Да, Ханджи сказала. Нужно было успеть вытянуть все подробности из Лис, чтобы было легче искать, Леви понимал это, но не мог заставить мысли идти в нужном русле. Тряхнув головой, капитан стиснул зубы, выстраивая в мозгу заслон между навязчивыми мыслями и тем, что действительно важно. — Рассказывай, как всё было. Лис на мгновение прикрыла свои серые глаза, восстанавливая картину произошедшего, а потом начала. Упомянула и корчмаря, и огромное количество народу в тот вечер, и слишком уж быстрый приход военной полиции – что ж, это могло значить то, что ублюдок сам обратился к патрулю, и если его запомнили, то у них уже есть весомое доказательство его присутствия там. — А Восьмой? Ты забрал Восьмого? — девушка резко перескочила на другую тему, обескураживая Аккермана. — Тц, каким это интересно образом? Понятия не имею, где ты его оставила. — Леви, черт тебя дери… — прорычала Лис, — На въезде в город, очевидно! Аккерман не знал, зачем сейчас сделал это. Он ведь вернул её коня в штаб в ту же ночь, как первый раз навестил в тюрьме. Ворон тогда дернулся и потянул его в сторону, обращая внимание хозяина на оставленного собрата – так и нашел. Вскинутый острый подбородок, постоянное закатывание глаз… Даже в таком положении она держалась гордо и упрямо, словно отказываясь верить в то, что её невиновность может быть не доказана. Будто бы это просто какая-то рядовая проблема, решить которую не составит труда. И это странным образом раздражало. Леви начинал злиться. На то, что, несмотря на все его предупреждения и здравый смысл, поехала одна с Гольштейном; на то, что позволила себя обдурить; на то, что теперь сбросила всю работу на него. На то, что… — У тебя есть сигареты? — будто невзначай спросила Лис и разочарована выдохнула, получив отрицательный кивок. Сигареты. Она сидит в тюрьме за убийство военнослужащего, а её волнуют сигареты. — Сможешь в следующий раз принести? Хотя бы одну? — Ты полагаешь, что у меня сейчас есть время на это? — холодно ответил Аккерман, — На твои сигареты? Если хочешь, могу купить их вместо того, чтобы искать свидетелей. — Эм… Лис ненадолго зависла, сбившись. Будто по-новому оглядела капитана, тряхнула головой, выдохнула. Глаза на секунду зло блеснули, но затем снова приняли обычный вид. — Ладно, — она приподняла руки в примирительном жесте, немного отступая назад, — Не заводись. Я просто спросила. «А я просто ответил» – так и хотелось сказать, но Леви одернул себя, хмурясь. Повисло молчание, и в нем вопрос, который так хотел задать Аккерман, еще сильнее начал раскалять язык. — Как погода? По-прежнему холодает? — предприняла еще одну неловкую попытку Лис вернуть разговор в спокойное русло. — Да. Капитан с недовольством подумал о том, что скоро придет пора отправляться в северную часть, тренироваться в снегу и холоде, преодолевая горы. Это время было не самым любимым не только из-за очевидных издержек, но также из-за солдат, каждый из которых считал своим долгом пожаловаться на отсутствие тепла, замерзшие пальцы и заклинившее из-за попавшего в него снега УПМ. — Ты рассказывала мне, как пыталась сбежать из того места, — слова вырвались неожиданно, но останавливаться уже было поздно, — Какое было время года? Округлившиеся глаза, а затем нахмуренное выражение лица девушки красноречиво говорили, насколько странным показался ей этот вопрос. — Не знаю? — всё же ответила Лис, решившая, по всей видимости, не накалять и так напряженную атмосферу, — Было не так холодно, наверное, середина весны. Хотя, может, и зима – я до сих пор понятия не имею, где находится Кинер. А почему ты спрашиваешь?.. — Вспомнил о твоих друзьях, — Аккерман дернул щекой, понимая, насколько сейчас это всё неважно, и пошел на попятную, — Ладно… — С чего бы тебе вспоминать о них? – Лис перебила его, повышая голос. Капитан качнул головой, приглядываясь. Девушка заметно ощетинилась, смотря на брюнета с враждебной настороженностью и капелькой обиды. — Вернёмся к тому вечеру, — настойчиво произнес Аккерман, игнорируя вопрос, — Соседние комнаты… — Нет, не вернёмся, — нахмурилась Лис, — Какое тебе до них дело? — Никакого, — сжав зубы, выдавил из себя он. Леви и сам уже тысячу раз пожалел, что коснулся этой темы. Лис отчитывала его взглядом словно нерадивого юнца, посмевшего попасть в поле её зрения, и, как только он осознал это, эмоции резко поменялись. Он имеет право знать. Ничего не случится, если спросит подробности. — Как умерли твои друзья? Лис резко втянула в себя воздух, сжав кулаки. Аккерман подавил внутреннего себя, который вдарил ему поддых со словами "это не твое дело, мудак". Девушка ещё несколько секунд побуравила его недовольным и непонимающим взглядом. Звук чего-то упавшего в конце коридора заставил её резко повернуть голову, насторожившись, и потом она выдохнула, фокусируясь на решетке так, словно первые её заметила. Её голос прозвучал устало и расстроено. — Ты мне не веришь. Вот что... И Лис вдруг застыла на добрую половину минуты, вперив взгляд в грудь мужчины. Какое-то отчаяние промелькнуло в её широко открывшихся глазах, но затем она выдохнула, запустила пальцы в волосы и медленно вернулась на нары, устраиваясь на спину. Леви честно прождал минуту, ожидая какого-либо объяснения, но его не было. — Ну и? Чего молчишь? — Аккерман пнул решетку, распространяя по камере мерзкий металлический звон, — Воды в рот набрала? — Какой же ты всё-таки идиот. Прозвучавший голос был полон насмешки, яда и чего-то ещё, чего капитан так и не смог уловить. — Я нахожусь в этом… гадюшнике уже сколько? Полгода? Больше? — Лис спустила ноги с этого жалкого подобия кровати, пряча лицо за волосами, — Думаешь, титаны – моя самая большая проблема? Нет-нет-нет… Самое отвратительное – это эта непрекращающаяся грязь и вонь. Дерьмо, что вы называете едой. Мерзкие насекомые, что постоянно лезут в глаза. Конечно, тебе-то что – ты живешь с этим с самого рождения. Но не я! У меня было всё! Всё, понимаешь?! Нет, — девушка вдруг простонала, — Не понимаешь. Даже представить не можешь, каково это – жить в полном комфорте. Знать, что даже если заболеешь – выздоровеешь в два счета. Ходить в одном белье по квартире, независимо от того, какая погода на улице, ведь внутри своих стен ты сам устанавливаешь нужную температуру. Иметь возможность узнать что угодно в два клика, — она щелкнула пальцами, и голос, словно по этому щелчку, стал набирать обороты в злости, — В два чертовых клика!! Пересечь тысячи километров воды и земли за каких-то пару часов – и для этого не нужно трястись в неудобном седле, собирая всю пыль по дороге! Леви отстраненно слушал эту из неоткуда взявшуюся тираду, наблюдая, как Лис постепенно начинает трясти от гнева. — И вот я здесь. Тут, в этой дыре!! Но ты решил, что этого недостаточно. Может, подумал, что я слишком наслаждаюсь такой жизнью? А, Леви? — прошипела девушка, а затем подлетела к решетке, впиваясь в неё пальцами; глаза, полные бешенства, уставились на него, — Тебе нужно было убить меня тогда, в первый день, тогда бы я смогла умереть, не зная всего этого бреда, не зная, с каким дерьмом предстоит столкнуться! Думаешь, что вытащишь меня отсюда? Разберёшься?! Не стоит. Не утруждайся, Леви, ради себя самого, не утруждайся и лучше прислушайся ко мне, потому что как только я выйду из этой клетки, — Лис обвела глазами границы решетки, — Я наконец сделаю то, что хотела. Перережу тебе горло. Аккерман смерил девушку холодным настороженным взглядом. Слишком резкая перемена. Не верилось, что у неё настолько поехала крыша, что решила вскрыть карты, прекрасно понимая, к чему это приведет, но этот трезвый голос рассудка заглушался злостью и звучавшими в голове словами Гольштейна. — Всё сказала? Лис уставилась на него обезумевшими глазами, в которых явно читалось какое-то предостережение, просьба, но какая – понять было нельзя; и тут она медленно поднесла к рту указательный палец, вертикально пересекая им губы, и таким же злобным тоном, который так не вязался с теперешними эмоциями на её лице, процедила: — Ты сейчас – это Смит, который спрашивает про поиски в королевском архиве. Уходи.***
Аккерман раздражённо крутил в руках карандаш, стуча им по бумаге. Да, возможно, не стоило уходить так просто, не потребовав объяснений, но отчего-то казалось, что если бы он поговорил с Лис ещё минуту, то нарвался бы на не самые сладкие речи. И, что уж таить – перед глазами периодически вставал Эрвин с упрямо сжатыми губами и гордо задранной головой, всем своим видом говоривший – а я тебя предупреждал. И всё же что-то не сходилось. На поверхности всё просто: совмести тираду Лис с пророчествами Гольштейна, и станет ясно, что Гай был прав, но Леви всем нутром чувствовал подвох. Это, конечно, не мешало ему хотеть придушить её, хотя бы ментально, но останавливало от необдуманных действий. И что это значило? Как понимать её последнюю фразу? Фыркнув, Аккерман перевернул ещё одну страницу. Если он – это Эрвин, то она, стало быть, он тогда... То есть она утаивает нечто, покрывает кого-то? Всё это походило на бредни сумасшедшего. Кого могла покрывать Лис, если сама до сегодняшнего дня очень даже хотела поскорее выйти из тюрьмы и разобраться с Гольштейном? До того момента, пока Леви сам не вывел её из себя. Так или иначе, даже если ублюдок говорил правду, это ничего не меняло. Наверно. Аккерман никак не мог поверить в то, что эта девушка сама убила бы Геккера просто так, и не потому, что сомневался в её способности к этому, а потому, что знал её осмотрительность. Геккер был для неё никем, пустым местом, пылью, случайным прохожим, убирать которого было бы глупо, особенно учитывая время, которое Лис пришлось бы потратить на то, чтобы всё это сделать и не попасться. Всё это выглядело так странно и глупо, что капитан был уверен – всё подстроил Гольштейн. Но зачем ему это делать? Попытался изолировать Лис от всех, кто мог бы ей помочь? Мстил за что-то? Леви напрягло это ещё тогда, на полигоне. Когда Гольштейн так грубо и неосмотрительно нарушил сразу несколько запретов лишь для того, чтобы припугнуть Лис, вопросы невольно возникли. Он не мог не знать, к чему это приведет, и почему, мать вашу, этот продуманный и хитрый ублюдок, как утверждала Лис, пошел на такой риск, вместо того, чтобы тихо и постепенно завоёвывать его, капитана, расположение?! У него бы это всё равно не вышло, но... Аккерман думал. Связывал все разрозненные кусочки мозаики в своей голове в единую картину, пытаясь понять этих двух сумасшедших иноземцев, принесших с собой столько сумбура и новых проблем. Получалось пока плохо. Он знал – если бы Эрвин сейчас был здесь, он бы точно понял всё, даже то, что ещё не поняли сами участники событий, и провернул бы какой-нибудь очередной безумный по своей гениальности план, в результате которого выиграл бы больше всех. Но Эрвина тут не было. Тупая тоска обжигающим морозом прошлась по сердцу, заставляя выдохнуть. Какая глупость. Узнать, если ли за стенами люди – за это ты умер? Для этого послал всё и всех, спихнув разведкорпус на чокнутую ученую, а Парадиз – на только что вышедшую из переходного возраста девчонку? Очень умно, Эрвин. Очень умно. Наверное, это была ещё одна вещь, которая привлекала капитана в Лис – она ни о чем не мечтала. Просто крутилась, преследуя свои простые цели – перепрыгнуть через одно препятствие и встретить другое. Гораздо проще справляться с трудностями, когда твоя голова крепко сидит на плечах, а не витает в облаках. Казалось, её даже не особо заботило, что она попала в другой мир и теперь должна каждый день рисковать жизнью – просто приняла это как не особо приятную данность. Да, так казалось. В голове снова и снова проигрывался монолог Лис, описывающий всё, чего она лишилась, и, как по заказу, следом – слова Гольштейна. Вы для неё не более, чем мальчишка башмачник. От злости сжав в руке карандаш так сильно, что он жалобно заскрипел и сломался, Аккерман хотел было швырнуть ошмётки в стену – но тут же опустил руку, резко скидывая их в мусорку. Перережет ему глотку, значит. Леви встал из-за стола и подошёл к окну, пялясь в темноту по ту сторону стекла. Поиск свидетелей прошел так себе – корчмарь помнил только Лис, а других посетителей не было, спасибо выставленному патрулю военной полиции. Осмотреть комнату тоже не получилось – солдаты как заведенные повторяли, что им нужно подписанное хрен знает кем разрешение, которого у Аккермана, естественно, не было. Иными словами, положение дел было на редкость дерьмовым. Леви задумчивым взглядом обвел собственный кабинет. Сейчас не было времени на то, чтобы выяснять настоящую личность Лис. Сначала нужно достать её из тюрьмы. Придется поговорить с Закклаем, если Ханджи удастся устроить им встречу, убедить его в её невиновности. Найти того свидетеля, что есть у полиции сейчас, и поговорить с ним, понять, что он вообще видел... Но лучше бы Лис сейчас не делать глупостей. Стук в дверь завершил мысленный анализ капитана, и он даже менее недовольно, чем обычно, откликнулся. — Войдите. — Капитан! — в дверь ввалился Фройденберг, отдавая честь, — Позволено ли мне взять завтра выходной? Аккерман смотрел на него, возможно, чуть дольше, чем следовало, и парень засуетился, сглатывая: — В военной полиции у меня остались неотгуленные дни, и я подумал, что... — Иди. Фройденберг застыл с открытым ртом, обрабатывая информацию в голове, а затем размашисто кивнул, снова отдавая честь: — Спасибо, капитан! Будьте уверены, я вернусь вовремя и.. — Стоять, — махнул рукой Леви, возвращаясь к столу и черкая несколько слов на маленькой бумажке; свернув её, протянул так вовремя зашедшему разведчику, — Выезжаешь завтра в шесть утра. Заедешь в Трост, передашь Хитч. Скажи, что от меня, и пусть отдаст это её старой знакомой. — Э.. — горшок продолжал держать листок в немного подрагивающих руках, будто боясь положить его в карман, — Я думал об отъезде немного попозже... — В шесть утра. Пробормотав обреченное – есть, Фройденберг исчез из кабинета. Ночь прошла в бесполезных попытках заполнить отчёты. Бесполезных, потому что мысли то и дело утекали не в то русло. Под утро Аккерман уже не выдержал и только хотел отправиться в душ, как дверь распахнулась, открывая глазам вид на взволнованную Зое. Капитан даже не стал отпускать никаких саркастичный комментариев по поводу её внешнего вида, который, кстати, был далек от того, как должен выглядеть глава Разведкорпуса. Запыхавшаяся, красная и взъерошенная, Ханджи выпалила: — Лис сбежала.