Нас двое

— Эй, малой, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Солнце, склонившись над растянувшимся на асфальте Илюшей. — Ну-ка, сколько пальцев показываю? У Солнца выгоревшие до льна кудри крупными колечками спадают на лоб и запястья в цветастых фенечках почти до локтей. Солнце смотрит на Илюшу сверху вниз, пока Илюша считает звезды, назойливыми мошками закрутившиеся перед глазами. Асфальт сухой, горячий и пыльный, велосипедное колесо скрипит, крутясь все медленнее, а у Илюши кровоточат ободранные ладони и немножко сердце. — Два, — отвечает он запоздало, но от того, что у него в глазах не двоится, голова не болит меньше. — Прости, пожалуйста, я тебя не заметил, — извиняется Солнце и помогает подняться, заботливо придерживая за поясницу. — Отвлекся. Голова кружится? Спина болит? — Нет, — врет Илюша, глядя на Солнце серьезно и внимательно. Солнце — длинное и по-юношески нескладное — даже стоя, возвышается над ним на целую голову. Илюша не понимает, почему Солнце извиняется перед ним, если он сам застыл посреди дороги, как вкопанный, засмотревшись. Солнце дует на его ободранные ладони, бормоча что-то нелепо-ласковое, словно разговаривает с ребенком. Илюша уже не ребенок — ему двенадцать лет. И все же он не спешит отнимать руки. Солнце стоит так близко, что глаза слепит. Оно старше на пару лет, а может, на вечность. Илюша не думает об этом, пока Солнце ведет его к скамейке, забыв про свой оставленный под деревом велосипед. Солнце ездит на велосипеде — это кажется Илюше смешным. Возможно, он просто слишком нервничает, пока Солнце стоит так близко и говорит о чем-то столь непринужденно, будто они с Илюшей знакомы уже минимум сто лет. Илюша не помнит, чтобы кто-нибудь говорил с ним так раньше. Возможно, поэтому он не может заставить себя открыть рот, когда Солнце представляется Максом и интересуется его именем. Язык прилипает к нёбу, и Илюше кажется, что его имя — последнее, что они должны обсуждать сейчас, хотя обсуждать им больше нечего. Вопреки поведению Солнца по имени Макс, они совсем не знакомы. — Прием-прием, Земля вызывает жертву велосипедной аварии, — улыбается Солнце, а потом чуть хмурится, уточняя уже серьезно, — точно нормально себя чувствуешь? — Да. В порядке. В голове горячий кисель, замешанный на июльской духоте, неоформленном в слова откровении и стремительном падении. Илюше кажется, что еще немного, и подтаявший мозг потечет у него из ушей, обжигая кожу, и тогда думать станет совсем невозможно. Наверное, следовало взять с собой кепку. А может, вообще не стоило выходить из дома. — Что ж, раз ты можешь идти, давай сходим за мороженым. Я все еще чувствую себя виноватым, но мне кажется, сливочный пломбир должен искупить мою вину, как ты считаешь? — Солнце смеется и звенит набитыми мелочью карманами. Илюша кивает молча. У него потеют ладони, кружится голова и тошнота подкатывает к горлу. Наверное, он все-таки словил солнечный удар. Или нет?