Пролог
30 августа 2021 г. в 16:08
Китти не спешила. Если в чём-то она и стала волшебницей за то время, что провела, по крупице собирая знания, которыми так нехотя делился мистер Баттон, то этим чем-то была неторопливая, размеренная, спокойная скрупулезность. Нарисовать круг, провести черту. Всё в определённом порядке, всё выверено до мелочей. Из признаков нервозности только вспотевшие ладони и сжатые зубы. Ум, несмотря на вонзающуюся тоненьким сверлом прямо в затылок боль ясен и чист. Китти так часто допускала ошибки прежде. Больше никогда не допустит — Китти себе пообещала. И от этого обещания она была не намерена отступать.
Прежде чем поджигать свечи, сделала глубокий вдох, медленно провела ладонями по коленям — разглаживая безнадёжно измятые брюки.
Что она скажет? Как она скажет?
Фитили вспыхивают один за другим. Комнатка предназначена специально для вызываний — тут ни сквознячка, ни малейшего дуновения и свечи не мерцают — ровно горят, устремляя к потолку обманчиво хрупкие, острые треугольники-язычки.
Что Китти скажет? И как она скажет?
Самообладание всё-таки подвело. В центре пентакля закрыла лицо руками. Это секундная слабость. Пройдёт. Пройдёт. Безмолвно уговаривала себя. И утешала. Видела сквозь пальцы книги на полке, два неудобных стула, чашу с благовониями. Это туманилось, расплывалось. Гораздо яснее виделись Китти сумрак густого вечера, знакомая подворотня, изменившаяся до неузнаваемости впрочем теперь. Чёрные стены застыли, стекая вниз. Будто вскипевший асфальт, несколько луж, капли дождя на коже. Это было очень мощное инферно — ей пояснили. А Китти почти не слушала. Видела только посох на земле. И крупный нефрит в овале. Этот овал на груди. «ты сожрал мой пончик».
Хватит. Собраться. Сосредоточиться.
Щёку изнутри прикусила почти до крови. Боль отрезвила. Собраться. Собраться. Какое там первое слово? А последнее? Мысленно повторить-пролистать. Готова? Да нет, не готова. Но дальше тянуть нельзя. Волевым усилием Китти расслабила челюсть, тихо прокашлялась, вздрогнув от звука, показавшегося внезапно слишком глухим и резким, а потом быстро, но чётко и без огрех единым порывом протараторила заклинание.
Стоит ли отсчитывать секунды?
Нефрит на груди. Кровь запеклась и волосы разметались. Китти почему-то не могла идти. И не могла стоять. И дышать не могла. Вспомнила волшебника в доме. Как нагло сидел у отца и матери и как она тогда его ненавидела, как убежала и как ударила; вспомнила, как разрезал верёвки, как подавал руку, как улыбался ей. А теперь Китти смотрит и не может пошевелиться. Она видела столько смертей. Столько смертей. Зачем?
Снова отвлеклась. Непозволительно. В самый ответственный момент. Может потому его появление ей показалось резким? Ещё мгновение назад в комнате Китти была одна, но стоило моргнуть — и вот уже хрупкий мальчишка застыл напротив. Мальчишка, похожий на манекен. На один из тех, которые видела в витринах дорогих магазинов. Лицо отстранённое, будто и неживое. Только глазами Китти будто в живот ударили. Китти едва пополам не согнулась, столько прочла глухой, нестерпимой боли. Впрочем продлилась она не больше удара сердца. Вскоре и глаза застыли, остекленели. Китти в тишине переступила с ноги на ногу только для того, чтобы ощутить, что сама жива.
— Здравствуй, Бартимеус, — она посмотрела на пол.
— Здравствуй, Китти Джонс. — Оцепенение спало. Мальчик внезапно улыбнулся, махнул рукой. В этот момент Китти захотелось завыть от тоски и страха. И от непонятной досады. Как мог он улыбаться, когда такое случилось, когда такое произошло? Но он улыбался. Потому что конечно пока ничего не знал. Как Китти ему скажет? Про то, что не уберегли, про то, что не уследили, про то, что даже на поиски отправились с опозданием. Про то, как хоронили в закрытом гробу в аббатстве.
Это было промозглое, мглистое утро. Китти тщетно пыталась согреть одеревеневшие пальцы левой руки в кармане. Правой сжимала посох и молча плелась в толпе. Многие пришли попрощаться. А Китти не хотела прощаться. Китти вообще не хотела туда идти.
Как она скажет? Что она скажет?
— Джон умер. — Услышала два слова будто со стороны. Мысли озвучила. Коротко. Ясно. Но так ведь нельзя? Надо по-другому, иначе. Слова отзвучали. Вновь тишина. И в этой тишине мальчик спокойно кивнул:
— Я знаю. — Знает? У Китти сдавило горло? Китти ожидала чего-то совсем другого. Только чего? И почему бы? — Краткость — конечно сестра таланта, но доносить новости ты умеешь хреново. В следующий раз хорошенько потренируйся. Хотя… — голова знакомо склонилась набок. Мальчик как будто призадумался на секунду и прежде отстранённое лицо его резко ожесточилось. — Если у тебя всё, я предпочту откланяться. Впрочем, сомневаюсь, что ты затратила столько усилий, — он небрежно обвёл жестом свечи, благовония, круг под ногами, — только для того, чтобы… позаботиться… обо мне.
И ведь он был прав. Просто чертовски прав.
— Да, Бартимеус. Не только для…
Мальчик философски пожал плечами.
— Волшебники… ни капли здорового альтруизма.
— Я не волшебница. — Китти парировала угрюмо.
— Я бы поспорил.
— Ладно. — Вопреки внутреннему отрицанию Китти не ощущала в себе ни сил, ни желания препираться. — У нас почти не осталось сильных волшебников. И теперь я… пожалуй… одна из. Во всяком случае я не без труда, но способна вызвать джинна.
— Могущество Британии… — мальчик хохотнул. Китти скривилась.
— Мы справляемся без магии. Практически во всём. Я хочу отстраниться от правительства, но прежде меня попросили… нужно восстановить то, что мы разрушили в ночь восстания. Все те магические вещи — артефакты, амулеты, что бы там ни было, они должны быть защищены. Ты можешь это сделать. Если захочешь.
— Если захочу. Даже так. — И снова смеётся. Но как-то опустошённо. — Когда это у меня спрашивали, чего я хочу?
— Я спрашиваю. И он бы спросил. И доверил бы только тебе.
Мальчик махнул рукой.
— Да какая разница.
— Кроме тебя я никого и не знаю толком.
— Чтобы порабощать, знать и не надо.
— Он знал.
Глаза Бартимеуса полыхнули.
— Да что ты заладила «он» да «он». Никто не знал. — И Китти предоставилась увлекательная возможность рассматривать его спину. Глядя на неё, Китти внезапно вспомнила, как плакала однажды при Бартимеусе и как он тогда пытался неуклюже её утешить. Нет, ни что человеческое было ему не чуждо. Китти внезапно с ясностью поняла — искренней была только та, самая первая, краткая вспышка боли. А все его смешки, эти его улыбки — всего-то бравада, всего-то — холодный щит.
Мальчик стоял, отвернувшись. Китти истуканом застыла в своём пентакле.
— Кто может сделать это для нас? Скажи. Ты ведь наверняка знаешь достаточно имён. Я намерена тебя отпустить.
Мальчик взглянул через плечо.
— Имена не продаются. Даже за свободу.
Китти кивнула. — Ладно. — И вскинула руку.
Мальчик моргнул. И вскинул свою.
— Подожди. — Кивок. — Где вы его закопали?
— В Тауэре.
Вздрогнул.
— Мерзкое местечко. Ладно. Хорошо.
— Отпускать?
— Постой. — Несколько секунд он просто стоял, рассматривая линии под своими босыми ногами. — Посох и Амулет остались у вас?
— Ну да. Они в числе всего того, что нужно…
И снова Бартимеус молчал. Будто на что-то решался.
— Я должен кое-что закончить. Но для этого нужен кто-то, кто вызовет меня и отпустит в мир.
Мерзкий холодок пробежал по спине.
— Хочешь закончить что? — Китти поняла. — Отомстить за него?
— Да нет. Некому мстить. Никто не виноват. Кроме одного. Кроме…
— …Мы виноваты. Мы не уследили. Даже не сразу заметили. — Снова картина — тело, нефрит и дождь. Китти ощутила: глаза нестерпимо жжёт. — Мы опоздали. Когда нашли он уже был… просто…
— Это такая особенность людей. Они все умирают. Рано или поздно. Так или иначе. А потом гниют, потом рассыпаются… и от них ничего не остаётся. Вы бы ничего не изменили. Я там был. Я знаю. А теперь это вообще не имеет значения. И мы больше не будем об этом говорить. Я никому не собираюсь мстить. Я просто обещал, что закончу то, что мы начинали. То, что он не успел закончить. Это такая ещё одна особенность людей — что-то начать и умереть на полдороги. Он кашу заварил, а мне расхлёбывать. А ему хоть бы хны. У него теперь на всё железобетонное оправдание.
— Ты даже не называешь его по имени.
Приглашающе махнув рукой, Бартимеус уселся на пол. Острые коленки торчали в разные стороны и он опустил на них расслабленные, даже какие-то безвольные смуглые руки.
— А зачем? Мы же оба понимаем, о ком говорим. Разве нет?
— Да. Наверное да. — Китти замолчала. Ей требовалось переварить и обдумать. Бартимеус истолковал тишину по-своему.
— Можешь просить, что хочешь. И связывать, как захочешь.
Это было что-то совсем для Китти невероятное. Чтобы демон сам был согласен на что угодно? Она на мгновение прикрыла глаза, посмотрела на мальчика сквозь ресницы. Что она знала о нём? — ничего. Но всё-таки чувствовала, что знает достаточно. В ту страшную ночь восстания он выкладывался вместе со всеми. Но ведь он был с Джоном. А что теперь?
Она начала осторожно.
— Даже если бы я согласилась, я не смогу удерживать тебя долго. Этим пентаклем. Мне тяжело.
Мальчик вздохнул. Китти заметила движение плеч и то, как почему-то медленно разжались и сжались пальцы. Несколько раз подряд.
— Ваши ищейки ведь наверняка нашли и его кольцо? Можешь использовать его. Будет полегче.
Китти медленно покачала головой. Кольцо они действительно нашли там же. И даже почти отправили к артефактам. Но Китти помнила, как часто Джон прикасался к кольцу, как неосознанно поглаживал всякий раз, как руки его оставались свободными.
— Боюсь оно для нас недостижимо. Мы оставили его с ним.
— Когда для волшебников это было проблемой? Грабить могилы тебе не впервой.
Китти слегка замутило от резкой волны ужасных воспоминаний.
— А может отправить тебя? У тебя опыта всяко больше. Тебе не впервой, — может излишне колко парировала она.
Мальчик в отстранении прочертил пальцем одну из линий.
— Ты можешь. — И больше ничего. Даже ни один мускул в лице не дрогнул.
— Ладно. Расскажи, что именно ты хочешь закончить.
— Долгая история.
Китти со вздохом скрестила ноги.
— Я никуда не спешу. А ты?
И Бартимеус тоже конечно же не спешил. После того, как опоздал, после того, как ему не хватило всего секунды, было Бартимеусу больше спешить абсолютно некуда.