«Молись»

Джордж выспался. Ага, вот так. Впервые за очень долгое время он вдруг проснулся с осознанием одного простого факта. Он, мать его, выспался. Так и лежал, закрыв глаза и пытаясь осознать эту простую истину. Тело не ныло, голова не наливалась свинцом, требуя немедленно заснуть, даже мысли не путались в голове. Нет, парень конечно же знал, что здоровый сон — полезная такая хреновина, если ты не хочешь сыграть в ящик в тридцатник, но, будучи лекарем, ему было не до сна, откровенно говоря. Да и сейчас, пожалуй, он был востребован как лекарь. Никогда не знаешь, когда какой-то маленький гаденыш вновь решит кинуть в стекло камень, наслушавшись историй родителей о злом колдуне, живущем в домике у леса. А потом он, потянувшись, неожиданно касается ногой чего-то холодного и мокрого, и, еле сдержав вскрик, резко дергается назад, подскакивая на кровати, во все глаза уставившись на суще… Дрима. На Дрима, который удобно устроился в его ногах, спиной опершись о стену, впритык к которой стояла кровать. С волос стекали капли воды, но одежду они не мочили. Трудно намочить то, что уже мокро до нитки. Кровать пропиталась влагой, но умиротворенному существу, кажется, на это было плевать. Более того, оно даже не повернуло к нему, Джорджу, своего нарисованного на маске лица, а потому было логично предположить, что оно спит. Лекарь почему-то никогда не задумывался о том, может ли подобное существо нуждаться во сне. В смысле, он никогда не видел какого-нибудь списка, вроде расписания дня лесного повелителя, да и сомневался, что такие имеются, но ему почему-то никогда и в голову не приходило, что чему-то, вроде этого странного Дрима, может требоваться покой и отдых. И это дает ему карт-бланш на свинство. Откровенно говоря, первым делом в голову приходит мысль о какой-нибудь пакости, вроде выливания воды на голову, засыпания перца в нос и прочей детской ерунде, которая была свойственна для подростков без царя в голове, но никак не для лекаря. Пусть и молодого, местами глуповатого, но лекаря. Второй более разумной идеей является рассмотреть все существо в целом, и Джордж, поддавшись соблазну, пододвигается чуть ближе. Старая кровать тут же издает противный скрип, вынуждая парня, поморщившись, замереть, опасливо уставившись на Дрима, но тот не шевелится. Джордж видит, как мерно вздымается его грудь, показывая, что существо дышит, насыщает свой организм кислородом. Зачем ему вообще нужен кислород? Парень не знает. В любом случае, списка того, что положено делать демону, у него все еще нет, а потому спорить с «условиями» не стоит, так как списка этих «условий» нет ни у кого. Оно не проснулось от скрипа, и это главное. Джордж аккуратно подбирается ближе. В глазах загораются огоньки научного интереса. Не каждый день, знаете ли, у вас на кровати бесцеремонно дрыхнет существо, которое является чем-то, вроде демона. Все-таки потерять такую возможность не хочется. Желание потрогать уши, которые пусть и не пушатся от воды, но остаются достаточно забавными, никуда не исчезает, но здравый смысл подсказывает, что это — хреновая идея. Хотя бы потому, что у многих животных уши являются очень чувствительными к прикосновениям, и разбудить таким образом существо — раз плюнуть. Одежда слишком вычурная, слишком яркая, слишком необычная и неудобная для леса. Джордж, собираясь в чащу, всегда надевал что-нибудь более простое и легкое, дабы передвигаться быстрее, легче. С другой стороны, зачем кому-то вроде Дрима легкая одежда для быстрого передвижения? Чего ему, собственно, там бояться, волков? Перед глазами тут же мелькает изуродованная морда больного животного, которая заставляет Джорджа поморщиться от отвращения. Да, глупое предположение. Кольцо, ярко горящее в ухе, привлекает взгляд, но интересного в нем ничего, в целом, нет. Разве что парня мучает вопрос, откуда в лесу золото, но это он спросит позже, а пока у него есть и другие цели для изучения. Например, белая, фарфоровая маска, светлым пятном выделяющаяся в полутемной комнате. Почему еще темно, хотя, судя по ощущениям Джорджа, он проспал уже полдня? Что же, тут ответ тоже достаточно прост. Дождь бил по крыше дома с такой силой, что не услышать его было бы явным признаком глухоты на оба уха. Джордж внимательно рассматривает аксессуар на лице Дрима. Странный, яркий, привлекающий внимание. Интересно, а что скрыто за маской? У парня столь сильные комплексы, или есть какая-то другая причина? Более ужасная, более жуткая, вроде ожога на все лицо, отсутствия глаз, или типа того? Вообще, а как должно выглядеть лицо такого существа, как Дрим? Он уже тянется за тем, чтобы попытаться аккуратно снять маску с лица и узнать эту тайну, как вдруг осознает, что не видит никаких ремешков, держащих маску, которые, как ему казалось, должны были быть спрятаны под волосами. Никаких. Маска будто приклеена к лицу, идеально прилегает к коже. Лекарь касается ее пальцами. Прохладная, но, в отличии от ее обладателя, совершенно сухая, словно была натерта заранее воском. Джордж аккуратно касается её края, поддевает ногтями, словно готовый вот-вот оторвать ее от кожи, но не решается. Не может заставить пальцы шевельнуться, не может осмелиться осуществить что-то подобное со спящим демоном, а потому с чувством разочарования в собственных силах опускает руку, поджав губы. Быть может, это и к лучшему. Впрочем, с исследованиями он не закончил. Есть еще одна вещь. Одна вещь, которую он заметил достаточно давно, но так и не решился спросить Дрима, что за чертовщина это вообще была. Он привстает на кровати, дабы лучше было разглядеть. Не показалось. У существа были рога. Именно. Были. В прошедшем времени. Сейчас на их месте красовались обломки, покрытые, словно болячки, плотной, коричневатой коркой, какая бывает только на очень старых ранах, которые начинают уже заживать. Не сказать правда, что наличие чего-то подобного удивило Джорджа. После звериных ушей, пожалуй, рога стоило ожидать. Нет, напрягало то, что те явно были обломаны. Обломаны, да и выглядели, если честно, так себе. Словно бы существо дралось с чем-то. Дралось, но проиграло, оставив рога в качестве компенсации, трофея победителю, и эта мысль напрягает. Пугает сам факт, что в лесу может быть кто-то сильнее этого мокрого демонюги, что бесцеремонно разлегся на его кровати. Кто-то, от кого, в случае чего, тот бы его не спас, даже если бы захотел. Да и решился бы он вступить в конфронтацию с кем-то, кто был способен обломать ему рога, оставив лишь уродливые обломки? Хочется узнать побольше, да и, откровенно говоря, рассматривать-то больше нечего. Джордж, чуть подумав, откидывается обратно на подушки, делая умиротворенный и спокойный внешний вид, будто он только-только проснулся и, выдохнув так, словно обрекает себя на мучительную смерть, пару раз с силой тыкает демонюгу ногой, стараясь тем самым его разбудить. До него почему-то не сразу доходит, что это — плохая затея. В голову проскальзывает эта мысль лишь после того, как его резко хватают за лодыжку, дергая с такой силой, что чуть не вырывают ногу. Он ощущает гнев и что-то вроде испуга, которое волнами исходит от существа, и задается вопросом: «а чувствуют ли подобные эмоции другие люди, или это привилегия лишь тех несчастных, что заключили с ним сделку?». К счастью для Джорджа, Дрим достаточно быстро осознает, кто перед ним. Буквально несколько секунд пристального внимания к скромной персоне лекаря, и, вздохнув, существо отпускает разбудившую его ногу, которую тут же притягивает к себе Джордж, недовольно косясь на ушастую заразу. Больно же. — Почему ты тут? — бубнит себе под нос вопрос парень, пусть и хотел спросить совсем не это. — Почему ты сидишь на моей кровати мокрым. Почему ты вообще сидишь на моей кровати? — А где мне быть? — лениво интересуется Дрим сонным, хрипловатым голосом, вновь откинув голову назад. — Мне казалось, что ты должен обитать в лесу, — выдыхает Джордж, потирая покрасневшую от крепкой хватки лодыжку. Заслужил, пожалуй, когда ноги непонятно куда сувать удумал. Но менее неприятно от этого не становится. — Разве это не концепция твоего образа? И да, ты так и не ответил, какого хера ты такой мокрый? — По лесу бродил, а сейчас, коли ты не заметил, дождь. Вымок, пришел погреться, — равнодушно пожимает плечами сонное существо и, вставая-таки с кровати, потягивается, дернув ушами. — Ты против? — Да нет, но… — Джордж вдруг вспоминает, зачем он вообще разбудил демонюгу, и растерянность с лица смывается волной, на ее место приходит серьезность. — Дрим. Пока ты спал, я увидел кое-что, и… Что у тебя на голове? И почему это… поломано? Оно замирает. Замирает и, судя по тому, как резко оно прекращает тянуться, напрягается. Разумеется, оно напрягается. Вряд ли когда-то ранее ему приходилось объяснять какому-то жалкому человечишке, воровавшему растения из его леса, что-то из личной жизни. — Тебе-то какая разница? — резко интересуется оно, и интонация заставляет Джорджа отпрянуть. Слишком грубо, жестоко, холодно. Голос явственно говорит, что Джордж лезет не на ту территорию. Лезет туда, где ему не рады. Туда, где не рады каким-то там людям, что по глупости заключили договор с чем-то потусторонним, пугающим. С чем-то, что могло их запросто убить. Но Джордж спрашивал. Вот так просто, спокойно, словно говорил с каким-то другом, с приятелем. С кем-то, кто не мог превратить его жизнь в кромешный ад лишь потому, что ему стало интересно, а как человек, загнанный в ловушку, отреагирует на тот или иной поворот судьбы. — Никакая, но… — Джордж не знает, что ответить, и лишь мотает головой из стороны в сторону. И, вроде бы, ему бы стоило заткнуться, постараться перевести тему, но интерес сильнее. Интерес пожирает изнутри, вынуждая, тяжело выдохнув, решиться на то, чтобы продолжить диалог. — Это было больно? Дрим, похоже, опешил от такого бесстрашия человека, от такой наглости после того, как тому явно показали, что диалог на эту тему не является чем-то интересным или приятным. Он молчит долго. Слишком долго, сверля Джорджа мертвым взглядом с маски, и что-то внутри брюнета орет дурниной, требуя его, извинившись, просто бежать из собственного дома. Бежать, спрятаться под какое-нибудь дерево, закрыв голову руками, и просто молиться, что всесильное создание не найдет его, что он не ощутит вновь эту странную, всепоглощающую ауру, которую источал демон, явно недовольный вопросом. Вопросом, или условиями, из-за которых был задан вопрос. — По-твоему, это может быть не больно? — все-таки удосуживается ответить существо, вновь усаживаясь на кровать и, несмотря на маску, что скрывает лицо, лекарь почти на сто процентов уверен, что Дрим следит за ним. За его реакцией на чужие слова. — Я читал, что у рогов нет нервных окончаний, что тем же оленям, к примеру, не больно, когда они их сбрасывают, — произносит задумчиво Джордж, говоря это скорее себе, нежели Дриму. Тот тяжело выдыхает, словно бы поражаясь тупостью человека. — Прости, я не говорю, что ты обманываешь, я просто вспомнил, ну и вот… Джордж разводит руками и внимательно утыкается взглядом в фарфоровую маску, словно рассчитывая увидеть какие-то эмоции на ней. Стоит ли говорить, что этого дождаться ему так и не удается? Впрочем, существо отвечает. И Джордж, сгорая от интереса, пододвигается ближе, словно боясь упустить хоть слово. — В рогах самих, ты прав, нет нервных окончаний, — задумчиво произносит существо, постукивая пальцем по одному из обломков. — Но видишь ли в чем дело, рогам же свойственно расти. И, когда они растут, они покрыты кожей. Так что, когда рога с этой самой кожей ломают — приятного в этом мало. Уж лучше бы она просто спала, серьезно. — А они у тебя, ну, отрастут обратно? — у Джорджа почему-то не получается представить человека с рогами как у, к примеру, оленя, а потому сам шанс, что они вновь отрастут, вселяет в него надежду. Существо дергает ушами, словно бы оскорбленное ответом. — Конечно отрастут! Куда они денутся? Раньше всегда отрастали, так почему же в этот раз нет? — Дрим чешет краешек рога, на котором виднеется шелковая кожа, облегающая рог. — Хм, забавно. Должна уже спадать была. — В смысле? — Джордж чувствует странное, ненормальное любопытство, и пододвигается еще ближе, словно бы желая коснуться обломков, ощутить под пальцами шелк обломанных пантов, но не уверен, позволит ли оно сделать подобное. — Они у тебя и раньше ломались, или ты их… Кхм… Сбрасывал? — Ну, они отпадали, — равнодушно пожимает плечами демон, как-то задумчиво поглядывая на парнишку, что приближается все ближе, но не отгоняет его, лишь наблюдает. — Сейчас, полагаю, уже та самая кожа должна была спадать, но, увы, в этом году такое не произойдет. Она каждый год спадает. Не знаю, откровенно говоря, зачем. В смысле, животным, лосям там, к примеру, или маралам, эти штуковины нужны во время брачного периода. Весь год растут, потом они сбрасывают кожу, и дерутся. Зачем же они мне, откровенно говоря, я понятия не имею. Впрочем, хотя бы в этом году я узнал каково это — не зацепляться этой ерундой за каждую ветку. Существо пытается убедить Джорджа в том, что для него это — ерунда полнейшая, но парню почему-то кажется, что он слышит странную горечь в голосе. Словно у ребенка отняли любимую игрушку, и тот старается казаться более взрослым, сильным в глазах родителей, спросивших о пропаже. — Не скажешь, что с ними случилось? — короткая пауза. — Нет, — ожидаемо. Вполне ожидаемо. И, вроде бы, стоило бы уже закончить разговор, или попытаться увести его в другое русло, но Джордж был идиотом. Полнейшим идиотом без серого вещества в черепушке. Только бы полнейший идиот мог позволить себе что-то вроде… Вроде… — Могу я их потрогать? Этого. Неловко ли ему от того, какой волной противоречивых эмоций существа, начиная от банального удивления и заканчивая нотками раздражения, его сбило, когда существо все-таки переварило вопрос глупого человека, что лез туда, куда ему не стоило лезть? Черт возьми, да! До жути стыдно, до пунцовых пятен на лице, до поджатых от обиды губ, но он героически терпел, ожидая ответа. Всплеск эмоций перестал витать в воздухе, не давая больше ничего прочитать о состоянии Дрима, пахло только лесом. Лесом, травами, цветами, илистым берегом реки. — Аккуратно только, ладно? — Джорджу кажется, что мир взорвался. Разорвался на миллионы частей, что разлетелись в разные стороны. Или это взорвалось что-то у него в голове? Парень не знал. Он сейчас вообще ничего не понимал. Он попросил у лесного демона потрогать обломки рогов. И оно разрешило. Ахуеть. В голове что-то взрывается, когда он, чуть помедлив, не в состоянии осмыслить произошедшее, пододвигается чуть ближе. Совсем чуть-чуть, учитывая, что на протяжении всего диалога он и без того подбирался все ближе и ближе к лесному созданию, что сидело у него на кровати. Дрим, похоже, тоже сомневается касательно своего решения. Как минимум, голову он опускает медленно и ой как неохотно, словно боясь, что человек сломает и остатки рогов. Джордж выдыхает, когда пальцы касаются шероховатой поверхности рога. Кто-то из охотников в деревне, что охотились на оленей ради рогов и пантов для всяких жителей, что верили в разную чушь, называли эту кожу кровавым шелком. Что же, они были правы. Действительно шелк. Джордж должен, наверное, сейчас чувствовать себя неловко, или что-то вроде того, но совесть помахала ручкой и скрылась за горизонт, давая парню полную свободу действий. И брюнет бесцеремонно вновь и вновь зарывался руками в чужие волосы, лишь бы еще раз провести по мягким обломкам пальцами. А ведь, наверное, рога были большими. Ну, либо выросли бы в большие, не сломай их кто-то. Кто? Джордж понятия не имел, но понимал, что пытаться выяснить эту тайну глупо — кто он, собственно, такой, чтобы его посвящали в такие тонкости? Интересно, а, если в следующем году они все еще будут связаны этими треклятыми желаниями, Дрим позволит ему вновь потрогать рога, либо откажет, боясь, что Джордж может попытаться их обломать? Существо не двигается, словно прислушиваясь, словно стараясь запомнить каждое движение парня. Джорджу хочется опустить руки, коснуться мягких на ощупь ушей, но он старается держать себя в руках. Не стоит этого делать. Он спрашивал только про рога. Но, господибожетымой. Парень уже убирает руки от чужой головы. Убирает их, поджав губы, когда пальцем случайно (почти) задевает одно из ушек, которое дергается от чужого прикосновения, как и ожидал Джордж. Действительно как у животного. Что же ты такое, Дрим? Откуда ты взялся в лесу? Не мог же ты просто появиться ниоткуда, да? Вопросы бьются в голове надоедливыми мошками, не давая покоя, но дело в том, что Джордж не может решиться задать ни один из них. Неожиданно и очень не вовремя к нему вернулось смущение, а лицо запылало, словно огнем, когда до него начало доходить, что он только что пристал к демону с просьбой полапать его рога. И тот не отказал ведь, пусть и явно опешил от подобного. «В этой ситуации задать любой из вопросов, что крутится в голове — раз плюнуть. Стыднее не будет» Но позориться вновь не хочется. Дрим и так слишком уж пристально следит за ним немигающими нарисованными глазами. Слишком пристально, словно стараясь просканировать его, увидеть что-то, недоступное для других, недоступное человеческому взору. И от этого становится только страшнее. — Я надеюсь, что, когда они вырастут, ты их увидишь, — голос существа неожиданно оказывается полон веселья, и Джордж удивленно косится. Ему почему-то казалось, что существо должно быть зло на него за подобный проступок. Да, он спросил разрешения, но все же. — Я думаю, тебе понравятся. Точно понравятся. — Верю, — кивает парень, отводя взгляд. Действительно верит. Трудно не поверить в величие существа с рогами. Джордж на несколько секунд замирает, стараясь представить, как бы должно было выглядеть существо с полноценными отростками, но тут же подпрыгивает от неожиданности! Из соседней комнатушки, служившей и кухней, и гостиной, и столовой, и офисом в одном лице раздается птичий крик, а после звук, который трудно с чем-то перепутать. Именно с таким звуком разбивается на миллионы кусочков глиняная посуда. Джордж мгновенно подскакивает с кровати, выбегая в соседнюю комнату. Дрим идет следом за ним. — Падла ты пернатая! — не сдержавшись, восклицает Джордж, заметив мокрого от дождя ворона, что, громко возмущаясь, прыгал вокруг глиняных осколков, которые когда-то представляли из себя графин. Заметив вошедших, впрочем, он тут же прекратил свое занятие, на секунду уставившись на Джорджа каким-то странным, словно бы человечьим взглядом, и парню отчетливо вспоминается вчерашний разговор с Дримом. Разговор, в котором тот упомянул, что ворон летает за ним не из-за доброты душевной, а потому, что просто видит Джорджа как обычный стейк. Еду, добычу, которую лучше не терять из поля зрения. Мало ли, когда копыта отбросит. И от этого становится неуютно. — Какого хрена он делает в моем доме, Дрим?! — Я пустил, — существо делает жест пальцем, и птица, подбирающая с пола клювом осколки, мгновенно заканчивает свою «уборку» и, приветственно крикнув, послушно усаживается на чужую руку, и даже позволяет погладить себя по черному, как смоль, клюву. — На улице дождь же, холодно. А он около окна сидел. Вот жалко и стало. — Ах, жалко? — ядовито интересуется Джордж, когда, присев, начинает собирать осколки. — То бишь, волка тебе жалко не было? Да и вообще, если ты такой сердобольный, почему мусор за птицей убираю я, а не ты? — Это твой дом и твой графин. Следовательно, уборка тоже на тебе, — хмыкает существо, и, подумав, добавляет. — Кстати, ты же не против, что я из некоторых книг твоих вырвал пару листов? Там такой бред был написан, что я видеть этого не мог? — Ты, мать его, что сделал?! — Джордж рычит, резко разворачиваясь к существу, что все так же безмятежно поглаживает птичку, устроившуюся на его руке, и уже готов был кинуть осколки в эту парочку, как вдруг слышит стук в дверь. Он отворачивается от существа буквально на секунду. На секунду, испуганный неожиданным стуком, но и этого оказывается достаточным. Когда он поворачивает голову — ворон уже вылетает в открытое, видимо, Дримом окно, а мимо парня, посмеиваясь, проскальзывает куда-то уже знакомая тень, растворяясь в темноте комнаты. Стук усиливается, ругань Карла — тоже. Джордж выдыхает. Если такие пробуждения войдут в норму, то, пожалуй, лучше бы его на той поляне так бы и оставили обглоданным трупиком лежать. Проблем было бы меньше.