ID работы: 10777367

Под керосиновым дождем

Гет
R
В процессе
348
автор
Размер:
планируется Макси, написано 549 страниц, 57 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
348 Нравится 421 Отзывы 117 В сборник Скачать

Часть 41

Настройки текста
      Уставшая Нина отключается в момент, стоит ей на минуточку присесть на койку Инеж. Ещё мгновение назад что-то оживленно говорила, и вот уже просто падает лицом на подушку и не откликается на осторожное потряхивание.       Инеж уже собирается послать за лекарем, но не успевает припомнить, чем обычно выводят людей из обморока, как Нина всхрапывает и недовольно отворачивается от света, но так и не просыпается.       Лекарь, к слову, прибывает очень вовремя, он долго осматривает бессознательного Оскальда, сосредоточенно слушает его дыхание и огорченно качает головой.       — Потрепало беднягу, ох и потрепало… — говорит он наконец. — В море парню путь заказан, первым ветром душу вынесет. Отправьте его в увольнительную, капитан. Иначе придется хоронить. Ещё послушаю его, когда очнется и получше будет, но хрип в легких… ничего хорошего для моряка не несет.       Инеж кивает и серьезно выслушивает все рекомендации.       — Он скоро очнется? — спрашивает она. — Как думаете?       — Если святые будут милостивы, то в ближайшие пару суток. Основная опасность прошла.       Инеж благодарно склоняет голову.       Чуть позже она сидит у постели паренька, Оскальда, и задумчиво рассматривает его спокойное, почти умиротворенное лицо. Темно-рыжие веснушки усыпают загорелый нос, ресницы колышутся едва заметно, а бледные запекшиеся губы шепчут что-то еле слышно. Инеж наклоняется ниже, прислушиваясь:       — Мы мирный корабль… мы… Не бойся, Бреттен… Мы выберемся… Капитан… капитан… Нас не тронут… мы мирный корабль!..       Инеж качает головой и накрывает его ещё одним покрывалом. Ей горько и страшно слышать эти слова. Что случилось с этим миром, если незыблемые правила его попраны и презреты?..       Дипломаты погибают, послы — тоже, но сила, готовая пойти на такой шаг, всегда страшна и бесчеловечна. Так поступал Черный Еретик, так по сей день поступают шуханцы.       Тогда, в год проникновения в Ледовый двор, именно шуханцы начали все это — и тоже убийством. Земенского посла на территории Керчии. А теперь, видно, и Новый Зем перенял эту тактику.       Инеж уже ничего не понимает в интригах международной политики. Зачем? Чтобы начать открытую войну? Какая в том выгода? И кому?       Война выгодна всегда, как любит говорить Каз. Ему ли не знать, ведь он торгует и оружием в том числе. Крадет или перекупает, а затем перепродает его тем, кто заплатит больше. Это отдельная негласная ниша каттердамской международной биржи. Себя Каз тоже не обидел — в Клепке и в Гнезде собран целый арсенал, Джаспер любовно собирал его все эти годы. На всякий случай.       За последние годы относительного мира каждая страна накопила слишком много оружия, чтобы оно лежало без дела. Это как вызревающий гнойник, копящий гной человеческой ненависти, рано или поздно он лопнет, и зловонная масса хлынет на мирную землю, отравляя её и наполняя гнилостным маревом войны.       Это отрава, это хаос, это страх, но это и очищение.       Гной все равно нужно выпускать, так сказала однажды Женя Сафина и жестко сжала губы. Вопрос лишь в том, на чьей территории получится развернуть эти игры. Кто окажется достаточно слаб и беззащитен, чтобы не суметь воспротивиться?       Долгие-долгие годы это были Равка и Новый Зем, на территориях которых войны не затихали практически ни на миг. Но теперь с приходом на трон Равки устойчивой сильной власти царственная чета ясно дала понять миру, что кровавую песочницу придется перенести в другое место.       К примеру, на море.       Инеж рассматривает глубокий шрам на запястье — напоминание о том, как в одном из боев она чуть не потеряла руку. Некоторые связки до сих плохо тянутся, хотя Инеж сделала все, чтобы не потерять былой ловкости. Каз не знает об этой истории, в Равке его возможности намного меньше. Хочется верить.       Если он думает, что она не понимает опасности, недооценивает её, то он не прав. Инеж прекрасно осознает цену своей свободы и готова платить судьбе по счетам. С другой стороны, а за что ещё ей держаться на этих берегах?       Этот город сделал её такой, перековал её мягкую душу в холодный острый клинок, а Каз помог ему закалиться до небывалой жесткости. Инеж знала, кем будет, ещё тогда, когда подходила к зловещему монстру по имени Грязные Руки, мягко ступая босыми ступнями по скрипучим полам и балансируя так, чтобы не зазвенел ни один колокольчик.       Если бы она была не согласна заранее на все, что он предложит ей, она выбрала бы покровителя получше, как делали другие девушки.       Каз ревнует её неистово, бешено, дико, едва сдерживая своих внутренних демонов. И если бы к другим мужчинам, это было бы полбеды. Но нет, все гораздо хуже. Он ревнует её ко всему, к чему бы она ни питала интерес: к её собственным ножам, к её кораблю, к любым её занятиям. Если она даст слабину хоть на мгновение, он отберет у неё всё это, незаметно, неощутимо выкрадет из её рук всё, что она держит в них сейчас, просто чтобы она ни на мгновение не отвлекалась от него, чтобы центром её мира был только он.       Брошенный ребенок безжалостных улиц Каттердама, он никогда не сможет иначе, потому иначе не умеет. Он и так борется с самим собой, отпуская её от себя, хотя больше всего желает упрятать её, как юный воришка прячет свою добычу в укромный угол, и изредка проверять, что она все ещё с ним и никуда не делась.       Каз не будет счастлив, если осуществит это желание. Инеж нужна ему лишь такой, какой является сейчас, даже если он и сам этого не понимает. Если она позволит ему пленить её в этом городе, они возненавидят друг друга.       На самом деле у неё ведь даже нет повода остаться. Все ещё нет. Ей никогда не завести семьи, не создать дома, не жить в мире и покое. Каз не даст ей ничего из этого, не сможет. Да Инеж и сама не уверена, что ей это нужно.       Нина — счастливица, несмотря на все трудности, которые ей пришлось пережить. Ей есть к кому возвращаться, есть ради кого жить, кто никогда не оттолкнет, у неё есть дом, где душе спокойно и тепло.       Инеж заглядывает к Нине, трясет осторожно за плечо. Спустя несколько минут Нина приоткрывает глаза, взгляд у нее мутный, а голос тихий и слабый:       — Инеж, это ты? Сколько времени?       — Почти семь.       — Чёрт, — Нина шевелится, пытаясь приподняться на постели, но без сил падает обратно на подушку. — Все в глазах кружится, даже сидеть не могу.       — Тебе нельзя идти в город, — Инеж с беспокойством оглядывает её, бледную и измученную. Сейчас Нина даже до трапа не сойдет, если только нести её на руках через порт до места, куда подъезжают экипажи.       — Матти, — стонет Нина. — Я не договаривалась с Натальей на ночь. О святые, я его даже на руках не удержу…       До Инеж не сразу доходит, что Наталья — это госпожа Янсенс. Забавно, она никогда не задумывалась об имени этой суровой статной женщины.       — Я схожу к ней, к госпоже Янсенс, — говорит она. — Скажу, что у тебя непредвиденные обстоятельства и попрошу присмотреть за Матти, а ему скажу, что ты вернешься утром. Хорошо?       — Я бы поспорила, если бы хоть язык слушался, — Нина с трудом держит глаза открытыми, они закрываются будто сами собой. — Скажи ей, что я верну эту услугу в любое время, как возникнет нужда. И ещё скажи, что… скажи… к чёрту Бреккера, вот!.. И яблоки, яблоки должны быть с вафлями, там ещё тигры ходят, понимаешь…       Инеж озадаченно склоняет голову набок, пытаясь осознать глубокий смысл последней фразы, но Нина уже умиротворенно посапывает, уронив с постели руку. Инеж укладывает её поудобнее и накрывает одеялом.       Ей пора в ночной Каттердам, причем не откладывая. Ей нужно добраться до супругов Янсенс как можно быстрее, а потом… Потом она решит.       Быть может, она заглянет на один знакомый чердак.

* * *

      Этот пустырь среди заброшенного района Каттердама, где все ещё ютятся лишь несколько жалких лачуг, давно стал территорией Отбросов. А ещё из него отличное стрельбище.       Джаспер приходит сюда, когда тренирует молодняк, или когда на душе особенно паршиво. Если расстрелять парочку соломенных чучел, пока они не разлетятся в соломенный пух, становится чуточку легче.       Однако он не успевает пройти по прилегающим задворкам, как слышит приглушенные выстрелы. Одному ему сегодня побыть не удастся.       Джаспер не спешит выдавать своё присутствие, облокачивается на низенький трухлявый заборчик и кладет подбородок на руки, задумчиво качает головой в такт беспорядочно гремящих выстрелов.       Стрельбище представляет собой утоптанную площадку да несколько бочек, на которых по мере сложности расставлены мишени. Чуть дальше колышется на ветру “повешенный” — чучело, подвешенное в воздухе, его можно раскачать за веревку. Высший пилотаж для птенцов — попасть в крохотный жестяной медальон у него на шее. Ещё ни одному из них не удалось.       Для Джаспера это сродни легкой разминке. Ему каждый раз приходится придумывать для себя что-то новое, веселое, что он ещё не пробовал. Последний раз он состриг у Каза несколько пуговиц с неосмотрительно брошенного без присмотра пальто и расстреливал их в воздухе. В качестве мести за подмененный револьвер, который пришлось искать весь остаток дня.       Каз эту выходку проглотил, лишь заметил в пространство, что в следующий раз Джаспер рискует обнаружить и револьвер, и пуговицы в месте не столь отдаленном, но очень не романтичном... Хотя что бы этот Бреккер понимал в романтике!       Тем более что пуговицы все равно не подходили к пальто.       Джаспер ухмыляется и прикусывает мизинец, с интересом наблюдая за стрельбищем, где запыхавшийся злой Майло в очередной раз целится в мишень и промахивается снова и снова. Он шипит, ругается сквозь зубы, разминает непослушную руку, вновь перезаряжает револьвер.       Джаспер готов поспорить, что замечает чуть ли не злые слезы, когда Майло отшвыривает от себя пустую коробку от патронов и задирает голову вверх, с силой сжимая зубы. Умный парень. Если бы он швырнул револьвер, Джаспер надавал бы ему по шее и прогнал прочь, а пока есть за чем понаблюдать.       Значит, это правда. После ранения Майло действительно больше не может стрелять. А ведь Джаспер говорил ему “тренируй обе руки”, а теперь правая рабочая висит плетью и трясется под весом оружия так, что вероятность попадания в цель один к ста, если не меньше.       Майло резко выдыхает и начинает перезаряжать револьвер.       — На твоем месте я бы переключился на левую руку, — негромко говорит Джаспер, и Майло вздрагивает.       — Давно ты здесь?       — Достаточно, чтобы оценить урон, нанесенный нашим боезапасам, — хмыкает Джаспер и подходит ближе. — Полпачки отличных пуль во все стороны, кроме нужной... — шикарный результат! Дай!       Он забирает у Майло револьвер и взвешивает его на руке. Тяжеловат. Даже здоровому с непривычки будет непросто.       — Ты не будешь стрелять, как раньше, смирись, — говорит он. — По крайней мере, не в ближайшую пару месяцев. Нужно разработать руку сначала, тем более если... Напомни, её Каз сломал тогда?       — Ага, — Майло разминает кисть и морщится. — Не могу держать ровно, дуло ходуном ходит.       — И будет ходить, ну-ка… — Джаспер берет его за локоть и заставляет вытянуть руку перед собой. — Видишь, как дрожит? И это без всякого оружия. Вытяни левую. Она лучше, попробуй с неё.       — Никогда ей не попадал.       — Мало тренировался и много задирал нос, — безжалостно отбривает Джаспер. — Вернемся к азам. Давай, стойка и с двух рук, как на первых уроках!       — Но…       — Вопросы? — Джаспер приподнимает брови. — Напомню, револьвер сейчас у меня.       Майло закатывает глаза, но послушно встает в устойчивую позицию, широко расставив ноги, и тянется за револьвером, но замирает с открытым ртом, не закончив движения.       — Возьми этот, он полегче, — Джаспер протягивает ему свой. — Что смотришь?       Майло широко улыбается, бережно принимая блестящую рукоятку.       — Помню, ты меня ремнем вытянул, когда я попытался его стащить, — смеется он. — А потом пообещал из него же и пристрелить.       Джаспер усмехается. Было дело, да. Фьерданские мальчишки мечтали подержать в руках эти револьверы с первого дня их знакомства. Бойкие нахальные птенцы, очень быстро отвыкшие от дисциплины и возомнившие о себе слишком много, иногда были горазды на всевозможные выходки.       Как показала практика, педагогические методы Каза оказались самыми рабочими. Джаспер, может, никого и не калечил, но затрещины раздавал так, что будь здоров. Очень помогало вправлять юнцам мозги.       — Ты думал, что умение не промахиваться зависит только от оружия, — говорит он без улыбки, — и верил, что достаточно взять в руки волшебный револьвер, чтобы начать попадать.       — Судя по тому, что ты все же даешь мне его, — это отчасти правда, хотя бы из-за веса.       — Возможно, — Джаспер не удерживает лукавой улыбки. — Но если оружие волшебное, то и руки, держащие его, тоже должны обладать волшебством. А этого никогда не случится, если не тренироваться. Пробуй!       Зеленая пивная бутылка из “Клуба воронов” разлетается вдребезги.       — Получилось!       — Дальше.       Вторая бутылка брызжет осколками во все стороны, и тут же следом звенит жестяная тарелка мишень тем особенным звуком, который бывает только если попасть в яблочко.       Дергаются и бьются в судорогах соломенные чучела, когда Майло расстреливает их вразнобой под быстрые команды Джаспера.       — Голова! Плечо! Теперь сбей шляпу! Да, молодец. Нога!       Майло умеет стрелять, умеет целиться, знает как определить расстояние до мишени и нужный угол. Его подводят руки, но не опыт. Джаспер знает, как компенсировать этот временный недостаток, благо руки у него страдали не раз, иногда не без помощи Каза, когда им доводилось в очередной раз сцепиться.       Сейчас для Майло главное — поверить, что он не разучился стрелять. Пусть он не так ловок, как был раньше, но все ещё опасен. Это самое важное — остаться опасным, продолжать скалить зубы, даже если одновременно с этим зализываешь раны.       Он неплохой парень, задиристый, своевольный, но верный и упрямый. Джаспер ценит оба этих качества.       Именно на Майло он понял, что нашел хоть что-то, в чем он действительно хорош.       Ему нравится учить маленьких воронят, как он называет их порой. Они смешные и смотрят ему в рот, норовят почесать нос дулом заряженного оружия и хнычут, когда отдача больно бьет по пальцам и плечам, оставляя фиолетовые синяки. Джаспер чередует подзатыльники с одобрительными хлопками по плечу, и каждый раз с удивлением наблюдает, как за несколько месяцев маленькая кучка большеротых тщедушных мальчишек становится слаженной силой. У них горят глаза и появляется ловкость в руках, они перебрасываются пошлейшими анекдотами и на спор сбивают яблоки друг у друга с головы, они встают горой друг за друга и дерутся как бешеные псы. И они дорожат его мнением, черт возьми!       Джаспер никогда не думал, что желторотые мальчишки будут гоняться за каждым его кивком или одобрительным хмыканьем. Он не жалеет их, не нянчится ни с одним из них, но иногда делится щепоткой юрды или советом впроброс, памятуя о собственном прошлом в банде, когда он был таким же зеленым юнцом, как и они. Удивительно, но этого хватает, чтобы они слушались и соревновались между собой за его похвалу.       Джаспер до сих пор не привык к этому. Ему все ещё кажется, что вот-вот придет кто-то умнее, лучше, сильнее, тот, кто знает, как учить и как вести за собой, кто развенчает этот ореол мудрости, который окружает Джаспера, как ему кажется, совершенно незаслуженно.       Но никто не приходит.       Птенцы вырастают под его крылом и уходят во взрослую жизнь. Казалось бы, они должны понять про него всё и перестать искать у него совета, но вот перед ним взрослый Майло. И Джаспер для него всё ещё наставник, хоть и не такой строгий как раньше.       — Тренируй левую руку, — говорит он, и Майло смотрит на него с надеждой. — Правую разработаешь со временем. Вот эти упражнения. Больно?       — Не очень, — вороненок морщится.       — Хорошо, так и должно быть, — Джаспер хлопает его по плечу. — Ты все вернешь. Тренируйся между сменами, когда стоишь на посту, разминай руку, не давай ей затекать и не травмируй. Кстати об этом…       Он бесцеремонно выворачивает Майло запястье, выставляя на тусклый свет хмурого каттердамского неба сбитые костяшки.       — Где тебя угораздило? — ворчливо бросает Джаспер. — Вот дурень!       — С Берни подрались, — неохотно отзывается Майло.       — Из-за девчонки, что ли? — Джасперу сложно представить из-за чего ещё можно сцепиться с спокойным размеренным Берни Бьирниссоном.       — Ага, она хорошенькая, — Майло криво улыбается. — Земенка, из того района. Прибегала к Берни, когда он на посту был. У неё ещё брат есть, студент-очкарик. Берни ему не нравится. Я, впрочем, тоже…       Однако у молодежи страсти кипят нешуточные, Джаспер трясет головой, пытаясь ссыпать лишнюю информацию в какой-нибудь отдаленный уголок сознания. Хорошо им, никакой политики, никаких испытаний, никакого Каза Бреккера в самый неподходящий момент…       — Если я побью её брата, она не пойдет со мной гулять, да? — безнадежно спрашивает Майло. — Берни я уже побил, а она мне дала пощечину.       — Думаю, это не лучший способ завоевать девушку, — сквозь сдавленный смех отзывается Джаспер. — Да и смотря что ты от неё хочешь.       — Во Фьерде женщины так себя не ведут, — угрюмо бормочет Майло. — То сама поцеловала, а то накричала и велела больше не приходить. Сегодня говорит да, завтра скажет нет, не поймешь её…       — Женщины, они такие, — понимающе хмыкает Джаспер и глубокомысленно добавляет. — Поэтому я с ними и не связываюсь!       Майло горестно вздыхает. Тонкие взаимоотношения душ определенно не для него.       — Ты стреляй побольше и не ленись, а любовь приложится, — в конце концов, заключает Джаспер. — Да и сложная штука, эта любовь, жгучая больно.       — А как понять, что и впрямь любишь?       Джаспер оглядывается на растерянно взирающего на него Майло и разводит руками.       — Хотел бы я и сам это знать! Думаю, это когда ты точно знаешь, от чего однажды погибнет дорогой тебе человек, и каждый раз прощаешь его за этот недостаток. И готов беречь его от него самого, пока хватает собственных сил. Как-то так. Все, давай продолжать! Потревожим беднягу?       Джаспер дергает за веревку, и “висельник” тяжело дрыгает соломенными ногами, а затем начинает раскачиваться все быстрее, поскрипывая узлами. Майло вскидывает револьвер.       Стрелять проще, чем рассуждать о чувствах. Это точно. У них осталось немного времени, вокруг стремительно сгущаются ранние сумерки.       Но на душе как ни странно становится легче. Им с Уаем есть о чем поговорить. Джаспер должен как-то объяснить ему правила боя и работы в команде, причем без подзатыльников и ударов тростью в стиле Каза. Иначе в следующий раз отпущенная мразь вроде Плавикова вышибет Уаю мозги, а Джаспер не успеет этому помешать, удерживая над ними очередную крышу.       Это будет чертовски несправедливо.

* * *

      Инеж добирается до дома Нины в рекордные даже для себя самой сроки. Ей почему-то очень важно оказаться там как можно скорее, поэтому она мчится по крышам, перемахивает через заборы и чужие балконы, почти не заботясь о конспирации.       А может, просто от скорости лишние мысли не задерживаются в голове.       Ей было по-настоящему страшно, когда Джаспер ударил Каза. Нет, не за Джаспера, кроме того Инеж должна признать, что Каз это более чем заслужил. Она бы на месте Джаспера вряд ли бы ограничилась парой ссадин.       Но слова его, хлесткие, злые, правдивые, впервые заставили Каза отшатнуться и на мгновение отвести взгляд. Он собрался в тот же миг и немедленно начал действовать — вряд ли Джаспер даже заметил, но Инеж видела всё. Хотя бы потому, что это она заступила Казу путь, когда Уайлен оттащил Джаспера, и жестко схватилась за отвороты его жилета, не давая возможности проскользнуть мимо.       Она хотела держать руки на виду, чтобы не было искуса достать нож для пущей доходчивости. В глазах Каза горело столько чувств от уязвленности до ярости и одновременно с тем понимания, за что он получил этот удар, что никто не взялся бы предположить его следующий шаг, включая самого Каза. Спустя мгновение он очнулся и взял себя в руки, но Инеж держала его до этого момента, точно зная, какой подсечкой свалит его на пол и каким приемом не даст подняться.       Каз с собой справился и уже наутро резко перевернул ситуацию в противоположную сторону. Однако с совещания Торгового совета он вернулся совсем иным: с застывшим взглядом, будто бы повернутым внутрь себя, и совершенно каменным лицом.       Так, словно отныне знал какую-то очень горькую истину и принял её всем своим существом.       Инеж спокойно восприняла новое задание. Каз не смотрел на неё, когда говорил, не поднимал глаз от бумаг и скупо отдавал указания холодным, равнодушным тоном. Он всегда себя так вел, когда знал, что просит чего-то недостойного, чего не одобрит ни она, ни её Святые.       Инеж до сих пор любопытно, как скоро до Каза дойдет, что она не сказала ему ни слова против. Не возразила, не покачала головой, не ужаснулась такому заданию. В конце концов, у неё была вся предыдущая ночь и все утро, чтобы выяснить ситуацию в подробностях. И следующая ночь. чтобы подготовиться.       Она не собиралась лишать Каза всех возможных козырей даже по его приказу. Парень сможет рассказать много, даже больше, чем Инеж рассчитывала изначально. Если корабль Карефы подобрал его в море, то Оскальд мог запомнить детали. Хоть что-то, ей подойдет любая мелочь.       Любую охоту надо тщательно подготовить, а приманку вешают на крючок подготовленной ловушки в самый последний момент. Каз может не волноваться, Инеж даже не сунется в море до тех пор, пока они не будут по-настоящему готовы принять дорогих гостей.       Каз, возможно, разозлится. Быть может, почувствует себя преданным. Но он не сможет почувствовать себя более преданным, чем тогда на борту Кара Теше чувствовала себя сама Инеж, придавленная его умирающим телом. Тогда их спасла случайность и немного отчаяния.       Инеж не хочет повторения. Она больше не верит Казу так, как безоглядно верила раньше. Лучше она будет страховать все места, что кажутся ей узкими, чем вновь стоять на коленях, разрываясь между желанием выть от боли и бессилия и сжечь весь мир вокруг дотла за то, что он смеет жить, когда умирает тот, кто стал миром для неё.       Она не хочет пережить это ещё раз.       Уже на подступах к дому она вдруг понимает, что что-то не так. Слишком шумно. Слишком людно…       Госпожа Янсенс не похожа на себя. Белая как мел, она плотно сжимает губы и туго стягивает шаль на плечах, другой рукой крепко прижимая к себе маленького Ганса, тот жмется к её юбке и всхлипывает. Вечерняя улица полна народа: все птенцы, что должны были дежурить сегодня у дома Нины, окружают одного из них, самого старшего, выслушивают короткие отрывистые приказы и разбегаются в разные стороны.       Инеж с разбегу проскальзывает в толпу, протискивается между обеспокоенно перешептывающихся горожанок и подбегает к госпоже Янсенс, которая не рыдает лишь ценой каких-то невероятных усилий.       — Святые, что случилось?       Наталья Янсенс поднимает на неё наполненный ужасом взгляд, качает головой и отвечает, с трудом сохраняя ровный тон:       — Матти… Он пропал.       В глазах у Инеж на мгновение темнеет и перехватывает дыхание. Нет! Нет… Только не это!       Сил хватает только на то, чтобы прикрыть веки и вознести короткую молитву Святым, которые удержали Нину на корабле. Она бы сошла с ума сейчас.       Инеж должна остаться спокойной, должна мыслить трезво. Она не поддастся панике, все будет хорошо. Святые не оставят их.       — Как это произошло?       Виновата во всем на самом деле стирка. Белье обычно снимают в преддверии сумерек. Это время, когда дети могут поиграть и побегать по двору, пока матери занимаются работой или делятся новостями и свежими сплетнями.       Матти пропал внезапно, в одну секунду ещё был, а мгновение спустя исчез. Казалось бы, куда может убежать трехлетний ребенок? Птенцы уже прочесали все окрестные дворы, орали во всю глотку, переполошив соседние дома, но Матти так и не отозвался.       Он и не отзовется, если его похитили. Та же Инеж смогла бы сделать это в мгновение ока, ей было бы тяжело нести его, но сильному и ловкому мужчине это ничего не стоит.       — А где Нина? Инеж, вы не знаете?.. — спрашивает госпожа Янсенс вдруг. — Матти очень ждал её, хотел показать что-то. Он испугался, когда она не пришла к назначенному времени. И я, признаться, тоже. Это не в её характере. С ней все в порядке?       — Она… ей пришлось остаться, — мысли скачут, мешаются в голове, Инеж с трудом припоминает версию, которой хотела придерживаться изначально. — То есть у неё возникли непредвиденные обстоятельства и…       Она вдруг краем глаза замечает какую-то подозрительную человеческую тень на углу дома. Вкрадчивую, жмущуюся к темным углам, оглядывающуюся по сторонам. Те, кому нечего скрывать, так себя не ведут.       — Я сейчас, — Инеж аккуратно огибает госпожу Янсенс и ныряет под прикрытие толпы.       Чутье подсказывает, что из этой тени может получиться очень интересный собеседник. Чрезвычайно интересный. Инеж не пожалеет замарать лезвия чьей-то кровью сегодня, если этот человек имеет хоть какое-то отношение к исчезновению Матти.       Ближайшее открытое окно любезно предоставляет ей возможность забраться повыше. Все-таки люди так редко смотрят вверх…       Человек, так внимательно наблюдающий за происходящим, подпускает её совсем близко. Он вздрагивает, лишь когда холодное лезвие плотно прижимается к яремной вене. Инеж даже оскорблена тем, как это оказалось просто.       — Дернешься хоть раз, и ты покойник, — почти нежно шелестит она на ухо своей жертве. — Кто ты такой?..       Человек в её потенциально смертельных объятиях замирает и шумно испуганно сглатывает. Это мужчина, молодой мужчина, в странном одеянии, жесткий воротник которого упирается Инеж в ладонь и мешает держать нож ровно.       — П-п-призрак?..       — Он самый, — шипит Инеж и надавливает лезвием до тонкой кровавой полосы. — Так что не испытывай мое терпение! Кто ты и что здесь делаешь?       Вместо ответа он что есть сил вцепляется в её руку, пытаясь отвести её от своего горла, и одновременно с тем со всех сил подается назад, всем весом впечатывая Инеж в стену. Хорошая попытка.       Она успевает отскочить и замахнуться вновь, на этот раз без всяких церемоний. Ранение в плечо не смертельно, но по-настоящему больно. Следующим ударом она подрежет ему ноги, и вот тогда они поговорят.       Лезвие со звоном отскакивает от мягкой ткани, руку сводит болезненной судорогой, словно она со всей силы саданула по каменной стене. Инеж не удерживает болезненного вздоха: в запястье будто впились сотни иголок.       Таинственный наблюдатель не теряет зря ни секунды, он с силой отталкивает её и кидается бежать. Прямо в толпу.       Это ли не самое красноречивое признание вины? Инеж прокручивает клинки в ладонях, пряча их в ножны, и в тот же миг бросается в погоню.       Кто бы это ни был, он не уйдет! Не сегодня.

* * *

      Майло триумфально добивает “повешенного” в голову и показушно сдувает с дула несуществующий дымок. Джаспер несколько раз хлопает в ладоши.       — Отмучался бедолага! Покойся с миром до следующего раза!       Сумерки сгущаются вокруг сиреневым маревом, и видно, как зажигаются вдоль каналов рыжие керосиновые пятна фонарей.       — Спасибо тебе, — Майло бережно держит на руках револьвер. — Он и впрямь волшебный, знаешь…       — Они счастливые. С ними я приехал в Каттердам и нашел свою дорогу, — Джаспер звонко щелкает ногтем по торчащей из кобуры рукояти. — Они спасли мне жизнь по меньшей мере сотню раз. Ты первый из птенцов, кто дотронулся до них, можешь гордиться!       Майло восхищенно прищелкивает языком и возвращает оружие, Джаспер лихо прокручивает его в ладони и, практически не целясь, стреляет в поникшего было “висельника”. Жестяной медальон подскакивает на соломенной груди.       Джаспер подмигивает Майло и молниеносно убирает револьвер в кобуру. Авторитет наставника нужно поддерживать всегда.       — Это была левая рука, — веско говорит он напоследок. — Пойдем! Пора по домам!       Майло кивает, подбирает свою шляпу с обвисшим козырьком и следует за Джаспером. Они пробираются между старых покосившихся домов, мягко ступают по гулким деревянным подмосткам, проброшенным по темно-рыжим глинистым лужам. Место в низине, и его периодически подтапливает, особенно весной, поэтому у стоящих вокруг домишек давно выгнили все доски, и оставшиеся торчат неопрятными черными остовами.       Неприятное местечко было, когда Нина только переехала сюда. Джаспер с птенцами в свое время провел здесь несколько рейдов, выжив всех, кто пытался здесь прятаться. С тех пор на пустыре царит спокойствие и лиричная, даже слегка философская атмосфера. На территорию Отбросов просто так не заходят, если не хотят неприятностей. В паре домишек подальше закопан неплохой запас контрабанды, которой не страшна вода. Как минимум там есть парочка галлонов дорогущего шуханского рома, добытого ими по оказии пару лет назад. Штука настолько ядреная, что ей можно поджечь что-нибудь, не используя спичек, а пробирает она с одного глотка. Им в свое время с Уаем хватило трех, чтобы дойти до кондиции.       После ещё пары снятых проб Каз решительно запретил использовать эту бурду в его заведениях и ещё долго и нецензурно поминал шуханцев.       Гнездо находится всего в паре улиц от этого места, а дом Нины сразу за перекрестком, в следующем квартале. Приземистый и покосившийся городской столб отделяет один район от другого, местные жители в шутку зовут его “господин офицер”. Некогда какой-то шутник закинул офицерскую фуражку на заостренный кончик, с тех пор она висит там, как будто слегка набекрень, омываемая дождями, смогом и прочими жидкостями, которые только могут литься с небес в Каттердаме.       Приметное место, здесь назначают свидания и встречи, здесь влюбленные и преступники оставляют шифрованные записки, прикрепляя их к задней стороне столба, а окрестные бродячие псы и вовсе считают этот столб своей ежедневной газетой.       Дети, однако, бывают здесь редко, поэтому Джаспер сразу обращает внимание на крохотную фигурку в ярко-зеленом клетчатом пальтишке и растерянно трясет головой, не доверяя собственным глазам. Уж что-что, а пальтишко это он не спутает ни с чем — благо это ни что иное как его бывший пиджак, который Нина этой весной перешила на подросшего Матти, чтобы он мог гулять, даже когда на улице прохладно.       Какого дьявола происходит?..       Он резко меняет направление и чуть ли не бегом бросается к стоящему ребенку. Матти серьезно кивает ему в знак приветствия, когда Джаспер присаживается перед ним на корточки. Майло подходит тоже, но остается стоять, бдительно оглядываясь по сторонам и прикрывая Джасперу спину.       — Пливет!       — Привет, Матти, — отзывается Джаспер. — А где твоя мама?..       — Я её жду, — Матти оглядывается и жалобно кривит личико. — Мама пока не плишла…       Да милостивый Гезен! У Джаспера голова начинает идти кругом. Он лихорадочно перебирает варианты в голове, и один страшнее другого. Что должно было случиться, чтобы Нина оставила сына на улице? Одного! В преддверии ночи! Нина, которая трясется над сыном так, что не может доверить его почти никому?       Дрюскели все же отважились на вылазку?.. Или это земенцы?..       Джаспер окидывает Матти взглядом: вид у него уставший, ботиночки все в глине и на щеке красуется темное пятно. Он как будто бы долго шел по улицам.       Сердце обрывается в момент. В глазах пляшет тот жуткий образ: бессознательное окровавленное тело Нины на руках Уайлена. Нет! Нет-нет-нет... Джаспер не готов думать об этом.       — Матти, — мягко начинает он, — можешь рассказать, что случилось? Как ты здесь оказался? Тебя мама привела?       Матти мотает головой:       — Я сам плишел! Оттуда! — он машет ручонкой в сторону перекрестка.       Нет, Джаспер сейчас конкретно двинется.       — А дома кто-нибудь остался? — вкрадчиво спрашивает он у Матти. — Мама или госпожа Янсенс?..       Утешает одно. Дом не сожгли, иначе бы дым стоял столбом.       — Нет, никого, только тетя Натайя, — Матти вздыхает. — Мама не плишла. Я её жду…       — Да что же это такое, великий Гезен? — жалобно вырывается у Джаспера.       Кажется, он и правда вот-вот рехнется.       — А тебе не кажется, что он просто убежал из дома? — раздается спокойный голос Майло и вносит в это действо ноту здравомыслия. Джаспер недоверчиво оглядывается на него через плечо.       — В три года??? Я и то начинал с семи лет!       — Самостоятельный юный джентльмен, — невозмутимо отзывается Майло. — Ты пошел искать маму, да, Матти?       Матти гордо кивает. Джаспер с силой трет пальцами лоб, пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок.       — Мама долго не приходила и ты решил сам её поискать? — Майло продолжает нащупывать тоненькую ниточку логики. — Это очень опасно, Матти.       Матти жалобно кривит рот, и Джаспер с ужасом понимает, что он вот-вот заплачет. Этого ещё только не хватало.       — Ну-ну, — он неловко хлопает Матти по плечу и, встав, подхватывает его на руки. — Иди сюда. Мы обязательно найдем твою маму, только не плачь, ладно? Прямо сейчас пойдем и найдем, только завернем домой, а то может она уже пришла, а тебя нет. Она же с ума сойдет!       Матти перестает хныкать и устало прижимается к плащу Джаспера. Тот перехватывает его поудобнее и кивком головы велит Майло идти следом. Они переглядываются, и взгляды эти, пожалуй, красноречивее самой нецензурной бранной тирады. Рядом с Матти им стоит прикусить языки, иначе кара Нины будет страшна.       В том случае, если она вообще жива…       Они быстро шагают по улицам, и Джаспер мельком прикидывает расстояние. Для него почти неощутимое, но Матти, наверное, брел не меньше часа. У него ведь совсем коротенькие ножки. Джаспер даже не знает, сколько вообще может пройти ребенок в его возрасте?       Майло, идущий чуть впереди, вдруг резко останавливается и делает ладонью предупреждающий жест.       — Там впереди какой-то шухер…       — Тогда возьми его, — Джаспер передает ему Матти. — Держитесь за мной. Если что, уходи боковыми улицами. В этих переулках сам черт ногу сломит вас искать! Отведешь его тогда в дом Уайлена, знаешь, где это. Там безопасно.       Он отдергивает полу плаща и кладет ладони на рукояти револьверов, а затем начинает медленно двигаться вверх по улице, все ближе к источнику шума. Майло с Матти на руках осторожно следует за ним, зорко просматривая крыши на предмет засады.       Человек выскакивает из проулка им наперерез неожиданно и для них, и, кажется, даже для самого себя. Джаспер успевает вытянуть ногу и простейшей подножкой отправить его немного поваляться в грязной луже. Нехорошо, но бедолага должен благодарить судьбу, что Джаспера не подвели нервы и револьверы остались в кобуре.       В следующий же миг на растянувшуюся в луже долговязую фигуру коршуном падает ощетинившаяся клинками тень. Слишком знакомая тень.       — Джаспер! — Инеж вцепляется в волосы незадачливого беглеца и наваливается всем весом, притапливая в луже ещё сильнее. — Матти пропал! Этот тип что-то знает! Он следил за домом!       Джаспер задумчиво чешет затылок и пару мгновений выжидает, не поднимет ли Инеж на них взгляд. Её добыча горестно пускает в лужу пузыри и жалобно, надрывно хрипит.       — Нет, Инеж, успокойся! Матти…       — Успокоиться?.. Его могли похитить! Джаспер, слышишь? Я думаю, это пираты.       В этот момент Джаспер замечает довольно любопытную деталь в одежде беглеца. И надо сказать, довольно неприятную. Жестяная бляха на плече поблескивает в сумерках капельками грязной воды. Кажется, это будет первый стражник, эпично утопленный в луже по подозрению в несостоявшемся похищении.       — Инеж, просто подними голову! — говорит он жестко.       Она вскидывается как яростная кошка и замирает, растерянно приоткрыв рот.       — Матти, скажи тете Инеж “привет!”, — хмыкает Джаспер. — Что здесь вообще творится?       — Пливет!       Инеж оставляет стражника в луже и бросается к Матти, попутно осеняя себя знаком святых.       — О милостивые Святые! Где вы его нашли?.. Матти, ты в порядке? Что произошло?..       — Если хочешь, чтобы Нина и впредь подпускала тебя к ребенку, то я посоветовал бы для начала убрать ножи, — ненавязчиво бормочет ей на ухо Джаспер и аккуратно вынимает у неё из ладони один из клинков. — Он, судя по всему сбежал из дома, пошел искать мать. Где Нина?       — Она… ей пришлось остаться на корабле, — Инеж видимым усилием воли берет себя в руки, и ножи исчезают в мгновение ока, в том числе и тот, который забрал Джаспер. — Я потом объясню. Я пришла сказать о том, что она задерживается, и узнала, что Матти пропал. Там весь двор на ушах! Птенцы обыскали все окрестности! Где же он был?       — Дошел до “офицера”, — отзывается Майло. — Говорит, что сам.       — Святые… — жалобно выдыхает Инеж. — Мы чуть с ума не сошли! Матти, зачем?..       Матти гордо отмалчивается, но ответа от него в общем-то и не ждут.       — Нужно выпить, — резюмирует Джаспер. — Это какой-то… кошмар.       Он собой искренне гордится: приличный аналог для оригинального слова он все же подобрал, хоть и с трудом.       — А что будем делать с ним? — интересуется Майло, все ещё исправно держащий Матти на руках.       — Я бы выпорол, — честно отвечает Джаспер. — Я раньше не понимал, как у отца на меня вообще рука поднималась, а сегодня как-то внезапно понял…       — Джаспер! — возмущенно шипит Инеж. — Он совсем ребенок!       — Очень шустрый ребенок, — Джаспер бросает скорбный взгляд на повеселевшего от стольких знакомых лиц Матти. — Ладно, шучу, все равно это Нине решать. Если кто-нибудь решится тронуть её сына хоть пальцем, она сама выпорет кого хочешь, включая Каза.       — Не хочу это представлять… — бормочет Майло. — Босс с нас головы снимет, если узнает!       — Это да, за Нину и Матти головы Каз снимает в буквальном смысле, — ухмыляется Джаспер. — Не дрейфь, приятель! Выживем! Лучше пойдем — отведем Маттиаса домой! Дома ведь лучше, да, Матти?       — Постойте! — спохватывается Инеж, когда они собираются трогаться с места, и оглядывается. — А где?..       Лужа за её спиной совершенно пуста.       Джаспер очень старался не смотреть в ту сторону, когда вовремя сориентировавшийся стражник начал ползком сдавать в ближайший проулок, и многозначительно покачал головой, когда это заметил и Майло.       Ни к чему Инеж заиметь неприятности ещё и со стражей до кучи. Тем более бляха приметная: голубовато-серебристая с золотым колоском. У каждого подразделения стражи есть свой собственный знак, и Джасперу не составит труда поинтересоваться у Гарта, кому принадлежит этот. Стражники ныне пошли очень уж бойкие, а ещё у Джаспера стойкое ощущение, что конкретно этого он уже где-то видел.       — Оставь, — он успокаивающе приобнимает Инеж за плечи и ненавязчиво увлекает за собой. — Он того не стоит, Матти с нами, Нина в порядке, и это главное. Пойдем! Мы все сегодня переволновались…       И судя по сегодняшнему происшествию, волноваться им теперь предстоит ещё очень долго. До самого совершеннолетия Матти, если быть точным.       В случае, если они до него доживут, разумеется.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.