***
— Я не могу тебя простить, Ритцу! Маленькая Тайнака наклонилась к своей десятилетней подруге, состроив виноватую мордочку. Ну вот, опять. Иногда ей казалось, что ту можно обидеть, если, к примеру, чихнуть в неподходящий момент. — Мио, я же делала тебе комплименты, — начала оправдываться девочка. — Ты ведь и правда милая! А ещё рисуешь так круто! Она провела рукой по волосам подруги, убирая со лба тёмные пряди. Акияма всхлипнула, и, глядя в эти серые заплаканные глаза, такие большие, Ритцу не знала, умиляться ей или чувствовать себя виноватой. — П-перед всем классом! Они опять будут говорить обо мне. Везёт тебе, Ритцу, ты сильная, к тебе никто не подходит, — не успокаивалась Мио, смахивая с ресниц крупные капли слёз. Тайнака нахмурилась, глядя на одноклассницу: и чего ей так не нравилось внимание? Наверное, они были слишком разные. И сама того не зная, Мио надавила на больное. Да, к Ритцу и правда мало кто подходил. Разве что мальчишки одно время звали играть в футбол, пока не поняли, что она пинает мяч лучше любого из них — немыслимо для девчонки. И будучи прирождённой душой компании, как раз компанию Ритцу найти не могла. — Раз я сильная, значит, и тебя никто не тронет, верно? — Она ярко улыбнулась, ударив себя пальцем в грудь. И почувствовала приятное тепло от того, с каким облегчением выдохнула Мио после её слов. — Я тебя всегда защищать буду. Даже от этого жука у тебя на голове! — А-А-А-А! — Я пошутила, успокойся. Ай!.. Мио не отличалась физической силой, поэтому её затрещины не были обидными или болезненными. Наоборот. Только Ритцу могла видеть эту сторону её характера, только с ней Мио становилась более искренней и открытой. Наверное, именно поэтому было так забавно её пугать. — Ты правда меня защитишь? — Осторожно спросила девочка, немного успокоившись. Ритцу знала, что пока они не познакомились, Мио часто становилась изгоем в классе: почему-то другие дети считали чтение книг чем-то зазорным. Конечно, и самой Тайнаке было трудно понять, что её подруга нашла в этих глупых историях про принцев и принцесс, но разве стоило задирать её из-за этого? — Обещаю! Она ответила без раздумий, зная, что это так. В тот момент, конечно, Ритцу не думала о будущем, не надеялась даже, что их дружба продлится дольше, чем до конца начальной школы. Но почему-то с каждым днём, в отличие от всех предыдущих знакомств, их общение не угасало, а лишь становилось ярче. Когда другие дети немного подросли и поумнели, девочки перестали быть отщепенцами в классе, но по-прежнему находили комфорт и спокойствие в обществе друг друга, ни в ком больше не нуждаясь. Они виделись почти каждый день, часто созванивались перед сном, а их родители смотрели на них точно на двух сестёр. Это абсурдно, ведь кому угодно надоест постоянное общение с другим человеком, но только с Мио всё было не так. Иногда она казалась кем-то с другой планеты: слишком в ней всё было складно. Даже пугливость, а ещё проснувшаяся с возрастом частичка надменности — всё это воспринималось, как милые дополнения к и без того идеальному характеру. Они так хорошо дополняли друг друга, так тесно дружили, что в классе их воспринимали почти что как пару. Мио лишь отмахивалась, перестав чересчур заботиться о мнении окружающих, а Ритцу, что на тот момент толком ничего не знала об отношениях, с улыбкой поддакивала, лишь бы увидеть румянец на щеках подруги. — Дурочка. Ритцу, какая же ты дурочка… Тайнака сидела у здания школы, тяжело дыша, осторожно перебирая по песку едва слушающимися пальцами. Наверное, никто не ожидал, что в новой школе у них сложатся нелёгкие отношения с коллективом. В четырнадцать лет парням будто что-то в голову ударило, и новичкам не давали спуску. Ритцу была не против, если бы это касалось только её, но когда эти отбросы полезли к Мио… Она плохо помнила, что происходило в последние полчаса. Может, в начальной школе Тайнака и отличалась хорошим физическим развитием, но теперь было трудно что-то противопоставить мальчишкам на голову выше неё. И даже в такой отчаянной ситуации Ритцу убедилась, что их больше никто не тронет. Пусть теперь она сидит с разбитым носом и пальцами в крови, но и задирам досталось не меньше. Учителя сквозь пальцы смотрели на всё, что происходило в их классе, так что постоять за девочек было некому. — У т-тебя кровь идёт… — севшим голосом продолжала Мио, осторожно промокая платком рану на лбу. Кровь была везде, и Ритцу хмуро молчала, зная, как её подруга боится этого. К счастью, её раны выглядели страшно, но серьёзными не были. Несколько пластырей решат проблему. Только нужно сначала встать, а на это она пока была не способна. — Хех. Зато я защитила тебя… — уставшим, но довольным голосом ответила Тайнака, улыбаясь и пряча всю боль глубоко-глубоко. Оцарапанными костяшками пальцев она коснулась носа, вытирая остатки крови. Да, вид у неё сейчас не очень. — Дурочка… — повторила Мио, всхлипывая и обнимая её. Ритцу почувствовала приливающее к груди тепло. Не только от близости подруги, что пыталась её поддержать. Это было нечто неосязаемое. Она не в первый раз замечала, что странно чувствует себя, когда совершает все эти глупые подвиги для Мио. Наверное, её слишком сильно ударили по голове. — Не плачь, это не стоит того, — Ритцу тоже приобняла подругу. Поймав взгляд Мио, она вздохнула: — Да, я дурочка. Спасибо, что волнуешься за меня. Пойдём, пока нас тут директор не нашёл. Зайдём ко мне домой, я переоденусь, потом посмотрим какой-нибудь фильм. Что скажешь? Она ожидала, что Мио отстранится, но ещё какое-то время они сидели молча, в тишине. И хотя это Ритцу ввязалась в драку, она тоже чувствовала себя защищённой вот так, находясь рядом с близким человеком. Ритцу едва запомнила, как они дошли домой. Всё, о чём она тогда думала — какая тёплая у Мио рука, и насколько красивы облака в закате. Подруга не раз спросила, в порядке ли она, и Тайнака краснела, не решаясь признаться, что думает о подобной чепухе. А дома, отправив в стирку школьную форму, они и правда провели отличный вечер. Родители были в поездке с младшим братом, поэтому никто и не думал им мешать. Конечно, Ритцу порывалась показать Мио новый ужастик, но в итоге всё закончилось тем, что Тайнаке пришлось смотреть какую-то сопливую мелодраму… Так она думала, пока между своими демонстративными зевками, не начала прислушиваться к сюжету. — Почему он просто не признается ей? — Заворчала она, глядя на метания главного героя. Тот уже битый час вздыхал по какой-то девушке, но молчал о своих чувствах. Прямолинейной Ритцу этого было не понять. Если тебе хочется что-то сказать, так сделай это, чего трусить! Мио снисходительно улыбнулась, точно поучая маленького ребёнка: — Глупая Ритцу. Они друзья, и он не хочет рушить эти отношения. Что, если она ему откажет? Разве смогут они нормально общаться после этого? — Вдохновенно ответила Акияма, получая, кажется, искреннее удовольствие от драматичных душевных переживаний. Тайнака моргнула, удивившись так, будто Мио только что обернулась призраком и вылетела в окно. В отличие от своей подруги, подкованной в вопросах любви и отношений, Ритцу всегда считала это чем-то глупым и слишком далёким от её мира. Пока Мио страдала, что у неё нет парня, Ритцу смотрела концерты Кита Муна. Но что-то в этом глупом фильме было до боли знакомое. — Слушай, Мио, — начала она, окончательно оставив главного героя один на один со своими проблемами. — А что такое любовь? Теперь даже Акияма не смотрела фильм. Она потянулась к Ритцу и коснулась её лба тыльной стороной ладони, проверяя температуру. И именно в этот момент барабанщица почувствовала, как к щекам приливает огонь. — Точно нормально себя чувствуешь? Может, поспишь? — Спросила темноволосая, изучающе глядя на неё. Ритцу поспешно замахала руками: — Не-не, я в порядке. Просто мы столько раз смотрели фильмы про любовь, а я так и не понимаю, в чём их смысл. Её подруга поставила фильм на паузу и замолчала. Она думала о чём-то, улыбаясь тепло и мягко. Ритцу тоже было тепло, хотя она и не знала почему. Оставалось лишь радоваться, что Мио не задавала слишком много вопросов: Тайнака и самой себе не смогла бы ответить, почему её стали волновать подобные темы. — Наверное, ты любишь человека, если тебе хочется проводить с ним всё свободное время. Делать приятные вещи, слушать его голос. Даже если вы далеко друг от друга, ты радуешься, просто от осознания того, что этот человек существует. Ритцу слушала и не понимала, почему всё это звучит так знакомо. Разве у друзей не происходит то же самое? Но если бы она спросила об этом, то выставила бы себя полной дурой, хотя следующий её вопрос был не менее глупым. — А ты когда-нибудь любила? Мио покраснела и отвернулась. Кажется, у них уже был этот разговор. — Ты же знаешь, Ритцу. Мне нравились некоторые мальчики, но… я не чувствовала всего этого. Ну, знаешь… — Тепла в груди? — Неожиданно для самой себя спросила Тайнака, и Мио удивлённо взглянула на неё. — Когда весь мир серый, а этот человек становится ярким, будто важен только он. И чувствуешь его как самого себя, и он тебя тоже. Ритцу могла продолжать, но чуть ли не силой заткнула себе рот. Она и так вела себя странно, Мио ведь может подумать, будто это очередной розыгрыш. Но басистка выглядела слишком ошарашенной. Она медленно кивнула, не сводя глаз с подруги. — Тебе точно надо отдохнуть, у тебя что-то с головой, — пошутила девочка. Но Ритцу уже прорвало, и следующий вопрос слетел с её губ прежде, чем она успела его обдумать. — А любовь — она возникает только к мальчикам? Если до этого Мио выглядела удивлённой, то сейчас она вообще не нашла, что ответить. Ритцу и сама покраснела, уже примиряясь с мыслью, что у неё едет крыша. Но ведь это всё так запутанно! Любовь, дружба — как же их различить? Если пошутить, что она любит Мио, какой будет реакция? Ей даже стало любопытно. — Я не знаю, — после долгой паузы ответила Акияма. — Наверное, любить можно кого угодно. Но если ты любишь девушку, то по-дружески, разве нет? С мальчиками ты чувствуешь себя по-другому. Друзей тебе не хочется… — тут она густо покраснела. — Ну, например… п-поцеловать… — Ты уверена, что не хочешь? — Ехидно подмигивая, спросила Ритцу, чтобы разрядить обстановку. Конечно, Мио тут же растеряла всю серьёзность, каким-то чудом став ещё более красной от смущения. Барабанщица получила очередную оплеуху и рассмеялась, а про себя всё продолжала думать об этих словах. Значит, в этом отличие любви от дружбы? В желании поцеловать другого человека? Какой вообще в этом смысл, разве это не мерзко? По телевизору уж точно выглядит некрасиво. Обнимать людей — это тепло, приятно, а поцелуи-то зачем нужны? Но она никогда не пробовала, а вдруг и ей бы понравилось. Но даже так, оставался ещё один вопрос. Хочет ли она поцеловать Мио? Тогда Ритцу вполне однозначно ответила себе: нет. Они с Мио друзья, даже лучшие друзья, и не стоит забивать голову ерундой. Но с течением времени, лишь однажды задумавшись о самой сути любви, она стала замечать мелочи в их общении, которые раньше игнорировала. Мальчики часто провожали тех, кто им нравится, до дома. Ритцу всегда делала это. Мальчики защищали своих подруг — и она тоже. И все те признаки любви, которые с придыханием описывала ей Мио, они постоянно находили отклик в реальной жизни. Ритцу, которую и так всю жизнь держали за мальчишку, окончательно запуталась: то ли с ней что-то не так, то ли дружба между парнями и девушками просто по-другому называется. И с этими мыслями в их тёплое и светлое общение закралась новая эмоция: боль. Её Ритцу тоже заметила не сразу. Но теперь, когда подруга в очередной раз описывала своего идеального парня, хотелось воскликнуть: а чем она хуже?! И при просмотре столь любимой Мио романтики где-то в душе стало колоть; эмоции резонировали с происходящим на экране. Глядя на взаимные переживания всех этих счастливых персонажей, Ритцу хотела бросить чем-то тяжёлым в телевизор. Почему они могут выражать свои чувства, а она нет? Это ведь так несправедливо. Лучше бы она была парнем, это решило бы не одну проблему. И вот так, мало-помалу, даже не слишком чуткая к своему душевному состоянию Ритцу осознала значение слова любовь. И дело было вовсе не в поцелуях. Наверное, описать разницу между дружбой и любовью — всё равно, что пытаться объяснить, чем отличается горячее от холодного. Просто нужно почувствовать. Как оказалось, у любви было нечто общее и с другим человеческим состоянием — зависимостью. Точнее, для Ритцу эти понятия были практически идентичны. Когда они с Мио ссорились, она не находила себе места и не могла спать, пока проблема не решится. Ей всё больше становилось мало своего собственного общества, да и все прочие увлечения, включая барабаны, стали менее приятными, менее яркими, чем самый простой разговор с Мио. Это пугало и доставляло немало неприятностей, но отказаться было невозможно. Эти качели, когда тебя бросает из холода в жар, были, как ни банально, настоящим наркотиком. Они зависели друг от друга, но по-разному: Мио привыкла, что подруга помогает ей во многих вещах и всегда поддерживает, а Ритцу просто не могла жить без неё. И они любили друг друга, но тоже по-разному. Их дружба, выросшая в болезненную зависимость, была нерушимой снаружи, но столь хрупкой внутри. И Ритцу ни за что не могла бы сломать эту связь.***
Ритцу так и застыла с открытым ртом. Мио, что до этого момента закрывалась ото всех своих эмоций, наконец поняла, что она только что сказала. И ей сразу же захотелось извиниться, взять свои слова назад. А вдруг она ошиблась, поспешила с выводами? Только было уже слишком поздно. Она увидела это в глазах подруги. Трудно было понять, улыбается Ритцу или её губы дрожат по другой причине. Руки Мио дрожали ничуть не меньше. — И это ты поняла? Насквозь меня видишь, да? — С болезненно горькой усмешкой произнесла Тайнака. В её янтарных глазах вспыхнул холодный огонь, какой басистка не раз видела в последние недели. С той лишь разницей, что сейчас эти языки пламени обратились против Мио. — Или это твой друг подсказал? Акияма нахмурилась, чувствуя, как вновь отступает едва нахлынувшее сострадание к подруге. Почему она так цепляется к Комаэде? Неужели, всего внимания, которое она уделяла Ритцу с момента знакомства, оказалось недостаточно, и теперь та ревнует к первому за долгие годы новому другу? — Оставь его в покое. Сейчас мы говорим о тебе, — отрезала Мио, спровоцировав новую усмешку. — Хочешь поговорить обо мне? Давай. Даже лёд внутри самой Мио поддавался тому холоду, с каким говорила её подруга. Это отрезвляло и пугало. Ритцу изменилась с того момента, как они оказались здесь, постепенно утратив всю ту жизнерадостность, которая всегда отличала её от других. Но трудно было поверить, что всё зайдёт так далеко. Казалось, будто перед ней сейчас стоит совершенно другой человек. Возможно, она никогда не знала настоящую Ритцу? Да и сама Мио, могла ли она назвать себя настоящей? Кто эта девушка, обладающая её внешностью, но способная вблизи осматривать окоченевшие трупы? Неужели, это она сейчас обвиняет самого близкого человека? Стоило отступить и подумать. — Если тебе есть что сказать, я тебя выслушаю, — уже куда более мягко ответила Акияма, но её слова потерялись в нагрянувшей буре. Ритцу и так не собиралась молчать. — Если ты думаешь, что я способна убить кого-то, ты меня плохо знаешь. Даже ради тебя, великая и ужасная Акияма Мио, прости, у меня не поднялась рука. Жаль тебя разочаровывать, — теперь она уже не ухмылялась, и говорила медленно — в противовес своей обыкновенно живой и быстрой речи. И Мио знала, что это правда. Она, наверное, чересчур сильно убедила себя в том, что Ритцу пойдёт ради неё на что угодно. Почему ей так хотелось поверить в эти слова? Закоренелый эгоцентризм? Излишняя привязанность и зависимость от другого человека? Скорее, всё сразу. Если вновь вспомнить любимые детские сказки, то сейчас Мио была принцессой, ополчившейся на желающего спасти её рыцаря. И в развернувшуюся между ними дуэль остальные не спешили вмешиваться. — Ты права, я не могу быть точно уверена в своих словах, — признала Мио, чувствуя определённое облегчение от того, что может сказать это. Её бросало из стороны в сторону: ещё минуту назад она знала, что Ритцу виновна, но сейчас готова была поверить во что угодно, лишь бы это оказалось неправдой. — Я хорошо тебя знаю. И я вижу, что ты что-то скрываешь. Почему ты просто не объяснишь мне? — С мольбой в голосе спросила она. Её подруга прищурилась, прервав готовую уже сорваться с губ тираду. Даже этот малейший жест подтверждал опасения Мио; каждое движение Ритцу просто кричало, что наступившая сейчас тишина была лишь продолжением её молчания. — Это трудно, — голос Тайнаки неожиданно дрогнул. — Ты думаешь, я не хочу признаваться в убийстве. Будь это так я бы потеряла свою жизнь, наверное, но это не страшно. Ну, страшно, но не настолько. — С каждой фразой Мио понимала всё меньше, но слушала, в надежде наконец-то разобраться. — Куда страшнее потерять тебя, и если я скажу всё как есть, случится именно это. Наверное, ты не понимаешь, но ты в любом случае не поймёшь. Я молчу не только ради себя и не только потому, что мне страшно. Мио покосилась на Монокуму. Обычно в такие моменты он прерывал затянувшееся обсуждение, пытаясь оборвать Суд как можно скорее и подвести их к неверному решению. Но сейчас, кажется, даже он внимательно наблюдал за их разговором. Неужели, всё идёт по его задумке? — Ты же говорила, что ничего не боишься. Разве я когда-нибудь отталкивала тебя и твои секреты? Если дело не в убийстве, то в чём? Зачем ты рушишь нашу дружбу своими секретами и ставишь себя под удар? — Торопливо говорила басистка, атакуя всё новыми вопросами. Наверное, ей не стоило так давить, но она знала, что так просто выйти из этой ситуации уже не получится. — Рушу нашу дружбу? Ритцу замолчала, будто её саму удивила эта фраза. В зале повисло томительное молчание, и Акияма ждала, что остальные скажут хоть слово, но даже Комаэда был непроницаем и выжидающе смотрел на барабанщицу. — Я пойму тебя, — с уверенностью сказала Мио, чувствуя, что если речь не идёт о произошедшей сегодня трагедии, она готова принять всё, что взбрело в голову её подруге. Ритцу смотрела так, словно не могла поверить в это. — Неужели, я это и правда так хорошо скрываю? Ты куда внимательнее меня, но так и не заметила. Это странно, да, Мио? — Она начала откуда-то издалека, запутывая клубок ещё сильнее. — Я… я люблю тебя. — Я то… — Нет. Ты не понимаешь. Девушку вновь обдало холодом, но уже не от слов подруги. Это чувство пришло откуда-то изнутри, как резко хлынувший дождь. Она хотела что-то сказать, но слова просто не шли. А Ритцу улыбалась, и эта улыбка была светлой, но пропитанной с трудом уловимой грустью. — Я люблю тебя, как герои всех этих фильмов, которые мы смотрели. Как парни из нашего класса, которые носились за своими девушками. Как рыцарь принцессу. Понимаешь? Она понимала. Нет. Это невозможно было понять. Мио застыла на месте, с ужасом осознавая, что у неё не получается даже дышать. Мир в этот момент сузился до размеров той низкой девушки, что стояла напротив неё. Её взгляд резал без ножа, и Акияма знала, что та готова принять любой её ответ. Но дать его было шагом, на который басистка не могла решиться. И пусть весь остальной мир вмиг стал блеклым, она чувствовала себя слепым, что неожиданно обрёл зрение. Каждый их момент с Ритцу, все её фразы, малейшие прикосновения, когда подруга брала её за руку: всё это внезапно предстало под другим углом, обрело смысл, точно кто-то вывернул наизнанку привычное восприятие. И те грустные взгляды, тяжёлые вздохи, которые Мио не раз замечала. Стоило только спросить, в чём дело, как Ритцу вновь обретала прежнюю себя, и теперь, по кусочкам, та маска рушилась, открывая истинную девушку, всё это время скрывавшуюся в тени. Правда была острой, неприглядной, болезненной, и так оно и должно быть. Сладость — то, что свойственно лишь лжи. Как будто Суд вершился не просто над убийцей, но над самой Ритцу, и эта улика стала решающей. Подумать только, что всё это время они с упорством искали истину, находили её и страдали. Стоили ли эти поиски того? Какая-то часть Мио отдала бы всё за то, чтобы вернуться назад на несколько минут. Пребывать в неведении и дальше, не желая разрываться на две части. Но это была её трусость. Та, что принесла немало боли её подруге, когда Акияма с поразительным упорством игнорировала все сигналы, немые крики о помощи и страдания, с которыми приходилось мириться Тайнаке. И, возможно, храбрость Мио принесёт Ритцу ещё больше боли. Она молчала. Колебалась. Понимала, что пути сейчас всего два. И если бы она точно знала, что готова дать положительный ответ, не было бы этой затянувшейся паузы, когда даже в воздухе чувствуется напряжение натянувшихся струной нервов Ритцу. Было бы куда проще дать и отрицательный ответ, ведь врать Мио не могла, но и этой решимости она в себе не чувствовала. Басистка оказалась где-то посередине, с признанием Ритцу осознав, что и сама не уверена в том, как определить свои чувства. Да, она несомненно любила свою подругу. Но задуматься о природе этой любви, этой привязанности — ей никогда не приходило это в голову. Присутствие подруги, что всегда была рядом, её постоянная защита и неунывающий до недавних пор нрав воспринимались как должное. Сколько же фильмов о неразделённой любви они посмотрели, когда Мио хотелось немного грустной романтики? Сколько раз она всадила нож в сердце своей подруги, сама того не зная и не желая знать? И кто же после этого настоящий убийца? — Мио… Губы Ритцу были сомкнуты, а руки крепко сжимали трибуну. Басистке потребовались целые мгновения, чтобы понять, что к ней обращался другой человек. Это была Нанами. Девушка, примерно одного роста с Ритцу, смотрела прямо на Мио. Её взгляд был похожим на тот, что принадлежал Тайнаке. Совсем не так ещё недавно смотрела на окружающих геймер, и Акияма с непониманием чувствовала, как и в этом добром сердце просыпается странный, чужеродный лёд. И тут же вспомнились все разговоры о предательстве, все странности, окружающие Чиаки. Взгляд Нанами тоже был острым, проникающим под кожу. Но какими-то остатками своего замутнённого сознания Мио поняла: почему-то это лезвие предназначалось не ей. И все эмоции, исходящие от Чиаки, тоже были направлены в сторону кого-то другого. Но вот кого? — …я знаю, что это не моё дело, но я хочу сказать кое-что, — продолжила она, говоря уверенно, но в то же время будто бы не зная, стоит ли продолжать. — Ты не обязана делать выбор сейчас. Мы не выбираем кого любим. Невозможно заставить себя почувствовать это. Но с другой стороны, чтобы ощутить и осознать какие-то чувства в себе, необходимо время. Поспешный ответ сделает больно и тебе и Ритцу. Тем более… — она перевела взгляд в сторону Монокумы, и Мио внезапно осознала, кто был причиной бурлящих в Чиаки эмоций, — …мы собрались здесь, чтобы найти убийцу. Я не присутствовала при расследовании, но то, что ты сказала перед этим, навело меня на некоторые мысли. Ты ведь считаешь одежду Ритцу уликой, так? Мио отрешённо кивнула. Слишком резким для неё был этот переход. Она не могла сосредоточиться на том, что ещё недавно занимало все её мысли. Теперь, куда бы она ни посмотрела, везде стояла смиренно молчащая Ритцу. Везде был её виноватый взгляд. Разве они могут вот так просто оставить эту тему? Этот разговор не стоило начинать. Не то время, не то место, когда они на волоске от смерти и окружены множеством других людей. И только Мио виновата в том, что давила на подругу и не оставила ей иного выхода. — В таком случае, она не может быть единственной подозреваемой, — закончила Нанами. Мио и Ритцу, что упорно не хотели смотреть друг на друга, удивлённо переглянулись. И басистка поняла: ослеплённая болью и недоверием к подруге, она загнала саму себя в угол. Она пыталась не обвинить Тайнаку в убийстве, а лишь вывести на свет все эти скрытые эмоции, которые стали чересчур заметны. А что теперь, когда причиной всех переживаний оказалось нечто совсем другое, что Мио до сих пор не могла принять? Нет, Ритцу не врёт, это точно. Футболка… она ведь обвинила её из-за этой белой футболки. Меньше чем те, что носит Зоро. И почему она вновь чувствует себя слепой? Ведь Ритцу — не единственный человек, подходящий под замеченную ей улику. Был и другой одноклассник, которого стоило подозревать. Тот находился так близко всё это время, что Акияма не видела ни одного доказательства, направленного в его сторону. Мог ли он специально запутать её, спровоцировав эту ссору с Ритцу, чтобы избежать наказания? Или же она опять запутала саму себя? — Комаэда… — прошептала Мио, глядя на своего друга. Его лицо не отражало никаких эмоций, даже привычной улыбки. Он скользнул по ней взглядом без особого интереса. Все вокруг вели себя так, будто их подменили. Акияма перестала понимать что происходит, и уверенная в себе девушка, пытавшаяся вести расследование, куда-то исчезла. Мио трусила, не решаясь открыто обвинить ещё одного человека. Но красный рисунок на футболке Нагито в её расплывающихся от слёз глазах превратился в кровавое пятно.