Якорь

- Так куда мы поедем? - Я же сказал, мне все равно. Куда хочешь. На часах – полпервого ночи. Они едут в машине Флорана. Мот не задумывается о том, куда едет - он просто доверился дороге. Ему кажется, что Микеле просто нужно развеяться. Мике сидит молча, смотрит то в окно, то на Флорана, и взгляд у него совсем больной – уставший, тоскливый, совершенно безразличный ко всему вокруг. Он обнимает себя руками, его растрепанные волосы длинными прядями падают на лоб, и из-за этой беззащитной позы, из-за этой трогательной взъерошенности Флорану кажется, что Микеле куда больше похож на подростка, чем на почти сорокалетнего мужчину. Если бы не эти морщинки у губ, глаз и между бровями, Мот бы никогда не поверил в его паспортный возраст. Эта избитая мысль, которая уже сотню тысяч раз приходила в его голову, заставляет его нахмуриться. Приехав к нему по первому же телефонному звонку, по первому же девчачьему «я скучаю», он застал своего «подростка» в очередной раз медленно сходящим с ума. Микеле уже уничтожил все запасы кофе и алкоголя в доме, квартира была завалена черновиками песен и эскизами рисунков, а шторы были наглухо задернуты. Флоран немедленно вытащил его из этого пыльного ада – сколько дней он не выходил на улицу? – и вот теперь они куда-то едут в его машине, и, что характерно, им обоим совершенно наплевать, куда. Да, Флоран заботится о Микеле. Флоран всегда здесь, всегда рядом, всегда крепко держит за руку, когда (какая пошлая все-таки характеристика, но какая чертовски верная) вечно витающий в облаках Локонте в очередной раз отрывается от земли. Мот же в любое время обеими ногами твердо стоит на почве, будь это щербатый городской асфальт или вязкий песок пустынного пляжа. Микеле благодарен ему за это. А Флоран…Флоран чувствует себя балластом, привязанным к воздушному шару. Мешком дерьма. Иногда ему кажется, что он просто мешает Локонте, его вдохновению, его творчеству, его жизни, в конце концов. Мот не знает, какие отношения связывают его и Микеле. Они постоянно находятся рядом – да, это так. Они полностью понимают друг друга – абсолютно точно. Они регулярно спят вместе – тоже факт. Но назвать это любовью, равно как и дружбой, у Флорана язык не повернется. Слишком извращенная дружба, слишком свободная любовь. Зависимость, связь, притяжение – Флоран пробует все эти слова на вкус, и от каждого его тошнит. Банально. Микеле не банален. С ним ничего не должно быть банальным. Фло не уверен, нужен ли он ему вообще с этой своей дурацкой заботой. - Останови здесь, - внезапно говорит Мике. Флоран вздрагивает от неожиданности, но послушно останавливает машину. Они выходят к набережной Сены, и Микеле молча, не оборачиваясь, идет по мокрой после недавнего дождя траве прямо к реке. Он замирает лишь на краю парапета, напряженно вглядываясь в воду. Мот подходит сзади – неслышно, осторожно – встает за плечом. Как всегда. Сейчас ночь, но на набережной горят фонари, и поэтому они хорошо видят друг друга и все вокруг. Сена лениво перекатывает свои волны – кажется, будто там, за парапетом, не вода, а черный шелк. Ночь сегодня удивительно звездная, и свет звезд нечетким рисунком отражается на поверхности этого шелка. Волны лижут камень под ногами Микеле, шипят, как рассерженные змеи, искристыми каплями переливаются в свете фонарей. По набережной шляются какие-то парочки и нетрезвые компании, шумят, громко хохочут – Флорану нет до них никакого дела. - У тебя когда-нибудь было такое состояние, когда чувствуешь, что все тебя принимают за другого человека? – внезапно спрашивает Микеле, поворачиваясь к нему лицом. - Не помню. Кажется, да, - Фло неуверенно пожимает плечами. Микеле его не слушает, он смотрит куда-то выше, вдаль. - Если бы ты знал, как мне осточертело прикидываться Моцартом и в реальной жизни, - говорит он негромко, отходя от воды и ложась прямо на мокрую траву. Флоран прекрасно может его понять. Мике – не Моцарт. Но он, Фло, кажется, единственный, кто это понимает. Сам Мот думает, что Микеле куда больше похож на повзрослевшего Холдена Колфилда. Та же искренность, та же ненависть ко всему фальшивому, то же кристально чистое, обостренное восприятие мира и людей вокруг. - «Я ненавижу актеров. Они ведут себя на сцене совершенно не похоже на людей», - цитирует Микеле, грустно улыбаясь. - Ты помнишь, откуда это? Он будто читает его мысли. Флоран молча кивает и укладывается рядом, наплевав на то, что новая рубашка может промокнуть и испачкаться. Рядом с Микеле такие мелочи не имеют значения. - Знаешь, за что я тебя люблю? - За то, что я красив, талантлив и сексуален? – иронично усмехается Фло. Микеле фыркает. - Нет. За то, что рядом с тобой можно немного побыть самим собой, - он произносит эту фразу и тут же кривится. – Слишком слащаво. - Я не привередлив. - Я знаю. Они молчат, молчат слишком долго, со стороны может показаться, что им просто не о чем говорить. Флоран закуривает, Микеле наблюдает за ним. Через какое-то время он, не спрашивая разрешения, просто вынимает сигарету из пальцев Мота и затягивается сам, прикрывая глаза и с наслаждением выдыхая дым. Фло невольно любуется им. В его присутствии Микеле словно оживает. Каким уставшим он был полчаса назад – и как расслаблен, умиротворен, почти счастлив он сейчас. Мысль об этом приятным теплом согревает Флорана. - Курить одну сигарету на двоих – слишком пошло, тебе не кажется? – Локонте слегка улыбается и откидывается обратно на траву. Флоран не отвечает – ему не обязательно отвечать. Достаточно слушать. Они сидят так еще долго, точнее, сидит только Фло. Микеле по-прежнему лежит на мокрой траве и смотрит в небо. Звезды блеклыми точками отражаются в его зрачках. Вокруг стоит почти болезненная тишина. Все пьяные компании куда-то незаметно исчезли, и теперь вокруг них нет совершенно никого. Пустыня. Флоран краем глаза смотрит на часы – два часа ночи. Микеле незаметно садится совсем рядом, обнимает его за шею, целует - лениво, даже собственнически – легко проводит пальцами по выступающим под рубашкой позвонкам. Флоран отвечает на поцелуй, послушно откидывает голову, подставляя беззащитную шею, и думает, что Мике, пожалуй, единственный, которому он позволяет делать с собой все. Но тот этим правом – не просто правом, у него в руках практически контракт на безраздельное владение душой и телом Флорана Мота! – практически не пользуется. Непростительная расточительность. - Спасибо тебе, - задумчиво говорит Микеле, неторопливо, осторожно касаясь губами то шеи, то скулы Фло. - За что? – спрашивает тот, хотя в данный момент ему это не особенно интересно. - Ты – единственная константа в моей жизни, - смеется тот. – Мир меняется каждую секунду, люди уходят и приходят, некоторые даже умирают; вчера я был звездой рок-оперы, а завтра меня даже на паршивое провинциальное радио не пригласят. И под все это приходится приспосабливаться, менять окраску, как какой-то чертов хамелеон. А с тобой можно не притворяться. И ты всегда остаешься рядом. - Балласт, - мрачно заключает Флоран, озвучив свою давнюю мысль. Мике качает головой. - Нет. Якорь. Каждому нужен свой якорь. Без тебя я бы не задержался в мюзикле, не задержался во Франции. И вообще бы, наверное, не задержался, - Микеле морщится, но Мот прекрасно понимает, о чем он. - Потерялся бы в бескрайнем море человеческого равнодушия. - Чересчур пафосно, но, в целом, ты прав. Флоран обнимает Микеле, утыкается лбом ему в плечо и обдумывает его слова. В конце концов, якорем быть куда лучше, чем балластом. Или нет? Холодный ветер заставляет нервно поводить плечами. Теплая ладонь Мике на затылке мешает думать. Думать в его присутствии вообще сложно. - Мальчик мой, - смеется Микеле и ласково ерошит его волосы. – Прекрати так много размышлять о природе наших с тобой отношений. У тебя на лице написаны все твои сомнения. Перестань. Ты нужен мне. И я люблю тебя, вот и все. Ты ведь это хотел услышать? Сердце Флорана на мгновение замирает. - Я не ослышался? – на всякий случай уточняет он. - Нет, - фыркает Локонте. – Хватит быть таким мнительным, Фло. Я могу повторить, если тебе хочется. - Повтори, - Флоран поднимает голову и смотрит на Мике снизу вверх. В его взгляде проскальзывает какая-то щенячья преданность и еще – надежда. Микеле улыбается. ...Он повторяет это позже, под утро, когда они занимаются любовью на узком диване, когда Флоран что-то отчаянно шепчет ему в плечо и хрипло вскрикивает, выгибаясь под ним. Он повторяет это еще раз, кончая, - в режущем слух диссонансе с признанием звучат протяжные стоны и сдавленные ругательства. Он повторяет это снова, когда они лежат в обнимку, когда большие и осторожные ладони Фло гладят его по спине и волосам. Флоран засыпает с пьянящим чувством собственной нужности. И это чувство делает его абсолютно счастливым.