Run, my dear

Итан стреляет кукле в голову и только потом начинает думать. Очередная галлюцинация превращается из Энджи в ее копию, но более новую и в нежно-розовом платье, а после с шумом падает так, что на полу остается лишь гора конечностей. Он аккуратно обходит ее сбоку, держа оружие наготове, и на всякий случай оглядывает комнату еще раз. Пусто. Тогда он бросается к телу Карла и первым делом пытается нащупать пульс. У мутантов есть пульс? Глупый вопрос, у него же, Итана, идет кровь, хотя он тоже не совсем человек. Он упорно водит пальцем по его запястью и шепчет неразборчивые ругательства, чувствуя скорее пульс у себя, но медицина явно не для него — на теплой руке, слегка сжимающей молот, он не находит признаков жизни. И вновь внутри зарождается то неприятное чувство неизвестности и еще слабого страха, что он остался один. Столько раз это уже происходило, но все равно каждый следующий как первый. Раз за разом он теряет всех, кто хоть недолго его окружает — жена, дочь, жители в деревне, не хватает пополнить список еще и Карлом. Итан прикладывает руки к груди Карла и ему кажется, он чувствует стук сердца. С губ слетает облегченный вздох от осознания, что союзник, пусть и временный, жив. Что же здесь произошло? Донна пыталась его убить, но ей помешал Итан? Или сам Итан все еще витает в своем вымышленном мирке, созданным это ненормальной? Теперь он понимает слова Карла. В этом доме перестаешь верить всему и кажется, что даже тело столетнего старика-революционера перед тобой сейчас исчезнет или превратится в очередную непонятную хрень. Хотя кучка позади все еще не шевелится, будто сейчас он в здравом уме. Надо было спросить Хайзенберга, как избавиться от этих чертовых галлюцинаций. Хотя знай он это сам, Итан бы сейчас не сидел перед ним и не пытался привести в сознание легкими (как удары железками по его затылку) пощечинами. И все же, он не глюк. И даже правда живой. Карл что-то бурчит, будто старый алкоголик с похмелья, вертит головой, но через пару секунд приходит в себя и резко открывает глаза. Удивительно, как его очки не спали ни после падения, ни после пощечин, только съехали слегка вбок. Про шляпу и говорить не стоит. Он поднимает голову, оглядывает комнату и замечает валяющуюся у входа куклу, а после переводит взгляд на Итана, по лицу которого можно увидеть только усталость. — Как она меня заебала, — выдыхает Карл и резко падает обратно на пол, закрывая глаза. — Я точно прибью эту суку. — Если мы найдем часть Розы и сможем выбраться отсюда, то я даже помогу тебе, — невесело отвечает Итан и поднимается с колен, чтобы помочь напарнику встать. Хайзенберг лежит так еще несколько секунд и только потом принимает помощь в виде протянутой руки. В процессе шляпа все же слетает (о чудо), и Итан ловит себя на мысли, что еще ни разу не видел Карла без нее, хоть и знакомы они совсем немного. Без нее он выглядит непривычно из-за примятых к основанию темно-серых волос, словно прилизанных или замазанных лаком. Совсем как Миа каждый раз, когда надевала кепку и снимала только к вечеру. Хотя в целом исправить это можно двумя движениями рукой, просто распушив их или поправив. Однако Карл в своей привычной торопливой манере поднимает шляпу с пола и невозмутимо натягивает на голову, показательно не глядя на Итана. Вот уж, нашел, чем любоваться.

***

В который, сука, раз Итан просыпается и чувствует боль. Просыпается не после того, как лег нормально спать, а от того, что что-то опять могло его убить. Такое чувство, будто пока он находится в этом дьяволом забытом месте, здоровый сон ему может только сниться. На этот раз хотя бы болит не затылок, за что спасибо Карлу, а левая нога. Перед глазами мелькают смутные отрывки того, что было до темноты, и то там все серое, похожее на пещеры. Они же были в доме Беневиенто, да? Наверное, один из тайных ходов, коими тут напичкано вообще все, куда ни плюнь. Мозг упрямо отказывается думать, а глаза открываться. Если прошло всего несколько часов то можно списать на недосып, а если больше… Вряд ли что-то страшное. В любом случае в таком состоянии, мягко говоря, плевать на то, что творится в мире. Глаза дополнительно закрывает маска для сна, чтобы свет не мешал. Итану никогда не мешал свет, да и спит он на животе, поэтому кто это сделал и зачем — неясно, хотя ему все равно. Он нащупывает руками теплое одеяло и мягкий матрас, в котором тело чуть ли не утопает. Из-за этого, возможно, лодыжка и болит. Каждое минимальное движение дается с трудом и отзывается с резкой болью, от которой неосознанно сжимаются губы в тонкую полоску. За окном ветер воет. Можно даже предположить, что вьюга, хотя в комнате тепло. И тихо. Слышен даже едва заметный треск бревен в камине и легкое постукивание окна о раму. И все равно неспокойно — сердце колотится от мысли, что часть Розы, отданную Донне, они с Карлом так и не смогли получить. Эта кукольница просто исчезла, трусливо сбежала, пока они оба плутали в своих галлюцинациях, или просто где-то скрылась. Легко спрятаться в своем же доме, когда знаешь в нем каждый уголок и можешь с легкостью затуманить чей-то рассудок. Это единственное воспоминание, которое напрочь засело в голову и не вылетит оттуда, обрекая на постоянные душевные терзания. Что ж он за отец-то такой, который готов убивать ради дочери, бросаться и в огонь, и в воду (в прямом смысле), но при этом все равно ни черта не может. Казалось бы — ну вот, еще чуть-чуть, совсем немного, но теперь вновь неудача и неизвестно, что будет дальше. Итан громко вздыхает, самому себе недовольно качает головой и вновь двигает травмированной ногой, чтобы почувствовать боль. Хватит этих мыслей, так можно и с ума сойти. Розу это никак не спасет. Пора вставать, как бы сильно не хотелось обратного. И все бы ничего, только… — Хайзенберг, блять, я тебя ненавижу, — с явными нотками зла шипит мужчина и вновь откидывается на подушку, утопая на ней до половины. Руки со всей силы сжимают уголки одеяла в кулак. Это место он узнает из тысячи. Будь у него нормальный сон, это снилось бы ему в кошмарах. Высокие потолки, большая люстра и в дополнение к ней подсвечники на стенах и столах. В углу слева от кровати комод с большим зеркалом, а на полу огромный ковер. Вот черт. — Что бы тогда ни случилось, Карл, лучше б ты меня добил. Рядом с кроватью стоит тележка, на ней поднос, полный фруктов, а рядом бокал вина, с виду вроде обычного. В этом доме ничего другого быть и не может, что было бы съедобно для человека. Остальное либо кровь, либо мясо очередного бедного скитальца. В том, что это замок Димитреску, нет и малейшего сомнения. Эта комната ему известна, он был здесь еще во время первого осмотра замка. И пусть за окном еще светло, уже сейчас хочется выть от того, как из раза в раз жизнь искусно посылает его во все стороны. Итан не верит в судьбу и в то, что ход событий написан заранее, но сейчас он не хочет думать, что это все только из-за него. Скорее, он назовет судьбой Миранду, чем хоть на миг задумается, что мог изменить. Думать над этим нет смысла. Делать нечего, придется вставать и вновь выяснять, что черт возьми, произошло и почему он ничего не помнит. У изголовья стоят костыли (интересно, откуда они), а рядом огромная миска с водой и полотенце. Около тумбочки его рюкзак-путешественник, который так и останется лежать там ближайшее время. Ухмылка сама появляется на лице от такого невиданного гостеприимства. Быстро же леди перешла от состояния «Поймаю и скормлю матери Миранде» до «Обеспечьте его всем, что необходимо». Даже интересно, какая была реакция у нее и у дочерей, когда спустя пару дней с момента побега (в котором ему помогли) его приносят обратно без сознания и со сломанной ногой. Или не сломанной, откуда ему знать. За свою жизнь он пока еще ничего не ломал до этого момента. Это выглядит смешно, хотя бы потому, что Итан даже не помнит, что произошло. Кто знает, может он героически побежал спасать Карла, а может просто споткнулся, куда-то свалился и до кучи ударился головой. Он заканчивает с умыванием и впервые пробует встать, сначала просто опираясь руками о тележку, которая то и дело уезжает, а потом все же тянется к костылям. Неудобно, но привыкать придется, не прыгать же по дому на одной ноге. Все же в груди теплится надежда, что и здесь регенерация поможет. Только даже если это перелом, то точно закрытый, лечебной водичкой не польешь. Из коридора доносится едва различимая ругань, и Итан уже знает, кому принадлежат голоса. Он тихо, насколько это возможно в его случае, выходит в коридор, но стоит сделать пару шагов, как все замолкает. Услышали. И вновь что-то сейчас начнется.