За утро мрачное настроение физиков подобно яду расползлось по этажам. Шаги и голоса в коридоре и соседних кабинетах стихли. Если кто-нибудь и проходил, то будто старался сделать это максимально тихо, боясь потревожить хрупкую тишину.
Ольга Вальтеровна отсутствовала второй час, и Михал Саныч с Пашкой, пользуясь возможностью, благополучно смылись. Первый – не то в столовую, не то в курилку (а скорее всего, и туда, и туда), второй – в вестибюль, к Артёму и Вовке. По пашкиному мнению, там сейчас была «главная движуха», а он обязан находиться в самой гуще событий. Пашка звал с собой и Женю, но она решительно отказалась, объяснив тем, что не хочет лишний раз приближаться к глушилкам.
Этого вполне хватило, чтобы Пашка перестал настаивать и, понимающе кивнув, ушёл один. Конечно, дело было не в глушилках. Ей однажды уже довелось оказаться в эпицентре «движухи». Больше не хотелось.
Устроившись на подоконнике, Женя пила чай и наблюдала за тем, как рабочие натягивают билборд на крыше одной из многоэтажек. Настроение было совершенно нерабочим. Георгий Александрович на заднем плане звенел стеклами, перекладывая их на планшетке – какие-то там угрозы со стороны неведомой сущности не могли отвлечь его от любимого дела.
Незакрепленный угол ярко-алого полотнища трепетал на ветру, напомнив о знамени в руках бегущего сквозь пустоту красного человека.
Ты слышишь их боевые барабаны? Женя отвернулась.
Как руководство будет справляться со сложившейся ситуацией? Очевидно, в данный момент времени у них нет замены на место Главы. Будущее их организации было туманно, а здание буквально трескалось – неизвестно из каких глубин поднималась трещина в вестибюле. Возможно, с самого нижнего этажа.
Женя сделала очередной глоток и подавилась чаем. Кружка выскользнула из внезапно онемевших пальцев. Она словно в замедленной съемке смотрела, как та ударяется о подоконник, раскалывается на несколько крупных кусков, как разливается по неровной поверхности подоконника коричневая жидкость. Откуда-то издалека донесся обеспокоенный голос Георгия Александровича: «Евгения Викторовна, всё в поря...?»
Красный человек! Дерево сгорит! Дерево уже пылает! Нет места сомнениям!
Белые овалы лиц, лишенные черт, сливались с белизной помещения.
Её мутило от них. Их страх и неуверенность смердели хуже, чем Тварь.
Она права.
Она торжествует.
Она зла.
Снаружи – ни единой эмоции, но внутри она хохочет, балансируя на краю пропасти.
Мышцы лица и шеи свело судорогой. Перед глазами всё поплыло. В горле заклокотал злой смех, отдающий горечью. Он настойчиво рвался наружу, царапая слизистую острыми когтями.
- Евгения Викторовна?.. – повторил Георгий Александрович.
Зажимая рукой рот, словно сдерживая рвотный позыв, она бросилась вон из кабинета. Чужая злость плавила мозг, зудела под кожей. Женя почти вслепую добралась до туалета, завалилась в первую кабинку и, захлопнув за собой дверь, рухнула на опущенную крышку унитаза. Только тогда она дала волю смеху, который распух, как тесто на дрожжах, заполнив горло, нос и рот.
Она хохотала, давясь и срываясь на кашель. По щекам градом катились слёзы. Мышцы живота болезненно сокращались, от желудка вверх по пищеводу пробежала волна спазма. Женя едва успела сползти на пол, откинуть крышку унитаза и её вывернуло наизнанку.
Сидя на кафельном полу, она дрожащими пальцами оторвала кусок туалетной бумаги и вытерла рот. Тело было ватное и слабое, голову сдавил тугой обруч. Можно ли умереть от смеха? Кажется, она была близка к тому, чтобы наглядно доказать, что да, очень даже.
Женя прислонилась затылком к стене кабины, и закрыла глаза. В голове стоял какой-то непонятный шум, будто от крутящейся вхолостую пластинки.
Я сделала, как ты хотела, почему же до сих пор… Её чувства, проходят через меня, словно через усилитель… Теперь она в курсе, ты ведь знаешь. Они все теперь в курсе, там наверху. Прошу, отпусти меня, не мучь. Для чего я тебе ещё?
Как и ранее ответом было молчание.
Придерживаясь рукой за стену, она поднялась и вышла из кабинки. Через узкое прямоугольное окно лился серый свет, делая белое кафельное пространство ещё более унылым.
Из забрызганного зеркала над раковиной на неё смотрело бледное, изможденное лицо, с растёкшейся по щекам тушью. Халат покрывали чайные брызги.
Для начала было бы неплохо привести себя в порядок. Это заняло гораздо меньше времени, чем она ожидала. Возвращаться и смотреть в глаза Георгию Александровичу, не было ни малейшего желания.
Может уволиться и уехать куда подальше? Мысль была простой и острой, как клинок одним махом пересекающий узел проблем. Да, Управление имеет длинные щупальца, но насколько они длинны?
Перед мысленным взором возник их кабинет – тесный, давно требующий ремонта, с нервным фикусом в самом центре – за больше, чем год он стал для неё таким родным. Так же, как и коллеги. Вспыльчивая Ольга Вальтеровна, флегматичный Михал Саныч, дёрганный Антон Ильич, отстраненный Георгий Александрович. И Пашка. Шумный, гиперактивный и почти всезнающий Пашка. По нему она будет скучать сильней всего.
Шум в голове усилился и в нём появился отвратительный писк, который тонким сверлом бормашины вкручивался в каждый зуб, виски, затылок, глазные яблоки. Помещение закачалось и пришлось опереться на раковину, чтобы не упасть.
Перед ней снова была комната полная людей. Сквозь болезненную бледность их лиц проступили неясные очертания глаз, носов и губ.
Над сидящими роем мелкой мошкары колыхались разговоры, мысли и эмоции. Грани между ними давно стёрлись. Она могла выколоть себе глаза, но остаться зрячей, различая людей по тем помехам, что они порождали. Совсем как Тварь.
Среди общей массы она вдруг чётко увидела Ольгу Вальтеровну, её серое лицо со сдвинутыми бровями и напряженной линией губ.
Её пальцы потянулись к хрупким нитям, но не для того, чтобы как раньше попытаться удержать, нет. Теперь она безжалостно раздирала их. Они поддавались легко, без сопротивления, подобно паутине.
Зеркало в высохших каплях и лица людей в белой комнате исчезли за кровавой пеленой, что застила зрение. В мозг вогнали раскалённую металлическую иглу, которая распустилась множеством тонких острых лепестков. В голове резко сделалось пусто и эту пустоту тут же заполнила пульсирующая в такт сердцу боль.
Тварь содрогнулась, и все вместе с ней. Они наивно полагали, что практически лишены её влияния. Какая беспечность! Её оголённые нервные окончания были везде – в стенах, полу, потолке, шторах, оконном стекле, глянцевой поверхности стола. В их коже и внутренностях. В их мыслях.
Боль нарастала, натягивалась и звенела, как струна пока не лопнула, и мир на доли мгновений стал нестерпимо ярким, чтобы затем погрузиться в беспроглядную мглу.
До забвения последний шаг. Чтобы получить контроль, нужно сначала ввергнуть всё в хаос.
***
Первыми ожили проприорецепторы, и она поняла, что лежит.
Следом очнулись рецепторы кожи. Поверхность была твёрдой, гладкой и холодной.
Пространство взвыло сиренами тревоги, когда вернулся слух.
Обоняние по смеси резкого аромата чистящего средства и легкому аммиачному душку напомнило, что она находится в туалете.
Прозревшим глазам оставалось только подтвердить вышеперечисленное.
Женя осторожно села. Голова раскалывалась и, казалось, вот-вот треснет по швам черепа, а мозг полезет в образовавшиеся щели. Усугубляла состояние никак не желающая заткнуться сирена. Комната всё ещё слабо раскачивалась и это, в купе со всем остальным, вызывало тошноту. Она будто проснулась после слишком долгого дневного сна совершенно потерянная и дезориентированная.
Где-то на задворках сознания ещё сохранялись остатки злобы – едкой и разъедающей, подобно щёлоку. Она помнила чувство, с которым рвались под её пальцами невидимые нити, удерживающие остатки равновесия. Под
её пальцами? Или всё же это были чужие руки и чужие ощущения?
Та-Что-Без-Имени вторглась в её разум и сплавила его с разумом Приваловой. И даже после выполнения приказа, не собиралась возвращать всё на круги своя.
- Ну, ты и сволочь. – прошептала Женя. – Самая настоящая Тварь.
Та, если и слышала (слышала, конечно, слышала), вновь не утрудила себя ответом.
Надо вернуться и выяснить что случилось.
Она медленно, уцепившись за край раковины, смогла встать. Посмотрев на себя в зеркало – спутанные волосы, бесцветные глаза с лопнувшими капиллярами, белые лицо и халат, ярко-красные подтёки крови под носом, на груди – Женя умылась ледяной водой, которая немного взбодрила и, хватаясь сначала за раковины, а затем стены, на нетвёрдых ногах вышла в коридор.
Сирена здесь орала ещё громче. Обычные лампы не горели, их заменял тусклый тревожный свет аварийного освещения. Двери кабинетов были распахнуты и, заглянув в ближайшую, Женя увидела, что внутри никого.
Где все сотрудники? Их эвакуировали? Как долго она была в отключке? И самое главное – что, блять, произошло?
Еле переставляя ноги, она упорно двигалась в сторону своего отдела, сама толком не зная зачем. Но оставаться на месте и ждать непонятно чего тоже было невозможно.
Её путь лежал мимо опустевших кабинетов, где бумаги и вещи лежали беспорядочно, кое-где прямо на полу, будто люди покидали их в спешке. Страх осколком льда засел в груди, мешая сделать нормальный вдох. В голову лезло самое худшее, начиная с того, что Управление просто аннигилировало всех сотрудников, заканчивая огромным Разломом, который поглотил всё и вся.
Дыра быть теперь не в моем теле. Дыра быть на месте, где моё тело быть. Так и сказать им. Основание треснуть. Всё треснуть и запертое в глубинах выйти на поверхность. Быть хаос.
Тварь не шутила и, похоже, не собиралась давать больше времени на раздумья. Ей была нужна замена здесь и сейчас.
***
Кабинет оказался ожидаемо пуст и единственным живым существом, которое она обнаружила был Парипуун. Фикус не просто дрожал, его буквально колотило. Он раскачивался в ведре, усиленно теряя листья. Его ужас был ощутим, как никогда.
- Прости, я ничем не смогу тебе помочь. – сказала Женя, приближаясь к нему. – Мне самой, похоже, не стоит находиться здесь. Прости.
Фикус обреченно поник, не переставая вздрагивать, будто всхлипывая. Она села за стол Ольга Вальтеровны, чтобы передохнуть - дорога до кабинета отнял много сил.
За окнами и в самом помещении из-за отсутствия света была всё та же серая хмарь, потому казалось, между моментом побега в туалет и возвращением прошло совсем немного времени. Женя бросила взгляд на настенные на часы. Поначалу она решила, что была права, потому как те показывали половину одиннадцатого. Но, приглядевшись, обнаружила, что часы остановились. Вероятно, ровно в тот момент, когда всё и началось.
Вот только что именно?
Обведя взглядом опустевшие места коллег, она обнаружила, что их рюкзаки сумки и портфели всё ещё висят на спинках стульев. Доковыляв до шкафа, Женя распахнула дверки. Верхняя одежда и уличная обувь всё так же находились в шкафу.
Волна паники прокатилась по телу, ледышка в груди увеличилась. Нет. С ними всё в порядке. Их эвакуировали, как и остальных, и они (так же, как и остальные) просто не успели взять вещи. И ей тоже надо уходить.
Неожиданно, к приглушенно воющей из-за двери сирене присоединилась вибрация мобильника. Не веря собственным ушам, она повернулась, чтобы удостовериться, что это не галлюцинация и звук действительно идёт со стороны её стола. Женя добралась до рабочего места и в недоумении уставилась на экран требовательно вибрирующего телефона (который она совершенно точно выключала!).
Ни абонента, ни красной кнопки сброса вызова. Тот, кто
то, что звонил не оставлял выбора. Следом заиграла детская песня про улыбку из сумки начальницы, а стационарный аппарат на её столе разразился трескучей трелью. Зазвенели стандартные мелодии со столов Георгия Александровича и Михал Саныча. Из пашкиного рюкзака заорала его любимая группа Old Gods of Asgard:
Take control, take control
I see a vision rising, dreary
Fading in as children play twilight games…
Из соседних кабинетов доносилась та же самая какофония из множества звонков. Женя схватила свой мобильный и, нажав, «ответить», поднесла в уху. Все остальные телефоны разом смокли.
- Да?
В динамике поначалу что-то гудело, затем раздались шорох и потрескивания. Сквозь них она услышала то и дело пропадающий, тихий и сильно искаженный помехами голос:
- …чтобы ты знала… в курсе… молчали и просто… контроля… жертва… божеству… не понравишься… помнишь?..
- Что? – выдохнула Женя, но говоривший, не обратив на неё внимания, продолжал.
- …стать одной из... выбор… гораздо хуже… будешь жить… не стареть… внутрь и будет медле… десятилетиями… как паук… в пустую высохшую... Ангелина и... посмотри во что... Петрович?.. лишь призраки... очное опреде… дело рук... устала… подтолкнуть... щнику… не было выбора... его не будет… спускаюсь… забавно… на свете… это я...
Голос замолк, остались только пощелкивание и шуршание, а потом и они стихли. Женя удивленно взглянула на мобильный. Он снова был в том же состоянии, что и прежде – выключенном.
Кто это был? Не похоже на Тварь и её стиль общения. Но сейчас не было времени размышлять об этом. Она сунула телефон в рюкзак и направилась к шкафу.
Хватит с неё. Вообще. Не только на сегодня.
Согласившись работать в Управлении, Женя надеялась, что сможет привыкнуть к паранормальному, другим измерениям и всему прочему. Сможет хоть как-то постараться предотвратить повторение случившегося, из-за которого погибла Лиля и ещё десяток человек. Но на деле, она сделала только хуже самой себе.
Внезапно раздавшийся стук – вежливый, не слишком громкий – заставил её подпрыгнуть на месте. Женя в замешательстве уставилась на дверь. В коридоре завывает сирена, а кто-то деликатно стучится к ним в кабинет? Что за бред?
Парипуун тревожно зашелестел. Он, как и она, не мог видеть того, кто стоял по ту сторону двери, но, по-видимому, мог… чувствовать? Правильно ли это называть таким словом?
- Кто там? – обращаясь к фикусу прошептала Женя.
Фикус потянулся к ней и она коснулась пальцами его прохладных гладких листьев. Мысли(?)/чувства(?) Парипууна пробежали по нервам, прошив тело и мозг электрическими разрядами.
н е Д Р у г
п р и Ш Л е ц
у б И Й ц а
с т р А Ш н о
с т р А Ш Н о
с т р А Ш Н О
С т р А Ш Н О
С Т Р А Ш Н О
Женя отдернула руку. Подушечки пальцев гудели.
Итак, она в западне. За дверью тот или то, что не желает ей ничего хорошего. Если это человек, то ещё есть шанс. А если нет?
А может, за ней явился таинственный звонивший?
Отступать было некуда, разве что в окно. В голове совершенно некстати всплыла строчка со школьных времён: «Отчего люди не летают так, как птицы?». Кусок льда в груди разросся до размеров айсберга.
Она спустила рюкзак с плеча и как можно тише (хотя вряд тому за дверью, было что-либо слышно из-за сирены) поставила его на пол. Оглядевшись, Женя заметила большие ножницы с пластиковыми чёрными ручками в органайзере начальницы. Схватив их, как нож, она почувствовала себя чуть увереннее.
Сирена выла.
Парипуун дрожал.
За дверью поджидал враг.
