The red thread II

Филадельфия, октябрь 1774 года.       Шли годы. После нескольких путешествий по колониям, Мур решил остаться в Ричмонде. Ему так и не удалось раздобыть сведения о том, куда исчезло Яблоко, и поэтому он неторопливо и тщательно взялся за обучение подростков. Сначала их было трое, а через пару лет стало семеро. Упорные тренировки в лесу неподалеку от городской границы, мелкие поручения и тайная помощь местным жителям - вот, чем они занимались. Сам Мартин зарабатывал на жизнь редкими заказами на убийства в соседних колониях и торговлей информацией.       Ему не нравилось, что происходило на континенте. Отчасти он разделял возмущение местных жителей на действия Британской короны, обложившей колонии налогами и «невыносимыми законами», но при этом ничего не делавшей для них в ответ. С другой стороны заниматься политикой ему было совершенно не с руки, а потому он избрал классическую для Братства стратегию невмешательства и наблюдения. Мартин переписывался с Джейн и Томом. У одной он узнавал, как дела дома и как растут дети, пересылал ей деньги на их содержание и обучение, и изредка писал короткие послания сыну и дочери, чтобы мать прочитала им вслух. У другого - как дела в Братстве, и есть ли возможность направить к нему хотя бы нескольких обученных людей, чтобы укрепить здесь отделение. В своих ответах Джейн всегда ювелирно и тактично обходила тему их жизни с Томом, но про Генри и Терезу расписывала на несколько листов: чему учились, какие проказы творили, и как они хотят увидеться с настоящим отцом, лицо которого они помнят только по старому портрету. Том же отвечал более сухо и коротко. Нередко его письмо было в одном конверте с ответом Джейн, и сколько бы раз Мур ни просил о поддержке, тот отвечал отказом. Так, в последнем письме, датированном июнем этого года, он написал: «...Времена для Братства тяжелые. Никто не горит желанием оказаться там, где совсем недавно прошла тамплиерская зачистка. Все больше занимаются политикой и продвигают нужные Братству идеи, и всё это происходит с переменным успехом. Судя по слухам, в отношениях Великобритании и колоний грядет что-то неприятное и, возможно, совсем не безобидное, поэтому будь осторожен: не высовывайся, не наживай врагов и держись подальше от тамплиеров — их влияние на континенте велико, и даже здесь, несмотря на разделяющий нас океан, слышны его отголоски. Сейчас не время для восстановления былой мощи Братства, но я уверен, твой энтузиазм нам всем еще пригодится. Я не буду винить тебя, если ты захочешь вернуться. Однако мы все надеемся на то, что удача улыбнется тебе, и получится найти интересующую нас пропажу. Попробуй обратиться к одному из помощников Пейтона Рэндолфа — Джереми Лоу. Насколько известно, он падок на вино и привлекательных юношей, и тебе не составит труда получить у него необходимую информацию. Если груз исчез в Уильямсбурге или на дороге к нему, он определенно должен что-то знать...» Надеясь, что к своим годам он еще не перестал быть юношей хотя бы внешне, Мартин отправился из Ричмонда в Филадельфию, надеясь успеть к завершению континентального конгресса, куда Рэндолф и другие депутаты от Вирджинии отправились еще в сентябре. Выследить нужную цель было не трудно, стоило лишь повнимательнее присмотреться к пестрой возмущенной толпе у Карпентерс Холла, где проходили заседания Конгресса. Джереми Лоу был необъятно толст, так же как и Пейтон Рэндолф, и выглядел едва ли не как его родной брат. Глядя на него, Мартин всерьез думал, что Том издевался над ним предложенным способом поиска информации. «Интересно, он хоть раз видел его? Или он считает возможным подложить меня под кого угодно? Это оскорбительно. Обязательно напишу ему об этом,» - ворчал Мур, отираясь неподалеку от входа в здание и стараясь не привлекать к себе внимания. Несколько дней наблюдения за Лоу показали, что в то время, когда он не занят работой на Конгрессе, он обедает или ужинает в ближайшем ресторане, после чего возвращается обратно или в скромные апартаменты неподалеку от тех, где с большим комфортом квартировал Рэндолф. Чаще всего по дороге в этот ресторан он был в компании себе подобных, но у дверей прощался с ними и после трапезы отправлялся домой в одиночестве, а однажды, подтверждая информацию Милнза, с неизвестным юнцом, отчего Муру стало немного не по себе. Это, разумеется, была не зависть, а отвращение: несмотря на то, что сам ассассин был чрезмерно свободных нравов и любовников менял чаще, чем перчатки, он всегда находил партнеров, отвечающих его эстетическим предпочтениям, и уродливые толстяки с огромным, как их брюхо, самомнением совершенно его не привлекали. Впрочем, к полным людям он относился так же, как к чернокожим: не все были плохи. Например, он крепко дружил с женой трактирщика — весьма крупной женщиной доброго и смешливого нрава, а один из учеников Мура — одаренный и способный проныра — был негром, сбежавшим с далеких плантаций, и Мартин по достоинству ценил все его качества. А вот с чернокожим ассассином Ахиллесом Дэвенпортом у него отношения не сложились. Когда шесть лет назад он явился на порог его поместья с предложением сотрудничества, то разговор не заладился с самого начала. Дэвенпорт не хотел пускать его внутрь и едва не захлопнул дверь перед самым носом, но удивленный Мартин в силу своей энергии, оптимизма и желания сделать полезное для всего Братства дело, нагло удержал дверь и, проигнорировав хозяина, вошел без приглашения. Старик попытался его прогнать, но слова не трогали молодого ассассина, и только спустя полчаса сухого разговора, в котором Мартин безрезультатно проявил и свое обаяние, и серьезность, но, видя раздраженное лицо Ахиллеса, оставил попытки уговорить его действовать сообща. Этот факт насторожил, расстроил и разозлил Мура, который не мог смириться с тем, как упорно Дэвенпорт отказывался продолжать деятельность Братства и выставлял его за порог. «Проваливай, - бросил старый ассассин ему в спину, когда Мартин с досадой покидал его дом. - Не приходи больше и найди себе другое занятие, если жизнь еще имеет для тебя какую-нибудь ценность.» С тех пор Мур старался не приезжать в Бостон. С трудом смирившись с тем, что он остался на чужой земле в полном одиночестве, Мартин сосредоточил свое внимание на колониях западнее и севернее Вирджинии, где впоследствии и нашел своих первых учеников. Но все это было достаточно давно, а Мур предпочитал жить днем сегодняшним. И вот однажды, когда золотая листва еще отбрасывала большие тени на мощеные булыжником мостовые Филадельфии, Мур, притаившись у дома напротив входа в Карпентерс Холл, заметил, что позади здания, где проходило финальное заседание Конгресса, встретились двое: один — худощавый мужчина, по внешнему виду - какой-то секретарь, держал письмо, второй — уже давно знакомый Мартину знатный красавчик в возрасте — Хейтем Кенуэй, сдержанно и коротко поинтересовался чем-то, после чего забрал письмо и ушел. И Мартин не мог себе позволить оставить это без внимания. Оставив свой удобный пост, Мур очень осторожно, забираясь на невысокие постройки и балконы жилых домов, прячась за углами свежевыкрашенных зданий, проследил за магистром, который по-деловому неторопливо миновал несколько улиц и, свернул в переулок между двумя длинными домами из красного кирпича, оказавшись на аллее Элфрета. Аккуратные трехэтажные дома, которые будто срослись друг с другом, были скромно украшены выставленными горшками с цветами на карнизах, кто-то раскрасил ставни, а кто побогаче — установил кованую решетку на окна. Каждая дверь была выкрашена в разный цвет. Пройдя до середины аллеи, Хейтем остановился, обернулся, словно искал кого-то взглядом, и, подумав о чем-то, поднялся по трем ступеням, ведущим к ярко-красной двери. Мартин, к тому моменту изрядно вспотевший, залег на крыше дома напротив и с предвкушением подглядывал за тем, как Кенуэй показался в окне второго этажа и, с присущей ему серьезной безмятежностью на лице снял верхнюю одежду. Будто вспомнив о чем-то, он, почти не прикладывая усилий, поднял оконную раму, впуская свежий воздух в темнеющую комнату, устройства которой Мур не разглядел, наслаждаясь видом своего любовника. Магистр занял кресло рядом, устало прикрыв глаза ладонью, прежде чем начать чтение того письма, которое получил из рук секретаря. Несколько минут спустя, когда Мартин почувствовал, что уже отдохнул от скрытного преследования, солнце скрылось за тучами, и вокруг сразу неуютно похолодало. «Ладно, стоит поспешить. Надеюсь, Хейтем не уедет в ближайшее время. Как закончу с Лоу, устрою ему сюрприз,» - подумал Мур, осторожно перебираясь на противоположный край крыши и оттуда спускаясь на землю. Эта неожиданная встреча подняла ему настроение, и теперь он с легким сердцем отправился завершить свою миссию, предвкушая более приятное завершение дня. Конгресс завершился затемно. Довольные, воодушевленные мужчины выходили из здания Карпентерс Холла и расходились в стороны. Кто-то сразу покидал город, поэтому лошадей на дороге было немногим меньше, чем людей. Сменивший рубашку Мур отирался неподалеку, цепко наблюдая за тем, как распрощавшись с Рэндолфом, Лоу в одиночестве покидает людное место и направляется, не изменяя себе, в сторону ресторана. Проследовав за ним, Мур с раздражением выждал время, пока тот неторопливо насытится и, в честь завершения столь ответственного мероприятия, позволит себе чуть более крепких напитков. Когда вино сменил коньяк, а толстые щеки покрылись красными пятнами, Мартин, скрепя сердце, занял столик рядом с Лоу, приняв самый отрешенно-обольстительный вид, на который был способен. Результат не заставил себя долго ждать: не прошло и четверти часа, как официант принес ему графин с вином и сказал, что это — приглашение от мужчины за соседним столиком продолжить ужин в его компании. Наблюдающий за ним Лоу пристально следил за реакцией и вошедшему в роль Мартину не стоило никаких усилий улыбнуться ему, принимая приглашение. Спустя час нелепых разговоров, Мур морально выдохся, но продолжал изображать интерес к тому, как Джереми — а Лоу попросил называть себя так, - рассказывал о сельскохозяйственной политике Вирджинии. Когда же его терпение стало заканчиваться, а Лоу будто и не думал пьянеть, Мартин решил ускорить этот процесс, так как всерьёз стал опасаться, что сюрприз для Кенуэя оказался под угрозой срыва. - Позвольте, теперь я налью, - с лёгким кокетливым и улыбчивым взглядом, Мартин взялся за графин коньяка. Пока Лоу, позволительно кивнув, резко и со скрипом ножа о тарелку разрезал сочный стейк, третий по счету, Мур быстро высыпал в узкое горлышко весь запас снотворного порошка, который хранился в специальном отсеке серебряного перстня, украшенного крупным синим жадеитом. Этот перстень Муру достался в качестве оплаты за небольшую помощь торговцу из Квебека. - Какой изумительный цвет напитка! - восхитился ассассин, разглядывая темно-янтарную жидкость на дне графина и покачивая его, чтобы порошок успел раствориться. - Дерьмо я себе не позволяю, - с гордостью отозвался Лоу, поднимая взгляд. - Может, всё-таки попробуете? - О нет, благодарю. Я не переношу крепкий алкоголь. Даже проглотить не могу, да и наутро после них у меня так болит голова!.. - наполняя его бокал коньяком, Мартин продолжал любезничать. - А завтра у меня ещё столько дел. - И каких же, если не секрет? - Я слышал, в Филадельфии есть человек, способный отыскать пропажу вне зависимости от срока давности. Он, конечно, наверняка и другими делами занимается, но мне нужно, чтобы он отыскал шкатулку моей бабушки. Представляете, она отправила мне ее с каким-то обозом, и эту шкатулку украли именно тогда, когда она была уже почти у меня дома! А я-то в Уильямсбург тогда переехал, и ждал своего подарка ко дню рождения, а его всё нет и нет. Уже и письмо от бабули получил с вопросом, дескать, как тебе подарок и где любезная благодарность за него? А оказалось, что какие-то мерзавцы, прошу прощения, напали на склад в Ричмонде, в Вирджинии и разграбили его! Поэтому груз до меня так и не дошел. Очень обидно. А ведь бабуля уже три года как преставилась, и мне все покоя не даёт, что та шкатулка с фамильным перстнем ещё от моего прадеда, теперь неизвестно где. - Какая досадная ситуация, - отозвался Лоу, залпом опрокидывая в себя коньяк и добавляя в стакан ещё. - А вам что-либо известно о тех бандитах? - Да так, буквально самую малость: некий одноглазый Билл или как его там, со своей бандой похозяйничали. Но больше никто ничего не знал… Я смею надеяться, что местный сыщик сможет мне помочь, чего бы это ни стоило. Лоу прожевал кусок, задумчиво глядя в сторону. Снотворное постепенно начинало действовать, усиливая действие алкоголя, и Мартин видел, как сильнее раскраснелось тяжёлое мясистое лицо. - А знаете, я ведь тоже мог бы помочь вам, - с деловитым флиртом прищурился Лоу. - Я состою на службе у Пейтона Рэндолфа, если вам что-либо говорит это имя. И в силу этого обстоятельства я мог бы разузнать нужную вам информацию. Это ведь случилось лет шесть-семь назад? - Верно. - Очень знакомая мне история. Кажется, я кое-что слышал о пропавшем грузе. Но, говоря по-деловому, насколько ценна для вас та шкатулка? - Весьма ценна. - И вы готовы заплатить за неё сколько потребуется? - Разумеется, не больше, чем имею. Подобным тоном вы меня пугаете и смущаете одновременно. Назовите цену, и, быть может, мы сойдёмся. - Видите ли, меня деньги не интересуют, их у меня достаточно. Но они могут понадобиться при решении вашего вопроса на месте, в Уильямсбурге. Мне думается, раз вы приняли мое приглашение составить компанию за ужином, может, не откажете продолжить нашу встречу в моих апартаментах? Там не будет лишних ушей. Мур видел, что Лоу начал поторапливаться уйти из ресторана: то ли его обеспокоило самочувствие, то ли он ухватился за шанс перейти в интимную обстановку, пока Мартин «не сорвался с крючка». Как бы ни было, именно этого ассассин и добивался, а потому отказывать не стал, для видимости посомневавшись о правильности данного поступка. На улице свежий воздух в темноте подкравшейся ночи сделал свое дело: Лоу расслабился, удовлетворенный исходом дела, и опьянение вместе с сонливостью не заставили себя ждать. Покачиваясь, он обхватил Мартина за заботливо подставленные плечи, и Мур в полной мере ощутил тяжесть его веса. Тащить его было трудно и радости не вызывало, но ассассин терпел и даже улыбался, стараясь вытащить из толстяка побольше информации. - Так что это совершенная неправда, что пропавший груз никто не искал, - продолжал вещать Лоу, подводя Мартина к нужной двери. - Насколько я помню, груз нашли, да только с бандой расправиться не удалось — залегли они где-то. - И что, всем вернули их посылки? - Ну что вы, - пропуская Мура внутрь темной прихожей, снисходительно протянул Лоу. - До окончания разбирательств по делу груз надежно спрятали, чтобы отдать его настоящим собственникам. Да в ходе стремительно изменяющихся событий, наверное, и позабыли об этом. Но я мог бы подергать за ниточки, и узнать, где хранят вашу пропажу. - Я был бы безмерно благодарен! Что потребуется от меня? - отозвался Мартин, когда глаза различили темнеющие провалы открытых комнат. Оказываться в полнейшей темноте ему было неприятно, особенно когда он ощутил, как Лоу крепко ухватил его за зад. - Ой, - обернувшись, Мартин изобразил целомудренное удивление, взамен проступившего раздражения. - Да брось, я же вижу чертей в твоих глазах, - захлопнув дверь, Джереми поспешил избавиться от сюртука. «Какой проницательный...» - саркастично хмыкнул про себя Мур, отступая и меняя маску: - Но что же, так сразу? - Хочешь еще выпить? Это не проблема. Но может, лучше после? Ты же понимаешь, для чего пришел сюда? - толстяк поймал его за руку, притягивая к себе. - Разумеется, но, Джереми, мы же не договорили. Куда спрятали груз? - позволяя щупать себя, Мур терпеливо отворачивал лицо, чтобы не слышать чужое дурно пахнущее тяжелое дыхание. - Да черт его знает. Там было какое-то военное снаряжение, так что и увезли все в один из фортов под усиленной охраной, - нетерпеливо выдергивая из штанов его сорочку и запуская потные ладони под нее, Лоу едва коснулся жирным поцелуем шеи Мура, когда тот настойчиво отстранил его от себя. - В какой форт, Джереми? - отступив на пару шагов, Мартин не спеша принялся расстегивать пуговицы своей куртки, не сводя прямого испытующего взгляда с помощника Рэндолфа. В ресторане он делал все, чтобы понравиться ему, и здесь — все, чтобы распалить низменный огонь безудержного желания. И видя, что усилия не были потрачены даром, сейчас Мартин совсем не хотел оставаться с ним. - Да не знаю, я этим не занимался. Но если ты будешь сейчас хорошим мальчиком, Марти, я загляну в прокурорский архив в Уильямсбурге. И раз ты живешь там, ты же не против увидеться снова? «Да чтоб тебя…» - с недовольством буркнул Мур, когда пуговицы на куртке закончились, и ему пришлось неторопливо, будто жеманно, снять ее. - Где спальня? - отступая от Лоу, желавшего сблизиться прямо в прихожей, Мартин уперся спиной в стену. «Черт, порошок уже должен был подействовать. Неужто доза была мала для этого борова? Не хотелось бы его убивать раньше времени: пусть для начала достанет мне необходимую информацию!». Придумывая, как избежать нежеланной близости, если в скором времени снотворное не сработает, Мур позволял раздевать, трогать, щипать и жамкать себя. Изображать взаимность становилось сложнее, и он порадовался, что темнота скрывает его неприязненное выражение лица. Когда они все-таки смогли в торопливой возне добраться до спальни, обнажившийся Джереми завалился на кровать, притягивая Мура, с большим трудом сохранившего на себе штаны. - Поработай ротиком, Марти. «Так далеко заходить я не планировал,» - сдерживая тошноту отвращения, подумал Мур, когда Лоу крепко ухватил его затылок и с силой, преодолевая сопротивление, потянул его лицо к своему паху. - Будь послушным мальчиком, Марти. - Сейчас, милый. Только устроюсь поудобнее. Рука ассассина непроизвольно потянулась к голенищу сапога, где был припрятан узкий клинок. «Сейчас отрежу все твое богатство, да и черт с ней, с информацией. Сам загляну в этот архив! Какой я тебе Марти?!» - успел мимолетно подумать он, ткнувшись лбом во внушительных размеров достоинство Лоу и одновременно подцепив пальцами рукоятку стилета. Но только он собрался достать оружие, как услышал раскатистый храп и почувствовал, что тяжелая ладонь соскользнула с его затылка. «Ну слава Богу!» - с облегчением выдохнул Мартин, поднимаясь с колен и, отходя от кровати, брезгливо передернул плечами. - «Никогда б не подумал, что скажу это так искренне!» Настроение опустилось ниже, чем ожидалось. Оглядев уснувшего, Мур оделся, преодолевая отвращение. «Что ж… То, что получилось узнать — лучше, чем ничего. Но как же все это противно. И почему я пошел на поводу у Милнза? Не проще ли было поймать этого толстяка в переулке и выпытать эту же информацию под угрозой смерти?» - застегнув куртку, Мур заметил бутылки дорогого виски в тумбочке. «Прихвачу. Нужно же как-то залечить душевную рану...» - подумав, он забрал бутыль, и без стеснения сделал несколько обжигающих глотков, прежде чем вернулся взглядом к спящему. «Если б я его прирезал, на меня могли бы открыть охоту. А надо же как? Тихо-мирно, без лишнего шума, по обоюдному согласию...» - мысленно сплюнув, он хотел было подтянуть его к подушкам, но не смог и не стал пытаться дальше, безразлично прикрыв тело покрывалом. - Спи, сладенький, - сделав еще несколько глотков, Мур нацарапал на листке записку и бросил ее рядом с подушкой.

«Увидимся в Уильямсбурге. М.»

Улица встретила его ободряющей прохладой. Луна подсвечивала булыжную мостовую, по которой он твердым шагом отправился за утешением, о котором никогда бы не попросил вслух. Этим же вечером, пока Мур был занят неприятным получением информации, Хейтем Кенуэй получил неожиданное приглашение. Шэй Патрик Кормак, который много лет назад убыл в поисках Шкатулки Предтеч, пригласил его поужинать и обсудить дела. Мистер Кормак был давно знаком Хейтему, и их связывали не только рабочие отношения, но и интимные, в силу которых они не раз позволяли оставить в одной постели всё напряжение затяжных и трудных миссий. Для них обоих это не было причиной испытывать друг к другу более теплые чувства, чем те, что были между двумя людьми, занятых одним делом. Шэй уважал Хейтема и был ему благодарен за наставничество, а Кенуэй ценил его преданность и все качества, которые позволяли выполнять порученные сложные задания. Их сегодняшняя встреча была запланирована ещё несколько дней назад, когда Кормак известил наставника о своем кратковременном визите в Америку. И если бы ранним вечером, забрав послание о результатах заседания Конгресса, Хейтем не заметил за собой слежку, то эту ночь он мог бы провести в компании моложавого бывшего ассассина. Они возвращались из ресторанчика неподалеку и вели отвлеченную беседу о местной архитектуре. Шэй надеялся на продолжение встречи, и порядком удивился, когда, взглянув вверх, Хейтем остановился у двери. - Что ж, - опустив взгляд от закрытого окна в своей гостиной, произнес Кенуэй. - Мне было приятно повидаться с тобой. Продолжай поиски Шкатулки Предтеч, и обо всем, что посчитаешь нужным, сообщай мне. Не стесняйся обращаться за помощью, хорошо? Мы - не одиночки, в конце концов, и друг друга не должны бросать в беде, - прощально коснувшись плеча Кормака ладонью, улыбнулся Кенуэй. - Я думал, что Вы пригласите меня зайти. - Не в этот раз, Шэй. Сегодня тебе пора идти. - Не стану спорить, мистер Кенуэй, но и не буду таить, что это меня несколько расстроило. Доброй ночи. - Доброй ночи. Хейтем говорил с вежливой мягкостью тона и спокойной полуулыбкой хитрого учителя. Проводив Кормака взглядом до конца аллеи, он вошёл в дом и, заперев дверь, поднялся на второй этаж, на ходу снимая верхнюю одежду. Могло показаться, что он совершенно не торопится. Оставив плащ и шляпу на вешалке у входа в просторную гостиную, Хейтем снял оружейную перевязь и оправил рукава сорочки. - Прохладно. Мог бы не дожидаться меня и развести огонь в камине, - проговорил он в темноту комнаты. Его глаза привыкли, пока он поднимался по лестнице, и потому не составило труда различить молчаливый знакомый силуэт человека, прислонившегося плечом к стене у окна: как будто он прятался за собранной сбоку портьерой. - Ты знал, что я приду? - Я рассчитывал на это, - кивнул магистр, в последнее мгновение изменив чуть не вырвавшееся "надеялся". - Мартин, я не люблю, когда за мной следят. - Оу, а я думал, что ты меня не заметишь. - Я заметил тебя значительно раньше, чем позволил увидеть себя. Тебе ещё многому надо учиться. Но вот незадача: на континенте совсем не осталось тебе подобных… Может, перестанешь упрямиться? Я мог бы поделиться парой советов. Мартин усмехнулся и качнул головой: ему не хватало этого надменного спокойного голоса, который не скрывал теплой улыбки. Мур не ощущал себя в опасности, и был рад, что Кенуэй в очередной раз не прогнал его. - Зачем ты пришел? - не дождавшись ответа, который и так был ему ясен, спросил магистр, когда развел огонь, вспыхнувший в очаге и будто с признательной радостью обласкавший сухие поленья. - Как обычно… Соскучился. Мартин прислонил ладони к мутному стеклу, выглядывая наружу. Лунный свет едва касался спящих крыш, под которыми темнели чужие молчаливые окна. - На что ты там уставился? - Хейтем оказался рядом незаметно и почти напугал его, крепко взяв за бедра. - Ни за что не поверишь, - Мартин прислонился к стеклу виском, повернув голову к магистру и перевел его руки на живот, превращая касание в объятие. - Мне показалось, что по крыше бежал белый заяц. - И правда, не поверю. Присмотревшись к дому напротив, магистр не увидел никакого животного, но вот притаившегося за печной трубой Кормака заметил почти сразу. «Любопытство — не порок, но надо же знать, какую границу переступать не стоит...» - со вздохом подумал Хейтем, касаясь светловолосой макушки мимолетным сдержанным поцелуем. - Иди в спальню, она за стеной, - магистр отстранился и ласково направил Мура к двери, после чего задернул шторы. Кенуэй был действительно рад видеть Мартина. За долгие годы, что они поддерживали связь, он привык к тому, что стоило ему появиться на пороге, как дурное настроение отступало под натиском веселого взгляда льдистых глаз. В этот же раз что-то было не так: послушно отойдя от Хейтема, Мур остановился в дверном проеме, прислонившись к косяку. - Что случилось? - поинтересовался Кенуэй, касаясь ладонью его спины. Он слышал запах алкоголя и понял, что тот выпил до прихода сюда, чего прежде себе не позволял. - Тебе нехорошо? - Да все в порядке, - ассассин улыбнулся ему, меняя точку опоры с косяка на его плечо. - Тебя ждал. Боюсь один в темноте шарахаться. - Ну, конечно. Как я мог забыть, - подыгрывая его лжи, Хейтем провел его в спальню. Мур отирался о него головой как кот, выпрашивая взаимную ласку, и магистр не видел смысла противиться. Ему и самому нравилось целовать его, распаляя размеренными касаниями ладоней и, отстраняя в самый азартный момент, видеть в его глазах вожделение. Сегодня же Мур не позволил ему этого: обвив его шею руками, поглаживая кончиками пальцев затылок, он вдыхал его запах, едва касаясь щек губами. - Тебя кто-то обидел? - решил поинтересоваться магистр, не возражая против того, чтобы некоторое время постоять обнявшись. Его мало заботило душевное состояние людей, но для Мура хотелось сделать исключение: сейчас он выглядел расстроенным, и Хейтем с неловкостью ощутил, что это ему небезразлично. - Меня? - дернув бровями, Мартин коротко посмеялся и, отступив, подвел мужчину к кровати, на которую лег и принялся расстегивать сорочку. - Кто же может меня обидеть? Нет, Хейтем, я просто соскучился. Иди ко мне. Если человек упорно врет даже на прямой вопрос, значит, ему так нужно. Хейтем не стал допытываться, стянув с его ног сапоги и освободив от рубашки. В темноте его тело было еще более притягательным, чем при свете, и хотелось на ощупь убедиться, что оно, подобно статуе, не претерпело никаких изменений. Вслед за сорочкой на пол отправились его штаны и белье — все лишнее, что мешало досконально изучить белизну кожи, как возбужденную тишину прервал негромкий вопрос: - А этот сочный брюнет - это кто был? - спросив, Мартин обхватил бедра магистра ногами, и хотел было заняться жилетом Хейтема, но тот перехватил его руки и прижал к холодному покрывалу. - Мы договаривались не совать нос в дела друг друга, разве нет? - А я и не спрашиваю ничего такого. Но мне любопытно, спишь ли ты с ним? Он выглядит весьма привлекательно. - Так дело в ревности? - отпустив его, Хейтем отвернулся, сев спиной к ассассину, и принялся самостоятельно расстёгивать пуговицы жилета. Неуместная болтовня его раздосадовала, и Мартин, почувствовав это, приподнялся на локтях, высматривая, что делает мужчина, и опасаясь, как бы его любопытство не прервало их страсть. -Немного. Не хотелось бы тебе надоесть раньше времени. Кенуэй усмехнулся, оборачиваясь. Ему не нравились подобные вопросы, но они ему льстили, как всякому, кто нуждается, пусть даже неосознанно, в нежном внимании. - Мартин, если, несмотря на все неудобство и некоторую абсурдность наших встреч, я всё ещё продолжаю видеться с тобой, как думаешь, надоел ли ты мне? - стянув жилет, Хейтем снял сорочку и вновь оказался перед Муром, поднимая его ноги себе на бедра. - Так всё-таки: спишь или нет? - испытав лёгкость облегчения от того, что их встреча продолжается, Мур дотянулся плавным касанием до груди любовника. Склонившись навстречу ласке, Кенуэй оставил несколько поцелуев на его шее и тихо отозвался, коснувшись носом уха: - Пусть это останется тайной. Сполна насладившись близостью, они остались в постели, греясь под ватным одеялом. Мур лежал на широкой груди, бессмысленно глядя в одну точку на стене, и с удовольствием позволял Хейтему задумчиво перебирать свои волосы. - Когда ты вернешься в Ричмонд? - полюбопытствовал ассассин. - В ближайшее время. А ты? - Не знаю. Возможно, через пару недель. Ты ведь не против, если я еще немного задержусь у тебя сегодня? - Уйди до утра, в десять у меня встреча. И навести меня в Ричмонде, как вернешься. Я куплю виноград. Мартин молчаливо улыбнулся и оставил благодарный поцелуй на его груди. Хейтем не просто так сказал про виноград, и Мартин вместе с ним окунулся в воспоминания, где был короткий вечер с блистательным розово-золотым закатом и яркая сочная гроздь спелых зеленых ягод. Они не позволяли делать друг другу подарки или оказывать явные знаки внимания, как заведено у обычных любовников. Они продолжали игру, начатую несколько лет назад в Бостоне, и придерживались оговоренных правил. Впервые после Бостона Мартин пришел к нему спустя месяц: под покровом ночи забрался по карнизам к окну спальни магистра и стучал несколько минут, прежде чем разбудил спящего и заставил себя впустить. Спустя еще два месяца Мур вновь навестил его тем же способом, и недовольный ночными несогласованными побудками Кенуэй попросил его приходить раньше. Мартин не хотел, чтобы прислуга в доме магистра знала о его визитах, тогда Хейтем пообещал, что не будет запирать окно в спальне, и ассассин будет волен пробраться к нему самостоятельно, без изнуряющей дроби по стеклу. «Так ты всех перебудишь, а не только меня». Когда Мартин пришел в следующий раз, то окно оказалось закрыто. Не только в спальне, но и в соседних комнатах, к тому же везде были задернуты шторы. Лишь на следующий день, желая получить объяснение этому недоразумению, он подслушал беседу прислуги, из которой узнал, что хозяин дома в отъезде и вернется лишь на следующей неделе. Так у них появилось новое правило «окна в спальню»: заперто или закрыты шторы — значит, Хейтем не может его принять по тем или иным причинам, открыто — ему будут рады вне зависимости от времени суток. И Мартин был доволен, что за редким исключением его всегда ждали. Но Хейтем не был бы собой, если бы так запросто позволил ассассину проникать в свой дом. Он раз за разом пытался удостовериться, что Мур не обманывает его и не ищет возможности добраться до тайн Ордена. До его тайн. Разрешив ассассину свободно перемещаться по поместью, Хейтем оставлял на видном месте записки с указанием времени и места встречи по выдуманным очень важным поводам с такими же выдуманными членами Ордена. Выглядело все так, будто он по невнимательности забыл их прибрать. Потом ждал ассассина или его сообщников в этих местах, но Мур и никто другой так и не появлялся. Потом он заменял выдуманных персонажей на реальные имена и повторял процедуру, которая завершалась тем же. Кенуэй не верил, что ассассин и вправду увлечен им самим, и ему совершенно не было дела до его работы. Поэтому он стал просить Мартина не заходить в ту или иную комнату под предлогом, что там осталась часть незавершенной работы. Эти комнаты Хейтем заранее готовил: оставлял планы и схемы заданий, пароли и явки. А двери, окна и дверцы шкафов оснащал незаметными уловками: натягивал тонкую нить, что при открытой двери порвётся, вкладывал пёрышко в ставни или между страниц. Так ухищренно он не подходил ни к одному настоящему делу, но разве их встречи, наполненные долгими беседами и намного более долгими актами плотской любви, не были настоящими?.. Прошло больше двух лет их странной дружбы. Мур заслужил его доверие своей честностью: за все время усилий Хейтема поймать его на подлости, это так и не случилось. В тот блистательный августовский вечер Кенуэй решил в последний раз испытать любовника. Мур пришел рано, около семи вечера, и Хейтем попросил его подождать немного, пока он сходит по делам. - Я могу прогуляться по дому или надо сидеть здесь? - на всякий случай уточнил Мартин, намереваясь обосноваться в библиотеке магистра, где перечитал за все время уже достаточно много исторических книг, в том числе и романов. Так много он не читал даже в юношестве, когда у него были и время, и доступ в богатую домашнюю библиотеку отца. - Гуляй, где угодно, кроме моего кабинета. - Ты скоро вернёшься? - Постараюсь не задерживаться. - Ты волен делать, что считаешь нужным. Если что, я уйду на рассвете. - Буду иметь в виду. Не скучай. - Это будет сложно. Уже надев плащ, тамплиер обернулся к развалившемуся на софе ассассину. - Кстати. Должен прийти посыльный, забрать одно письмо здесь, на этаже. Не пугай его. - Письмо рабочее или любовное? - Как тебе больше нравится. Хейтем ушел, но недалеко. Сегодня он решил понаблюдать за тем, как Мур ведёт себя в его отсутствие. Потому обойдя дом и взобравшись на карниз второго этажа, Кенуэй взглянул на него через окно. Провалявшись в спальне не больше пяти минут, он поднялся. Осмотрелся как человек, который не знает, чем заняться, и вышел из комнаты. Тамплиер последовал за ним снаружи, лишь бы не потерять из виду. К спальне вел длинный коридор, одна сторона которого была заполнена большими окнами, а напротив - между входами в другие комнаты, на изящных тумбах стояли вазы с цветами или фруктами. Именно там, посередине коридора, у корзинки со спелыми грушами и виноградом, Хейтем оставил последнюю записку в незапечатанном конверте. Мур решительно прошел мимо, и Кенуэй уже решил, что тот ничего не заметил. Но в этот момент Мартин остановился, замерев на несколько секунд, обернулся в нерешительности и, воровато оглядываясь, подошёл к тумбе с запиской. Он полностью загородил ее собой, и Хейтему было не видно, что он делает, однако по движению рук и замершей через мгновение фигуре, он понял, что наконец-то поймал его с поличным. Створка окна была заведомо не заперта, и Хейтем влез внутрь за доли секунды. Подкравшись к ассассину, он был готов пронзить его сердце скрытым клинком, и тот жал его руку, будто сам рвался к убийству. За два года Хейтем убедил себя, что при необходимости сделает это быстро и не заставит Мура испытывать мучения в память о всем хорошем, что они пережили вместе. "Он слишком беспечен,"- подумал он, когда зашёл чуть сбоку, чтобы успеть взглянуть в лицо ассассина перед казнью. "Я...был неправ," - мелькнула следующая мысль, заставившая сложить руки за спиной и без стеснения рассматривать блаженство на молодом лице. Мартин ел виноград. Медленно. Искренне наслаждаясь каждым оттенком вкуса спелой ягоды. Его глаза были прикрыты, и съев одну, он не спеша надкусил вторую, обхватив ее губами и впитывая сладкий сок. Это было тем интимным зрелищем, от которого Кенуэй не мог отвести взгляда и испытывал радость, что не решился нанести удар без предупреждения. Смутившись возрастающему желанию стать этим виноградом, и вместо него касаться и пачкать соблазнительные губы, он негромко спросил, опустив взгляд на нетронутое письмо: - Вкусно? Мартин ответил, не открывая глаз: - Очень. И, будто вернувшись из другого, невероятно далёкого и мечтательного мира, взглянул на него: - Ничего, что я взял попробовать? - Ничего, - Хейтем отстранённо оторвал от грозди одну зелёную ягоду. - Почему ты вернулся? Забыл что-то? - облизнувшись, бесхитростно поинтересовался Мур. - Решил сегодня никуда не ходить. Магистр задумчиво взглянул на него и, подняв руку, нежно вложил ягоду в рот любовника, мазнув пальцем по нижней губе. - Сладкий? - А ты попробуй. Мартин с серьёзной развратной наглостью показал ему зелёную половинку на кончике языка, и Кенуэй изменил себе. Вместо привычной за долгие годы сдержанности, рационального предложения вернуться в спальню, потому что там будет удобнее и безопаснее, он прижал его собой к стене и поцеловал с той жадностью, на которую способны обречённые грешники, сломившиеся под натиском искушения. Он бы овладел им прямо здесь, если б не послышались голоса прислуги с лестницы, и потому он, не прерывая поцелуя, почти силой затащил его в свою комнату. Ему уже не было дела до того, с какой веселой раскрепощенностью откликается Мур, ему хотелось только одного: вообразить, что его любят и измучить любовью в ответ. - Сегодня ты был другим, - сказал тогда Мартин, с трудом находя силы, чтобы обнять подушку. - Да брось. Тебе показалось, - отмахнулся Хейтем. Чувственное наваждение оставило его, и обычная отстраненность вернулась на свое место. - Так значит, ты виноград любишь? - Видимо, да. - Не ел его раньше? - Ел, но очень давно и без интереса. Но сегодня...так захотелось. Он и вправду оказался очень вкусным. - Ясно. Ты видел письмо? - напрямую спросил Хейтем, взглядом касаясь округлостей ягодиц, на которых ещё краснели следы его прикосновений. - Нет. - Почему? - Оно же не для меня, - насилу перевернувшись, Мур приоткрыл глаза. - Или мне? - Нет. И тебе не хотелось его прочитать? Мур пожал плечом и приподнялся. - Хотелось. Но ты бы не оценил моего любопытства, так? - Верно. - Ты мне дороже, Хейтем. Глупо было бы потерять уникального любовника из-за такой мелочи. "Простого любовника?" - хотелось уточнить Хейтему, и если бы он сделал это, то, вполне возможно, услышал бы в ответ "совсем не простого." И их отношения могли бы развиться иначе, однако Хейтем не стал ничего уточнять, а только усмехнулся, отвернувшись. Тогда же Мур собрался и ушел, подарив ему на прощание ласковый поцелуй в щеку. "Увидимся, красавчик." - фамильярно бросил он, подмигнул ему и исчез в потемневших, но таких же ярких красках заката: алого с золотым. Теперь же, четыре года спустя, Хейтем захотел порадовать Мартина, который всегда был его отдушиной. Его свежим ветром, возвращающим силы и молодость, которому он никогда бы не сказал о том, что испытывает, и от которого не ждал ничего подобного в ответ. - И все же, может, расскажешь, что тебя беспокоит? - после долгого молчания Хейтем подумал, что Мур уснул, но, взглянув на него, увидел все тот же серьезный задумчивый взгляд в стену. - Сегодня у меня совершенно не получается притворяться. Или это ты так хорошо меня узнал? - Мартин сполз с его груди и поудобнее устроился на подушке. - Думаю, что вскоре мне предстоит встреча с одним пренеприятным человеком. И я не знаю, как будет выглядеть, если я невзначай убью его. Кенуэй повел бровями. - Ваши правила, или как вы их называете — кредо, запрещает вам убивать невинных. И в принципе ассоциировать себя с живым и чувствующим хоть что-то человеком. Ты — всего лишь оружие, Мартин. И хоть я в корне не согласен с этими принципами, могу лишь посоветовать относиться ко всему проще. - Мне кажется, ты не совсем правильно понимаешь наши принципы, - улыбнулся Мур. - Никто не запрещает мне что-то чувствовать, но да, невинных убивать нельзя. Но я задаюсь вопросом, кого считать невинным? А если и обвинять кого-то, то в чем? Принимать ли во внимание исключительно… скажем, цель задания, или нужно оценивать личность в более широком спектре событий и поступков? - Неужели твой наставник не объяснял тебе столь простых вещей? - Объяснял, наверное. Он многому меня научил. Однако я сомневаюсь, что правильно его понял тогда, и задумываюсь, понял ли я хоть что-то на самом деле. - Сколько тебе тогда было? - Не помню. Лет пятнадцать, наверное. - Достаточно взрослый, - Хейтем помолчал. Потом повернулся к нему, подперев голову ладонью. - Ты ведь понимаешь, что мы сейчас обсуждаем? - Почему все сегодня спрашивают о моей понятливости? - закатил глаза Мур. - Представь, что мы говорим об абстрактных вещах. - Ага. Что ж, - усмехнулся Кенуэй, - давай тогда разберем твой вопрос на абстрактном примере. Неприятный человек — это объект твоих интересов, иначе ты бы и не задумывался о нем. Если он имеет опосредованное отношение к твоему делу — представим, например, что он лишь связующее звено, не замешанный в каких-либо бесчинствах человек, и без него действовать будет затруднительно, — то убивать его не имеет никакого смысла и, в первую очередь, это будет против правил. Если же эти условия не соблюдены, то убить его — твоя второстепенная задача: этого требует ваш Кодекс. Абстрактный, разумеется. - А если проблема в личной неприязни? - Тут надо судить объективно. Личное нельзя смешивать с делом — это закон не только ассассинов или тамплиеров, но и вообще любой сферы. Но если все сделать правильно, кто узнает о твоей причастности к его смерти? Чего ты боишься? Осуждения? Боюсь, на всем континенте не найдется того, кто будет способен на это. Или проблем с законом? Но ты и так действуешь вне его, и давно должен перестать о нем волноваться. - Я боюсь, Хейтем, своей совести, что служит лучшим судьей для меня. Кенуэй рассмеялся, завалившись на спину и подложив руки под голову. Мур показался ему совсем мальчишкой, а не взрослым самостоятельным мужчиной. - Совесть… Надо же, кто-то еще о ней задумывается. Ты меня снова удивляешь. Что тебе сделал тот негодяй? - Он хотел, чтобы я ему отсосал, -с показным возмущением дернул рукой Мартин, и, отведя взгляд, не заметил, как поморщился резкому выражению Хейтем. Его лицо посерьезнело то ли от нежелания выслушивать подробности интимных похождений любовника, то ли от неясного ощущения, будто случившееся с Муром оскорбило его самого. - Я бы убил, - подвел итог Хейтем, и сам заметил, каким вердиктом послышались его слова. Желая исправить это, он добавил: - Если, конечно, ты сам был против и не делал ничего, чтобы совратить его и использовать в своих целях. Так как, ты был против? Улыбчивый хитрый и мягкий тон его голоса уколол Мартина, осознающего правоту мужчины. - Я был против, - повернув к нему лицо, он ненавязчиво прикрыл рот и щеку ладонью, чтобы не показывать улыбку того, кого пожурили за проказу. - Против самого процесса или против него? - Против него. - То есть, абстрактно говоря, ты не считаешь унизительным этот постыдный акт, но принципиален в выборе того, с кем тебе хотелось бы его совершить? - любопытствовал Кенуэй, снова обернувшись. - Совершенно верно. А ты считаешь это унизительным? - Еще как. - А многие говорят, что это очень приятно. - Не знаю о многих. Говорю за себя. - Может, тебе просто никогда не делали это хорошо? - Может, не стоит пробовать гадость на вкус, заведомо зная, что гадость— это гадость? Мартин испытал прилив сил, и азартные черти в его глазах вновь заплясали постыдные танцы. - Ты просто понятия не имеешь, о чем говоришь, - он с головой спрятался под одеялом, давая понять направление своих действий дразнящими прикосновениями губ к телу тамплиера. - А в твоем возрасте пора быть значительно осведомлённее в этих делах. - Ах, теперь речь зашла о моем возрасте, - возмутился Кенуэй, желая заглянуть под одеяло, но из смущенного интереса не стал: он не находил в этом занятии ничего особенного, и Мур ошибался, считая его более целомудренным, чем он был на самом деле. Ему было просто любопытно, как с этим делом справится именно Мартин. - И, если на то пошло, то в моем возрасте вполне достаточно одного раза за ночь, - продолжил он спустя несколько долгих секунд, прикрывая глаза. Мур справлялся превосходно, и Хейтем говорил исключительно из ленивого осознания, что продолжи они - и ко времени утренней деловой встречи он будет совершенно разбитым и невыспавшимся. Впрочем, мгновениями позже он перестал иметь хоть что-то против. Остров Нью-Касл, провинция Нью-Гэмпшир, форт Уильям и Мэри, 5 декабря 1774 года. На скалистом побережье с узкой полоской галечного пляжа было холодно. Небо сияло солнечной голубизной, и холодный ветер нечастыми порывами подгонял редкие белоснежные облака. Погасив костер, Мур взглянул на мелкие волны реки Пискатака, торопливо нагоняющие друг друга. Он думал о том, что вполне возможно, его миссия скоро завершится, и ему нужно будет вернуться в Туманный Альбион, чтобы передать находку Тому. Мартин сомневался в том, что ему будут рады дома, и он сам не испытывал радости от возвращения на родину, но изо всех сил цеплялся за желание увидеть подросших детей. Над ним на холме возвышался укрепленный форт, территорию которого он разведал ещё в предрассветных сумерках. Одна сторона форта, окружённого крепкой высокой стеной с редкими зияющими провалами амбразур, выходила на равнинную часть острова, другая же, на которой горел в ночи маяк, возвышалась на отвесной скале. Именно под ней и расположился Мур, выжидая время смены караула, чтобы незаметно проникнуть внутрь сооружений. В прошлом месяце он встретился с Лоу в Уильямсбурге. Джереми был смущён и недоволен его появлением в одном из кабаков города, но отказываться от своих слов не стал. Однако и отдавать информацию за символическую сумму денег не хотел, поэтому сделал вторую попытку затащить Мартина в постель. Мур же не разделял его желаний и с большим трудом убедил его, что как только шкатулка горячо любимой бабули окажется в его руках, он не останется в долгу. "Если захотите, мы проведем не одну ночь, а целый уикенд вместе, и будьте уверены, вы не забудете эту встречу до конца своих дней,"- выскальзывая из темной комнаты наверху таверны, многозначительно пообещал Мартин, желая свести к нулю возможность убийства человека, который помог ему, каким бы отвратительным не казался. Собравшись с мыслями, Мур подтянул перчатки и перевязь с оружием, чтобы ничто не помешало его подъему по острым скалистым выступам. «Ассассин ты, или кто?» - взглянув на путь, по которому планировал подняться, подумал он. «Конечно, командой здесь было бы работать сподручнее, но… Ничего, Мартин, уже надо было бы и привыкнуть к тому, что ты работаешь один. Зато и отвечать ни за кого не надо.» Еще одним событием, омрачившим жизнь Мартина, было то, что в прошлом месяце все его ученики решили покинуть его. Это случилось на следующий день после того, как он побывал в поместье Кенуэя и, возвратившись к себе с подаренной гроздью винограда, обнаружил в своей комнате всех семерых. - По какому поводу вечеринка? - с улыбкой закрывая за собой дверь, Мартин по их лицам понял, что разговор предстоит невесёлый. - Мы приняли решение, Мартин, и хотим рассказать тебе о нем, - произнес чернокожий Билли, когда все потупились и не могли заставить себя говорить. - Боюсь, оно тебе не понравится. В тот момент Мур подумал, что они каким-то образом прознали о его встречах с тамплиером и решили предъявить ему обвинения в предательстве и подвергнуть сомнению то, чему он их учил. - Ну что же, давайте сразу к делу. Не будем тянуть кота за хвост, - кивнул Мур, выкладывая на стол виноград. Тогда он приготовился даже драться за свою жизнь, если придется, и прислушался к молчаливому лезвию скрытого клинка на своей руке. - Ты не подумай дурного… - продолжил Билли. - Мы очень благодарны за все, чему ты нас научил, и ценим тебя, как нашего учителя. Видишь ли, прошел слух, что в следующем году будут собирать армию для оказания сопротивления Британскому произволу. Будут платить неплохие суммы, к тому же поговаривают, что участникам дадут земельные наделы. И мы посчитали, что такие люди, как мы, имеют большой шанс на успех. Поэтому вчера мы вступили в ряды ополчения, чтобы к моменту образования армии уже хоть что-то знать. Хотели и тебя позвать вместе с нами, но не смогли найти. Где ты был? - Блядовал, - оттащив от стола потемневший деревянный стул, мрачно отозвался Мур. Сказанное Билли насторожило его куда больше собственных обвинений. - А теперь давайте вспомним, что я вам говорил. Ученики для Мартина были маленькой семьей. Он заботился о каждом из них в меру того, на что был способен: поддерживал словом, делом, а иногда и монетой. Он гонял их и наставлял, объяснял то, что знал и во что верил, поручал простые задания и поровну делил добычу. Ученики не имели ничего против него или его методов. Временами они задавали ему неудобные вопросы, но Мур честно отвечал или аккуратно переводил тему, делая ремарку, что ответы на некоторые вопросы получать им еще рано. В целом, каждый из них был ему искренне благодарен и считал если не другом, то человеком, на которого всегда можно положиться и обратиться за любой помощью. В тот день он впервые говорил жестко и совсем без шуток повысил тон. Он напоминал им о том, кто они были и для чего он учил их. Ему хотелось орать на них, малолетних глупцов, но он видел по их отрешенным лицам, что это бесполезно. - Мы не имеем никакого отношения к политическим распрям! Хотите землю? Накопите и выкупите. Не хотите купить — сделайте так, чтоб вам ее отдали. Только подумайте прежде, у кого вы захотите ее отобрать. К черту эту идею об армии! Вы — будущие ассассины, действующие по Кодексу, а не по узколобому закону тех, кто решил править всеми! - Но это наши земли. И мы по-честному хотели бы защитить то, что нам принадлежит. - Вам принадлежит весь мир! - Раз так, поэтому ты живешь в этой лачуге? - подал голос Бен, один из младших учеников, и один из самых строптивых. - Меня устраивает. - А нас — нет. Мы не хотим прозябать в ветхих домишках и старых наемных комнатах, лелея мысль о том, что мы — какие-то непризнанные герои, которые должны поддерживать мир и порядок. Кому это вообще сдалось? Надо получить власть, сместить жадных британцев и их ставленников, чтобы установить свои порядки. Вот тогда и можно будет их поддерживать. - Кто ты такой, чтобы тебе дали эту власть? - с тихой злостью поинтересовался Мур. - Или ты думаешь, что пушечному мясу из ополчения позволят встать у власти просто за то, что он умеет держать в руках мушкет? Махать шпагой? Бен осекся, уязвленный таким вопросом. Он не нашел, что ответить, как и другие собравшиеся. - В общем, мы тебе рассказали. Понятно, что пока ты не в восторге от этого, но...может, позже ты захочешь к нам присоединиться. Мы будем рады этому в любое время. Поставив в разговоре точку, поднялся Билли. Ему было неловко видеть растеряно-сердитое лицо Мура, который отвел взгляд в сторону, придумывая, чем еще удержать юнцов от опрометчивых действий. Следом за ним засобирались на выход и все остальные. - Прежде чем вы оставите ремесло, к которому я вас готовил, - произнес Мартин, - и прежде, чем станете одними из тысяч подобных, сделайте мне одолжение. В последнее время участились грабежи к северу от Ричмонда. Разведайте все, что сможете. И после этого можете быть свободны. Ученики переглянулись, но отказывать не решились. - Сделаем, - кивнул Билли, после чего все ушли, оставив Мура в одиночестве. Если предательство Джейн и Тома для него было сравнимо с ударом ножа, от которого боль появилась незамедлительно, то решение учеников стало медленным ядом. Тогда он рассердился, но все еще испытывал надежду на то, что они одумаются. Но с каждым днем эта надежда таяла под гнетом мыслей. Когда спустя полторы недели ученики принесли ему собранную информацию, он хотел позвать их с собой на действительно важное задание, но, к кому бы он ни обратился, получал вежливый, неловкий отказ. Даже Бен не стал грубить, только напомнил, что пока Мур не присоединится к ополчению, им не по пути. Мартин был раздавлен. Яд действовал и убивал не хуже клинка. Перед отъездом в Нью-Гэмпшир, он утопил в реке все семь скрытых клинков, которые заказывал у индейского кузнеца в Теннесси и планировал вручить ученикам в канун нового года. Глядя, как сундук стремительно опускается на дно, Мартину казалось, что это его охватывают черные воды реки, и это он сам замирает на песчаном дне, теряя всякое желание делать что-либо дальше. Ему было настолько паршиво, что он не посмел заявиться к Хейтему. Он понимал, что на этот раз играть жизнерадостного развратника ему не удастся, и вовсе не хотел, чтобы Хейтем узнал о его неудачах и тем более допытывался о его переживаниях. Хейтем. Магистр Кенуэй. Он был ещё одной болью Мура, и, вероятно, самой явной причиной его нежелания покидать Америку. Мартин боялся себе признаться в том, что ему нравится тамплиер не только как чувственный любовник, но как человек. С ним он терял самого себя, обретал новые знания и совсем не хотел уходить, каждый раз заставляя себя покидать нагретую постель. Ему невероятно нравилось не только заниматься с ним любовью, но и проводить время в молчании, как однажды в библиотеке магистра. Тогда шел снег, и Мур удобно устроился на мягком диване с Шекспировским "Ричардом III" и все никак не мог оторваться от чтения. Ноги он вытянул и устроил ступни на коленях Кенуэя, который молчаливо и редко касался их, пока сам читал неизвестный том в твердой узорчатой темно-зеленой с золотом обложке. Мартин хотел бы остаться с ним, в его доме, но он боялся того, что ради этого ему придется отречься от всех идеалов, в которые он намеренно заставлял себя верить. Кроме них у Мура не было ничего, и он боялся доверить не столько свою жизнь, сколько всего себя человеку, ценности которого пусть и незначительно, но расходятся с его. Мартин знал, что Хейтем проверял его. Знал, насколько близок тот был к тому, чтобы убить его, и был уверен, что один неловкий поступок - и в следующий раз Хейтем не остановится. И вместе с этими сильными чувствами страха и недоверия Мартин не мог перестать желать его. Видимо, поэтому каждый раз он поступал подобно псу: смотрел прямо, ласкался, всем своим видом - лучше слов - доказывая: "Я - не враг тебе. Погладь меня, и я буду твоим другом до конца дней." И Мартин знал, что рано или поздно их тайным встречам придет конец, только и представить не мог, как это случится и что он будет тогда чувствовать. Только надеялся, что Хейтем не утратит к нему интерес, пока он сам не будет готов к этому. Скала преодолевалась неохотно. Пару раз Мартин соскользнул и едва удержался за острые выступы. "Падать отсюда было бы весьма неприятно. Не очень высоко, и, дай Бог, не разобьюсь. Но покалечиться все равно не хочется,"-ворчливо думал он каждый раз, когда дыхание приходило в норму. Оказавшись на вершине, он выбрался на узкую тропинку между обрывом и крепостной стеной, подпрыгнув, ухватился за проем бойницы в ней и, подбросив себя ещё выше, по незначительным каменным выступам взобрался на стену. В нескольких сантиметрах под ним была плоская крыша здания, по которой он отправился на поиски утерянного артефакта. А тем временем с обратной стороны форта, почти через главный вход, на территорию проник Кенуэй. За несколько дней до этого его навестил Кормак, задержавшийся в Америке по любопытной причине: ему стало известно о существовании артефакта Предтеч, совсем иного, чем тот, поисками которого он занимался и который сторонние лица спрятали в форте Уильям и Мэри. Хейтем не мог оставить эту информацию без внимания, и потому вместе с бывшим ассассином, не теряя времени, отправился на остров Нью-Касл, хоть это и меняло некоторые его планы. Форт был самым укреплённым сооружением из всех, что создала Британия на территории своих колоний, и наличие в его стенах артефакта объясняло, почему здесь было значительно больше британских солдат и вооружения, чем в других. На подступе к крепости Кенуэй и Кормак разделились, договорившись о встрече за пределами форта, на отдаленной пристани, когда миссия будет завершена. Они не планировали вступать в бой с солдатами, численное превосходство которых играло против них, а потому требовалось максимально тихо и незаметно обследовать все возможные места хранения. Хейтем полагался на свой дар видеть скрытое, но территория была слишком велика, чтобы самому быстро ее обойти. Он приказал Шэю обследовать подпольные хранилища, и они двинулись в разных направлениях, скрываясь от групп караула, вооруженных мушкетами и палашами. Кенуэй двигался осторожно. Обходил здания одно за другим, отыскивая подходящее место для хранения артефакта. Подслушивал болтовню расслабленных солдат в караулах, обыскивал комнаты. Он старался никому не попадаться на глаза, а если так не получалось - делал вид, что он здесь по делу. К счастью, вопросов ни у кого не возникло, куда твердой походкой идёт аристократ. Добравшись до северной части форта, он осмотрел неширокое здание в пять этажей, больше напоминавшее донжон, иным зрением, и к своему удовольствию, заметил едва пробивающееся сквозь тьму бледное сияние: артефакт был найден, и осталось только забрать его без лишнего шума. К этому зданию прилегала двухэтажная казарма, и Хейтем задумался, что могло находиться в этой башне. Проникнув внутрь, он, оглядываясь, поднимался по широкой винтовой лестнице, прислушиваясь к тому, что происходит на этажах. Когда он миновал второй пролет, послышался звук шагов сверху и сбоку — двое шли навстречу ему. Уходить было некуда, и поспешив разминуться хотя бы с одним неизвестным, он поднялся выше по лестнице, пока не встретил офицера. - Добрый день, - дежурно кивнул офицер и, услышав ответное деловое «добрый», прошел мимо. Хейтем понадеялся, что уловка сработала и на этот раз, как вдруг офицер обернулся и, словно спохватившись, поспешил догнать Кенуэя. - Сэр, вы куда? У вас есть разрешение? - О, да, конечно, - взмахнув рукой, будто посетовав на свою забывчивость, Хейтем развернулся и спустился к замершему в ожидании лейтенанту. - Одну секунду, - с милейшим выражением лица воспитанного человека магистр запустил руку во внутренний карман камзола, изображая поиск бумаги, а достаточно приблизившись к воину, стремительно закрыл ему рот одной рукой, другой же точным и сильным ударом пронзил его сердце. - Вот. Разрешение, подойдет? - негромко уточнил он, прислушиваясь к шагам снизу. Когда тихий стон убитого смолк, Кенуэй подхватил его, будто обнимал старого знакомого и произнес несколько громче: - Сколько лет, сколько зим! Так рад тебя видеть! Ну что, командир дал добро на встречу, так что у тебя увольнительная до вечера, здорово, да? Вышедший со второго этажа солдат мельком глянул на них и безучастно спустился по лестнице вниз. Проследив его путь, Хейтем втащил тело на этаж выше и, отыскав открытую дверь тесной кладовой, спрятал мертвого лейтенанта внутри. «Время пошло. Нужно торопиться,» - с неудовольствием отметил магистр, хладнокровно стряхнув с груди капли чужой крови. Сияние артефакта становилось все ярче. Следуя к нему, как по сигналу маяка, Хейтем поднялся на самый верх башни. С лестницы был ход только направо, в недлинный коридор с тремя добротными темными дверями и узким стрельчатым окошком в конце. Крадучись, Кенуэй подошел к нужной двери, за которой слышался едва заметный шум возни. Там кто-то был, и, на свою беду, он не позаботился о том, чтобы держать дверь запертой. То, что происходило внутри, немало удивило Хейтема. Впрочем, это удивление было равносильно взаимным. Позволив себе подумать, что впервые видит серьезного Мура, напряженного, как настоящий хищник во время охоты, и с интересом наблюдать, как враждебная настороженность его взгляда мгновенно сменяется любопытством, тамплиер с оттенком сожаления понял, что миссия только что заметно осложнилась. - Что ты здесь делаешь? - выпрямившись, Мур достал из потрепанного небольшого ящика, которыми был заставлен стол перед ним, старую кожаную сумку. - Тот же вопрос могу задать и тебе, - стараясь говорить мягко, не источая угрозы, отозвался Кенуэй, запирая дверь на узкий железный засов. - Мы вроде договаривались не переходить друг другу дорогу, не так ли? - Я и не намерен тебе мешать, - нашелся ассассин, и даже тон его сменился на почти знакомый: беззаботный и шутливый. Однако весь его вид говорил о том, что сложившаяся напряженная ситуация его не радует. Они оба понимали, что их пути снова пересеклись по воле случая, но в этот раз шансов на благоприятный исход было ничтожно мало. И тем не менее Мартин с нервной, но обаятельно-холодной улыбкой продолжил: - Только вот заберу одну незначительную вещицу, и считай, что меня здесь не было. - Кажется, - Хейтем медленно двинулся к нему, позволяя прекратить ненужный спектакль, - так не получится. Поставь артефакт. - Не могу, милый. Он опасен, - крепче сжав сумку за длинную и узкую неудобную лямку, со всей серьезностью ответил ассассин. - Именно поэтому поставь. Я заберу его, и тогда никто не пострадает. - Нет-нет, я заберу его сам, и тогда уж точно он никому не причинит вреда. Давай не будем ссориться из-за куска металла? - Мур отошел в сторону, чтобы стол в случае провала переговоров не стал ему помехой. Ему очень не хотелось сражаться с тамплиером. Он не хотел причинять ему вред, и боялся, что в момент пересечения их интересов, Хейтем не станет брать в расчет их отношения, и одолеет его. А Мартин опасался проиграть ему в бою, отчетливо понимая, что тамплиер ему не по зубам. - Ты знаешь, что это? - Имею некоторое представление. А ты? Снизу послышались крики. Кто-то созывал патрули, и Хейтем с досадой мысленно отметил, что времени значительно меньше, чем он рассчитывал. - Там что-то случилось…- Мур так же не оставил без внимания донесшиеся звуки, но Кенуэй не дал ему отвлечься и сменить тему. - Я знаю, что любые предметы, связанные с Предтечами, таят в себе опасность. И каждый из них обладает своими уникальными свойствами. Что сейчас в этой сумке? - Шар. Вполне себе безобидный, пока его не трогать, я думаю, - сместив взгляд чуть ниже, Мур заметил впитавшиеся в камзол на груди тамплиера кровавые пятна, и примерно понял, из-за чего началась шумиха среди солдат. - Ты прав. То, что создавали Предтечи, не предназначено для человека. - И тем не менее, именно люди ими сейчас владеют и пользуются. Вернее, хотят. - И в этом ты тоже прав, - вздохнув, Хейтем решил хотя бы попытаться убедить его. - Мартин, отдай мне сумку. - Не могу. - Зачем тебе это? Ради чего? Не поверю, что ради власти. Ты не из таких людей. Что-то пытаешься доказать? Свою преданность? Кому, интересно? За столько лет я не замечал, заинтересован ли в тебе хоть кто-либо из Братства. Иначе ты бы не действовал всегда в одиночку… У вас так принято? Или ты — изгой?.. Послушай, отступись. Дай мне забрать артефакт, и мы вместе сбежим отсюда. И все будет как прежде. - Не могу, - отчеканил ассассин. Ему было горько слушать Хейтема. И как бы ему ни хотелось поддаться и уступить, оказаться с ним по одну сторону в бою, он не мог перечеркнуть все, ради чего жил последние годы. В одно замершее мгновение, когда они смотрели друг на друга, стало понятно, что каждый останется верен своим принципам, и Мур захотел смягчить остроту повисшей тишины. - Хейтем, сейчас — не лучшее время для бесед. Давай… Одновременно с раздавшимся громким топотом ног за дверью, Кенуэй рванул на него. С испугом Мур дернулся в сторону, не договорив, но кабинет был слишком тесен, чтобы избежать столкновения. Сумка с Яблоком глухо ударилась об пол, когда Мур заблокировал обманный выпад Хейтема и пропустил сильный удар поддых а, согнувшись, и удар сверху, сваливший его с ног. Глядя, как Кенуэй подбирает сумку, Мартин не растерялся, и с усилием извернувшись, подсек ноги магистра. В двери кабинета стали нещадно ломиться. - Именем британской короны, откройте! Тогда мы гарантируем, что сохраним ваши жизни! Кенуэй и Мур катались по полу, нанося друг другу ощутимые удары и пытаясь завладеть Яблоком, выпавшим из сумки после падения тамплиера. Ни один не желал поддаваться. Оттолкнув друг друга, они оказались на равном расстоянии от манящего артефакта и, замерев на секунду, будто по неслышимому сигналу, рванули к нему, коснувшись холодного металла одновременно. Вспышка света окрасилась золоченой бирюзой, захватывая их разум. Ощущая свои прикосновения к шару, они видели смутные, стремительно сменяющие друг друга образы, слышали неясный шум голосов, крики и лязг сражений, далекий заливистый смех, признания на чужом языке и, в завершение видений, испытали невыразимое чувство силы, власти и неясного, но такого приятного единения. Хейтем был сильнее духом, и, в один момент разорвав касание с Яблоком, стряхнул наваждение. Взглянув помутневшим взором на одурманенного Мартина, магистр воспользовался случаем и приложил ассассина головой об пол так, что тот на несколько мгновений лишился сознания и выпустил из пальцев артефакт. Кенуэй не знал, как долго они были зачарованы, но за время их молчания набежавшие солдаты принялись выбивать дверь. «Еще немного — и она слетит с петель,» - поспешно взглянув на нее, подумал Хейтем и поднялся, схватив сумку с артефактом. Он намеревался уйти через окно, и, распахнув его, едва удержался от того, чтобы не обернуться на Мура. «Увы,» - только и подумал он, выбираясь наружу и начав спуск. Сейчас первостепенной задачей было сбежать с острова, но где-то в глубине души он уже просчитал, что сможет позже помочь Мартину, если тот попадет в плен, и вызволит оттуда. Он был уже на крыше первого этажа, когда сверху раздался одинокий выстрел, и буквально секундой позже из окна вылетел, подобно ястребу, ассассин, приземлившись в груду грязного белья, ветоши и старого хлама позади Кенуэя. Ворвавшаяся в кабинет охрана форта высунулась в окно и, увидев Хейтема, засмотревшегося на побег Мура, открыли огонь по нему. Петляя, магистр завернул за угол и, хоть и ушел от пуль, но нарвался на вооруженный мушкетами патруль. Открытая площадка крыши давала ему возможность сбежать от охраны, несколькими ударами шпаги пробив брешь в ряду опешившего отряда. За долю секунды солдатская заторможенность сменилась гневным преследованием. Когда он был уже у края крыши, его ухватили за наспех пристегнутую к портупее сумку с украденным артефактом, отчего Хейтем качнулся вбок, едва не потеряв равновесие, а Яблоко оказалось в руках одного из солдат. Отбивая нацеленные удары штыков, магистр заметил, что солдат, сорвавший сумку, отбежал и заряжает пистоль, и к нему почти неслышно подбегает со спины ассассин. Перерезав ему горло, Мартин хладнокровно забрал сумку, и, расценив, что Хейтем прекрасно справляется с солдатами без его помощи, чем освобождал ему путь, опрометью бросился к краю крыши, с которой можно было спуститься на тонкую полоску земли у скалистого обрыва за каменной оградой форта. Свесившись вниз и цепляясь за карниз, Мур замедлился, желая взять оборванную лямку сумки в зубы, чтобы та не мешалась в руках, и неожиданно заметил, как с окна третьего этажа на торце башни, где располагался кабинет начальника форта, в Кенуэя, занятого серьезным боем с охраной, с ружьем выглядывает офицер. Прищурившись, Мартин рассмотрел, что в руках у него не простой мушкет, а новинка итальянского оружейного искусства, чей нарезной ствол позволяет стрелять значительно дальше и точнее. В такую солнечную безветренную погоду и при таком ничтожно малом расстоянии у офицера не было шансов промахнуться, даже если в период затишья и скуки он успел бы до обеда употребить пару бутылок вина. «Пожалею ведь, - мелькнула досадливая мысль в голове Мура, когда он быстро влез обратно и, оглядываясь на прицелившегося офицера, припустил к Хейтему. Хоть у солдат и получилось оттеснить его в самый дальний угол крыши, откуда была велика вероятность при неосторожном шаге сверзиться в плещущие волны залива, магистр смог отбиться от всех них. В пылу схватки, он извлек заряженный пистоль, намереваясь добить последнего солдата, осевшего на землю, но заметил, как к нему мчится ассассин, и рука непроизвольно сменила цель. «Он ведь не выстрелит?» - не останавливаясь, мимолетно подумал Мартин, глядя на тамплиера и спиной ощущая, как офицер готовится нажать на спуск. - Хейтем! - предупредительно вскрикнул Мур, когда раздались звуки почти одновременной стрельбы. - Прыгай! - Руку ассассина, в которой он сжимал артефакт, обожгло огнем, когда он успел прыгнуть на тамплиера и, обхватив его поперек торса, оттолкнулся ногами, отправляясь вместе с ним в долгий прыжок к темной синей глади залива. В полете Кенуэй инстинктивно оттолкнул от себя Мартина и, едва успев сгруппироваться, с глухим ударом и брызгами, вошел в холодную воду. Выбравшись на узкий галечный берег, он с явным неудовольствием отдышался, сердито опираясь на колени. «И что это было, черт возьми?! Он решил меня так убить или… Или спас мне жизнь?» - вспомнив, что перед падением он краем глаза заметил стрелка в окне и слышал еще один выстрел, кроме своего, магистр выпрямился и огляделся: солдат не было, и с форта никто не продолжал пальбу. «Пистоль жалко...» - он выронил его, когда ассассин прыгнул на него, и подумав об этом, Хейтем обернулся, осматривая мерное движение волн. «И артефакт. Но где же Мур?» - прищурившись, он применил свой редкий необъяснимый дар, с помощью которого ему всегда удавалось отыскать что-либо скрытое, и в потемневшем мерцающем пространстве золотым свечением отразилось едва держащееся на воде тело. Магистр замешкался на мгновение, но решительно вернулся в ледяную воду и с большим трудом вытащил бессознательного ассассина на берег. Кенуэй действовал с трезвой расчетливостью: быстро осмотрев Мура, он не отыскал в нем жизни, и, не теряя времени, зажал его нос и вдохнул в его рот свою, после чего твердым злым ударом запустил сердце своего врага. Пульс проявился, и несколько стылых мгновений спустя Мур надрывно закашлялся, переворачиваясь и выплевывая всю воду. Бессильно обнимая мерзлый берег, Мартин едва смог открыть глаза. Все тело болело, и хотелось снова провалиться в лишенное всяких чувств беспамятство. - Мне не хотелось бы думать, что я зря прилагал усилия к спасению твоей жизни, - донесся до него усталый голос Хейтема. Едва повернув голову, Мартин разглядел, как тот, будто ничего и не случилось, раздевался, выжимал мокрые вещи и надевал их снова. Кенуэй не хотел смотреть на Мура, испытывая щемящее облегчение от того, что у него все-таки получилось вернуть его с того света. - Будем квиты, - хрипло и вяло отозвался ассассин, с трудом переворачиваясь и глядя ослепительно голубое небо. - Квиты? - Хейтем не сдержался и бросил на него досадливо-удивленный взгляд. - Ты, верно, хорошо приложился головой о воду. - Если бы я не сбросил тебя с форта, то у тебя было бы на одно ранение больше, а у меня — на два меньше. И вообще… Ты стрелял в меня! - Мартин едва смог озвучить факт: на обиду у него не было никаких сил, и для ее появления нужно было выждать некоторое время. - Ну прости, - усмехнулся магистр, поворачиваясь к нему и, касаясь распластанного тела беглым цепким взглядом, будто вспомнил о важном. - А где сумка? - Сумка?.. - заволновавшись, Мартин ощупал себя и, не найдя искомого, сел, не обращая внимания на боль. Отчаяние от потери артефакта излилось нецензурным стоном, а Кенуэй снова усмехнулся, но уже без прежнего веселья, а как человек, осознавший провал предприятия. Мартин зажмурился и вновь лег на камни. Тяжелые секунды их молчания, в которые один предавался злой горечи поражения, а другой — расчетливо и трезво планировал свои дальнейшие действия, были прерваны. Позади них послышался шум осторожных шагов по мелким камням. Хейтем обернулся и увидел спустившегося к ним обеспокоенного и настороженного Кормака. - Как Вы? - обращаясь к магистру, Шэй рассматривал Мура, который хотел было подняться, но смог лишь повернуть голову. - В порядке. Что ты здесь делаешь? - застегнув плащ, Кенуэй преобразился, и Мартин затылком ощутил повеявшее от него хладнокровное безразличие. - Увидел вас на крыше и посчитал, что может понадобиться помощь. Надеюсь, я не опоздал? - Нет, Шэй. Благодарю. - А это кто? Хейтем помедлил с ответом, сложив руки за спиной и взглянув на горизонт. - Приятель Дэвенпорта. - Вот как. Ещё один... Вроде бы ему не раз было сказано не лезть. Неужели придется снова навестить старика? - Шэй, мистер Мур не от него. Думаю, Дэвенпорт и знать не знает об излишней самодеятельности британского ордена, который ещё лелеет надежды противостоять нам… Но, думаю, было бы нелишним сообщить им о том, что стоит прекратить лезть на рожон. Я надеюсь, вскоре колонии обретут независимость, и ассассины будут здесь весьма некстати. - Убить его? - Кормак достал пистоль и был готов одним выстрелом решить все проблемы. - Нет, - мягко отозвался Хейтем, подходя к Мартину. - Он сегодня спас мне жизнь. Я ответил тем же. В отличие от Дэвенпорта, я даже сохраню целостность ваших конечностей, - снисходительно произнес он, глядя в настороженные, с оттенком укора и обречённого безразличия озера глаз. Магистр снова сложил руки за спиной и крепко сцепил пальцы. - Полученных ранений, мне думается, вполне достаточно на сегодня. Надеюсь, это была наша последняя встреча, мистер Мур, и больше наши пути не пересекутся. Мартин хмыкнул и нервно посмеялся, роняя голову. Мокрая галька отражала солнечные лучи, пробивающиеся сквозь стремительно бегущие облака. - Как скажете, мистер Кенуэй. Его пугал отстраненно-вежливый тон тамплиера и надменное выражение лица. Его взгляд был насмешлив: так смотрят на поверженных врагов, ощущая свое превосходство. Мартин хотел бы надеяться, что это - лишь спектакль для появившегося напарника тамплиера, но верил в абсолютную правдивость сказанного. Хейтем кивнул и обернулся к Кормаку, предложив уйти с обдуваемого клочка суши. - Думаю, нам пора, Шэй. - Уверены, что это отребье стоит оставить в живых? Чёрт, сколько мы сделали, а они, как тараканы... - Ты прав, Шэй, - не дал договорить Кенуэй, уводя его по мелкой гальке за скалистый уступ у кромки воды. - Но сейчас не время спорить. Я замёрз, и хотелось бы поскорее переодеться в сухое. К тому же у нас появилось много работы. Мне понадобится твоя помощь… Остального Мартин не услышал. Лёжа на холодном берегу в мокрой заледеневающей одежде, он закрыл глаза, сквозь веки ощущая ослепительно яркое негреющее солнце. "Всё." Хотелось, чтобы минутами ранее Кенуэй не промахнулся. Или дал своему чернявому прихвостню все-таки пристрелить его, как бродячего пса, посмевшего сунуться в ноги господ. Он не видел, как украдкой, пропустив Кормака вперёд, взглянул на него Кенуэй перед тем, как скрыться за острым выступом. И он даже представить не мог, как тяжело тому было держаться настолько индифферентно, насколько этого ожидал Кормак. Как бы ни был расстроен Мур, а помирать от кровотечения и холода на удаленном острове он не собирался. Позволив себе на несколько минут отдаться захлестнувшей боли и сожалению о проигрыше, он заставил себя подняться. Сориентировавшись по виднеющимся башням форта над собой, Мур пошел в другую сторону, чем та, в которую ушли тамплиеры. "Нельзя сдаваться. Сейчас там переполох, но нужно будет ещё раз наведаться туда и найти эту чёртову сумку. Скорее всего я выронил ее, когда прыгал на Хейтема… значит, надо надеяться, что она как-то закатилась и никто ее не найдет. Вряд ли Кенуэй тоже отступится, поэтому надо опередить его…" - думал Мур, обходя скалы в ледяной воде по колено. До берега, с которого он взбирался в форт, было рукой подать - стоило лишь перейти в соседнюю маленькую бухту. В ней он нашел место, где разводил костер, и в нескольких шагах от него, в неглубокой скалистой пещерке - спрятанный рюкзак со сменной одеждой, едой и медикаментами. Отдохнув, он осознал, что не выдержит повторный подъем по скале: его тошнило, кружилась голова, вспоротая тамплиерской пулей рука нещадно болела и толком не двигалась, а бедро, куда пришелся по касательной выстрел солдата, продолжало кровоточить. "Может, это знак, что надо остановиться?" - тщетно пытаясь согреться в пещере, думал он. Разверстые края ран он кое-как, стиснув зубы, сшил и забинтовал, жалея, что нет никого, кто мог бы ему сейчас помочь. Благо, в его аптечке всегда была опиумная настойка и фляжка с коньяком. "Ничего, Мур. Ты - ассассин. И плевать, что один. Как бы тошно ни было, а нужно выполнить задание. Или провалить его окончательно. Или погибнуть. Этого, конечно, не хотелось бы. Но и оставить артефакт тогда, когда он почти оказался в руках - нельзя. Кто знает, что случится, окажись он у людей с гнусными целями… Если выживешь, не забудь навестить врача. Что-то ты, приятель, чертовски плохо себя чувствуешь… Наверное, не сезон для купания..." Так, собравшись с силами, Мартин поднялся наверх по узкой тропе, таясь в редких кустах и клочках сухой травы от патрулей, которые заняли донжоны и равелины форта. После того, что случилось, по тревоге подняли всех солдат, а часть отправили на поиски сбежавших. Лишь к рассвету, когда сил почти не осталось, Мур покинул остров. Шатаясь и едва удерживаясь в сознании, он забрался в повозку с сеном у хлипкого сарая рядом с чьим-то домом. Ему было безразлично, что будет после: повторная вылазка оставила его ни с чем. Яблоко он так и не нашел, и только глубокой ночью смог подслушать разговор караула, из которого узнал, что после дневного переполоха группа офицеров спешно покинула форт по приказу командира. "Миссия провалена окончательно. Что же мне написать Тому? Что я - осёл?"-подумал он, прежде чем провалиться в болезненную и спасительно бессознательную черноту. Поместье Дэвенпорт, январь 1775. Коннор услышал, как Ахиллес с кем-то разговаривает на улице у входа в поместье. Он упрямо сложил руки на трости и не давал пройти юноше, у которого из-под дорожного плаща выглядывала портупея. - Нет, я не отправлю никого ему на помощь. Пусть сам справляется. - Но сэр, он там один. И вряд ли... - уговаривал посетитель. - Его проблема, - перебив, отмахнулся Дэвенпорт, отворачиваясь, и всем видом показывая, что разговор окончен. Коннор вышел к ним, с любопытством влезая в разговор. - Что происходит? - Ничего, иди в дом, - недовольно крякнул старик. - Кому нужна помощь? - будто и не заметив слов Ахиллеса, Коннор спрашивал незнакомца. - Моему учителю. Так получилось, что мы с ребятами ушли, чтобы присоединиться к континентальной армии. И никак не можем помочь ему разобраться с бандами разбойников, которые крепко засели в горах в Вирджинии. - Пусть этот белый сам со всем справляется! Коннор, не лезь! - сердито повысил тон Ахиллес. - Он тоже ассассин? - уточнил индеец, краем глаза замечая, что Дэвенпорт раздражённо махнул рукой и пошел в дом. - Да, сэр. - И Вы тоже? Незнакомец потупил взгляд и сунул руки в карманы плаща. - Он нас не посвящал. Учил, но как только мы собрались вступить в армию… рассердился, одним словом. Сказал, что это не наше дело. Но сэр, мы хотим помочь отвоевать независимость наших земель! - Мне это не интересно. Что там в Вирджинии? - Мы насчитали три лагеря разбойников, которые грабят местное население. Уводят скот, забирают еду, зерно. Потом увозят в другие штаты и там втридорога продают на рынках. Сейчас зима, а урожай в том году был не из лучших. - Я понял. Где найти твоего учителя? - В Ричмонде, если он никуда не ушел. Вы поможете ему? Мне думается, сам он никогда не попросил бы об этом, но я ему должен. - Как тебя зовут? - Коннор сложил руки на груди. У него появились вопросы к Ахиллесу, который никогда не рассказывал, что есть ещё члены братства, кроме них. - Питер Джой, сэр. - Ступай с миром, Питер Джой. Я помогу твоему учителю. Распрощавшись с ним, Коннор отыскал Ахиллеса в одной из комнат поместья. Старик сделал вид, что не заметил вошедшего, и продолжил читать потрепанную толстую книгу, сидя за круглым столом у широкого окна. - Почему ты не говорил, что есть и другие ассассины? Нам бы пригодилась их помощь. - Выбрось эту глупость из головы. Нет никаких других! Тот человек и ассассином-то не имеет права называться. Живёт себе в своём захолустье, пусть там и остаётся. - Расскажи мне о нем. - Ни к чему. Говорю же, забудь. У тебя достаточно своих дел, чтобы ещё и этой швали помогать. Коннор сел напротив учителя и сложил руки на столе, сцепив пальцы в замок. По его тяжёлому взгляду и плотно сжатым губам Дэвенпорт понял, что индеец ждёт ответа, и если не получит его, то пойдёт все узнавать в другом источнике. Вздохнув, старик громко захлопнул книгу. - Англичанин. Мур, кажется. Несколько лет назад заявился ко мне на порог. Хотел возродить Орден, просил помочь ему с набором учеников и их воспитанием, да только мне это было без надобности тогда. Я предложил ему сначала разобраться с тамплиерами, которые захватили везде власть и лоббируют свои гнусные интересы. Но он отказался, сказав, что прибыл сюда не за этим. - Старик хмыкнул. - Я проследил за ним в тот вечер… Вместо того, чтобы заняться делом, ради которого он якобы приехал, он пошел в бордель. И кутил там несколько дней подряд с какими-то юнцами, пока не свалил из города. Больше он тут не появлялся, да и хорошо. Я бы эту мерзость и на порог не пустил. - И всё-таки он набрал учеников, - вставил слово Коннор, откидывать на спинку стула. - И я считаю, наличие ещё одного обученного человека моей команде не повредит. - Нет, Коннор. Послушай меня, старого ассассина. Я многих повидал. Я разбираюсь в людях. И Мур мне не понравился. Ничего хорошего он тебе не принесет. - А сейчас его ученик просил помощи. И скажи, как я могу бросить мирных жителей на произвол разбойников? Ахиллес взмахнул ладонью, понимая, что выбить благородную дурость из крепкой головы индейца ему не под силу. - Я вернусь, как только закончу. Не думаю, что это займет много времени. Дэвенпорт неопределенно хмыкнул и снова открыл книгу. - Помяни мое слово, против тамплиеров он с тобой не пойдет. А то и нож в спину воткнет. Раз уж собрался помогать, то делай, что считаешь нужным, но не доверяй ему. - Я не маленький. Разберусь. - Ну-ну. Ричмонд, несколько дней спустя. Мартин не просыхал уже неделю. В комнате, что он занимал, стол был заставлен пустыми темными бутылками, кое-где были разбросаны чёрствые куски засохшего хлеба. Соответствующий запах стоял в непроветриваемом помещении и вызвал бы отвращение у любого, кто пришел бы с улицы. Неудачи последних месяцев сломили его. В канун Рождества ученики последний раз навестили его, сообщив, что уезжают в Бостон для оказания поддержки местному ополчению. Мур был не в том состоянии, чтобы веселиться: раны с трудом заживали из-за распространившегося заражения, и ощущение, будто его тяжелым молотом избил какой-нибудь великан, никуда не исчезло. Тогда он сухо с ними распрощался, забрав дополнительную информацию о лагерях разбойников, укрепившихся в ущельях гор, и остался в тягостном и болезненном одиночестве. Из головы все никак не уходили мысли о провале. Он так и не решился написать об этом Милнзу, и письмо от Джейн с вложенными детскими рисунками вместо открыток к Рождеству, все еще лежало без ответа. В начале января, когда он уже мог сносно передвигаться, Мартин стоял в задумчивости в одном из переулков, с обратной стороны таверны, где получил мешок с провизией от добросердечной хозяйки. Он старался не подавать виду, что ему трудно, но от внимательного взгляда женщины, матери пятерых мальчишек, ничто не утаилось. - Может, отправить ребят тебе помочь? - Не надо, я справлюсь. Ты же мне не мешок картошки всучила. - Ну смотри. Боб и так бездельничает, все бы делом занялся! Если передумаешь, зови. А мне пора, посетители ждут, - захлопнув дверь, жена трактирщика скрылась в душных натопленных коридорах таверны. - Я сам, - покивал Мур, глядя на небольшой мешок. В последнее время он нередко терялся в мыслях и ощущениях, и со стороны это выглядело, будто он совсем бездумно и безучастно смотрит в одну точку. Так было и в этот раз, однако сбросив неприятное оцепенение, Мартин заметил, как слева к нему приближается, вышагивая стремительно и горделиво, Кенуэй. Он не виделся с ним с того дня на клочке суши под пронизывающим ветром. Молчаливо ожидая, когда тот поравняется с ним, Мур оперся спиной на стену дома и, выглядывая из-под полей шляпы, думал, стоит ли проверять правдивость его слов. - Познакомимся, красавчик? - негромко спросил он, когда Хейтем не замедляя шаг проходил мимо него и лишь вскользь коснулся его взглядом. - Не заинтересован, - миновав его, Кенуэй всё же обернулся, не останавливаясь. Серьезный и неприступный, как абсолютный незнакомец. Мур с обидой усмехнулся, разглядывая заснеженную землю под ногами, как заслышал незнакомый голос и взглянул в сторону тамплиера. - Магистр, эта челядь докучает Вам? - Все в порядке, Чарльз. Пойдем. -Только скажите, и я разберусь с ним. «Ну попробуй!» - злость взметнулась в ассассине подобно искрам от подброшенных в костер поленьев. Мур оттолкнулся от стены, с вызовом глядя на моложавого усатого мужчину в светлом кожаном плаще. А тот, в силу фанатичной амбициозности и слепой агрессивной преданности, не внял словам Кенуэя. - Слишком дерзко смотришь! Хочешь, чтобы тебя проучили? - выхватив из сапога стек, которым подгонял свою лошадь, Чарльз двинулся на Мура. Его рука все еще не восстановилась после ранения: ею было тяжело двигать, не говоря уже о серьезных физических нагрузках. Но Мартину так надоели эти тамплиерские выскочки, что ему было наплевать, сколько ран он еще получит, лишь бы надавать по морде тем, кто влезает в чужой разговор без спроса. Ни один из них не видел, как устало и раздраженно закатил глаза Кенуэй, прежде чем развернулся и ухватил Ли за плечо. - Чарльз. Не стоит мараться об отбросы общества. У него наверняка был нелегкий день. Оставь его и не трать наше время, у нас много дел. Нехотя, не дойдя до Мура каких-то трех шагов, Ли сплюнул на землю и развернулся. - Простите, вспылил. Конечно, Вы правы. Пойдемте. Мартин со злой досадой вновь смотрел в спины уходящих. Хейтем не обернулся, отдав все внимание своему самому верному сподвижнику. Ему очень хотелось догнать их и все-таки дать волю кулакам. «Тоже мне цари...» - с остервенением схватив свой мешок, ассассин ушел из переулка. С тех пор он прозябал в своей арендуемой квартирке, по вечерам заливая тоску и горечь крепким алкоголем. В голове иногда всплывала мысль, что он позволил себе слишком долго бездельничать, и что его помощи ждут мирные жители. Но ему было больно, несмотря на все лекарства, выписанные врачом в Нью-Гэмпшире, в доме которого он нашел кратковременное пристанище. Ему было больно и обидно из-за всех слов, что он услышал о себе от врага, в которого был влюблен как наивный мальчишка. И потому он каждый раз давал себе отсрочку: «Буду трезветь завтра» или «Еще одну стопку. Или две.» Утреннее солнце пробивалось сквозь пыльное стекло. В комнате было прохладно: печь остыла еще на рассвете. На раздавшийся требовательный стук в дверь Мур отреагировал не сразу, неохотно перевернувшись на кровати. Стук повторился, и ему показалось, что хлипкая дверь не выдержит, и рухнет от чужой настойчивости. - Иду я! Иду! - крикнул он, заставляя себя подняться. - Что надо? - подходя к двери недовольно спросил он, щурясь от головной боли - естественной реакции на то, сколько им было выпито дешёвого пойла накануне вечером. - Я за аренду задолжал? - пытаясь припомнить, когда он платил в последний раз, Мур вспомнил, что это было две недели назад. - Вроде нет, - распахнув дверь, он приготовился увидеть хозяйку, что была на две головы ниже его, но обладала невероятной силой рук - стучала худенькая женщина примерно так же требовательно. Однако, к его удивлению, перед глазами оказался чей-то распахнутый мундир на синем жилете, перетянутый оружейными перевязями. - Мартин Мур? - раздался низкий голос откуда-то сверху, и ассассин невольно сравнил его с чем-то божественным. - Смотря кто спрашивает, - хмыкнул он, поднимая голову. Мартин был довольно высок, и чаще всего это ему приходилось смотреть на других сверху вниз, за исключением некоторых, например, Хейтема, с которым ему было очень комфортно: их глаза были почти на одном уровне. В этот же момент Мур не справился с лицом, на котором проявилась смесь удивления и восхищения от того, какой великан стоял на пороге. - Меня зовут Коннор. И я пришел помочь тебе. Мур посторонился, не имея ничего против того, чтобы впустить человека с мирными, хоть и неясными намерениями. - Не припомню, чтобы просил о какой-либо помощи. Освежишь мою память? - Не мешает освежить твое жилище. Не возражаешь? - поморщившись от смрада, Коннор получил молчаливое согласие и распахнул настежь окно. Мур завернулся в старое одеяло и уселся на кровать, поджав ноги. - Ко мне обратился человек по имени Питер Джой. Сказал, что ты собрался в одиночку разобраться с беспределом местных разбойников. Это так? - оглядывая пустые бутылки, спросил Коннор с большим сомнением. - О… оу… ну… как только горе залью, так и отправлюсь разбираться. Да, - отозвался Мур и с неудовольствием потёр лоб. В комнате, где он не топил со вчерашнего вечера, было холодно, и от морозного воздуха стало ещё холоднее. - Давай-ка прикроем окошечко, - поднявшись, он потянулся к распахнутой створке, но Коннор перехватил его руку и, развернув, подтолкнул обратно к кровати. - Здесь невыносимо находиться из-за вони. А тебе не мешало бы помыться. Если мерзнешь, оденься теплее и отойди от окна. А пока проветривается, давай поговорим. Какое горе заливаешь? - Да так… Ты же пришел не от печали меня избавлять, - Мур отошёл в дальний угол комнаты и запалил печку, лязгнув железной дверцей. Подумав, что фраза прозвучала двусмысленно, он получше рассмотрел гостя. Помимо огромного роста и атлетической ширины индеец обладал мягкостью черт лица, с которого с хищным спокойствием глядели черные глаза. "И нос у него, конечно, тоже здоровый. Я от кого-то слышал, что его размер сопоставим с тем, что кроется в штанах… ох, Мартин, тебе бы только об этом и думать! Как будто переспать не с кем. Соберись! С тобой по делу пришли разговаривать!" - обругав себя за мимолётные пошлые мысли, Мартин потеплее закутался и сел в кресло в противоположном углу комнаты. Он не сразу осознал, как нежелание чем-либо заниматься испарилось, и к нему вернулся интерес. - Коннор, верно? - уточнил Мур, остерегаясь невнимательности. - Ты располагайся, где удобно. Может, чайку заварить? - Сначала о деле, - с тяжёлым выдохом Кенуэй оседлал стул, положив руки на спинку. - Джой сказал, что тебе известны местоположения этих разбойников. Что ещё ты знаешь? - В каждом лагере не меньше десятка человек, - напрягая память в тяжелой от возлияний голове, заговорил Мур. - У них хорошее вооружение, есть порох. В одном лагере видели пушку, уж не знаю, откуда она у них и зачем. Видимо, хотят надолго там обосноваться. - И кто же их снабжает? - Если бы я знал, - пожал плечами Мур. - Вероятно тот, кому выгодно обирать местных, разжигая страх и недовольство. - Думаешь, это кто-то из тамплиеров? Мартин отвёл взгляд, раздумывая. Из местных тамплиеров он знал только Хейтема, но не хотел верить в то, что он способен на подобную низость. Однако ассассин допускал, что за этим может стоять кто угодно из его помощников. - Не знаю. Может быть. Можно допросить кого-нибудь из лагеря, если получится оставить в живых. Только надо будет поймать рыбу покрупнее. Главаря или ближайших к нему людей. - Хорошая идея, - согласился Коннор. В комнате повисло молчание. Ветер занёс на узкий подоконник несколько снежинок с карниза, печь довольно потрескивала сгораемым углем. Вблизи очага Мур стал согреваться, и испытал настойчивое желание уснуть, но потёр лицо и поднялся. - Ну, думаю, уже достаточно проветрилось. Закрывай, я не хочу отапливать улицу, - по-хозяйски скомандовал он, махнув ассассину, который на этот раз не стал спорить, исполнив просьбу. - Итак, сколько вас пришло? - Нас - это кого? - почти удивлённо переспросил Коннор, складывая руки на груди. - Я пришел один. Поверь, этого будет достаточно. Он с интересом следил за Муром, который начал бурную деятельность: в считанные минуты кровать оказалась застелена, мусор с пола заметен в ведро, куда следом отправились все бутылки и грязь со стола. - Надеюсь, ты прав. Вдвоем, конечно, помирать веселее, но я как-то не хотел это делать раньше времени. - Но ты собирался пойти к ним один. - Это так. Но умирать не входило в мои планы. - То есть помощь тебе не нужна? - Нужна. Спасибо, что пришел. Так будет проще справиться. Давай договоримся сразу, что мы сначала все спланируем, а только потом будем делать, ладно? - Согласен. - И ещё, - Мур сбросил плащ, осмотрел грязную сорочку и подошёл к зеркалу, с нескрываемым отвращением оценивая свой запущенный внешний вид, стоя спиной к индейцу. - Что я буду тебе должен? Коннор склонил голову, обдумывая ответ. Он не ожидал подобного вопроса, и оказался в лёгкой растерянности. - Вроде мы оба из Братства, нет? - заговорил он, подняв на Мура взгляд. - И что? - тот не обернулся, стягивая сорочку через голову. - Мы ведь обязаны помогать друг другу. Иначе мы - лишь умеющие убивать одиночки, которых ничто не связывает. Тогда чем мы отличаемся от простых наемников или солдат? - Мы и так ничем не отличаемся, - глухо уронил Мартин. - Неправда. У нас есть… кодекс. - А у солдат - устав. То же самое, вид только сбоку. Братства нет, Кон. Есть только одиночки. Поэтому мне даже удивительно, что ты пришел. Питер заплатил тебе? - Нет. Но ты неправ. Пока мы есть, пусть даже нас и немного, Братство существует. И защищает слабых, оберегает тайны, которые могут навредить миру, и убивает тех, кто поступается чужими жизнями в угоду своим амбициям. Поэтому каждый из нас носит знак Братства. Где, кстати, твой? Мур обернулся, встречаясь с прямым взглядом индейца, и, помедлив, постучал указательным пальцем по своему животу, где чернела татуировка. - Очень пылкая речь, Коннор. Завидую твоему энтузиазму, - усмехнувшись, Мартин отбросил сорочку на кровать и сунулся в шкаф за свежей одеждой. Еще совсем недавно он говорил и думал так же, пока не потерял веру. Впрочем, сейчас он испытал слабую надежду на то, что все эти годы был прав. - Я сейчас быстро приведу себя в порядок, и мы с тобой обсудим план, - стягивая с себя штаны, продолжил он, не замечая, как Коннор отвернулся. - Тогда я пойду прогуляюсь. - Зачем? Холодина такая на улице, - обернувшись, Мур улыбнулся, глядя на могучую спину ассассина. - Или ты мужиков голых стесняешься? Брось. Лучше поставь чайник. Вода в кувшине. Пока Мартин умывался, брился и одевался в чистое, Коннор молча наблюдал за ним, без стеснения разглядывая белое мускулистое, но тонкое тело с несколькими старыми шрамами и двумя свежими ранениями. Ему было любопытно, откуда они у него и сможет ли он полноценно вести бой, но решил поинтересоваться этим позже. Когда засвистел и забряцал крышкой чайник, Мур ещё не закончил, но лезвием бритвы показал, где хранит чай, и попросил заварить покрепче. Коннору было не сложно, но он мысленно возмутился тому, как легко им пытаются управлять, хотя они знакомы меньше часа. И тем не менее снова исполнил просьбу, пусть и нехотя. Его заинтересовал этот захудалый пьяница, в мгновение ока превратившийся в молодого и деятельного человека. «Интересно, что с ним случилось? - наблюдая танец чаинок в чайнике, думал индеец. - И еще интересно, каков он в деле. Не проще ли будет со всем справиться самому?..» - Коннор вполоборота задумчиво взглянул на Мура, выбривающего лезвием щеку. И тот, перехватив его взгляд в зеркальном отражении, подмигнул ему.