Управление

      Поскользнувшись и едва не упав на мокром крыльце, она устремилась к кустам сирени, что росли за домом. Поставила укладку на траву и, наплевав на все меры безопасности, стянула капюшон и респиратор, а вместе с ним случайно и очки. Глубоко вдохнула запах влажной земли и опавшей листвы. Стало чуть лучше. Чувство тошноты притупилось.       Она месяц пролежала в отдельном боксе в инфекционке. Посетителей не пускали, а медперсонал заходил только в защитных костюмах. Её мучал кашель с мутной обильной мокротой, тяжелая одышка и температура, то резко поднимающаяся до фебрильных значений, то так же резко спадавшая. Ночами она просыпалась от того, что задыхалась, и спросонья казалось, будто на лице у неё лежит подушка. Почти три недели она не расставалась с маской, дыша увлажненным кислородом, вставая с кровати, только чтобы дойти до туалета.       Потом сказали, что ей очень повезло, и она легко отделалась – всего-то участками фиброза в нижних долях обоих легких. Могла и умереть, как подавляющее большинство инфицированных. Ей даже показали фото со вскрытий – разрезанные вдоль легкие, представленные распадающимися некротическими массами желто-серого цвета.       Позже она прочитала статьи о Плесени, выпущенные Управлением. Споры пускались в рост буквально тут же, после попадания в оптимальные условия – температура выше тридцати градусов по Цельсию и влажность питательной среды больше пяти процентов. Летальную дозу спор можно было вдохнуть, когда Разлом был открыт. Тогда воздух буквально кишел ими. Обладая высокой протеолитической активностью, Плесень легко расплавляла стенки альвеол и кровеносных сосудов. Это приводило к гематогенной диссеминации и поражению других органов и тканей. Когда Разлом закрывали, споры более не поступали, а те, что были – уже успевали осесть и прорасти. До периода созревания новых доза их в воздухе была смехотворна. В большинстве случаев вызреть им не позволяли, уничтожая гифы гриба.       Инфицированных изолировали, так как спустя несколько часов они сами начинали активно выделять споры. Тела умерших подлежали обязательной кремации.       В имеющихся же на данный момент условиях вероятность заболеть была не слишком велика. Во-первых, Разлом уже часов пять, как ликвидировали, во-вторых, на улице было слишком холодно, в-третьих, во влажном воздухе споры быстро оседали на землю. Впрочем, они были достаточно устойчивы, так что всё равно тут всё потом зальют дезсредствами.       Людей на улице за воротами заметно прибавилось. В основном они сновали вокруг воронки, оставшейся после Разлома. Судя по непонятным и неизвестным Жене устройствам, это были сотрудники из отдела физики. Она огляделась - Георгия Александровича и Ольги Вальтеровны нигде не было видно.       У забора стояла немного скособоченная скамейка. Женя примостила укладку и собиралась сесть рядом, когда её окликнули.       - Девушка, вы случаем не из биологов?       Она обернулась. К ней приближался мужчина, как и все здесь одетый в защитный костюм и респиратор, отчего за пластиком очков она могла рассмотреть, только его светлые глаза. Женя кивнула.       - Прекрасно! А то мы собирались залезть с нашим оборудованием в яму, а ребята говорят, что вы ещё вроде как образцы не брали оттуда. Давайте вы быстренько всё возьмёте, а потом уже мы там всё с чистой совестью перекулемесим.       - Да? – Женя бросила нервный взгляд в сторону воронки. – Ну, ладно…       Ей совсем не хотелось не то что лезть, а просто приближаться к тому месту, где когда-то был Разлом. Она ещё раз огляделась в надежде найти Ольгу Вальтеровну, но та куда-то запропастилась. Женя вздохнула, взяла укладку и последовала за мужчиной. Она почувствовала легкое головокружение, стоило подойти к воронке. Уши вдруг заложило – она зевнула, но это помогло лишь на время.       Женя вынула несколько пустых баночек, вооружилась скальпелем и заглянула в воронку. Та была не слишком глубокой – всего метра полтора. На дне скопилась грязная коричневая вода, из взрыхленной земли торчали причудливо вывернутые корни деревьев. Выглядели они так, словно кто-то пропустил их через мясорубку, а из получившегося фарша попытался собрать вновь. Вышедшее по итогу имело форму корней, но, как она знала, на микроскопическом уровне представляло собой хаос, где, клетки наружной ризодермы соседствовали непосредственно с клетками внутренней эндодермы. Впрочем, как указывали авторы статей, если взять образцы почвы, то можно было выявить и аномалии в кристаллической решетке минеральных веществ и появление атипичных органелл в клетках микроорганизмов. Контакт с другими измерениями искажал не только структуру ткани их мира, но всего, что попадало в эту зону.       … она от чего-то сразу поняла, что перед ней соседская кошка Мурка. Только как будто вывернутая наизнанку. И, несмотря на это, всё ещё живая.       Женя зажмурилась. Она не знала, что стало с кошкой дальше, но подозревала, что вряд ли Управление дало несчастному животному просто умереть.       Один из сотрудников, скучавших рядом, помог ей спуститься по пологому склону. Стоило зайти за линию, которую очерчивали приборы, как она почувствовала резкую слабость. Ноги разъезжались в мокрой глине, мышцы будто размякли и стали как эта самая глина – пластичные, не держащие формы, растекающиеся. Она сделала ещё шаг, споткнулась и, упав, скатилась на самое дно воронки. Скальпель и банки выпали из обмякших пальцев.       Женя лежала на спине, глядя в низкое тяжелое серое небо. Глушилки, наклоненные вниз, словно с любопытством разглядывали её пустыми перламутровыми лицами пластин. Её охватила странная апатия. Она равнодушно отметила, что лежит в холодной слизкой жиже, что в воронку заглядывают люди, что кто-то рядом трясет её за плечо и пытается докричаться. Голоса доносились глухо, как через толщу воды.       Зрение быстро меркло от периферии к центру и стоило погаснуть последнему лучу света, как она с головой нырнула в удушающую тьму, такую густую, что в ней не распространялся даже звук.

***

      Первым вернулся слух. Вокруг кто-то суетился, шуршал, разговаривал. Мозг выделял отдельные обрывочные фразы, смысл которых ускользал без общего контекста.       - … стый центр, томографию надо…       - … какая сука, додумалась…       - … как с Романом, то это полный…       - … ей обязательно будет доложено…       Муть перед глазами постепенно рассеивалась. Над головой был брезентовый потолок палатки, вокруг – белые ширмы, за которыми мелькали чьи-то тени, и доносились обрывки диалогов.       Жене подумалось, что она кукла с хрупкой фарфоровой головой и мягкими, безвольными тряпичными туловищем и конечностями. В глубине черепной коробки пульсировала боль, и каждый новый удар грозил сломать своё непрочное вместилище. Женя попробовала сесть, но руки не держали, и она рухнула обратно. Тени за ширмами зашевелились активнее, одно из полотнищ откинулось и над ней склонилось трое. Ольга Вальтеровна выглядела обеспокоенной и бросала злые взгляды на незнакомого мужчину со знакомыми светлыми глазами. Третьим неожиданно был Юрий Феликсович.       - Очнулась. – констатировал он. – И, кажется, жива, здорова. Зря вы, Ольга Вальтеровна.       - Это ещё неизвестно! – сверкнула глазами начальница.       Незнакомец виновато покосился на неё.       - Я ведь не знал. Меня не предупредили. Если бы…       - Вообще молчите, Вадим. – Ольга Вальтерона остановила его резким взмахом ладони. – Лучше Тамару позовите.       Вадим ушёл, а Женя вдруг поняла, что это тот самый, из физиков, который попросил её залезть в воронку и взять образцы.       - Что… Что со мной произошло?       Ольга Вальтеровна замешкалась, быстро взглянув на Юрия Феликсовича. Тот покосился в ответ, вновь посмотрел на Женю и спокойно ответил:       - Просто небольшой обморок. Патологическая реакция на Образец в подавителях.       - Патологическая реакция?       - Что-то вроде аллергической. – поспешно сказала начальница. – В прошлый раз ты слишком близко находилась к открытому Разлому, и он повлиял тебя. Ты как клетка с измененными антигенами на поверхности мембраны, а Образец – активированный Т-киллер, который атаковал тебя. Понимаешь?       - Ага, гиперчувствительность замедленного типа… - пробормотала она.       Ширма вновь зашуршала и в женином поле зрения появилась полная женщина в белом халате. Нарумяненная, с густо намазанными тушью ресницами, ярко подведенными глазами и большим улыбчивым ртом, она напоминала матрёшку.       - Очнулась, голубушка! Как самочувствие?       - Не очень. – честно призналась Женя.       - Что беспокоит?       - Слабость.       - Так, а руки-ноги свои чувствуешь? – Тамара понажимала на женины голени, бедра, плечи. - Одинаково чувствуешь? Прекрасно! А шевелить ими можешь?       Женя попыталась согнуть сначала руку, потом ногу, но вышло как-то неубедительно, судя по тамариному лицу. Она нахмурилась, измерила ей давление и температуру.       - Давление низкое, температура тридцать пять и шесть. Короче, Оль, пакуем вашу припадочную. – повернулась она к Ольге Вальтеровне. – ТИА* напишу в направлении, хотя какая ТИА в её возрасте…       - Что… Куда пакуем? - выдохнула Женя.       - В сосудистый центр поедем, дорогуша. Бывала там? Нет? Вот и посмотришь! – и вновь обернулась к начальнице. – Вениаминычу звони - пусть договаривается с заведующей.

***

      Смотровой кабинет регионарного сосудистого центра располагался в одном из концов лабиринта, коим являлся первый этаж главного корпуса областной больницы. Тамара и оперативник, который представился как Мансур, завезли каталку с Женей в просторную комнату, стены которой были выложены голубой плиткой, а окна заклеены молочно-белой пленкой. На потолке гудели галогеновые лампы.       До больницы они доехали на одном из уазиков Управления. Путь был не близкий – из одного конца города в другой – и за это время Жене стало лучше, отчего она была решительно настроена, дойти до кабинета на своих двоих. Тамара её энтузиазма не оценила. Она не была уверена в жениных силах, а самое главное – пациентов в сосудистом центре принимали только «горизонтально ориентированными и на колесах». Потому Жене пришлось перелазить с каталки на каталку, которая так и норовила уехать из-под неё в сторону. Руки и ноги всё ещё были как из пластилина, и управляться с ними было непросто.       Тамара вручила направление светловолосой девушке в бирюзовом хиркостюме – видимо медсестре – что сидела за письменным столом у дальней стены кабинета. Та пробежалась по нему глазами и попросила подождать сопровождающих в коридоре. Затем сразу же набрала кому-то и сообщила, что «тут эта ваша с транзиторкой приехала».       Покидая смотровую, Тамара весело улыбнулась Жене напоследок. Мансур мрачно зыркнул тёмными глазами из-под густых рыжеватых бровей и вышел следом. Женя не совсем понимала необходимость его наличия здесь. Оперативный отдел был основной боевой единицей Управления, и его сотрудники отвечали за безопасность и вступали в непосредственное противостояние с параестесвенными предметами и сущностями. Или кто-то из руководства боялся, что она, после взаимодействия с Образцом, съедет с катушек и может напасть на мирное население?       На соседней каталке лежала пожилая женщина. Правая половина её лица, повернутого к Жене, оплыла, словно подтаявший воск – внешний угол глаза и угол рта опустились вниз, морщины разгладились. Левый глаз, с маленькой черной точкой зрачка, смотрел прямо на неё. Правый глядел в сторону, зрачок его был огромным, а от радужки остался только тонкий светло-голубой ободок. Выглядело это так, будто над лицом несчастной, поработал художник-экспрессионист. Женя поспешила отвернуться.       Из коридора раздались голоса, привлекая внимание. Она прислушалась. Благо, даже не приходилось напрягаться – оба собеседника отличались неспособностью убавлять громкость.       - Тамарка?! Ты ли это? – воскликнул незнакомый мужчина. – Сколько лет, сколько зим!       - Иваныч! Ты чё, до сих пор здесь? – отозвалась Тамара.       - Как видишь. Чего, опять народ гробите? Что же вы там такое с людьми-то делаете, Томка, что они к нам залетают?       - Да что ты, Иваныч! Ничего не делаем!       - Ври больше. Думаешь, не помню, что, как сосудистый в десятом году развернули, так вы пачками народ поставляли первые пару лет? А до этого, сколько в неврологию к нам таскали? Да ещё все как на подбор с геморашами.       - Ладно, тебе, Иваныч. Кто старое помянет…       - Да, рад бы не поминать, Томочка, да ведь практически все вперед ногами обратно выехали! А в последний раз молодой пацан был, совсем мальчишка! Сейчас, я так понимаю, там Паловну опять полумертвое юное создание дожидается?       Но ответила ему не Тамара, а Мансур. Говорил он спокойно, тихо, потому, Женя не смогла разобрать ни слова. Слышала только, как его голос то повышался, то понижался и к последнему предложению совсем сошёл на нет.       - Понял, не дурак. – примирительно сказал Иваныч. – Ладно уж, храните свои секреты. Ты Томка, не обижайся, я ж не со зла.       - Ой, да будет тебе! Я ж понимаю! Ладно, бывай, ещё свидимся.       - Сплюнь! Ты ж в наши края только в компании груза двести заезжаешь!..       Дверь открылась и в кабинет пружинящим шагом буквально залетел доктор с почти седой шевелюрой. Остановился у стола, окинул взглядом помещение. Маленькие глаза живо блестели за стеклами очков в тонкой металлической оправе.       - Что-то не густо для утра понедельника у нас сегодня, Людочка!       - В том-то и дело, что ещё только утро, Владимир Иваныч. – фыркнула Люда, не отрываясь телефона. – Ваша дальняя.       - Да, общение с младыми и прекрасными девами мне сегодня не светит. – наигранно пригорюнился Владимир Иванович и подмигнул Жене. – Давай направление.       Люда протянула ему бумаги. Доктор быстро глянул в них, пробормотал «ясненько, понятненько» и, вернув, направился к жениной соседке.       - Ну что, бабуль? – весело спросил он у больной, которая внешне была старше его от силы лет на пять. – На что жалуемся?       Женщина с трудом и невнятно отвечала.       Дверь снова хлопнула. Вошедшая врач с короткими крашенными в темно-бордовый цвет волосами, строгим лицом и скупыми движениями была полной противоположностью Владимира Ивановича. Она поздоровалась с Людой и, не став смотреть никакие направления, сразу же подошла к Жене. На висящем на халате бейджике, значилось «Плевина Вера Павловна. Врач-невролог. Заведующая неврологическим отделением (для лечения больных с ОНМК)».       Вера Павловна так же начала свой осмотр с жалоб. Голова у Жени всё ещё болела, но уже совсем не сильно, потому она решила опустить этот факт. Женя старалась как можно внятнее отвечать на вопросы, чётко выполнять указания и надеялась, что результаты были более чем удовлетворительны. Очень не хотелось снова загреметь в стационар. Но делать какие-либо выводы по индифферентному лицу Веры Павловны было сложно.       Владимир Иванович тем временем уже успел закончить со своей пациенткой.       - Людочка, общий анализ, коагулограмму, сахар, а саму мадам Вавилову на КТ. Люда засуетилась, загремела ящиками, зашуршала бумагами.       - В общем, всё понятно. – бесстрастно констатировала Вера Павловна.       - Что? – в один голос поинтересовались Женя и Владимир Иванович.       - Всё в порядке. Просто небольшой обморок. Завтракать надо (Женя и вправду не ела сегодня с утра). Можешь потихоньку садиться, без резких движений. А ты, Володя, как будто сам не видишь, что всё нормально. – доктор уселась на освободившийся стул и начала строчить в жениных сопроводительных бумагах. Люда, взяв всё необходимое в одном из шкафчиков, брала кровь у Вавиловой.       - Это же фскашкники, кто их знает. – рассеянно протянул Владимир Иванович, устраиваясь на подоконнике. – Не помнишь прошлый раз, что ли?       Вера Павловна никак не отреагировала.       Женя, следуя совету, медленно перевела тело в сидячее положение. Боль на секунду остро кольнула правый висок, но тут же убралась куда-то в подкорковые структуры мозга, сделавшись тупой и едва заметной.       - А что было в прошлый раз? – спросила она.       Оба врача посмотрели на неё так, словно удивились факту, что она умеет разговаривать.       - Ты сколько в конторе-то этой работаешь, милое дитя? – вздохнул Владимир Иванович.       - Год. Ну, то есть официально три недели, но до этого стажировалась, так что почти год.       - Тогда ясно, почему не знаешь…       - Володя. – в голосе Веры Павловны звучало предупреждение.       - Короче! Спросишь у своих. А то у вас там сплошные тайны мадридского двора. Сболтну сейчас чего-нибудь не то – приедет за мной ночью черный воронок и поминай, как звали.