The red thread II

24 января 1775 года. С вершины горы открывался прекрасный вид на широкое ущелье: хмурое вечернее небо окрашивало нетронутый снежный покров в сиреневые тона; громада леса черной сторожевой канвой обрамляла пологие на вид спуски. Солнечные лучи не пробивались из-за тяжелых серых облаков, и редкие порывы стылого ветра едва касались обнаженных ветвей. Густая морозная тишина разбавлялась хрустом снега под ногами двоих. Мартин проваливался в сугробы почти по колено, и превозмогая усталость, старался идти след в след за Коннором. Индеец шел так уверенно, будто знал эти земли как свои пять пальцев. Когда он увлекался и уходил в отрыв, то останавливался и терпеливо дожидался Мура. - А говорил, что ты в порядке, - глядя на его раскрасневшееся лицо, произнес Коннор, когда тот в очередной раз с трудом догнал его. - А я в порядке. Просто не привык по сугробам носиться, - с одышкой ответил Мартин, упираясь ладонями в замерзшие колени. - Ты уверен, что нам надо идти этой…сказал бы я «дорогой», но тут одно лишь направление. - Да, мы идем верно. За час нужно добраться вон до того уступа, - ассассин показал вперед. Расстояние Мартина не обрадовало, но идти обратно было бы еще хуже. Оттуда спустимся вниз, обойдем холм и выйдем на дорогу. Ты что, не ориентируешься? - без издевки поинтересовался он, но Муру так не показалось. - Лес — не моя стихия, - выпрямившись, Мартин постарался незаметно прижать ладонью ноющее бедро. После ранения нога еще не успела полностью восстановиться, и он понял, что опрометчиво решил отправиться на тяжелую миссию. - А если за час не успеем? - Начнется метель. Тогда спускаться будет опасно, придется искать ночлег. - А мы не могли пойти по дороге? - Потеряли бы время. Я не рассчитывал, что ты будешь тащиться так медленно. Мур молчаливо продышал упрек, и, резко выдохнув, когда собрался с силами, кивнул. - Тогда не стой столбом. Веди дальше. - Тебе нужно отдохнуть. - Я в порядке. - А нога? - Мерзнет в сугробе. Иди, говорю. Я следом. Коннор не стал больше спорить, но темп сбавил. Его прогноз не оправдался. Снег начался уже через несколько минут, а когда они приблизились к середине пути, усилился ветер, взметая снежную пыль, что ледяными вихрями опаляла лицо и забивалась в глаза, мешая смотреть. Ночная мгла немилосердно опустилась в ущелье, вдоль которого они шли. «Нужно было идти по дороге», - с досадой признал Коннор, остановившись, и в его спину врезался Мур. - Что не так? - спросил он, подняв голову. Коннор слышал его тяжелое дыхание и понимал, как тот устал, поскольку и сам совершенно не чувствовал бодрости. Сегодня выдался тяжелый день. Разбойничьи лагери были меньше, чем он предполагал, и находились недалеко друг от друга. Начав операцию на рассвете, к вечеру они закончили, оставив после себя лишь замерзающие трупы. Коннору понравилось работать с Муром: он не лез на рожон, умело выбирал противников и хорошо прикрывал спину, не раз отбив удары клинков, нацеленные в индейца. Их уговор подразумевал, что Коннор отвлекает внимание разбойников на себя, а Мартин действует на подхвате. Прежде, чем начинать зачистку, они проникали на территорию лагеря и отыскивали, где разбойники хранят порох и снаряды для пушек, которые ассассины после некоторого спора решили не уничтожать, а передать ополчению. «Там мои ребята, - защищал свою идею Мартин. - Думаю, им это не помешает. Что зазря добром разбрасываться?» Коннор же считал, что боеприпасы разбойников можно использовать против них же: подорвать, а выживших уже добить вручную. Но ему пришлось уступить: Мур смотрел на него с такой пронзительной просьбой, что хмурая уверенность в своей правоте пошатнулась. «Ладно. Будем действовать по обстоятельствам.» В завершение миссии у них получилось сохранить снаряды, оружие и порох, и потому осталось только сообщить представителям ополчения, где нужно забрать ценный груз. На вопрос Мура Коннор решительно обернулся. - Останься здесь. Я попробую найти место, где мы сможем переждать метель. Один я справлюсь быстрее и потом вернусь за тобой. Только не засыпай. Не дожидаясь ответа, он проворно скрылся в белых вихрях. Мартин прислонился к тонкому стволу одинокого деревца, прикрывая глаза с надеждой, что Коннор не бросит его здесь самым подлым образом. Чувствовал он себя препаршиво: усталость после битв усилилась долгим переходом через горы. Места недавних ранений нестерпимо ныли, а с каждым вдохом в груди и горле, казалось, скребли щетками. Он давно перестал понимать, слезятся ли его глаза, или это тает нескончаемый снег, облепивший ресницы и брови. Он вымок и замёрз, ноги почти не слушались, и лишь упрямое и злое нежелание показаться Коннору слабаком заставляло его делать шаг за шагом. Вьюга завывала. На минуту Мур допустил слабовольную мысль, что ему уже безразлично, вернётся ли за ним индеец. "Он ничего мне не должен. В конце концов, сейчас я - та ещё заноза в заднице. Если бы я мог шевелить булками чуть быстрее, мы бы уже спустились. Наверное. Ох, да не все ли равно? - поддавшись слабости, Мартин сел в снег, прислонившись спиной к стволу и ссутулившись, чтобы не потерять последнее тепло. Глаза открывать совершенно не хотелось. Ветер незаметно и стремительно наметал сугроб вокруг него, но Мур окончательно потерял к происходящему интерес. - Хотелось бы сейчас оказаться где-нибудь...в другом месте. И чтобы меня никто не трогал пару дней. Надоело все так… Может, бросить к черту? Никому не нужный герой в капюшоне, - саркастично усмехнулся он своим мыслям. - Может, мальчишки и правильно сделали. Ушли достигать своей цели. А что делаю я?.. Сам себе напоминаю ребенка, который заигрался в солдатика… Ради чего я сейчас замерзаю под кустом в далёкой глуши? Ради какой такой справедливости?.. Дурость свою только тешу, никому эта справедливость не нужна. Если Кон меня бросит тут, я даже не обижусь. На него. А вот на судьбу - конечно, ещё как! Ну ей-богу, я же хороший человек, за что мне все это?" Во тьме уныния он не заметил, как боль перестала ощущаться, и холод больше не беспокоил. Ему на мгновение стало очень хорошо, и он почти с удовольствием выдохнул, как очнулся от грубых шлепков по лицу. Они, казалось, выдернули, перевернули и растрясли саму его душу, до того мягким клубком свернувшуюся под ребрами, и Муру это очень не понравилось, даже захотелось грязно высказаться, но получилось только возмущённо промычать. - Я кому говорил не спать?! - раздался приглушённый шумом ветра низкий голос Коннора. С трудом разлепив смерзшиеся ресницы, Мартин разглядел его недоброе обветренное лицо. - Не сплю я, - заикаясь отозвался он, и постарался сбросить нервозное сонливое оцепенение. - Вставай. Коннор не просил - приказывал, грубо схватив его за руку выше локтя и поднимая из сугроба. - Иди рядом. Здесь недалеко. - Что недалеко? Мне больно, кстати, - потянув руку на себя, чтобы вырваться из чужих пальцев, дурашливо возмутился Мартин. Держать глаза открытыми получалось плохо, и он с трудом понимал, что нельзя поддаваться такому сильному желанию забыться. - Хорошо, что больно. Пусть это держит тебя в сознании. Индеец не отпустил его, поддерживая и подталкивая в нужном направлении, которое Мартин не мог осознать: он просто заставлял ноги двигаться, решив, что на сегодня с него хватит умственной деятельности. Несколько минут спустя Коннор втолкнул его в темную и узкую пещеру. - Пройди вглубь и жди здесь. Я скоро. Ни шагу отсюда, понял? Мартин кивнул и уставился на беснующуся круговерть снежных хлопьев, в которой снова исчез ассассин. "Он меня не бросил,"- с теплом благодарности подумал Мур, прислонясь плечом к холодной каменной стене пещеры. "Может, влюбиться в него? Хоть какой-то смысл в жизни появится… Всё лучше, чем Хейтем. Он-то наверняка бы не стал возвращаться. Или по доброте своей пристрелил бы, чтобы не мучился." Уходить в глубину пещеры не хотелось. Ему была неприятна сгустившаяся в ней пугающая тьма, которую исследовать сейчас в одиночку не было никаких сил. "Ну а вдруг там медведь какой притаился? Или рысь голодная… Уж лучше мне со спины прилетит, чтобы я и заметить не смог," - продолжая стоять к темноте спиной, Мур старался не отключаться. "Куда же это дитя леса снова убежало? И не пугает его такая погодка… Действительно, чем не отличная кандидатура для любви? Буду его соблазнять как-нибудь изощрённо… а то он такой серьезный, что даже хочется начать бояться. Большой и страшный медведь. С таким колоссом я ещё никогда не был. И мне крайне любопытно узнать, каков он в постели." Как вшивый мечтает о бане, так Мартин увлекся порочными и приятными фантазиями, от которых его отвлек вернувшийся Коннор. Он тащил за собой несколько огромных сосновых лап, на которых, припорошенные снегом, были свалены голые ветки. - Спишь опять? - Нет, - приоткрыв глаза, отозвался Мур. - Так, замечтался немного. Как думаешь, долго будет вьюжить? - Не знаю. Коннор устал, и сил предаваться бесполезным разговорам у него не было. Оттащив ношу подальше от входа и стряхнув хворост, Коннор соорудил из лап две лежанки и указал Муру на одну. - Ложись. Тебе надо отдохнуть. Сам же он принялся складывать мерзлые ветки и подкладывать меж ними собранную кору. - А ты? - Один из нас должен остаться на стрёме. Не хочу без боя оказаться в пасти дикого зверья. Думаю, ты тоже. - Разбуди, когда надо будет тебя сменить. Мур не спорил. Все его нутро словно ждало этой команды: лечь. Ему ничего не хотелось так сильно, как забыться хотя бы на краткий миг. С кряхтеньем и вознёй устроившись на широких ветвях, он надвинул на глаза шляпу и, сжавшись, попробовал согреться. Тело заныло с такой силой, что Мартин сжал зубы, не желая проронить и стона. Мало-помалу он стал чувствовать свое тепло, и, вдыхая аромат хвои, прислушивался к действиям Коннора: шорох ткани по земле, звук кресала о кремень и едва слышное шипение и запах вспыхнувшего пороха. Мигнули первые рыжие всполохи и притаились, тлея и разгораясь с новой силой. Индеец некоторое время поддувал в слабые ростки огня, и вскоре, словно нехотя, костер довольно затрещал. Снаружи ныла вьюга, неловко влетая в узкий пещерный проем и оседая серебряной пылью на входе. Несмотря на усталую опустошенность, заснуть у Мура не получалось: словно в мозгу заклинило какой-то рычаг, ответственный за отключение. В голове роились несвязные мысли, и оттого Мартину становилось ещё хуже. Не двигаясь, он смотрел на спину Коннора, который сидел перед ним. Сгорбившись, он подставлял ладони огню и о чем-то мрачно молчал. - Ты не боишься, что мы умрём здесь? - нарушил тишину Мартин, и сам с трудом расслышал свой голос — так тихо он говорил. Коннор помолчал, вздохнув, как будто раздумывал над трудным вопросом. И когда ответил, голос его звучал немногим громче, но очень уверенно. - Нет. У меня ещё слишком много неоконченных дел, чтобы позволить холоду забрать меня. Поэтому я и развел костер. А ты боишься? - Я ненавижу холод. И никак не могу от него избавиться. - Ляг ближе к огню. - Не поможет. - А что тогда тебе поможет? Мур усмехнулся, прикрывая глаза. Спокойная уверенность индейца немного ободрила его, и теперь ему хотелось, наконец, поддаться тяжести навалившейся усталости. Но и повисший в воздухе вопрос он не мог оставить без ответа. - Хороший трах. Коннор даже обернулся, разглядывая Мартина. «Как он может в такой ситуации думать о подобном?» - пронеслась мысль в его голове. «На его месте я бы думал о еде. В такую погоду охотиться невозможно, все зверье попряталось…» - Ты себя-то видел? Какой ещё трах тебе нужен? - Короткий. На долгий меня и впрямь не хватит, - индеец видел, как его губы тронула мечтательная улыбка. Ответив, Мур замолчал, и Коннор подумал, что тот отключился. - Кон… - неожиданно для него, позвал Мартин. - Что? - А может...мы составим друг другу более теплую компанию в эту ненастную ночь? - совсем не изощренно поинтересовался Мур, коснувшись ладонью его спины. Она манила его к себе, и Мартину отчаянно хотелось прижаться к ней, обернуться вокруг и спрятаться на широкой груди, согреться в чужом тепле. Ладонь скользнула вниз, к бедру индейца, но тот резким движением сбросил его руку. - Нет. Не трогай меня, - грубо отозвался Коннор. Мартину показалось, что продолжи он настаивать, и тот не постесняется применить силу. Неловкое, будто разочарованное молчание, поселилось в пещере, и Мур, досадливо вздохнув, больше не посмел возвращаться к этой теме. "Ну нет, так нет. Что ж теперь… Может, я ему не нравлюсь. Или он вообще против подобных действий. А может, его ждёт где-то привлекательная индианка? Или индейка? Не знаю, как правильно, да и не важно… Ну же, Мартин, не унывай. Не все ж должны падать в твои объятия. Хотя жаль. Несомненно жаль." Вьюга стихла в середине ночи. В облачные просветы выглянули яркие далекие звезды, и Коннор, устало поднявшись, размял ноги. «Я уже достаточно отдохнул. Теперь время позаботиться о завтраке. Есть хочется нестерпимо,» - подумав, он бросил долгий оценивающий взгляд на Мура, который беспокойно спал позади него, и, понимая, что сейчас ничем ему помочь не может, вышел наружу. Мартин проснулся на рассвете от запаха жареного мяса, но есть ему совершенно не хотелось. Он не чувствовал, что отдохнул, наоборот, будто ещё больше устал. Голова была тяжёлая, и все тело ныло ещё сильнее, чем накануне. Коннор сидел у костра и ел нанизанное на голый прут мясо. - Когда ты успел поохотиться? - вместо утреннего приветствия поинтересовался Мур, когда поднялся и стал осторожно разминать затёкшую шею. - Недавно. Присоединяйся, - отозвался индеец, указав ладонью на костер, где дымились такие же, как у него в руках, прутья с мясом. - Не хочу, - поморщился Мур. Он не брезговал, но аппетита не было, и от вида еды его замутило. - А чье мясо? - Заяц. Вкусно, зря отказываешься. - Верю. Но я совсем не хочу есть. Спасибо за предложение и заботу. Мур искренне улыбнулся, но от внимательного Коннора не скрылось, что это стоило ему определенных трудов. - Как скажешь, - пожал плечами индеец и, пока Мур, пошатываясь, разведывал заснеженные окрестности их убежища по единственной причине физиологической утренней нужды, доел порцию сытного завтрака, а остатки взял с собой. Часть пути до спуска они преодолевали с трудом. Коннор шел впереди, как и прежде, но без былой скорости. Наметенные сугробы значительно усложняли дорогу, но он старался не торопиться из-за своего спутника: он видел, что его состояние нельзя назвать нормальным, и был готов в любую минуту взвалить его себе на спину. Однако Мур был упрям в самостоятельном движении, и своей силой воли он заслужил уважение индейца. Спуск, по которому Коннор планировал добраться до дороги, был слишком опасным, и даже если бы он был один, то не стал бы идти этим путем. Поэтому им пришлось потратить ещё час, пока, утопая в снегу, они не добрались до более пологого и безопасного выхода к тропе, которая ещё двумя часами позже привела их к дороге на Ричмонд. - Итак, - устроив привал на мёрзлой обочине, Коннор приглядывался к раскрасневшемуся компаньону. - У нас осталось две задачи. Передать сведения ополчению и найти Лоу. Мур кивнул, хотя мысленно взвыл от того, что совсем выбился из сил и не представлял, как сможет продолжить миссию с Коннором. Но и отказываться от нее он не хотел: плохое самочувствие он считал слабовольным оправданием, недостойным ассассина. - Лоу найти не сложно, - заставив язык шевелиться, ответил Мартин. - Ты его знаешь? - Знаю. И теперь появилась достойная причина отправить его на тот свет. Коннор обдумал его слова, но прежде чем ответить, заметил, что вдалеке идёт груженая повозка с двойкой лошадей. - Расскажешь? - он вернул свое внимание Мартину. - Причину? Она тебе известна. - Нет, где его найти. - А, конечно. В Уильямсбурге, на пересечении главной улицы и той, что ведёт на главную пристань, есть таверна "Три сокола". Лоу часто заходит туда поужинать после рабочего дня. А живёт он в небольшом домишке, у которого зелёная крыша. Он один такой в городе, стоит рядом со старой мельницей. Есть жена и двое детей маленьких: семь лет девчонке и три года мальчишке. - Ты весьма близко с ним знаком. - Не буду вдаваться в подробности, но пришлось поузнавать о нем в свое время. Хорошо, что информация пригодилась. В последнем лагере им удалось захватить главаря разбойников, который отчаянно сражался, но умирая все-таки рассказал убедительному Коннору, что их всех нанял Джереми Лоу. Он не знал причин, побудивших помощника Рэндолфа на подобное, но и не хотел знать: пока ему исправно платили, он занимался тем, что умел лучше всего. «Умирать, правда, даже за такие деньги не хочется…» - перед тем, как отдать Богу душу, тихо произнес разбойник. Мартин был удивлен такому повороту событий. Он никак не ожидал, что пьяница и обжора Лоу решится на такие действия. - Но я не уверен, что это целиком и полностью его идея, - Мартин потер саднящие глаза и проморгался. - Может, сам Рэндолф приказал ему или кто-то еще из правящей верхушки города. Если Лоу откажется говорить правду, надо будет припугнуть тем, что предадим огласке его самые грязные делишки. Тогда он не только не сможет сохранить должность, но и придется искать другое место для жизни. - Какие делишки? - Коннор поднялся, отслеживая приближение повозки. - Да всякие. Например, что он любит молоденьких мальчиков. Или что был пособником при атаке на форт Уильям и Мэри в прошлом месяце. - Это правда? - Про форт? Частично. Но кто будет разбираться, если правильно подать информацию правильным людям? Коннор вышел на середину дороги, подняв руки в просьбе остановить повозку. Возница вовремя увидел его, и успел притормозить лошадей. Вид вооруженных Коннора и сидевшего на обочине Мура не расположил к себе седого сухощавого деда . - Добрый день! - Коннор подошел к нему неторопливо и, удерживая руки на виду, спокойно смотрел снизу вверх. - Вы едете в Ричмонд? - Допустим, - недружелюбно и с сомнением отозвался дед, бросив взгляд на Мура, который поднялся, не понимая, что происходит. - Подбросите моего друга до города? - Коннор кивнул на Мартина, но взгляда от старика не отвел. - Бесплатно только ноги ходят, но и их кормить надо. - Я заплачу. Но Вы доставите его ровно туда, куда он скажет, а не до окраины. Договорились? Старик поразмыслил. - А что, он сам не дойдет? Тут не так далеко. - Он неважно себя чувствует, и ему нужна помощь. В противном случае я бы не остановил вас. Дед еще раз внимательно осмотрел двоих. Они не были похожи на разбойников, которые нередко сновали по этой дороге, и чем-то даже внушали доверие, но оттого выглядели еще более подозрительными. Мартин подошел к ним, легко коснувшись плеча Коннора. - В чем дело? - Ты поедешь в Ричмонд, - обернулся к нему индеец. Он снова ставил его перед фактом, не давая возможности самому принимать решение. - Ну нет, - мотнул головой Мур. - Одну минуту, сэр, - извинившись перед стариком, Коннор отвел Мартина в сторону. - Ты поедешь и точка. Не надо спорить. - Я пойду с тобой. Если ты из-за моего состояния, то не думай, мне это не помешает. Сейчас отдохну немного, и все будет нормально. - Нет. С Лоу я справлюсь в одиночку, и ополчению передать сведения не составит труда. Все это - дело одного дня. А тебе нужен нормальный отдых. Твое упрямство тебя только погубит. И мне ты будешь мешать. - А, то есть я — помеха? Ну, здорово… Мартин понимал, что Коннор прав, и будь он на его месте, то поступил бы так же, однако чувство обиды все равно охватило Мура. - Твое состояние — помеха. Не путай, - индеец взял его за плечи и, едва наклонившись, взглянул в насупленное лицо. - Ты и так сделал достаточно. Как закончу, я дам тебе знать. Легче от этих слов Мартину не стало, но он решил не противиться. Неизвестно, чем может обернуться самая простая миссия, и усложнять ее для Коннора он не хотел. Поэтому быстро и порывисто обняв индейца, Мур отошел к повозке. - Уговорил, - бросил он, и обратился к старику. - Ну что, сэр, правда подвезете? - Коли за деньги, отчего ж честного человека не подвезти? - старик пожал плечами. Он прекрасно слышал их разговор, и слова об ополчении расположили его к незнакомцам. - Хитрец вы, сэр, - забравшись в кузов, он устроился между мешками с зерном и сеном, и только тогда взглянул на Коннора, который терпеливо ждал, когда они тронутся. - Спасибо, - дважды коснувшись кулаком сердца, шепнул ему Мартин и скомандовал старику ехать. Колеса глухо бились о мерзлую дорогу, временами похрустывая слежавшимся снегом. Над повозкой голубело лучезарное небо с редкими далекими облаками. Ветра не было. Вдоль пути встречались голые деревца и заснеженные луга. Мартин сунул в зубы сухую травинку, которую вытянул из одного мешка с сеном, и старался не отключаться, но это было непросто: мерное покачивание телеги, перестук колес да копыт действовали не хуже материнской колыбельной. «Никчемный и бесполезный ты, Мур. Может, тебя еще давным давно раскусил Том, да и сбагрил подальше, чтобы не мешался? Учеников воспитать не смог, Яблоко захватить не смог, довести миссию до конца — тоже мимо!.. Ни семью удержать, ни новую завести. Только свободные отношения… Может, и вправду...пойти к Хейтему, попроситься на должность?.. Извиниться за все… Ну да. И что он мне предложит? Тоже отправит в неведомые дали в качестве пушечного мяса. И какой тогда будет смысл? Может, стать его постоянной постельной игрушкой? Нет. Лучше пойду в священники обратно. Никто не поймет заблудшую душу лучше, чем тот, кто и сам потерялся.» 27 января 1775 года. Вечернее солнце отражалось яркими искрами от обманчиво недвижимой глади реки. Безветренная погода предвещала потепление, и Коннор испытал надежду на то, что зима вскоре отступит. В Уильямсбурге все прошло гладко. Сразу по приезду в город он навестил штаб ополчения, где оставил карту с пометками об оставленных боеприпасах. Задерживаться там он не стал, не желая пробудить к себе повышенный интерес и отвечать на лишние вопросы, и отправился на поиски Лоу. Как и говорил Мартин, вечером Джереми Лоу отужинал в «Трех соколах» и отправился домой, однако дойти до родного порога не вышло: клинок Коннора встретил его в одном неприметном переулке. Перед смертью он ответил на вопрос ассассина, что снабжал разбойников, потому что желал запугать население, а вместе с этим добиться двух целей сразу: обогатиться и настроить запуганных жителей вступить в ряды колониальной армии. Он надеялся, что сможет выдать разбойников местному правосудию и выставить все так, будто они были наняты британским правительством. «Не зря Мартин хотел его смерти. Может, он давно знал, насколько Лоу — гнилой и темный человек?» - подумал Коннор, подкидывая сухие ветки в костер. «Или у них старые счеты?.. Спрошу, если получится снова с ним увидеться. Надеюсь, сейчас он в порядке.» Мысли о Муре не покидали его с тех пор, как телега увезла Мартина в Ричмонд. Коннор не жалел о том, что отправил его домой: он видел, что тот болен, и не желал, чтобы болезнь усугубилась. Индеец был восхищен его упорством: мало кто смог бы проделать такой путь, что они прошли, в подобном состоянии. «Напишу ему из Бостона. Будет хорошо, если он сможет присоединиться к моей команде. Из него хороший боец, не придется обучать. К тому же сейчас ассассины должны держаться вместе, чтобы сохранить мир на этой земле. Не знаю, чем он не понравился Ахиллесу, но, думаю, у меня получится переубедить старика.» Неожиданно позади него раздался треск ветвей. Кустарники зашевелились, выпуская на берег реки смуглого морщинистого старца в расписных одеждах шамана местного индейского племени. Его голову короной венчали черно-белые перья, а в руках он держал крепкий вытесанный посох с редкими неясными символами. Шаман остановился в нескольких шагах от Коннора, и с неясной озадаченной задумчивостью уставился на него. - Мир тебе, шаман, - поднявшись, кивнул Коннор. Вид старца насторожил его, и он понадеялся, что своим привалом не осквернил какое-нибудь священное место. - Я помешал тебе? - О, нет, - качнул головой старик. - Думаю, что все совсем наоборот. Я присяду с тобой? Коннор приглашающе указал на покрывало, на котором сидел. С шаманами он не имел дел ранее, но знал, что следует проявить уважение, к какому бы племени он ни относился. Как только старик уселся, скрестив ноги и поправив одежды, Коннор сложил руки на груди, сверху вниз наблюдая за тем, как тот созерцательно устремил взгляд на тягучее полотно воды и дальше, к темнеющему противоположному лесному берегу. - Тебе от меня что-то нужно? - не выдержал долгого молчания Коннор. Негромко всхрапнула кобыла и отошла на несколько шагов, обнюхивая стволы и ветви голых деревьев. Старец ответил не сразу, как будто ему требовалось время, чтобы вернуться из своей далеко ушедшей мысли о чем-то неведомом и осознать прозвучавший вопрос. - Боюсь, что так, молодой воин. Ты не из нашего племени. И не из тех, чьи предки жили на этих землях. В тебе течет две крови, и обе чужды этим землям. Ты проделал немалый путь, чтобы оказаться здесь. Шаман не спрашивал. Он спокойно утверждал, будто знал Коннора лучше его самого. - Если тебя это беспокоит, то на рассвете я уйду, - напряжённо ответил ассассин, гадая, к чему приведет этот разговор. - Я не причиню вреда твоему народу. - Ты поспешен в своих суждениях. Горячая кровь и жажда справедливости… Опасная смесь, - шаман едва заметно усмехнулся и взглянул на собеседника. - Присядь. Я расскажу тебе историю. После этого ты будешь вправе прогнать меня, чтобы я не мешал тебе отдыхать перед долгой дорогой домой. Но прошу, выслушай меня до конца. Я думаю, краткий миг в компании дряхлого старика может оказаться весьма...значимым. Поразмыслив, Коннор сел рядом с шаманом, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Природа дышала: в сумерках ничто не беспокоило ее, и она будто говорила, что на этом пустом берегу нет больше никого, кроме них. - Я из племени памунков, что издавна возделывают земли вблизи этой реки, рыбачат и охотятся… Шаман углубился в рассказ об истории своего племени. Его речь была сдержанной, но эмоции все же проскальзывали в его повествовании. Старик подчеркнул, что их племя мирное, и не умолчал, сколько трудов было вложено, чтобы удержаться от конфликтов с соседями. Коннор хотел было его поторопить, но не знал корректного способа, а шаман не отвлекался на его ерзанье и тихие утомленные вздохи. Старик говорил медленно, иногда задумывался на мгновение, и тут же продолжал. - Далеко на западе от наших земель жило племя скиди. Волчье племя. Всегда жили в поисках войны, даже со своими собратьями бились часто. Поэтому и воины у них отменные, но никто это племя не жалует, для всех они - чужаки. До нас дошли слухи, что некоторое время назад они решили перебраться на юг, но, видимо, часть из них ушла на восток. И, на удивление, они смогли обосноваться здесь, однако никто из моего племени не смог найти место, где они разбили лагерь. Соседи бывают разные, и не всегда мы можем выбрать их по своему желанию… - шаман достал из-за пазухи кукурузную лепешку и, отщипнув кусок, бросил его в рот. - У тебя не найдется глотка воды? Со вздохом Коннор протянул ему свою флягу: желания слушать о распрях двух племен у него не было, но и отправить шамана восвояси он не смел. Ему было интересно, чего тот хочет, и, слушая его вполуха, Коннор усмирял раздражение и размышлял, как поступит. - Ты, верно, слышал когда-либо о том, что все племена обращаются к Силам, что ни понять, ни объяснить не могут. Скиди - не исключение. В попытках ублажить силы природы, склонить их на свои земли, они проводят один древний обряд, суть которого мне понятна, но неприемлема. В преддверии тепла они приносят жертву Заре, надеясь получить ее благоволение… В этом-то и причина того, что сейчас я здесь и говорю с тобой. Чувствую, простым указанием ты доволен не будешь, как и долгими россказнями, но наберись ещё терпения. Шаман за все время повествования ни разу не взглянул на Коннора, но будто знал и понимал все, что тот испытывает. - В нашей деревне мало воинов, но достаточно неплохих охотников и земледельцев. Среди последних есть семья, которая очень долго не могла иметь детей, но тринадцать лет назад им была дарована дочь, которую по радости родителей нарекли Эхои. Единственная веселая и миловидная любимица. Два дня назад переселенцы-скиди похитили Эхои, когда та собирала хворост. Наши охотники и воины не смогли отыскать их следы, и эта печальная новость заставила ее родителей обратиться ко мне. Воспользовавшись паузой, Коннор хотел отбросить приличия и все-таки потребовать сократить повествование, но шаман поднял ладонь, останавливая. - Я стар, и говорить без умолку мне тоже непросто. Но скоро закончу. Скиди будут готовить Эхои к обряду три дня, значит завтра - последний день ее жизни среди людей. На рассвете четвертого дня ей пронзят стрелой сердце и дадут вытечь всей её крови. После чего тело унесут на восток и предадут земле, в ожидании, когда всякая земная тварь насытится ею, и когда она сама станет землёй, а земля - ею. Мне тяжело видеть горе ее родителей, и неприятно счастье чужаков. Мое колдовство может подействовать медленно, и как бы я ни желал смерти им, а Эхои я спасти не смогу. Духи сказали мне нечто, что я, возможно, превратно понял. Но никто, кроме тебя не сможет объяснить мои видения. - Я? - Коннор потёр переносицу. - Мне кажется, ты обознался, шаман. Я - не толкователь всяких снов. - Духи указали мне, что на берегу я встречу воина с символом братства на алом полотне, - шаман повернул к нему голову. В его взгляде читался упрёк, хотя само его лицо было непроницаемо. - Мало ли кто какие символы носит, - мельком опустив взгляд на свой пояс, где пряжкой служил знак Ордена Ассассинов, буркнул индеец. - Кроме того я не встретил здесь никого, кроме тебя. Ты не вправе ставить под сомнение то, что было открыто Духами, но можешь дослушать до конца. Коннору не хотелось продолжать вникать в витиеватый рассказ старика. Он уже сделал выводы и желал заняться делом, а не болтовней. - Если ты хочешь, чтобы я помог спасти Эхои, тебе следовало прямо сказать об этом. Мне только нужно будет поговорить с теми, кто искал девочку, чтобы узнать точное место ее исчезновения. - Твое решение похвально и достойно великой благодарности, - шаман вздохнул, поджав губы и скрестив руки на груди. - Но твоя поспешность может стоить жизни. И я сейчас говорю не про Эхои, - голос шамана прозвучал более резко. - О чем ты? - нахмурившись, спросил Коннор. - Существует мнение, что если не перебивать и слушать до конца, то можно получить ответы и не тратить силы на лишние вопросы, - съязвил шаман. - Так что же, мне продолжить? Или сразу пойдём в деревню? - Скажи мне, кого ты имел в виду. Чья жизнь в опасности? - Имя мне неведомо. Думаю, ты и сам догадаешься, когда услышишь то, что показали мне Духи. В моем видении неслись два ручья, что впадали в одну реку. Стало быть совсем недавно ты встретил человека, который в сути своей не меньше, чем ты сам, и вместе вы - одно целое. Но как река растеклась в двух направлениях, так и ты оставил этого человека. Его течение стремительно неслось в засушливые жаркие земли, где воды неумолимо иссыхали. Твой же поток полноводной рекой устремился к цветущим лугам. Сейчас между вами ещё малое расстояние, поэтому есть шанс обратить его течение вспять. Если, конечно, поторопиться. Итак, подумай, есть ли в твоём окружении кто-либо похожий? Или я всё-таки ошибся в тебе, воин? - Я встречаю многих людей. И за последнее время встретил немало. - Его ручей спускался с холодных заснеженных горных вершин, там же и встретился с твоим. Был ли ты с кем-нибудь в горах недавно? Коннор усмехнулся. Первая мысль была о Мартине, однако он не представлял, что может угрожать его жизни, и потому стал перебирать в уме всех, с кем встречался до него и после, в Уильямсбурге. Но кое-что в словах шамана смутило его. - Что ты имел в виду, сказав, что мы едины? - Это тебе решать. Если это женщина, то я мог бы предположить, что Духи советуют вам стать семьёй. Но в таких случаях Духи говорят иными образами. Если же ты был с мужчиной - то вас объединяет одно дело, и вам стоит держаться друг друга, потому как одна река - сильнее двух раздельных ручьев. Но опять же...что-то настораживает меня, и я не могу это выразить словами. Потому я и отдал свои видения на твой суд. - Тот человек, что был со мной в горах, заболел. Мне пришлось отправить его домой. Считаешь, мне стоит вернуться и проведать его? - Не просто проведать, друг мой. Спасти. - От чего? Шаман поморщился и с кряхтением поднялся. - Если ты согласен помочь моему племени и вернуть Эхой, то и я в долгу не останусь. Духи сказали мне дать тебе награду. С ее помощью ты сможешь помочь своей половине. - Он - не моя половина, - поморщился Коннор, поднявшись вслед за стариком. - Духи говорят иное. - Так, в целом, ты угадал многое, - оборвал шамана ассассин, не желая выслушивать и дальше. - Давай теперь займёмся делом и не будем тратить время. Я смогу оставить лошадь в твоей деревне? - Разумеется. Мы позаботимся о ней. Путь до поселения они преодолели не более чем за час. Все это время шаман рассказывал о местных лесах, своем племени и семье Эхои. В деревне их встретили молчаливо и настороженно: нечасто шаман покидал их, чтобы привести чужака. Люди, посланные вождем им навстречу, пригласили их внутрь его дома, где в течение получаса Коннор получил всю необходимую информацию и отказался от помощи воинов племени. Коннор пробрался по заснеженным тропам до того места, где была обнаружена потерянная варежка Эхои. Сейчас, по прошествии времени, следов было слишком много, чтобы определить нужные, и Коннор досадливо огляделся, прислушиваясь к густой лесной тишине. Прикрыв глаза, он сосредоточился, и, открыв их, увидел в почерневшем пространстве едва различимое золотое свечение. Еще в детстве он интересовался, что с его глазами. Почему временами мир вокруг теряется во мгле, словно не значимый, а то, что важно — светится золотым или алым. Мать нередко уходила от ответа, но чаще всего объясняла это даром Великого Духа. Позже Ахиллес и вовсе отмахнулся от этого вопроса: «Какая разница? Используй, что имеешь, и не забивай голову ерундой.» И Коннор использовал свой дар. В этот вечер цепочка редких золотых огней, как маяки, через холмы привели его к невысокой заснеженной скале. Внизу под ней было ущелье, где вкруг стояли палатки, из которых к ночному звездному небу вился дымок разведенных внутри костров. Скиди были малочисленны, и самым сложным для Коннора оказалось распланировать последовательность действий. Выяснив, в какой палатке держат Эхои, он освободил девочку из клетки, бесшумно убив двух ее охранников. Дав ей возможность одеться в одежду мертвецов, он вывел ее за пределы лагеря и приказал ждать, спрятавшись за стволом дерева. Сам же вернулся в лагерь, где поджег все палатки и перебил тех, кто выбежал из огня. Не прошло и часа, как он пришел к испуганной Эхои, перепачканный чужой кровью и с запахом дыма. В деревню памунков они вернулись на рассвете. Шаман встретил их на границе поселения и с почтительной благодарностью склонил голову перед Коннором. После того, как Эхои была передана родителям, шаман привел его в свой дом, устройство которого почти ничем не отличалось от других, разве что в углах да вдоль стен были развешаны перья, нити и черепа диких животных. После омовений и легкого завтрака Коннор проспал несколько часов. А когда проснулся, вокруг было тихо, и шамана в доме не было. На душе было неспокойно. «А что, если старик прав, и Муру нужна моя помощь? Что, если его выследили и решили отомстить за уничтожение разбойничьих лагерей и убийство Лоу? Тогда мне действительно следует поторопиться. Нет времени отлеживаться.» Собравшись, он покинул дом шамана, но далеко идти не пришлось: еще у порога старик окликнул его, подозвав к стойлу, где жевала сено его кобыла. Солнце освещало полупустую деревню, и легкий ветер едва касался верхушек окружающего ее леса. - Я думал, ты будешь отдыхать дольше. Уже хочешь покинуть нас? - Да. - Тогда седлай лошадь, а я принесу твою награду. Надеюсь, она уже готова. Вернувшись, шаман протянул ему три стеклянных флакона и мешочек с монетами. - Деньги — награда от вождя. Ледяную воду же используй так: первый флакон дашь ему целиком, два остальных — по половине, утром и вечером, пока снадобье не кончится. Хворь отступит. - Так причина спешки в его болезни? - Духи говорят так. Но они сказали мне еще кое-что, если тебе интересно. Коннор спрятал в карман дары шамана и проверил стремя. - Я все думал, что мне не нравится… Ты не говоришь, как настоящий шаман. Твоя речь сильно отличается от того, как говорят местные, хотя внешне — истинный член своего племени. Объяснишь? - Это не трудно: мы активно поддерживаем связи с белыми, и, временами, приходится участвовать в диалогах с их представителями. Как уж тут сохранить привычный язык? К тому же я не всегда был шаманом, и в юности даже хотел отправиться в Британию, однако не сложилось. Теперь же я поддерживаю нашего вождя в случаях переговоров. Как ты заметил, он не особо дипломатичен, а чтобы находить компромиссы, нужно быть гибким, как змея. - На кого же тогда похож твой вождь? - На медведя, как и ты. Но мы не о нашем племени толковать должны. Ты смущаешься того, что испытываешь к тому человеку? - С чего бы? - С того, что слушать ничего не хочешь и находишь предлоги для того, чтобы сменить тему. - Ты издеваешься сейчас надо мной? - Коннор поднял брови. Ему казалось, что шаман говорит совсем не о тех чувствах, что должны испытывать братья по оружию, а о таких, что прежде были чужды Коннору. - Ничуть. Однако запомни: сам Великий дух сказал мне, что вы — часть единого целого, и потому нельзя терять то, что дарует судьба. Прими с благодарностью. Он даст тебе легкость и радость попутного ветра, ты же — его основание, сама земля, на которой все зиждется и существует. Не будет тебя — не станет и его, а вместе с этим будет разрушено то, чем вы на самом деле являетесь. - Твои слова сейчас смущают меня, шаман. - И зря. В них нет ничего такого. Если ты думаешь, что я толкаю тебя к нехорошим действиям — это не так. Каждый сам волен выбирать, что делать с предостережениями, и только вам двоим решать, кем стать друг для друга. Только потрудись, чтобы вы не стали врагами. Это зависит от тебя. Ветру ведь все равно, в какую сторону дуть. А теперь не задерживайся. Мне больше нечего тебе сказать. Ричмонд, 28 января 1775 года. Хейтем вытянулся на холодной постели. Подложил руки под голову, и, скрестив длинные ноги, устало прикрыл глаза. На выбеленном потолке проступала оконная тень, освещенная светом луны. В поместье было тихо и пусто. Впервые в жизни он поймал себя на мысли, что это его не радует. Последнее время он все чаще вспоминал Мартина, с которым все сложилось не самым лучшим образом. Он мог бы не придавать этому большого значения, ведь все их отношения были лишь затянувшейся игрой. Однако Хейтем предполагал, что они оба продолжают упрямо лгать друг другу о том, что им достаточно подобных редких встреч. И при этом магистр совершенно не желал становиться тем, кто посадит на цепь свободолюбивую птицу и сломает ее крылья, в которых и была вся ее прелесть. "Если б он только перешёл на мою сторону. Если б он отрекся от своей принципиальной и глупой преданности ассассинам… всё было бы по-другому." Кенуэй поморщился: ему было непривычно тоскливо и грустно от того, что давнее одиночество стало заметным и тягостным, а стылость постели настолько неприятно ощущается телом. Перед его глазами замерло лицо Мура во время последней их встречи в том переулке: настороженно серьезное, грустное и недоверчивое, будто они действительно никогда не были прежде знакомы. "Я не мог поступить иначе, - словно оправдываясь перед самим собой подумал Хейтем. - Пусть и хотел бы. Но что значат мои желания, если они могут поставить под удар все, чего я уже добился и чего добиваюсь? Нет, дело важнее всего, и я не позволю мимолётным чувствам к какому-то мальчишке взять верх над разумом." Недовольный своим решением, магистр заснул, погрузившись во мрак без сновидений. Утром же он проснулся с мыслью, что должен навестить Мартина. Вопрос "зачем?" мучил его во время завтрака и утренних домашних дел, но ответа, который хоть сколько-нибудь удовлетворил его, так и не нашел. И, одевшись, он вышел из дома, желая найти ассассина и поставить точку в их непростых отношениях. Кенуэй без труда отыскал нужный дом. Его чернеющие деревянные стены наводили тоску одним своим видом. На первом этаже располагалась кухня и небольшой трактир, а комнаты на втором этаже сдавались по невысокой цене из-за расположения дома вблизи местного кладбища. Жителей было немного, и часть комнат пустовала, отчего на их дверях Кенуэй приметил толстый слой пыли, грязи или огромную паутину. Магистр никогда не приходил к нему прежде, а Мур не настаивал на его визитах, хотя никогда не скрывал, где живет. "Надо было навестить его раньше. Может, стоило предложить ему пожить у меня? - поднимаясь по скрипучей лестнице и подходя к нужной двери, размышлял тамплиер. - Ну, да. И что бы из этого вышло?.. Предложу ему просто сменить обстановку. В центре города есть пустующая квартира, он мог бы жить там. Соседство в любом случае приятнее, чем здесь. Или это ассассинская черта - жить в трущобах? Не замечал подобного за ними раньше… Ну, хоть в рубище Мур не ходит, и то хорошо. Может, у него проблема с деньгами?" Дверь была приоткрыта, отчего в груди магистра шевельнулось настороженное чувство опасности. Приготовившись к неприятным неожиданностям, Кенуэй толкнул дверь внутрь и спустя несколько секунд, за которые ничего не произошло, вошёл в квартиру Мартина. Хейтем не задумывался, как живёт ассассин: в богатстве или скромном достатке, но никогда бы не подумал, что он будет довольствоваться одной простой маленькой комнатой, где кроме необходимых предметов мебели и быта нет ничего лишнего. Напротив входа стояла кровать, на которой лицом вниз распластался ассассин. Хейтем инстинктивно осмотрелся и, когда не увидел никого больше, прикрыл за собой дверь и подошёл к постели. Он думал, что ассассин пьян, и приготовился брезгливо его будить. Однако только коснувшись его мокрой сорочки на спине, он пригляделся к нему повнимательнее и понял, что Мур в горячке. Ассассина била крупная дрожь, дыхание вырывалось с хрипами, а на бледном лице замерло выражение муки. Решение помочь Муру пронзило его с той отчётливой стремительностью, с которой он всегда действовал в бою. Не задерживаясь в доме ассассина, Кенуэй отправился к врачу, у которого спустя долгое и томительное время объяснений и споров, забрал настойки и мази для Мартина. - Если случай запущенный, то считайте, что он уже не жилец, - прокряхтел старый врач, выпроваживая магистра. - Вы сможете только облегчить его страдания. Но как только я приму последних больных, я обязательно приду его осмотреть. - Я попрошу Вас поторопиться, - как можно любезнее отозвался Хейтем, торопливо спускаясь по ступеням к дороге. Ему не нравился этот старик, и вместе с тем он понимал, что другого и столь же опытного врача в городе нет, а Муру нужна помощь профессионала. Испытывая надежду на то, что у Мартина ничего страшнее серьезной простуды, Хейтем, позабыв о своих делах и планах, поспешил вернуться в дом у кладбища. Ему бессознательно не хотелось потерять Мура теперь, когда он стал свидетелем его невольной слабости. И несмотря на принятое решение постепенно отдалиться и в итоге прекратить их отношения, сейчас магистр вовсе не планировал претворять этот замысел в жизнь. *** Мартину было плохо. Тело горело, будто вокруг него разожгли сотни костров, и воздуха отчаянно не хватало. Ему хотелось открыть окно, но руки и ноги не слушались: ныли и будто хотели вывернуться наизнанку, и веки поднять было сложно. Раскутавшись, он хватал ртом воздух, но в груди болело, и каждый вдох обдирал горло. Дрожь волнами перекатывалась по телу, заставляла сжимать пальцами мокрую от пота подушку, лишь бы отвлечься от болезненных ощущений и понять, что он ещё в сознании. "Скоро будет лучше…- тяжело ворочались мысли в его голове. - Не хочу помирать так. Не хочу сдохнуть в одиночестве. Мне должно стать лучше." Иногда он отключался, видел насыщенные странные сны, меняющие свои сюжеты стремительным калейдоскопом, а, пробуждаясь, чувствовал, что устал от них ещё больше. В мгновение, когда жар едва отступил, и бредовые сновидения отпустили его, он услышал скрип половиц и нехотя заставил себя открыть глаза. У постели стоял Хейтем. Мартин через силу пригляделся к нему и с оттенком успокоения подумал, что взгляд магистра был серьезным и обеспокоенным, но решил, что это ему только кажется. - Привет, - Мур попытался улыбнуться, и облизнул сухие потрескавшиеся губы, приподнимаясь с постели. - Привет, - Хейтем кивнул, испытав облегчение от того, что Мур очнулся, и отошел к столу, выставляя склянки с лекарствами. - Прости, но я сегодня немножко не в форме, - еле подтянув ноги, Мартин прикрыл глаза и закашлялся. Он чувствовал, как грудь и горло дерет изнутри, и что силы заканчиваются, отчего ему нестерпимо хочется снова лечь и забыться. Приход Кенуэя его очень обрадовал, и он не хотел, чтобы эта встреча завершилась не начавшись. - Зачем ты пришел? - Мне стало любопытно, что случилось с тем, кто в любую погоду навещал меня раньше, но уже больше месяца и носа не кажет. - В прошлую встречу ты предельно ясно выразился, какого обо мне мнения. Я не стал навязываться. Хейтем поджал губы, принимая упрёк, и подошёл к изголовью кровати, где Мур снова упал на подушку. - Очень жаль, что так вышло, но тогда мне было необходимо выразиться подобным образом: меня встречали, и было бы сложно объяснять уважаемым людям наши отношения. Я надеялся, что ты не поверишь. - Почти...не поверил, - жар накатил снова, и глаза защипало, как от сильной усталости. Он хотел было извиниться за то, что не может встать, и только собрался с силами для этого, как Кенуэй продолжил, остановившись так близко к нему, что он слышал его запах. - Хорошо. Я принес тебе лекарства. Давно ты болеешь? - его широкая и прохладная ладонь легла на лоб ассассина, и тот подался приятному облегчающему касанию с детской непосредственностью. - Не помню, - поморщился Мур, ощущая, как прохлада ладони исчезает под его горячностью. Ему не хотелось снова оставаться одному, но он понимал, что Кенуэю здесь сейчас совсем не место: он остерегался, что заразен, и не хотел, чтобы Кенуэй подхватил от него неприятную болезнь. - Хейтем, я рад тебе. Но ко мне в любую минуту могут прийти, - с трудом произнес Мур. Это простое прикосновение мужчины успокоило его и придало душевных сил, однако сознание неторопливо погружалось в полумрак сна. - Мне будет...сложно объяснить уважаемым людям… - Я понял, - не дав ему договорить, Хейтем коснулся его лба другой ладонью. - Тебе надо бы уйти… Муру нестерпимо захотелось его заботы, и, понимая невозможность этого, ему стало так жаль себя, что он едва не позволил солёной грусти расчертить мокрыми линиями лицо. Силы оставили его, и как бы ни хотел вцепиться в чужую ладонь, он не смог и обмяк, провалившись в бессознательную черноту. Хейтем осторожно высвободил руку и позволил себе ласково, едва ощутимо погладить ассассина по волосам. - Выздоравливай скорее. Нечто большее, чем отеческое и очень трогательное заполнило сердце магистра. Он не хотел уходить, но поняв, что вскоре здесь могут оказаться другие ассассины, подумал, что сражаться с ними при всех обстоятельствах тут было бы неуместно. Спустя долгую минуту сомнений, он переставил лекарства на табурет вблизи кровати, чтобы, очнувшись, Мур сразу их заметил, выложил рядом расписанный врачом рецепт и, укрыв Мартина, нехотя покинул его дом. Точку в отношениях он так и не поставил, и вместо нее вновь образовалось нервирующее неясное многоточие. Спустившись на первый этаж, Хейтем случайно заметил в окне подозрительную фигуру, и до того, как удивился, успел притаиться у стены: вдоль дома стремительным шагом, увешанный оружием, скрывая лицо широким капюшоном шел неизвестный ему ассассин. Почти ворвавшись внутрь, он быстро поднялся по лестнице на второй этаж, ни на что не обращая внимания. Незамеченный им, Хейтем из свойственного ему любопытства проследил куда он пошел, и убедившись, что тот скрылся за дверью Мура, хмыкнул. "Их становится больше… Что вполне объяснимо. Где один ассассин, там появятся и другие. И всё-таки очень интересно, кто это, и что они замышляют..."- подумал Кенуэй. Он замешкался, желая вернуться, но всё же передумал: Мартин был болен и единственное, что ему сейчас требовалось — это забота и уход, а не какой-нибудь допрос или того хуже — драка. Кенуэй приложил много усилий, чтобы уничтожить Братство в Америке, и тех ассассинов, кто по той или иной причине остались в живых, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Хейтем считал, что контролирует ситуацию, и если она начнет выходить из под его контроля, он успеет пресечь это моментально. Несмотря на возросшую озабоченность тем, что в Вирджинии стало минимум на одного ассассина больше, ему стало спокойнее: если сейчас рядом с Мартином оказался друг, то вполне может статься, что жизнь Мура будет вне опасности. И все-таки он не доверял незнакомцу. Отыскав хозяйку дома, магистр убедил ее приглядеть за здоровьем своего постояльца. В качестве весомого аргумента он использовал кошель, поместившийся в ладони сухощавой женщины. - За ваше беспокойство и услуги доктора. Я не смогу его встретить, так что скажете, что это вы его позвали. Обо мне, прошу, не распространяйтесь и попросите о том же врача, - пояснил Хейтем назначение денег, перед тем, как покинуть неприятный дом, чернеющий на фоне ясного дня. *** Мартину же казалось, что сон длился всего одно тяжёлое мгновение. В голове отчаянно билась мысль, что Хейтем рядом, и стоит только приложить немного усилий - и получится взять его за руку. Плевать на все предубеждения, на собственную гордость, но сейчас есть шанс удержать его и успокоиться в его неласковых крепких объятиях. Мартин лгал, что к нему должны прийти, и осознание собственной ненужности подтолкнуло его найти в себе силы на такое простое и непосильное действие - поднять свою руку и ухватиться за чужую. "Зачем я сказал тебе уйти?.." - смог подумать Мур, чувствуя сухую и прохладную крепкую ладонь в своей, и, не открыв глаз, прежде чем снова увязнуть в бредовых снах, выдохнул: - Останься… Коннор замер, когда его неожиданно схватили за руку. И расслышав отчётливую просьбу, молчаливо кивнул в ответ, сжав длинные пальцы. Когда минутами ранее он вошёл в комнату и застал Мартина в бессознательном состоянии, он так же молча поблагодарил шамана, встретившего его на пути. И пусть время было упущено из-за помощи чужому племени, он был рад, что успел вовремя. В дороге, обдумывая все сказанное шаманом и свои чувства, он приобрел уверенность, что необходимо убедить Мартина сражаться за свои идеалы бок о бок, в одной команде, здесь, в Бостоне или где угодно в море. Но прежде, чем он начнет разговор об этом, Коннор решил поставить Мура на ноги. Положив его руку на подушку, индеец коснулся сухим поцелуем его лба, проверив жар, и достал из-за пазухи флакон с настойкой шамана. Он осторожно влил содержимое в приоткрытый рот больного и, убедившись, что тот все проглотил и не проснулся, выпрямился. "Нельзя его оставлять одного. Кто знает, когда он очнётся…" - подумал Коннор и рассмотрел склянки с нетронутыми лекарствами на табурете, поднял рецепт, вглядываясь в неразборчивый почерк. "Интересно, когда у него был врач?" *** Калейдоскоп обрывистых видений замер и оборвался, позволяя сквозь непосильно тяжелую темноту проступить очертаниям пейзажа. До горизонта простиралась белоснежная равнина, и только где-то вдали, сливаясь с черно-лиловым беззвездным небом, темнели остроконечные верхушки леса. Метель усиливалась. Мартин шел, утопая по колено в белоснежном хрустящей снегу. Вперёд. К одинокому голому дереву, появившемуся посреди равнины. Ветер стал злее и взметал сверкающую колючую белую пыль, словно пытался остановить его и не подпустить к желанной цели. Щурясь, он разглядел закутанную в темный плащ фигуру под низкими ветвями. Порыв ветра сорвал с ее головы капюшон, и длинные темные волосы взвились, танцуя в вихре метели. Медленно женщина обернулась, и с содроганием сердца Мартин узнал в ней свою мать. Виолетта ласково улыбалась ему и смиренно ждала, когда он преодолеет разделявшее их белое поле. - Мама! Метель наметала сугробы вокруг женщины. Ещё немного - и она вся исчезнет под снежным покровом, и Мартин изо всех сил бросился к ней: шатаясь, падая и снова поднимаясь. - Мама! - звал он, как будто это могло защитить ее от опасности. - Я уже рядом! Виолетта молча и терпеливо ждала его, и как только он, обессиленный, упал к ее ногам, буря стихла. Сожаления о былом захлестнули его душу, и Мартин ощутил, что только она может даровать ему покой. - Мама, прости, что я оставил тебя. Прости, - обнимая ее ноги, Мартин уткнулся распаленным лицом в ее колени. - Я остался совсем один, мам. И я так устал. Мама, что мне делать? Я хотел нравиться всем. Я их веселил, ублажал, учил… и все равно не стал им нужен! Виолетта нежно гладила его по голове, позволяя высказать боль и страхи, а потом укрыла своим плащом и обняла. Мартин ощущал самое дорогое сердцу тепло и чувствовал, что она спрятала его от всего мира. - Мам, я влюбился. И боюсь сказать об этом, потому что окажусь не тем, кто нужен. Потому что меня все равно не любят, а я просто удобен. Я никогда ему в этом не признаюсь. Мам, я так устал...я устал быть один. От жалости к себе, от осознания, что он запутался в чувствах и от липкого ощущения невозможности своего счастья, Мартин заплакал, прижимаясь к теплой материнской груди. Ему казалось, что Виолетта знает все, и нет смысла ей что-либо объяснять, но он не мог остановиться и сквозь всхлипы, не стесняясь своих горячих слез, продолжал повторять: - Я больше не хочу быть один. Я устал. Не могу больше так. Почему я один? Он чувствовал, как его лица коснулись мягкие волосы, и объятия стали крепче. Виолетта поцеловала его в висок и твердо произнесла, будто этим запрещала ему страдать. - Ты не один. Сон отпустил его. Мгла отступила, и получилось проснуться. И только слова матери удаляющимся эхом повторялись в его голове. Мартин прислушался к себе и с облегчением заметил, что ему уже не так плохо, как раньше. По крайней мере, ему захотелось пить и есть. Нехотя, немного неуверенно, он открыл глаза, обнимая подушку под головой, и весьма удивился тому, что увидел: рядом с ним, сложив руки на груди, сидел Коннор, опираясь спиной на изголовье кровати и вытянув на постели ноги. Их взгляды встретились, и Мур не смог сдержать добродушную усмешку и последовавший за ней продолжительный кашель. - Врач сказал, что тебе нужен постельный режим, - заговорил индеец. - Недели на две. Но я думаю, что уже через несколько дней тебе можно будет выбираться на прогулки. Если, конечно, не станет хуже. Как сейчас себя чувствуешь? Мартин откашлялся и перевернулся с живота на бок. - Лучше. Значительно лучше. Давно ты здесь? - Со вчерашнего дня. Ты долго спал, даже не проснулся, когда врач тебя осматривал. - Ты сходил за врачом? - Нет . Он сказал, что его наняла хозяйка. - Какая неожиданная щедрость с ее стороны. Придется поблагодарить потом. - Да, придется. Врач оставил лекарства. Завтра придет тебя проведать. - Спасибо ему большое. А ты зачем пришел? Я думал, после Уильямсбурга ты отправишься домой. Кстати, как все прошло? - Я и планировал ехать в Бостон. Но обстоятельства сложились иначе. Кто-то здесь собрался помирать, пришлось потратить время на то, чтобы подлечить его чудодейственными шаманскими настоями. - Коннор, ты покоряешь мое сердце своей заботой. Спасибо. Я бы тебя обнял, но что-то сил нет никаких. У нас есть что-нибудь поесть? Индеец неторопливо встал с кровати, и Мур впервые увидел его в одной рубахе и штанах, без многослойной зимней одежды ассассина и множества оружейных перевязей. Так он выглядел по-домашнему просто, и от него веяло спокойствием и силой, отчего Мартин с улыбкой почувствовал себя в безопасности. Коннор подошёл к столу, где были разложены его вещи, и в одной из сумок нашел остатки хлеба и сыра. - Думаю, того, что есть, нам не хватит, - резюмировал он и обернулся. - Пойду вниз, закажу что-нибудь. Пожелания? - Хочу картофельного супа. Перед уходом Коннор поставил на печь чайник, который к моменту его возвращения уже вскипел. За поздним завтраком Коннор рассказал Мартину о завершении миссии в Уильямсбурге, и, проследив, чтобы тот принял все лекарства, которые имелись в доме, отправил его отдыхать. - Ты будешь обо мне заботиться, пока я не вылечусь? - укрываясь одеялом, поинтересовался Мартин. Его взгляд, мутный от болезни и лукавый в силу характера, смутил индейца, и если бы Коннор не привык держать невыразительную маску, то на его лице отразились бы удивление, сомнение и раздражение одновременно. - Да. Поэтому тебе надо поправиться как можно раньше. Я хочу, чтобы мы поехали в Бостон вместе. Ты пригодишься в моей команде. - У тебя целая команда есть? - с интересом переспросил Мур. Спать расхотелось всего на одно мгновение, но каким оно было радостным!. - Я расскажу тебе о ней, когда ты встанешь на ноги. Надеюсь, мне не придется тебя уговаривать присоединиться? - Коннор сложил руки на груди и нахмурился. - Ну, не знаю…- усмехнувшись, Мартин лег на подушку и прикрыл глаза. - Может, я заартачусь? - Ты же не лошадь. - А упрямиться и покруче могу. Я подумаю над твоим предложением. Оно интересное… 8 февраля 1775 года. На улице было тепло и солнечно. По разбитым дорогам, покачиваясь, шли телеги с товарами, по обочине — люди, и каждый был сосредоточен на своих мыслях. - Ты не сильно здесь задержался? Тебя же, наверное, в Бостоне ждут? - спросил Мартин, который с удовольствием прогуливался по просторным улочкам и разминал ноги после долгого лежания. Вчера вечером его осмотрел врач, с удивлением отметив, как быстро улучшилось его состояние: «Первый раз подобное в моей практике!», а потому разрешил Мартину отправляться на непродолжительные прогулки два-три раза в день, чтобы помочь легким восстановиться после воспаления. Рядом, рассматривая с любопытством все, что их окружало, шел Коннор. Он всегда прятал голову в тени капюшона в отличие от Мура, которому форменная одежда ассассинов приелась еще в Великобритании, но он надевал ее в редких случаях, когда это было необходимо. - Ждут. Но что я могу, если ты еще не готов отправляться? Мартин спрятал руки в карманах и, зажмурившись, подставил лицо солнечным лучам. Он долго обдумывал предложение индейца. Оно было ему по душе настолько, насколько приятно ему было находиться рядом с Коннором. За неделю, что они провели вместе под одной крышей, Мартин успел узнать индейца поближе: кроме того, что он отличный воин, Мур понял, насколько тот неловок и угрюм в попытках проявить заботу в повседневной жизни, но это совершенно его не портило в глазах англичанина. Индеец казался самым честным, прямолинейным и справедливым из всех, кого он знал за свою жизнь, и поэтому он стал для него невероятно привлекателен. К огорчению, на любую попытку сблизиться физически Коннор реагировал однотипно: пресекал любые прикосновения и категорично отказывал, если Мур продолжал настаивать. Впрочем, его отказ Мартин понял еще тогда, в пещере, и продолжал флирт исключительно из желания поиздеваться и со слабой надеждой на авось. - Кон, я долго думал, и вот какое встречное предложение хочу тебе сделать, - Мур указал на застекленную витрину булочной, заставленную пирогами со всевозможными начинками, булочками с посыпкой и кругляшами свежего хлеба. - О! Зайдем? Я там не был. - Ты не договорил. Рассказывай о предложении, а там видно будет, - заупрямился Коннор. Он не был любителем посиделок в подобных местах. К тому же знал, что иные посетители будут совсем не рады соседству с краснокожим, а на ссоры и перепалки у него сейчас не хватало дурного настроения. - Пойдем. Там и расскажу, - ухватив его за локоть, Мартин почти втащил за собой индейца и, оглядевшись, показал ему на столик в углу. - Жди меня там. Я сейчас приду. Устроившись на стуле, индеец сложил руки на груди и закинул ногу на ногу, как привык: устроив лодыжку правой ноги на колене левой. Из-под капюшона он наблюдал за оживившимся Мартином. Выздоровев он перестал напоминать ему мученика, натужно выдавливавшего каждую улыбку, через силу заставляя себя даже двигаться. Теперь он сиял, как начищенный таз в погожий день, трепался без умолку о всякой ерунде, и неоднократно пытался склонить его к разврату. Коннору подобное поведение было настолько в новинку, что он каждый раз смущался, будто впервые, и резче обычного одергивал Мура, пытаясь призвать к благопристойному поведению. Лишь теперь он понял, что подобное словосочетание для Мартина — всего лишь буквы из книг, которые в своей жизни он совершенно не желал применять. - Привет, красавица, - облокотившись на стойку, Мартин едва не перегнулся через нее к молоденькой торговке. - Что у вас самое вкусное? Мы с приятелем непривередливые, но очень голодные! - Ну...все вкусно. Вам чего? Булок или пирогов? - Ох, какие у тебя глаза невероятные, - без какого-либо смущения продолжал Мур. Коннор хоть и не видел, но чувствовал, как тот ослепительно улыбается и довольно жмурится от ощущения собственного обаяния. Закатив глаза, индеец хотел было окликнуть повесу, считая, что неправильно заставлять девушку краснеть без серьезных намерений, однако в этот момент к ней присоединился юноша, как две капли воды похожий на нее. - Мия, иди. Я здесь сам справлюсь, - тронув сестру за локоть, юноша занял ее место, с той хмурой настороженностью глядя на посетителя, что девушка мгновением раньше. - Бог ты мой… Близнецы! - не сдержал изумления Мур, и, как-то даже подсобрался, прежде чем ляпнуть: - Привет, красавчик! Коннор непроизвольно закрыл глаза ладонью, прежде чем все-таки одернул его: - Мартин! - А? - Мур обернулся, забыв стереть радостную улыбку, будто она намертво приклеилась к его лицу. - А что я? Я заказываю! - разведя руками, он снова обернулся к юноше. - Нам на двоих, есть будем здесь. Каждому три куска пирога с мясом и по одному — с рыбой. Но так, чтобы все разное было, хорошо? Кивнув, юноша принялся молча собирать заказ на тарелки, а Мартин продолжил ожидать у стойки, забыв закрыть рот. - А вы давно в городе? Ещё месяц назад здесь ничего не было. Переехали откуда-то? Юноша кивнул. - Значит, сестренку зовут Мия, а тебя, молодой человек? Я — Мартин Мур. - Сестру зовут Эмилия. А я - Патрик Эверли, сын Джона Эверли, хозяина пекарни. Мы приехали из Вустера. Мистер, я принесу заказ за стол, можете присесть. - О нет, спасибо, я подожду тут. И что вам в Вустере не понравилось? Слишком близко к Бостону, что пал в немилость? - А вы всегда такой любопытный? - Всегда. Так что? Побоялись, как бы местные беспорядки не зацепили вашу очаровательную семью? - Если и так, то вам какое дело? - Патрик звонко поставил перед Муром тарелки. Выглядел он при этом до смешного недружелюбно. Коннор предполагал, что ему не было и четырнадцати лет, и серьезный взгляд, которым он пытался прожечь болтливого посетителя, совершенно не производил желаемого впечатления. - Вообще никакого. На самом деле правильно поступили. Я бы тоже свалил оттуда, будь у меня в семье такие милашки. Патрик, не сердись попусту, - Мур нахально и почти невесомо стукнул указательным пальцем по кончику его носа. - Если понадобится помощь, приходи в черный дом у кладбища. Меня там любая собака знает. - Не имею привычки болтать с собаками. Приятного аппетита. С вас шиллинг. - Не дешево у вас, однако, - хмыкнул Мартин. Выложив монету на стол и забрав тарелки, он вернулся к Коннору, сев спиной к прилавку. - Вот. Налетай. - И зачем ты к детям пристал? - Не приставал я. Просто познакомился поближе и предложил свои услуги при необходимости. А как иначе? - Мог бы познакомиться с их отцом или матерью. - Я их здесь что-то не заметил. А паренек при случае им про меня скажет. И что такого я сделал? Я был честен! - Ну да… Вернемся к нашему разговору. Что ты хотел сказать? - Коннор не был голоден, но глядя, с каким аппетитом уминает пироги Мур, решился попробовать и сам. - Я не могу стать членом твоей команды, - прожевав кусок, Мартин отодвинул тарелку. Было вкусно, но говорить с набитым ртом претило воспитание. Он увидел, как вскинул голову индеец и почувствовал, что смотрят на него весьма недобро. - Не злись раньше времени. Дослушай. У Коннора напрочь пропал аппетит после такого заявления. Снова скрестив руки на груди, он терпеливо слушал объяснения Мура. - Я не могу покинуть Вирджинию насовсем. Кроме меня здесь больше некому приглядывать за порядком, а тамплиеры вполне могут прибрать к рукам то, что вполне пригодится и нам самим. Здесь их влияние велико. Многие плантаторы направляют им вырученные средства от сбыта табака и хлопка для утверждения своей власти. Политика — не та сфера, в которой я хорош, но издали разобраться что к чему, надеюсь, получится. Я бы хотел перенаправить поток средств в более подходящее русло: грядет война, и не хотелось бы, чтобы колониальные войска остались без должного снабжения. - Откуда тебе все это известно? - Коннор, единственное, что мне удавалось хорошо — это собирать информацию. Теперь пришла пора ее применить. - Если ты знаешь, кто из тамплиеров здесь при власти, может, стоит просто убрать его? Мартин поморщился. Одно дело — приостановить денежные поступления в карман Кенуэя, другое — желать ему смерти. На подобное он пойти не мог, и потому раскрывать всю информацию перед Коннором не стал. - Ты поди ж к ним подберись для начала… Я знаю некоторых людей, которые участвуют во всем этом, но они лишь посредники. Однако мне неясно, на что тамплиеры тратят полученные средства. А я хотел бы узнать. Возможно, в настоящее время мы… Это может показаться дикостью, но все-таки… Может, мы сейчас хотим достигнуть одной и той же цели. Кроме того у меня есть одно незаконченное дело, которое мне поручили перед отправлением из Англии. И я должен его завершить, а для этого мне необходима свобода действий. Если я буду с тобой участвовать в далеких морских сражениях, то не смогу закончить то, что начал. - Ты не думаешь, что я мог бы помочь тебе с этим? - Ты мне уже достаточно помог. Ты сделал для меня очень многое, за что я бесконечно тебе благодарен. И не думай, что я просто так хочу с тобой распрощаться. - Пока что твои слова именно это и значат. Мартин опустил взгляд, рассматривая золотистую корочку ароматного пирога перед собой. - Давай рассуждать здраво. Я еще не до конца восстановился. Поэтому боец из меня, мягко говоря, так себе. Зачем тебе лишняя головная боль? Поэтому пока буду приходить в норму, я буду снабжать тебя информацией. Если мой план удастся, то в скором времени я смогу обеспечить неплохой доход. А ведь для создания отделения нашего Ордена необходимы немалые деньги, верно? - Мартин улыбнулся, желая найти в хмурой и молчаливой тени капюшона согласный отклик. Но Коннор молчал. - Обмундирование, содержание корабля, боеприпасы, вооружение, снабжение… Это требует немалых затрат. Поначалу я думал, что британский Орден поможет здесь обосноваться, однако пришел к выводу, что мы - сами по себе, потому что они сюда не сунутся, пока не наступит более спокойное время. Недавняя чистка их здорово напугала. - Чистка? - Да, когда...тамплиеры вырезали почти всех ассассинов. Я думал, ты знаешь о ней. - Слышал, но Ахиллес не вдавался в подробности. К тому же это было давно. - Давно? Ну сколько, лет десять прошло? Ну, пятнадцать. - Меня в то время это совсем не интересовало. - Почему? - У меня были...другие увлечения, наверное, - пожал плечами индеец. Он и сам не помнил, чем занимался в те годы. - Стоп, сколько тебе тогда было? Индеец промолчал и чуть отвернулся. - Коннор? - Что? - У тебя проблемы со счетом? Не переживай, я помогу, - с наивной и добродушной простотой отозвался Мур. - Сколько тебе сейчас? Так, эти события были в 1760 году… Ну да, почти ровно 15 лет назад. Давай посчитаем. Так сколько тебе лет? - Восемнадцать, - буркнул индеец. Мартин хотел было озвучить вслух подсчеты, но споткнулся на первом слове: озвученный возраст никак не соответствовал тому, что Мур видел перед собой. - ...Мгм. - Что-то не устраивает? - насупился индеец. Ему было наплевать на возраст, однако всеобщее предубеждение, что он - желторотый юнец, который ничего не смыслит в делах, невероятно раздражало. - Просто...удивлен, - признался Мур. - Ты выглядишь...постарше. - И что теперь? Откажешься со мной сражаться из-за того, сколько мне лет? - сурово поинтересовался индеец — вспыхнувшую злую досаду было сложно сдержать. - Чего вдруг? - Мартин поднял брови. - Возраст не при чем. Я видел тебя в деле. И я хочу быть с тобой по одну сторону. Поверь, что мне это нужно, возможно, даже больше, чем тебе... Пойми, что я временно хочу разграничить сферы деятельности. По возможности, я с удовольствием помогу тебе в сражениях, где бы они ни были. Но, желательно, все-таки на суше: на ней я себя чувствую куда увереннее. Коннор обдумывал все сказанное: часть его духа противилась, другая же была согласна с тем, что задумал Мартин. Однако ему вспомнилось предостережение шамана, и тень сомнений отдалила его от принятия решения. - Ты же не станешь помогать тамплиерам, если меня не будет рядом? - Они и без моей помощи многое могут. Почему ты вдруг спросил об этом? - Да так… - поморщился индеец. - Ладно. Тогда я сегодня же выеду в Бостон. Какой смысл теперь тратить на тебя время? Уже не помираешь. - Как грубо. Мне вот очень приятна твоя компания. И даже расставаться не хочется, - лисья хитрость вновь послышалась в его интонациях. Мартин ничего не мог с собой поделать: с Коннором хотелось флиртовать бесконечно и при каждом удобном случае, пока эта нерушимая крепость не сдастся. - Тогда последний раз говорю: поехали со мной. «Нет, он определенно меня не понимает, - усмехнулся Мур, возвращаясь к трапезе. - Прямолинейные люди очень плохо улавливают намеки. Им надо так же прямо говорить, иначе всё без толку...Но ведь так не интересно!» Снова отказав индейцу и объяснив все причины, Мартин покончил со своим обедом и указал на порцию Коннора. - Ты почему не ешь? - Не хочу. Возьми себе, если не наелся, - ответив, Коннор поднялся. - Подожду снаружи. Коннору хотелось проветриться. Сладкий запах свежего хлеба в пекарне мешал ему побороть роившиеся сомнения. На улице же ему стало немного легче. «Правильно ли будет оставить его? Он говорит дельные вещи. И если с его помощью получится найти дополнительные средства, это будет нам только на руку. Пока что я и сам справляюсь со всеми делами. Информация из Вирджинии тоже может мне когда-нибудь пригодиться… Но черт, я рассчитывал, что все будет просто. Почему так не бывает?..» - Я взял пироги с собой. Поешь, когда захочешь, - послышался голос Мартина, вышедшего к нему. - Спасибо. Они вернулись в дом Мура, где после недолгих сборов, Коннор замер на пороге, не решаясь так быстро уехать. - Ты ведь знаешь, что теперь ты не один? Мартин нахмурился, внимательно глядя в серьезное лицо индейца. Подойдя к нему, он сложил руки на груди и привалился плечом к дверному косяку. - Странно слышать такой вопрос. - Когда я приехал, в беспамятстве ты только и повторял, что не хочешь быть один. Сейчас мне надо быть уверенным в том, что ты не натворишь глупостей. - Говоришь, как мой старший братец… - улыбнулся Мартин. Он был смущен: Коннору стало известно то, что он предпочел бы скрыть от любого. - Все в порядке. - Если тебе понадобится моя помощь — просто позови. Напиши в поместье Дэвенпорт, и я сразу приеду. - Лучше уж ты мне напиши, как понадоблюсь. Здесь я со всем справлюсь. Тут не так опасно, как в Бостоне. - Если узнаешь, что тамплиеры прознали о тебе, и почувствуешь опасность — уезжай отсюда. В поместье Дэвенпорт всегда найдется место. - Не для меня, - Мартин припомнил, чем закончилась их встреча с Ахиллесом и не хотел повторения. - Но смысл я понял. Коннор, все будет хорошо. Не переживай. Иди уже. Не люблю долгие прощания. Ты ведь все равно не дашь себя обнять напоследок? - Не люблю прикосновения, поэтому воздержись. Увидимся. «Не любишь?.. Очень жаль. Надеюсь, со временем это пройдет. Иначе как же мне тебя совратить?» - провожая его взглядом, подумал Мартин и, когда тот скрылся на первом этаже доходного дома, вернулся в свою квартиру. Он чувствовал, как вернулись силы и жизнь приобрела новые краски. Ему хотелось заняться делом. Встреча с Коннором вдохновила его и придала решимости на то, чем заниматься раньше ему не хватало смелости и желания. И если прежде он рассматривал свое пребывание в Америке как явление временное, хоть и затянувшееся, то сейчас осознал, насколько ему хочется остаться. «Найду Яблоко и отправлю его Тому по почте. А сам… Хочу приготовить место, куда смогу привезти Генри и Терезу, когда вся неразбериха закончится. И в конце-то концов, пора позаботиться о себе. Иначе я никогда не избавлюсь от ощущения собственной бесполезности. Для начала, - он оглядел комнату и упер руки в бока, - надо подумать о том, как получать доход и не вызывать ненужных подозрений. И есть у меня одна мысль...» 11 февраля 1775 года. Возле поместья Кенуэя выстроились экипажи, заполнив всю дорожку между домом и лужайкой. В окнах горел свет и слышались приглушенные звуки музыки. «Впервые вижу, чтобы он в своем доме танцы устраивал...» - подумал Мур, неспешно обходя дом. Остановившись с торца, ассассин взглянул вверх, где темнело давно известное ему окно спальни. «Надо же, приоткрыто, если глаза меня не обманывают. Ну что ж?» - оглядевшись, нет ли кого поблизости, он взобрался по незначительным архитектурным выступам на второй этаж и проник в темную спальню. Постель была застелена, везде царил порядок. Мартин улыбнулся, обходя софу и усаживаясь на кровать. Коснулся ладонями холодного покрывала и ткнулся лицом в подушку, с удовольствием втягивая едва слышимый запах хозяина дома. «Черт, как вкусно он пахнет… Соскучился. Что же делать? Дождаться здесь?» Выпрямившись, он осмотрелся. Идея ждать на месте его не вдохновляла. Хотелось увидеть Хейтема и поскорее дать ему о себе знать. «Но я совсем не одет для выхода в общество. Надеюсь, он не будет против, если я кое-что у него позаимствую...» Порывшись в платяном шкафу, Мартин выудил несколько сорочек и сюртуков. «Интересно, подойдет?» - придирчиво осмотрев наряды, Мур сбросил свою верхнюю одежду и примерил одну из сорочек. «Великовата...» - успел подумать он, как дверь в спальню тихонько приоткрылась, впуская полоску света и темноволосую статную женщину в богатом платье. - Ой, кажется я ошиблась, - увидев стоявшего полубоком к двери Мура в расстегнутой сорочке, она потупила взгляд, но мгновением позже осмелела и снова взглянула на него. - Не подскажете, это ведь спальня Хейтема? Мистера Кенуэя? - Понятия не имею, - от неожиданности Мартин замер, удерживая в пальцах борта рубашки и не отводя от женщины глаз. Ему удалось не поддаться удивлению и сохранить отрешенно-надменное выражение лица. - Если хотите его найти, не лучше ли поискать внизу? Как видите, здесь его нет. - Конечно. Извините, что помешала. Она вышла, и за закрытой дверью Мартин отчетливо расслышал негромкое ругательство. «И что это было?» - застегнув сорочку и надев первый попавшийся черный сюртук, расшитый серебряными нитями, Мартин поправил рукава. «Если он ее сюда отправил вперед себя, то я сорвал им жаркую ночь. И тогда мне стоит дождаться его здесь, потому что она ему первым делом скажет, что видела меня. Наверное, он даже рассердится. С другой стороны, надо было окно закрыть. А если он не закрыл, значит ждал. Значит ее тут быть не должно было. И как же поступить?» - оглядев себя в зеркале, Мартин распустил волосы, встряхнул их пальцами и снова завязал в хвост. «Ничего так. Штаны прямо в цвет. Сапоги только надо протереть...» Закончив с приготовлениями, Мартин решил не ждать прихода сердитого тамплиера и, оставив на кровати беспорядок, вышел из спальни. Коридор был пуст. С первого этажа, из гостиной, доносились голоса, женский смех, музыка камерного оркестра и топот танцующих веселую мазурку. «Что это на него нашло? Неужели приелось в глуши жить, захотелось праздника? Ох, а если у него день рождения? Когда же он у него... В декабре, кажется… Или в январе?.. В любом случае, уже прошел. Тогда что за повод? Уж не надумал ли он жениться?» - допустил мысль ассассин, спускаясь по лестнице. Это предположение его почти расстроило. Гостей было немало и затеряться между ними, изображая приглашенного гостя, Мартину было совсем не сложно. Казалось, вся местная элита собралась здесь в этот вечер: плантаторы, члены сената, прокуроры со своими семьями, некоторые гости прибыли из Уильямсбурга — Мартин заочно знал двух членов палаты бюргеров из пяти присутствующих. Остановившись неподалеку со скучающим видом, он подслушивал их разговор и высматривал в толпе хозяина дома. - Лоу мне совершенно не жаль. Видимо, поплатился за свои темные делишки. - И тем не менее, он — помощник Рэндолфа. Не думаете, что это было нападение на него самого? - Вряд ли. Иначе Рэндолф бы уже раздул скандал, топал ногами и заставил найти убийцу за два дня. Повернувшись и взяв с подноса на столике бокал с игристым вином, Мартин наконец-то заметил в поредевшей толпе Хейтема: тот сидел в кресле у камина в дальнем углу гостиной и, потягивая вино, откровенно скучал. Зазвучал вальс. Мужчины приглашали дам, уводя в простор гостиной. Шуршали платья, цокали каблуки. Хейтем безынтересно скользил взглядом по вальсирующим парам, пока в мерцающем проеме не увидел Мура, приподнявшего бокал в ехидном приветствии. «Шельмец, хватило же наглости...» - едва заметная улыбка тронула губы тамплиера. Ему было не трудно распознать на нем свой сюртук, который подчеркивал своей мешковатостью обострившуюся за время болезни худобу ассассина. И все же в глазах Кенуэя Мартин был очарователен. Отставив свой бокал на каминную полку, Хейтем вышел из гостиной. Проходя мимо Мартина, он жестом пригласил его следовать за собой и вошел в единственные закрытые двери неподалеку — в библиотеку. Как только Мур вошел в мрачную комнату с запахом пыли и книг, Кенуэй запер за ним дверь на щеколду, и обнял так трепетно и крепко, как только мог. - Сорочка не жмет? - поинтересовался магистр, дыханием касаясь его уха. - Немного велика. Я был не готов к появлению в высшем обществе, хотя помылся перед выходом. - Я не ждал тебя сегодня, - Хейтем прикрыл глаза, с удовольствием вдыхая чужой запах, когда касался носом светлых волос за ухом. Ему было приятно ощущать, как Мур опирается спиной на его грудь, и, положив поверх его рук свои, слегка поглаживает его кисти. - Тогда мог бы закрыть окно. - Я не закрыл? Надо же… запамятовал. - Дразнишь теперь? Признайся, что хотел меня увидеть. - Не раньше, чем ты признаешься, что мечтал обо мне. - Я просто шел мимо. И подумал, не испортить ли тебе вечер? - Этот вечер и так безнадежно испорчен. Ты — лучшее из того, что со мной случилось сегодня. Мартин обернулся в его руках, положив руки на широкую спину, скрытую толщей одежды, но и через нее он ощущал излюбленный рельеф мышц. - Женишься? - серьезно спросил он, глядя в очертания грустных глаз. И Хейтем не удержался от удивленного смешка. - С чего бы? Что за вопросы, Мартин? - Пока я наряжался, в твою спальню решительно зашла дама. Она была удивлена, когда увидела меня. - Брюнетка в зеленом платье? - Не рассматривал - смутился глубиной ее декольте. - Вот как. Катрин все пытается стать моей любовницей. Не думал, что решится на подобное... Не бери в голову, она не в моем вкусе. Хейтем осторожно коснулся его плеча в месте, куда два месяца назад пришелся выстрел. - Болит? - Ноет. Рука магистра скользнула к раненому в тот же день бедру ассассина. - А здесь? - Тоже ноет, - Мур перехватил его ладонь, направив к своему паху. - Как и здесь. И...-потянув руку выше, прижал к груди. - И вот тут тоже. Хейтем, хочу расставить все по местам. Кенуэй усмехнулся и попытался отстраниться, но Мур удержал его на месте. - Давай не будем желать смерти друг другу? - Я и не желал тебе смерти. - Но и стрелять в меня больше не надо. На мне все долго заживает и, честно говоря, раны доставляют большой дискомфорт. - В этом и есть их смысл. Хорошо, - снова обхватив его, Кенуэй прижал собой гибкое тело к книжным полкам, - но ты пообещаешь, что больше не пойдешь против меня. - Разве я когда-либо так поступал? - Уже не припоминаешь? - То было досадное недоразумение. Твое появление в форте сломало все мои планы. Я растерялся. - Могу с уверенностью сказать то же самое и о себе, - не удержавшись, Хейтем коснулся скромным поцелуем его скулы. - Итак, ты обещаешь? - Я не причиню тебе вреда, - сдался Мур, приникая долгожданным поцелуем к губам тамплиера и с тихим стоном отозвался на взаимность. Нетерпеливая жадность вырывалась мокрыми призвуками и шорохами одежды. Лишь коснувшись пальцами кожи под тонкой материей сорочки, Хейтем прервал поцелуй, упираясь лбом в лоб ассассина. - Не здесь. Дождись меня в спальне. Я скоро. Праздник продолжался. Звучала музыка: польки сменяли одна другую, затем мазурки и вальсы; медленные и подвижные, веселые и грустные мелодии далеким приглушенным эхом таяли за запертыми дверями дальней комнаты поместья — хозяйской спальни, где двое, обуреваемые вырвавшейся тоской, обжигались касаниями тел в радости долгожданного соития. - У тебя все это время никого не было? - открыв пошире окно, Хейтем вернулся в постель, позволив Мартину тут же устроиться на плече и закинуть ногу поверх его. - Знаешь, я был несколько занят вопросами здоровья. Так заметно? - Ощутимо. Я даже подумал, что у тебя и любовников больше не осталось, и теперь только у меня есть доступ к твоему телу. - Тебе бы так хотелось? - Мне нравится наша договоренность о неприкосновенности личной свободы. Пусть так и будет. К тому же, чтобы внести очередную поправку в наш уговор, необходимы определенные условия, которые мы не сможем создать. В ближайшее время я буду очень занят, и не могу гарантировать регулярность наших встреч. Чаще всего меня не будет в городе. - Вот как… За разговором они бездумно ласкались, легко водя пальцами по коже друг друга. - Ты же в курсе последних событий? Недовольство колоний политикой Короны почти достигло апогея. В ближайшее время стоит ждать начала активных военных действий. Ты уже планировал, что будешь делать? - Не хотел говорить об этом в постели с тобой. - Другое место нам сложно найти. - И то правда. Но у меня есть несколько вопросов к тебе, прежде чем я поделюсь своими задумками. - Предупреждаю: мне не настолько интересны твои планы, чтобы я раскрывал деятельность Ордена. - Очень жаль, а я-то надеялся ее дезорганизовать легким путем, - со скепсисом отозвался Мур и ощутимо ущипнул магистра, за что тут же получил по руке. - И все-таки. Ты нашел Яблоко? - Нет. Его вывезли, и я не смог найти, куда. Начальник и группа офицеров, которая исполнила приказ, были найдены мертвыми спустя несколько дней после нашего визита. Все это — не моих рук дело. - Я слышал, что ополченцы ограбили форт через неделю после нас. - Признаюсь, я дал им несколько бесплатных советов. В сложившейся ситуации оружие и боеприпасы должны быть у них, а не у британцев. - То есть ты за ополчение? - Можно сказать и так, - уклончиво ответил магистр, повернув голову. - Что-то еще интересует? - Что за Катрин? - Старшая дочь внука покойного Роберта Картера, если тебе это о чем-нибудь говорит. - Это который был крупнейшим табачным плантатором в Вирджинии? - Да. И их плантации до сих пор занимают лидирующие позиции по сумме дохода от продукции. - И она все еще не в твоем вкусе? - Ревнуешь? - Слегка. - Зря. Она — довольно назойливая капризная особа, привыкшая получать желаемое. Дела с ее отцом давно решены, поэтому я могу позволить себе не обращать на нее никакого внимания. - Но она так не думает? - И все-таки мне приятно, что ты ревнуешь, - Хейтем повернулся на бок, глядя на Мура с полуулыбкой довольного хитреца. - Продолжай. Я больше ничего тебе не скажу. - И не говори. Если понадобится, я сам все узнаю, - дернул бровью ассассин, аккуратно поворачиваясь лицом к Хейтему. - И по какому же случаю был праздник сегодня? - Без повода. Просто пришла моя очередь развлекать высшие круги. Я не хотел устраивать этот балаган, однако мне прозрачно намекнули, что это необходимо. Не мог отказать. - И как? Получил какую-нибудь выгоду? - Мартин, твой нос слишком рьяно любопытствует в моих делах, - пожурил Хейтем. - Но из новостей… могу поделиться тем, что вскоре планируется перенос столицы колонии из Уильямбурга в Ричмонд. Я нахожу это приятным известием. А ты? - Без сомнений, - Мур довольно улыбнулся. - В таком случае это мне будет даже на руку. - В каком плане? - Видишь ли, я тут подумал, что неплохо было бы заняться честным трудом. - Ты меня пугаешь. - И я решил выкупить Черный дом. - Это тот, где ты живешь? - поморщившись, уточнил тамплиер. - Сомнительная инвестиция. - Я думаю, как раз по мне. Но есть небольшой нюанс, в решении которого я бы хотел попросить твоей помощи. Я ведь прежде у тебя ничего не просил? - Не припоминаю. Рассказывай, что нужно? - Хейтем, дай денег? Кенуэй на мгновение опешил, а после рассмеялся. - Ты хочешь, чтобы я купил тебе ту дыру? - сев, магистр потер глаза. - Нет. Я хочу, чтобы ты дал мне недостающую сумму без процентов или под минимальный процент, скажем, на год. Я постараюсь вернуть все значительно раньше. - И какая мне в том выгода? - Не знаю. Я ведь решился помощи у тебя попросить, а не деловое предложение сделать. Хейтем задумался. Вряд ли бы Мур попросил маленькую сумму — такую он в состоянии заполучить и без его участия. - А если не сможешь отдать? Что тогда? - Тогда… стану твоим рабом на веки вечные. Захочешь — на цепь посадишь, захочешь — на плантации продашь. В конце концов, я найду способ отработать вложения. Кенуэй улыбнулся. Воображение нарисовало весьма красочные картины будущего Мартина в случае провала его предпринимательской деятельности. Сам же Мур смотрел на него с испытующей детской и наивной решимостью, и Хейтем поддался, ласково погладив его по голове и убрав с лица пряди шелковистых волос. - Ну что же. И о какой сумме идет речь?