***
«Сегодня был долгий, трудный, но такой интересный день! После привала мы вышли на мансийскую тропу и по ней легко и быстро прошли через чащу, незначительно отклонившись от нашего собственного маршрута. Тропа вывела нас к поляне. В центре высилась береза, у нее была стесана кора, а на ней вырезаны непонятные черточки. За березой громоздилась странная конструкция — на высоких опорах лежал сколоченный деревянный ящик, немного похожий на гроб. Разумеется, мне стало не по себе и захотелось уйти как можно скорее. Когда долго не видишь других людей, кроме своих товарищей-туристов, а затем среди этой глуши, этой дикой местности вдруг натыкаешься на что-то, похожее на гроб, то приятного в этом мало. Но так думала только я одна. Ребята сначала окружили березу, рассматривая письмена, затем столпились под жутким навесом и принялись выдвигать разные предположения, что это может быть. Я порадовалась, что Глеб пока не отошел к ним и по-прежнему стоял рядом с деревом, достав свой блокнот. Я подошла к нему, встав почти спиной к деревянному ящику, чтобы не видеть его, и спросила: — Как думаешь, что это может значить, Глеб? — Не думаю, а точно знаю, — мягко усмехнулся он и показал мне свои записи. — Когда мы были в домике лесорубов, я переписал у ребят несколько мансийских символов и их расшифровки. Видишь? Манси могли оставить полезную для нас информацию о дороге или опасностях, например… — Опасностях? Позади нас послышался взрыв смеха, и мы обернулись. Броня с энтузиазмом размахивал лыжными палками, указывая на находку и что-то предлагая. Отрадно видеть, что он наконец-то позабыл про свое неудачное падение и снова был весел. — Например, о завалах, — подумав, пояснил Глеб, — или о том, что снег намного глубже в этом году и идти этой дорогой не следует. Я немного рассердилась на себя. Конечно, о каких еще опасностях может идти речь в такой дикой местности? — И здесь написано об этом? Ты можешь это перевести? — Могу. Но здесь человек рассказал о своей охоте. Кажется, они завалили медведя… Ты куда полез?! Я вздрогнула от неожиданности и развернулась. Неугомонный Броня уже скинул лыжи и рюкзак и теперь взбирался на жуткую конструкцию. Тонкие опоры скрипели и шатались, с ящика слетело немного снега. — Глеб, мы только проверим, не спрятали ли они в лабазе кусочек лосятины! — весело отозвался Броня, уже почти добравшись до крышки короба. — Быстро слезай оттуда! Еще свежо было воспоминание, чем обернулась предыдущая выходка Толи, поэтому он без спора спустился и обиженно отряхнул руки. Я невольно перевела дыхание, порадовавшись, что мы не узнаем, что спрятано в этом гробу. — На лабаз ведь похоже, знаешь, что манси могли там запрятать... — Пойдемте дальше, — перебил его Глеб и быстро посмотрел на меня. Наверное, он видел, как мне было не по себе, и поэтому поспешил увести группу. Мой милый Глеб! Обещаю, что буду смелее, обязательно буду! По дороге нам продолжали попадаться заметки мансийских охотников, и я с некой тревогой вглядывалась в непонятные черточки, не понимая, предупреждают ли эти люди нас о чем-то или просто делятся своими успехами. Глеб возле них больше не задерживался, а больше ни у кого из нас не было словарика, чтобы переводить. Остановились на ночевку, когда уже начало темнеть. Палатку установили у излучины Точи, натянув между молодыми, тонкими березами. Вадим и Вася долго разводили костер, но он получился у них на славу, большой и жаркий. До того большой и жаркий, что огонь неожиданно перекинулся на чью-то телогрейку, которая сушилась рядом. Я как раз заполняла дневник, когда почувствовала вонь от тлеющей ваты, а Коля заорал во все горло — Горим! Пожар! Ребята попытались спасти телогрейку, но было поздно. Правый рукав у нее сгорел почти полностью, не было воротника, и она расползалась прямо в руках. Вадик почмокал губами, покачал головой, рассматривая ее, а затем виновато обвел взглядом группу. — Чья это красота? Рустик вышел вперед. Но, не расстраиваясь, он натянул телогрейку прямо поверх штормовки и выпрямился, показывая это чудо туристского обмундирования. — До чего хорош! — засмеялась я. Броня сфотографировал Рустика, и было решено телогрейку пока оставить — на память. Так что, несмотря на эту неприятность, вечер проходил благополучно. Когда мы поужинали, наговорились и выпили все какао, Люся поднялась и громко объявила: — Ребята, у меня есть объявление! У Юры Дорошенко сегодня День Рождения! Честно, я совсем про это забыла, если бы не Люся — даже не вспомнила. Да и судя по реакции остальных ребят, я была не одна такая. Только наш начхоз может держать у себя в голове такие даты, несмотря на походы, летающие шары в ночном небе, сожженные куртки и прочем. Она даже подготовила подарок для Дорошенко — мандарин. Юра был смущен неожиданным вниманием, но мне было приятно видеть, что он улыбается, получив свой скромный подарок. Мы наблюдаем за тем, как он аккуратно чистит мандарин от цедры, разламывает его и смотрит на дольки. Когда он снова поднимает голову, улыбки на его лице уже нет. — Только тут всего восемь долек. Кому-то не хватит. Он обводит взглядом ребят и снова смотрит на злосчастный мандарин. Глеб слегка пожимает плечами, и мне почему-то кажется, что он вот-вот откажется от своей доли. Как будто он лишний в группе. Но конечно он не говорит ничего такого. Глеб поступает как справедливый руководитель и предлагает бросить слепой жребий — «Если у Юрки нет других вариантов.» Дорошенко сглатывает, как будто собираясь возразить, но затем кивает. Броня услужливо набирает веточек, а потом принимается обходить нас, и мы по очереди вытягиваем прутик. Спор решается довольно быстро — у Люськи в руках оказывается самая короткая палочка. Мне становится немного обидно за подругу, которая сама же вспомнила про день рождения и подарила Юре мандарин. Я даже надеюсь, что кто-нибудь из парней поменяется с ней местами, но дураков не находится. — Ну что ж, — Люсе все же тяжело скрыть обиду из голоса, — хорошо. Я не расстроена, правда. С Днем Рождения, Юр. Она поспешно встает и уходит в палатку, и я убеждаюсь, что не надо было это все так оставлять. Нехорошо получилось. Юра делит мандарин, и кисловатый вкус вкупе с дразнящим цитрусовым ароматом мигом напоминают мне о доме, о маленькой елке на столике, которую мама украшала бумажной гирляндой… Я прикрываю глаза, забыв про Люську, про Юру и про все на свете. Как же я соскучилась по дому. И по маме.»О тех, кто обижается
9 февраля 2022 г. в 13:25
Неля несколько раз просыпалась за эту ночь. Поначалу ее будил каждый шорох ворочающихся ребят, затем, едва она забылась, как подскочила от шагов возле палатки. Замерев от страха, она прислушивалась к хрусту снега и сучьев под чьим-то размеренным шагом. Будто кто-то осматривал их палатку и решал, с какой стороны будет лучше подобраться. Чужак здесь, прямо в их лагере? А может, медведь? Не в силах больше это терпеть, Неля развернулась и принялась безжалостно расталкивать Люську.
Она предусмотрительно зажала ладонью рот подруге, чтобы она не выдала их своими раздраженными восклицаниями. Показала глазами на стену палатки, за которой кто-то ходил, и опустила руку только когда увидела, что Люся поняла, что она имеет в виду. Но на всякий случай еще нагнулась и едва слышно прошептала:
— Там кто-то есть!
Люся серьезно кивнула, обвела взглядом ребят, проверяя, мог ли еще кто-нибудь это услышать, затем приподнялась на локтях и тоже тихо сказала Неле:
— Это Вадик.
Она повалилась спать на свое место и погромче буркнула:
— Дежурный.
Неля не сразу смогла перевести дух и уложить у себя в голове то, что она испугалась шагов Вадика. Вадика, который дежурил у костра и бродил вокруг палатки. Вот же дурочка! Навыдумывал себе невесть что, потому что уже почти неделю каждую ночь видит дурацкие, пугающие сны о том, как их группа погибает или теряется. Да кому угодно после такого привиделись бы всякие ужасы!
Хотя, с кем угодно такого бы не случилось — грустно вздохнула она про себя. Невозможно было вообразить, чтобы Глеб придавал большое значение кошмарным снам, или Норкин, или даже Броня. Наверное, только она да Саша Южин могут обращать внимание на такую ерунду. Ну а всерьез бояться этой ерунды и чего-то ждать от нее способна лишь одна Неля.
Поняв, что уснуть она сможет еще нескоро, она осторожно поднялась, подобрала свою штормовку и выскользнула из палатки.
На улице подвывал ветер, скрипели деревья. Костер был небольшим, возле него сидел Вадим и возился с какими-то палками.
— О, Васенка. Пришла составить мне компанию?
Она обошла костер и села рядом с Шакуновым. От костра приятно пахло хвоей и можжевельником, и Неля протянула голые пальцы к колышущемуся огоньку.
— Не спится, — призналась она, не смотря на Вадима.
— Бывает, — согласился он. — У меня тоже сна ни в одном глазу, так что даже…
Неля перевела на него взгляд и увидела, что Шакунов так и застыл с открытым ртом, уставившись на небо.
— Смотри!
Неля глянула и потеряла дар речи.
По бездонному ночному небу, среди вершин сосен медленно плыли три сияющих шара. Один чуть впереди, два других позади. Белоснежные, как луны, и такие же сияющие.
Пока Неля смотрела, Вадим успел сбегать до палатки и перебудить группу. Через несколько секунд все стояли возле костра и наблюдали это уникальное явление. Шары не пропадали, не меняли свой курс и не стали понятнее.
Коля не сразу сообразил и запоздало убежал за фотоаппаратом. Но когда он вернулся и настроил объектив на небо, странные огни погасли. Ни следа, ни единого огонька от них не осталось.
— У, черт! — выругался он, но все равно был под большим впечатлением, чтобы всерьез злиться.
— Что это было? — Васенка встала рядом с Глебом, продолжая посматривать на небо.
Сосновский молча глянул на нее и снова перевел взгляд наверх. И тогда ответил Юра:
— Скорее всего, испытание.
— Испытание чего? — насторожилась Люська.
— Да чего угодно, — сипло продолжил Дорошенко. — Оружия. Ракеты. Здесь же ненаселенка. Свидетелей не бывает.
Неле стало не по себе от этого ответа, и она пододвинулась к Глебу, прижавшись к его боку. Он не отошел от нее.
— А если это не испытание? — негромко возразил Вася Постырь, по-прежнему смотря наверх. — Если это что-то… не с этой планеты?
Никто не засмеялся. Туристы продолжали толпиться возле палатки, и Васенка только сейчас обратила внимание, что никто не успел накинуть на себя верхнюю одежду. Глеб рядом с ней стоял в одном свитере, и от его теплого дыхания вверх поднимались белые клубы пара. Он и подвел итог всему происходящему:
— Что бы это ни было на самом деле — об этом лучше ни с кем не болтать. Тем более у нас нет доказательств. — Норкин фыркнул. — А если это правда испытания, как сказал Юра… — Глеб остановил самого себя и махнул рукой. — Пошлите спать, завтра тяжелый день.
Все, кроме дежурного Вадима, переговариваясь и продолжая посматривать на небо, потянулись обратно к палатке. Неля зашла почти самой последней, перед Глебом. На душе было еще неспокойнее, чем когда она только проснулась.
В дальнем отсеке вновь вспыхнул разговор о том, что это было, и Неля успела с сожалением подумать, что теперь ей предстоит засыпать под эти споры. Но Глеб быстро рявкнул: «Кто хочет обсудить — пусть выходит на улицу!», и сразу стало тихо.
Васенке хотелось бы спросить у него, как он думает, что это были за огни, услышать мини-лекцию по физике и природных явлениях и успокоиться. Но она понимала, что Глеб вряд ли знал про эти странные шары — мог только догадываться, как остальные ребята.
Уснуть ей в эту ночь удалось очень нескоро.
Утром долго поднимались и собирались. Неля лежала в палатке, не спеша выходить наружу и прислушивалась к неразборчивым голосам. Люся ушла, и в палатке вместе с ней оставались Юра Дорошенко и Вадим Шакунов. Они тихо переговаривались про ночные огни, но Неля не услышала ничего интересного. Только узнала, что больше за эту ночь шары не появлялись.
После завтрака, собравшись, группа выдвинулась дальше. По крокам предстояло пройти чуть более двадцати километров, вдоль Северной Точи. Погода благоволила, ветер был несильный.
Идти по берегу было несложно, но наблюдательный Глеб предложил спуститься и идти прямо по льду — как в самом начале предлагал Вася Постырь. Группа столпилась на берегу и принялась выискивать более удобный путь для спуска. Над рекой нависали пушистые карнизы, а где их не было — торчали ветки, сухие корни от рухнувших елей, и в таких местах сломать лыжу или ногу было раз плюнуть.
Было решено спускаться прямо по карнизу, «лесенкой», один за другим.
— Я первый, — вызвался Норкин.
Он взял обе палки в одну руку, проверил лыжей плотность снега и через секунду уже аккуратно спускался вниз.
Броня протяжно вздохнул, наблюдая за ним.
— И чего так копаться? — он повернулся к Васенке, которая стояла к нему ближе всех. — Можно сразу взять и скатиться — смотри, какой снег плотный. А то мы до вечера будем здесь копошиться.
Неля лишь улыбнулась ему. Она сама была не против того, чтобы подождать и пока немного передохнуть. Они и без того, чтобы наверстать упущенное, шли и шли без остановки все это время, а она совсем не выспалась…
Как оказалось, Толе и не нужно было большего одобрения. Он снова глянул вниз, увидел, что Коля только-только доскребся до половины карниза, и его терпение лопнуло. Прежде чем кто-то успел моргнуть, Броня лихо присвистнул, со всей силы оттолкнулся палками и рванул Норкину наперерез.
Снежный карниз надломился у вершины, не выдержал и вместе с ребятами рухнул в долину. Группа, оставшаяся на берегу, сгрудилась в кучу, сквозь белоснежную пыль пытаясь рассмотреть, что случилось. Нелю неожиданно разобрало на смех, и она едва сдержалась от смешка. Ох уж этот Броня…
Глеб покачал головой и резко взмахнул палкой, указывая вниз.
— Пойдемте. Надеюсь, кости они себе не переломали.
Неля об этом не подумала. Пока все спускались вниз по проломленной тропе, она подъехала к Глебу и попыталась оправдать Толю, досадуя на то, как сейчас ему попадет от руководителя.
— Глеб, ты же его знаешь, он не хотел дурного. Просто надо было его первого…
— Защищаешь Броню? — Сосновский мимолетно оглянулся на нее, и Неля заметила, что его серо-зеленые глаза были спокойны, как ледяное озеро. — Я не собираюсь его ругать.
— Правда?
Конечно, Глеб же слишком великодушен к выходкам Толи, можно было и самой догадаться…
— Правда, — спокойно подтвердил он и добавил: — Норкин все сделает за меня.
В сугробе темнел рюкзак, торчала лыжа. Ребята быстро откопали Толю, который лежал на спине и улыбался во все тридцать два зуба. Затем отрыли Колю. Неля следила за тем, как его поднимают, полностью белого от снега, точно диковинного йети. Он продолжал стискивать в одной руке сломанную палку и в первые минуты казался совершенно растерянным. С него смахивали снег, посмеивались, затем подскочили Шакунов и Рустик и взяли за руки, проверяя, целы ли кости. Казалось, буря прошла мимо, но…
Убедившись, что он ничего не сломал, Коля обернулся, увидел рядом широкую улыбку Брони, и потерял все терпение.
— Вот чмо! Бойся кобылы сзади, а дурака со всех сторон!
Это было сказано с такой лютой ненавистью, что все перестали улыбаться. Над Точей повисла тяжелая тишина.
Улыбка Броневского мигом сошла с лица, и честные глаза испуганно округлились.
— Коль, ты извини… — растерянно забормотал он, но Норкин демонстративно повернулся к нему спиной.
Неля выдохнула, сама не понимая, когда успела задержать дыхание, и переглянулась с Глебом. Действительно, Броне сполна хватило и этого. Да и им всем тоже.
Люська подошла к растерянному Толе и начала заботливо отряхивать его от снега, но ее глаза были грустные. Неля тоже подошла помочь и услышала, как она бормочет:
— Почему он такой? За что он так всех ненавидит?..
Более-менее приведя себя в порядок, группа собралась идти дальше. Броня сначала пытался снова попросить прощения у Коли, но тот глянул на него с такой злостью, что Броневский счел за благо пока держаться от него подальше. Тогда он пробился к Глебу и принялся извиняться перед ним, объясняя свой поступок: «Ну это, понимаешь, в каждом русском ведь есть что-то гоголевское. Мы не можем без быстрой езды, у нас в крови это заложено!.. Ты-то на меня не сердишься? Нет?» Ребята снова повеселели, посмеивались над несчастным Толей и по гладкому, твердому насту на реке ускорили темп. Сосновский тоже отмахнулся от друга и быстро повел группу вперед.
Неля наблюдала за ним, идя рядом с Люсей. Она никак не могла перестать улыбаться над Броней, пока он не видел и подъезжал то к одному, то к другому, каждому стараясь объяснить, зачем поехал по карнизу. Толя вечно так — сначала сделает, а затем думает. Никогда не знаешь, в какой момент от него ждать очередной выходки.
Люська рядом ехала молчаливая, насупив нос. Иногда быстро, мимоходом оборачивалась назад, сердито вздыхала и снова переводила угрюмый взгляд вперед.
Коля Норкин тащился позади всех, злой на весь мир.