Игровое поле твоей жизни

      Губы на губы, руки, с содранными костяшками зарываются в густые волосы. Она чувствует пальцами прохладу кожи и скользит под его куртку. В голове приятная пустота, скорее морок — такой густой, сладкий, как сахарная вата. Отдаваться и брать, поддаваться и подчинять.  Юра ласков и осторожен, на пробу толкается языком между её губ и наслаждается вкусом кофе. Она отвечает, такая мягкая, хрупкая по сравнению с ним. Хочется зацеловать её всю, попробовать каждый сантиметр тела.  — Только…не останавливайся. — Аня сама удивляется своей просьбе, когда Юрины губы уже исследуют шею. Горячие, чуть шершавые, дарят тысячу маленьких поцелуев и пару мазков языком. Его запах окутывает её — парфюм, табак и что-то своё, уже родное.  Лопатками вжимается в зеленоватые обои, а руки сами тянутся в его отросшие пряди тёмных волос. Из-за разницы в росте ему приходится нагибаться и Музыченко находит решение проблемы — подхватывает девушку под бëдра и поднимает.  Аня охает удивлённо, тут же обхватывая ногами его пояс. Слишком тесно, слишком близко… Хоть она и просила не останавливаться, но когда сквозь тонкую ткань спортивных штанов ощущает его явное доказательство желания — хочется пойти на попятную и одновременно отдаться внутреннему демону, который так и шепчет: «Возьми!». Никитина упирается ладошками Юре в грудь и чуть отстраняется. Между ними едва ли сантиметр, становится невыносимо терпеть такую близость и Аня прогибается, откинув голову к стене.  — Прости за это, — он шепчет, глядя в глаза напротив с едва заметной поволокой.  — Боюсь, если мы продолжим, я уже не смогу остановить тебя.  — Или себя, да, Бэмби? — Юра смеётся и опускает девушку на пол. Словно и не было этого помутнения, словно не он сорвано дышал ей только что в изгиб шеи. Аня выдыхает, даже не скрывая разочарования, так пусто стало без его тепла.  — Прости ещё раз. Я идиот, что полез к тебе, когда только вчера…  — Юр, — Аня перебивает и гладит его руку от плеча и до запястья, — всё хорошо, правда. Это не ты полез, а мы вместе захотели. Не думай больше об этом в таком ключе.  — Я знаю, знаю. Просто… Ох, ты такая притягательная и я боюсь напугать тебя своим напором.  Он смотрит виновато, но на дне зрачков ещё плещется похоть и Аня сдаëтся. Слишком много навалилось, слишком много нервов, слишком много проблем, слишком много Юры…  — Да к чëрту это всё!  Целует его сама, притягивая за воротник кожанки. Вовсе не так невинно, как минутой ранее, а глубоко, со всем отчаяньем. Музыченко словно дали команду «фас», словно сорвали тормоз… Он наступает на неё, заставляя пятиться к комнате, по пути срывая с себя верхнюю одежду и буквально вылизывая её рот.  — Ты не пожалеешь об этом.  — Я не пожалею об этом. — Никитина улыбается ему в губы и тянет за руку к дивану.  Секунда, и она уже под ним. Нетерпеливые поцелуи сыпятся на неё как листва в разгаре осени. Каждый будто оставляет на ней след, клеймит. И Аня выгибается, подставляет под его ласки, жаждущее внимания, тело.  Юра снимает с неё майку и восхищëнно выдыхает. Кожа алебастровая, тонкая, так и притягивает к себе. Склоняется над ней, целует венку на рëбрах, родинку под грудью и без заминки обхватывает губами горошинку соска.  Аню прошибает током, кажется, что его губы вездесущие. И чем она только думает, отдавая себя без подготовки, без плана, без задней мысли, что такое вообще с ней может произойти. Она ведь верила, и даже надеялась, что не подпустит к себе мужчин даже близко, до второго курса универа. В проекте было поступить, освоиться, прощупать почву и уже тогда задумываться о таких тесных отношениях.  Но вот Юра нависает над Аней, так невесомо гладит её талию, живот, грудь и даже мысли нет остановиться. Музыченко же дышит сбивчиво, целует её быстро в губы и опускается к резинке штанов.  — Ты позволяешь мне?  Взгляд снизу вверх, быстрый кивок и Юра освобождает её от последних атрибутов одежды одним верным движением. В глазах восхищение, она перед ним такая открытая, беззащитная, но всё же смелая. Музыченко боится доставить ей дискомфорт, на секунду застывает, решая, как лучше подойти к делу. И вот его руки гладят тазовые косточки, коленки, а язык уже исследует мокрые складки кожи.  — Ох, Юра! — Такого не ожидала никак, ещё никто прежде не касался её в таких интимных местах, тем более, ртом. Из груди рвутся несдержанные стоны, а руки тянут волосы мужчины.  Он знает куда давить, знает как касаться — кончиком языка у входа, потом переход к клитору и обратно. Её бёдра дрожат, но он держит крепко, чтобы не закрывалась перед ним. Вылизывает, наращивая темп и Аня, неожиданно для себя, поднимается над ними, над своим миром и резко летит в пропасть. В чёрную, сладкую пропасть.  Стон задерживается в горле, так и не коснувшись ушей, тело сводит неконтролируемой судорогой и так хочется почувствовать в себе Юру, хочется умолять его об этом.  Он отстраняется с улыбкой на влажных губах и, пока Аня ловит последние капли удовольствия, освобождается от оставшейся одежды. Музыченко знает толк в скрипке, драках и девушках. Как замечательно, что перед ним она — единственная, ради которой он хочет и готов делать первые две вещи и которую он ни за что уже не отпустит.  — Потерпи, может быть больно.  — Что?  Вопрос перетекает в крик. Боль внизу живота прорезает расслабленное тело так резко, что она просто не успевает понять, что происходит. Юра же, решает выбрать максимально неожиданный для неё момент, чтобы голова не была настроена на неприятные ощущения.  — Тише, тише. Подожди немного, Анюта, сейчас пройдëт. Он отвлекает, целует её мокрые щёки, губы, глаза — всё, куда может дотянуться. Руками же упирается в кровать и удерживает всё ещё дрожащие бёдра — осторожно выходит, снова толкаясь обратно.  — Юрочка, больно...— Шепчет с зажмуренными глазами, вцепившись в его татуированные плечи мёртвой хваткой.  Но, спустя пару возвратно-поступательных движений, напряжение начинает спадать. Она наконец ощущает в себе крепкий член, а не только режущую боль. Чувство наполненности, как Аня и желала, накатывает, сбивая с ног и вот уже просит его продолжать.  Юра не смеет ослушаться, двигается в ней размеренно, опасаясь лишний раз резкого движения и всё налюбоваться не может. Такая красивая в своей искренности — настоящая, самоотверженная… У Музыченко крышу срывает, точнее, сорвало ещё при первой их встрече, сейчас он просто подкрепляет это. А ещё — радости нет предела, что Анина железобетонная стена пала рядом с ним. Она ведь так открещивалась от всего, связанного с отношениями, а сейчас, извивается, просит, насаживается.  Кожа под губами горит, руки не перестают скользить по телу, исследуя друг друга, стоны и хриплое дыхание разрушает тишину квартиры и это, кажется, может продолжаться вечно.  Никитина сама от себя не ожидала такой прыти, это либо она слетела с катушек от последних событий, либо Юра на неё так действует. Кажется, это коктейль и что там к чему, совершенно не важно, если всё вместе даёт такое послевкусие.  — Не делай так, иначе…ох!  Юра не успевает договорить мысль, Аня сжимается вокруг его члена так ритмично, обхватывая и без того узкими стенками.  — Иначе что? И когда она успела начать издеваться? Только что была невинна, как природа в день мироздания, а уже доводит его до звёздочек перед глазами своими дерзкими манипуляциями.  — Отвечу тем же!  Юра с рыком прикусывает нежную кожу шеи и ускоряется. Темп набирает обороты, вокруг всё застилается пеленой удовольствия и теперь они вместе летят в бездну. Снова губы на губы, раскрытые в немом стоне, снова руки, жадно прижимающие ближе и волна наслаждения разбивается о берег серой реальности.  Тяжело дыша откидываются на мятую постель, пружины старого дивана упираются в спину, но это сейчас пустое.  — Тебе было хорошо? — Юра заволновался, хотел уже было расслабленно уснуть, но беспокойство за свою девушку взяло верх. И да, он не сомневается, что она теперь его. Он сделал её таковой и возражений не примет. Но, судя по блаженному выражению Аниного лица, их и не последует.  — Лучше, чем когда бы то ни было.  — Прости, что пришлось сделать тебе больно.  — Два оргазма перекрывают это с лихвой.  Они смеются тихо и скрипач, наконец, расслабляется.  У Ани в голове пробегает вопрос — что же будет дальше? Но она загоняет его глубоко в сознание до лучших времён.  Боже, всего три недели общения с Юрой и как поменялись её мысли, девушка уже сама себя не узнаёт. Непонятно только, хорошо это или плохо… Но сейчас же было хорошо!  — Будем спать? — Тихий шëпот Музыченко вытягивает из раздумий. Он накрывает их одеялом, притягивая Аню к себе и нежно целует в искусанные, им же, губы.  — Да. И спасибо тебе за всё.  Второй раз в жизни Никитина засыпает на его груди и, кажется, это единственное место на планете, где она действительно должна быть.