***
Утро началось рано — в полдевятого дежурные всех растолкали и выгнали из палатки. Неля была даже благодарна за это. Она чувствовала себя разбитой, уставшей, словно действительно всю ночь пыталась выбраться из сугроба. А еще радовалась, что кошмарные сны остались в прошлом… Все удобные места у костра были заняты, и Неля села рядом с Постырем. От котелка тянуло чем-то ароматным, но уже немного подгоревшим. Группа, сонная, замерзшая, нехотя переговаривалась и двигалась, передавая друг другу тарелки и ложки. — Вадик, — заговорила Люся, привлекая внимание всех, — ночью тех шаров больше не было? Ребята немного оживились, вспомнив про вчерашнее странное явление. Этой ночью опять дежурил Шакунов на пару с Колей. Если огни были, то хоть один из них должен был их заметить. А то и сфотографировать. Прежде чем Вадим открыл рот, на вопрос Люськи ответил Норкин: — Конечно были — посмотри на лес. Все, за исключением самой Люси, обернулись. Неля услышала, как Коля попытался сдержать смешок, но не смог. — Смотрите-смотрите, эти шары так низко пролетели, что спалили все верхушки деревьев, — продолжил он, безуспешно пытаясь говорить серьезно. Неля улыбнулась. Видимо, Коля уже забыл про вчерашнее «снегопадение» Брони или просто перестал держать на всех зла. Она понимала, как много это стоит, но больше никто из ребят не оценил чувство юмора Норкина. Люся фыркнула и поднялась, чтобы самой наложить в тарелку каши. Коля протянул ей руку, чтобы помочь, но она увернулась от него. — Я вообще-то серьезно говорю, — обиженно забубнила она, — а тебе лишь бы посмеяться надо мной, да? А если Юра прав? Если это какое-то испытание? Если никто не знает, что мы здесь есть, вот и запускают свои ракеты или… Норкин не выдержал и зажал Люське рот ладонью. От возмущения она так и застыла, округлив глаза. Неля спрятала лицо на плече у Васи, чтобы подруга не увидела, как она смеется. — Начхоз, я обещаю, если увижу эти шары в следующий раз, то первым делом разбужу тебя! Договорились? Люся опустилась на свое место, вся красная от злости. Дорошенко, как обычно чувствуя себя виноватым, поспешно заговорил: — Да не испытания это, я сказал не подумав! Здесь же манси живут, никто бы не стал запускать сюда ракеты. А если бы и стал, то тут было бы все огорожено. Это были просто… ну, просто… — Пришельцы! — выкрикнул Броня. Вчера на вечернем кострище, когда Неля с Люсей уже ушли спать, решался вопрос, как подступить к Тур-Чакыру. Глеб предлагал зайти с западной стороны, чтобы было проще. Придется делать крюк, но тогда они наверняка побывают на горе. Трое были против. Вася Постырь говорил, что лучше идти напролом, через лес — чтобы не терять время и дотемна забраться на вершину. Его поддержали Норкин и Юра, но, по словам Брони, когда он рассказывал об этом Неле, Сосновский напомнил, кто руководитель группы, и протестующим не осталось ничего другого кроме как смириться с его решением. По суровой реке Кай-Ола идти было сложно. Тут и там водный поток обвалил высокие берега, и деревья рухнули вниз, перегородив реку. Приходилось выбираться на берег, обходить такие места, а затем снова спускаться. Неля услышала, как ругался Коля, стоя перед таким завалом: — Если бы мы только взяли толовые шашки!.. Тут можно было бы взорвать это всё! И проход был бы открыт... Чертова Кайла! Люся, которая шла следом за ним, нетерпеливо помахивала лыжной палкой, ожидая, когда он выговорится и пойдет дальше. Вася, стоя за ней, обернулся, поймал взгляд Нели и заговорщицки произнес: — А испанцы в таких случаях кричат… — Тут он набрал в грудь побольше воздуха и гаркнул на всю долину: — «Карамба!» От неожиданности Люська шарахнулась от Васи, сбила Норкина с ног, и они оба скатились к самому завалу. Неля смеялась до слез, не в силах ничего поделать с собой, Постырь виновато прятал улыбку в усы. К ним вернулся Рустик и присвистнул: — Бежим отсюда, пока они оба вас не поколотили! Добравшись до подножия горы, сделали привал. Начхоз расщедрилась на богатый обед, а Броня сделал несколько фотографий, щелкая затвором как раз в тот момент, когда кто-то открывает рот, набивает полные щеки или просто морщится от ветра. Рюки решили оставить здесь и штурмовать вершину налегке. Дело пошло быстрее и веселее, группа бросилась наверх едва ли не наперегонки, воодушевленная перекусом и легкостью за спиной. Но Тур-Чакыр не жаловал посетителей. От сильного ветра не спасали ни шарфы, ни капюшоны, снег обжигал глаза белизной. Пришлось снять лыжи, чтобы было удобнее взбираться, и ботинки скользили по камням и фирну. Но Тур-Чакыр этого стоил. На высоте в 1300 метров ярко светило холодное солнце, а внизу, у самых ног громоздились облака. Оставив на туре свою визитку, группа оправилась в обратный путь. По дороге заметили глубокие, раздвоенные следы. Дорошенко, внимательно рассмотрев их, сказал, что здесь прошли лоси. Броня оживился. — Может, пойдем за ними? Никто не взял случайно ружье? Вася, нет? Эх, ну как же так! — Тебе все не терпится попробовать лосятины? — улыбнулся Рустик. — И совсем не жалко их? — Слободин! Это дикая природа, тут не до сантиментов. А я ни разу не пробовал лосятины и не собираюсь помирать без такого опыта! Как оказалось, лоси были умнее девятки студентов университета. Едва они свернули со звериной тропы и зашли в лес, как произошло чудо. Направляющий, Вадик Шакунов, шел-шел, да вдруг исчез, не успев даже пискнуть. Все замерли в благоговении перед совершившимся, а Вадим завопил: — Осторожно! Дайте мне руку! Оказалось, Шакунов провалился в ловчую яму. Только чудом он не переломал себе ноги и лыжи, отделался легким испугом. Едва его вытащили, как он радостно воскликнул: — Там еще капкан! Глеб только качал головой, пряча улыбку, пока Вася и Броня осторожно вытаскивали из ямы ловушку. За ней протянулась проволока, а сам капкан был взведен. Бросив его на снег, Постырь и Толя принялись отряхивать рукавицы — на них налип жир или какое-то масло, которым намазали ловушку. Пока все стояли кругом и обсуждали, какие только охотники забираются в такую беспросветную глухомань, Коля разжился толстым суком. Недолго думая, он сунул его в капкан и едва успел отдернуть руку. Громко лязгнули зубья, и во все стороны полетели щепки. Вадим с трудом сглотнул и вытянул перед собой правую руку. — Ребята, я же его под снегом рукой нащупал…***
«Устраиваемся на ночь. Даже есть что-то отрадное в том, что встаем прямо по мансийской тропе. Раз до нас здесь совсем недавно были люди, то значит и с нами ничего не случится. Эта мысль так успокаивает меня, что я даже вызываюсь на дежурство. Все как обычно началось со спора. — Нет, Глеб, — говорил Вадим, — прости, но это уже какое-то издевательство. Я две ночи подряд дежурил. — Разве это можно назвать дежурством? — я видела, что у Глеба были свои цели и планы, он никогда бы не стал придираться к кому-то просто так. — Я хочу, чтобы каждый выполнял свою работу. Качественно. Но Вадим уже правда устал, а еще он упрям как осел, так что я видела, что спор грозил затянуться. Поэтому я быстро подошла к парням и предложила: — Давайте я сегодня буду дежурной. Глеб тяжело смотрел на Шакунова, у меня даже сжало сердце. Терпеть не могу, когда мальчишки в походе начинают ссориться, но без этого никогда не обходится. — Что, ты не против, чтобы вместо тебя дежурила Неля? — наконец спросил он. Я испугалась, что Вадик уступит, но он лишь раздраженно вскинул руки. — Если хочет — пожалуйста! А я высплюсь. И он поспешил уйти, пока Глеб все же не запряг его. Он не очень довольно посмотрел на меня, но затем смягчился: — Тогда найди себе кого-нибудь в пару и потом доложишь мне. Обзавестись напарником оказалось несложно. Когда я подошла к костру, возле которого сидели Вася, Рустик и Броня и спросила, кто хотел бы подежурить со мной, все трое подняли руки. Я расплылась в улыбке как дурочка, наблюдая за ними, и выбрала Рустика. Честно говоря, мне даже нравятся дежурства, если только они не выпадают на дождливые ночи. Можно всласть наговориться со своим напарником, смотреть на звезды, заполнять дневник, а утром наблюдать за тем, как сонные ребята выползают из палатки и рассаживаются у костра. Чувствовать себя кем-то вроде хранителя сумерек и огня. Я занимаюсь ужином, и мне помогает Люська, а Рустик с Колей отправились за лапником. Глеб вместе с Васей сидит над картой, Броня настраивает дежурные часы. Вадим в палатке, а Юра ходит рядом с ней, проверяя растяжки. Воспользовавшись тем, что на нас никто не смотрит, Люся ближе склоняется ко мне и тихо спрашивает: — Вы с Глебом что ли поссорились? — Нет, что ты! — удивляюсь я. — Почему ты так решила? Люся переводит взгляд на мальчишек, но никто нас не слышит. Тогда она отставляет котелок с гуляшом, деловито перекидывает косу вперед и поворачивается ко мне. Ну все, что-то будет… — Просто узнала, что ты за Вадика заступилась, а Сосновский ведь не любит, когда с ним спорят… Меня немного задевает это замечание, хотя я понимаю, что Люська права. Но из-за таких разговоров Глеб кажется каким-то тираном, что ли, а ведь это совсем не так. — …потом еще взяла себе в напарники Рустика, а не его, — многозначно заканчивает Люся. — Ну и что? Он мне сказал выбрать кого-нибудь, не думаю, что он сам собирался дежурить… — Ох, Васенка, парни никогда в таком не признаются! Ежу ясно, что он предпочел быть вместе с тобой. А ты взяла и позвала Рустика. Он же теперь будет дуться весь следующий день, и нам всем из-за этого попадет. Люся смотрит на меня почти с осуждением, а я не знаю, что стоит ответить. Конечно, со стороны, наверное, виднее, хотя в то же время все кажется не совсем так, как на самом деле. Но неужели Люська права? И мне стоило позвать Глеба дежурить, раз уж я вызвалась? Ничего не понимаю. На мое счастье из леса показывается Норкин с полным ворохом веток в руках, и я радуюсь, что Люська не сможет при свидетелях продолжать укорять меня. Она еще никого не замечает и терпеливо ждет мой ответ. Может, даже думала, что я оправдываться перед ней начну. — Привет, девчата! Коля выгружает у костра, наверное, весь сушняк, который только был на Урале. У них с Рустиком что, соревнование, кто больше соберет? — Ужин еще не готов, — отрезает Люська, рассердившись, что нашу беседу прервали. — Вот сухари, если хочешь. — Не хочу. Я вообще вам собирался помочь. Что сделать? Я смотрю на Колю с благодарностью, но не за его помощь. Я просто не знаю, как смогла бы объяснить Люсе свои непростые отношения с Глебом. Как сама зачастую не понимала, чего он хочет от меня, то отталкивал, то наоборот, вроде как, стараясь быть рядом. Как бы хотелось верить, что этот поход сможет решить все вопросы и недосказанности. Возвращается Рустик, грустно принеся треть от того сухостоя, что притащил Коля. Чтобы отвлечь его, я прошу что-нибудь сыграть на мандолине. Перезвон струн может спасти любую ситуацию. Если бы в походах не было мандолины или гитары, я клянусь, к концу путешествия туристы бы уже поубивали друг друга. Ужин проходит спокойно, если учесть все обстоятельства этого вечера. Я украдкой наблюдаю за Глебом, но по нему нельзя сказать, что он обижен или зол на кого-то. К нам вернулся Вадя, и смотря на него тоже непонятно, недоволен он или все в порядке. Все же думаю, что второе — парни забывают обиды куда быстрее, чем девушки. Постепенно все начинают расходиться. Никто и рта не успел открыть, как Коля вызывается первым дежурить у печки. Я замечаю, как на него странно поглядывает Люся, верно, пытаясь разгадать коварный план, почему Норкин сегодня в таком хорошем настроении. Уходить она не спешит, остается с нами возле костра до самого последнего. Глеб тоже еще здесь. Разговаривает с Рустиком, держа в руках кружку с какао. В палатке чем-то возмущается Броня, слышится возня, палатка начинает качаться, и через секунду из нее кубарем выкатывается Вася. Быстро набирает пригоршню снега и снова скрывается внутри — мы все и глазом моргнуть не успеваем. Едва Глеб приподнимается со своего места, как полог отдергивается и смущенно выглядывает Юра. — Все в порядке! — кричит он. — Толя немного загорелся, но сейчас уже все хорошо! Спокойной ночи! Глеб опускается обратно и протяжно вздыхает. Я слежу за ним и боюсь, что сейчас попадет всем — как и предупреждала Люська. Она сама в это время крепко зажимает себе рот ладошками и сгибается пополам, чтобы не расхохотаться. — Кто-нибудь, дай мне сил на это, — едва слышно шепчет Глеб, а затем снова встает и на прощание хлопает Рустика по плечу. Оборачивается ко мне и слегка усмехается, как-то по-доброму. — Спокойной ночи, Неля. Я встречаюсь с ним взглядом, и у меня замирает все внутри. — Спасибо… Тебе тоже. Когда он уходит в палатку, меня начинает подталкивать в бок Люська. — А ты почему еще не спишь? — ворчу я, прежде чем она открывает рот. — Совсем не устала за сегодня? — Устала-устала, не переживай. Слушай, а ты мне не соврала, он правда на тебя не сердится… Но вот почему?.. Рустик с хрустом ломает ветки рядом со мной и делает вид, что не слышит наш разговор. Я окончательно смущаюсь и все же пытаюсь спровадить Люсю: — Давай, иди уже, по глазам вижу, как спать хочешь. Завтра тебя не добудимся, придется собирать вместе с палаткой и тащить на себе… — А ты тему-то не переводи! Вот удивительно, как тебе удалось избежать гнева начальника?.. Ох, подожди, я вспомнила! Ты же сегодня весь день шла рядом с ним как приклеенная. За всю дорогу даже не пикнула, даже там, на туре! Ух, Глеб ведь любит, когда возле него крутятся и в рот ему смотрят. Ну ты молодец, Васенка! Вот почему он не рассердился, а я-то еще удивлялась… Тут у меня окончательно сдают нервы, и я уже не могу игнорировать пофыркивание Рустика рядом. Набираю полную грудь воздуха и иду в атаку: — А знаешь, кто сегодня вокруг тебя крутился весь день? И хвороста натаскал, и с ужином помог, чтобы ты хоть раз глянула, но разве от тебя дождешься! Ты только за мной с Глебом можешь присматривать, на других в это время и внимания не обращаешь. Я попадаю прямо в яблочко. Рот Люськи медленно приоткрывается, а щеки заливает румянец. Она несколько раз хлопает глазами, силится что-то сказать, а затем просто встает и сиплым от волнения голосом выдает: — Ну, знаешь!.. Тут вообще ничего такого нет! И все, я пошла спать. Рустик, доброй ночи тебе! Она поспешно уходит, и я прикусываю палец, чтобы не засмеяться, наблюдая за ней. Ловлю на себе взгляд Слободина и смущаюсь. Подкидываю в костер сучья, чтобы не смотреть на него еще несколько секунд. — Ой, я так люблю, когда с нами дамы в походе, — не выдерживает он и начинает хихикать. — Вокруг вас постоянно какие-то заварушки происходят. По сравнению с этим походом, Алтай прошлого года — скука смертная! Я осторожно улыбаюсь, по-прежнему не смотря на него. Летом на Алтай ездили одни парни, и по сравнению с нашими другими походами, это путешествие в самом деле прошло вполне ровно и благополучно, даже удивительно. Ночь темная, глухая, дикая — такие бывают только зимой на Урале. Костер жарко горит, точно живое существо, с треском и клекотом выпуская яркие всполохи во тьму. Я уютно устроилась возле него, пододвинув ноги и вытянув ладони. Рустик сидит напротив и клюет носом. Даже среди ночи, неделю спустя после похода он все равно умудряется выглядеть симпатично. Как будто бы сам по себе, не прикладывая к этому никаких усилий. Все девчонки мечтают попасть в одну группу со Слободиным. Он завидный жених: из семьи профессора, здорово играет на мандолине, ростом вышел и характер у него чудо. Но по иронии судьбы, Рустик вечно оказывается в группах, где у девушек уже есть парни или которым он просто не интересен в качестве друга. Казалось бы, такая как Люська должна была давно потерять голову и хвостиком ходить за Рустемом, но почему-то она обращает на него внимания не больше, чем на других парней. Уверена, если бы не Глеб, я бы сама влюбилась в него… — Горит! Неля! Варежки горят! Так, пока я раздумывала о мальчишках и любви, а Рустик задремал, загорелись варежки, которые на просушку оставил Юрка. Сначала телогрейка, теперь рукавицы — как бы мы не спалили всю палатку, вместе с ребятами внутри! Покрутив в руках варежки, Рустик переводит взгляд на меня и предлагает: — Давай ты ему скажешь. — Он виновато улыбается. — На тебя он точно не будет злиться. Это правда, как бы мне не хотелось признавать. Остаток ночи проходит спокойно. Мы убрали подальше все вещи, которые оказались вблизи огня, и почти не разговаривали. Я продолжала раздумывать о перипетиях любви, смотря то на Рустика, то переводя взгляд на палатку. На небе мерцали крошечные звезды и лишь одна, неподвижная Луна.»