***
После светлого и «ажурного» из-за обилия огромных окон императорского дворца особняк Стернбилд казался ещё мрачнее, чем обычно. Ни пёстрые гобелены, привезённые со всех уголков империи, ни яркий жёлто-оранжевый свет огненных эфиров не могли сделать это место уютнее. Сколько себя помнила, Андромеда слышала нескончаемые жалобы на недостаток окон от редких гостей герцогства. Словно они могли их позволить в суровом климате севера. Уж лучше сидеть во мраке, чем замёрзнуть насмерть в собственной постели. Север — нескончаемый холод, жалящие порывы ветра и густые снегопады, за которыми не видно даже кончик собственного носа. Север жесток и беспощаден, неприступен. Север — кровь и тело жителей герцогства. Их закованная в ледяную оболочку душа. Андромеда сжала в кулаки ладони с продрогшими пальцами и усмехнулась собственным мыслям. Асмодей не подходил северу. Слишком яркий, слишком горячный, слишком… Живой. Средь кристальных ледников и нескончаемых снежных завалов брат, казалось, задыхался, коченел. Он рвался вдаль, в края, где солнце горело ярко и обжигающе. Не так как здесь, в родном герцогстве, — тускло и холодно. Словно морозы остужали его свет. Крали его. Асмодей не жил севером, не дышал им. Он бежал от него как можно дальше, в отличие от неё. Андромеда любила север. Любила ослепляющую белизну снега, переливы тусклых солнечных лучей на льду. Любила покалывание кожи щёк после длительного нахождения на морозе. Любила греться у камина, кутаясь в огромное одеяло. Временами казалось, что Андромеда и сама состояла из северных морозов. Что белизна кожи родом из снежных долин. Что выдыхала не пар, а крохотные, как пылинка, кристаллы льда. Не зря же пальцы у неё всегда холодные. — Готова? — взволнованно спросил Асмодей, когда они остановились перед кабинетом отца. — Я вот нет. — Успокойся. Не в первый же раз. — Мне бы твоё спокойствие, — улыбнулся Асмодей и потянул дверь на себя. Отцовский кабинет как всегда мрачный, неприветливый. Свет исходил от одного единственного огненного эфира на столе. По углам прятались тени, тянущие щупальца по мебели вдоль стен. Казалось, сделаешь неверный шаг, и они утянут тебя в свой тёмный мир. В детстве их часто пугали сказками о мире теней. — Ты опоздал, Асмодей, — не отрываясь от книги, раздражённо сообщил отец. — Оправдания? — Их нет, отец. — Асмодей прошёл в глубь комнаты и замер напротив отцовского стола. Андромеда проследовала за ним. — Я тоже рад видеть вас, папа, — съязвил он. — Я, к слову, не один. — Не один, значит. — Андромеда против воли вздрогнула, когда отец поднял на неё взгляд. — Ах, моя дорогая дочь решила вернуться домой. Какое счастье, — растянул губы в притворной улыбке. — Я надеялся, что зимой была последняя твоя такая выходка, но не тут-то было. Ты разочаровала меня. Снова. Впрочем, как и ты, Асмодей. — Он встал из-за стола и приблизился к сыну. — Ты очень сильно меня разочаровал. — Может, скажешь нечто новое, отец? — гордо вздёрнув подбородок, поинтересовался Асмодей. Андромеда даже дышать перестала, опешив от наглости брата. Он так хотел, чтобы его наказали? — Я смотрю вы совсем обнаглели. Что ты, смеющий мне язвить, что она — покидающая поместье, когда ей вздумается! — зло прошипел отец и потянулся за приставленной к столу тростью. Андромеда не знала, что двигало ею в ту секунду. Она просто увидела, как сжался Асмодей, готовясь к удару, ощутила, как сгустился воздух от отцовского гнева, и сделала то, что казалось ей правильным. То, что никогда бы не сделала в прошлом. Отцовская трость оказалась тяжелее, чем она всегда думала. Чёрное лакированное древко давило на ладони. Хотелось тут же выпустить его из рук — таким неподъёмным оно казалось. Но Андромеда только крепче сжала древко. Зелёные глаза пёсьей головы-набалдашника угрожающе сверкали в свете огненного эфира. Оторвавшись от разглядывания покоящейся в руках трости, Андромеда натолкнулась на полный ледяного гнева и негодования взгляд отца. Казалось, стоит ему открыть рот, и кабинет покроется инеем. — Сестра, — едва слышимый, словно шорох простыней, шёпот брата. — Андромеда Стернбилд! — чеканя слова, зарычал отец. — Что ты себе позволяешь?! Раньше, обратись он к ней так, Андромеда бы безрезультатно пыталась унять дрожь. Раньше у неё замирало бы сердце и холодели руки. Раньше она бы сдалась под этим тяжёлым, превосходящим взглядом. Она бы снова — снова, Метанум её дери! — стояла перед ним на коленях и молила о прощении. И был бы бесконечный страх. Так много страха, что, казалось, ещё немного и она задохнулась бы. Раньше… Как раньше и быть не могло. Не после всего пережитого. Не после десятков пустых глаз и горящей, словно мощнейший огненный эфир, столицы. Разве могла она бояться гнева отца тогда, когда пережила так много крови, боли и слёз? Тогда, когда на её глазах рушился такой привычный мир? Она больше не боялась. Не смела. — Так и будешь молчать? Дай мне трость, Андромеда! — Нет, — ответила она и слишком громко опустила трость. Звук удара наконечника о камень пола отбился от стен. Оглушительно громкий в на миг окутавшей кабинет тишине. — Андромеда, да как ты смеешь? — отец схватил чернильницу и с силой кинул ею в Андромеду. Она даже не вздрогнула, когда «снаряд» пролетел мимо лица. Так близко, что по щеке мазнул лёгкий ветерок. Так привычно и глупо. И чего она только боялась? Отец никогда не смел поднимать на неё руку. Он мог бросить что-то — вот как тогда — или крикнуть так, что она на мгновение забывала, как дышать. Мог взмахом трости уничтожить какое-нибудь фарфоровое или стеклянное изделие, которых раньше было так много в её комнате. И от этого звона закладывало уши и хотелось спрятаться далеко-далеко. Он не бил её, нет, вероятно, боясь испортить «товарный вид». Словно, стоило ей получить малейшее увечье, и император или принц незамедлительно расторгнут помолвку. В этом плане ей повезло куда больше брата. Разве так важен товарный вид будущего герцога? От желающих породниться со Стернбилдами отбоя всё равно не было. А вот ей… Ей стоило быть дорогой куклой, которой положено любоваться всем, но которая достанется лишь одному — тому, кто заплатит больше. Словно всё, что у неё есть — это тело. — Я не могу позволить вам снова поднять руку на брата, — Андромеда говорила холодно и безразлично, отчуждённо. Так, как говорил отец обычно, когда они не разочаровывали его в очередной раз. — Он задержался всего на день, отец. Разве это то, что требует наказания? Она чувствовала не верящий взгляд Асмодея на щеке, видела ярость, наполняющую глаза отца, знала, что ходит по краю, но не отступала. Не в её правилах сдаваться. Не тогда, когда чудовище перед ней не вызывало ни страха, ни трепета. Не тогда, когда впервые за долгие годы тело наполняла пресловутая свобода. Когда казалось, что она способна на всё. — А вот это уже не тебе решать! — Крепкая хватка сомкнулась на запястьях Андромеды, как кандалы. Отец резко дёрнул её на себя, из-за чего она, ойкнув, выронила трость. — Ты совсем распоясалась, Андромеда. Разве такой я тебя растил? Этому учил? Как ты смеешь перечить отцу? — Он усилил хватку, словно хотел переломать ей руки. — Мне стоит напомнить, где твоё место? Живо извинись, Андромеда, и, так и быть, я прощу тебя. И снова те же фразы. Те же угрозы, которые больше не страшили, нет, от них хотелось только смеяться. Громко, театрально, чтобы показать всю степень презрения к этим словам и человеку, произнёсшему их. И этого она боялась? Какая же жалкая. — Мне не за что извиняться. — Андромеда выпрямилась, насколько позволяли зажатые в отцовских ладонях руки и горделиво посмотрела отцу в глаза. — Я поступала так, как сочла необходимым. Разве не этому ты нас учил? От резкой боли потемнело в глазах. Щеку жгло так, словно к ней приложили раскалённую монету. Рот наполнил неприятный и такой ненавистный вкус крови. Отец ударил её. Впервые за двадцать один год он поднял на неё руку. И ударил так сильно, что она едва не упала. Отвратительно. Не хватало ей ещё и на коленях перед ним оказаться. Словно он мало её унизил. Слепая ярость затопила разум. Уязвлённая гордость, боль от удара, навязчивый смех призраков за спиной — всё это, словно снежная лавина, накрывало её с головой. Как он смел? И этого человека она считала едва ли не богом? Человека, который так ничтожен, что не мог победить в словесной дуэли, не использовав кулаки? Человека, который только и мог, что кричать да презрительно кривить губы. И его зовут одним из величайших герцогов в истории рода? Неожиданно крепкие и холодные руки Асмодея опустились ей на плечи и слегка сжались, в неловком жесте поддержки. — Вот значит, как, отец, — усмехнулась она, стараясь не морщиться от боли. Рот полнился кровью, которую хотелось сплюнуть, как какой-нибудь сапожник. Желательно отцу в лицо. Ох, интересно было бы увидеть его реакцию на это действие. Но леди не вели себя подобным образом, да и она выше подобных пакостей. — Интересно, что было бы, узнай дворяне о том, какое ты на самом деле ничтожество. Это так смешно: великолепный герцог Стернбилд не может управиться с собственными детьми. Вам стоило бы брать пример с герцога Алекто — он умудряется справляться с пятью. И вполне удачно. Даже герцог Оденберг вырастил достойную преемницу, а ему было шестнадцать, когда на него свалились обязанности герцога и уход за младшей сестрой. — Андромеда подняла на отца взгляд. От ледяной ярости в её глазах можно было замёрзнуть. Она обжигала, как самый лютый мороз. — Ты так ничтожен, папа, что я больше не горжусь тем, что я твоя дочь. — Сестра… — Андромеда!.. Отец и брат заговорили почти одновременно, но их прервал цокот каблуков. — Я услышала, что Асмодей вернулся и пришла поприветствовать, — коснулся слуха безликий голос матери. Андромеда немного повернула голову к ней. Вероятно, на сегодня ссор с отцом достаточно. Стоило поскорее покинуть кабинет. — Сыночек, дорогой, как я рада тебя видеть! — воодушевлённо сообщила мать и сжала Асмодея в объятьях. — Как прошло путешествие? Ничего опасного не приключилось? — щебетала она, игнорируя Андромеду. Впрочем, в этом не было ничего нового. Мать сторонилась её с десяти? Одиннадцати лет? С тех самых пор, как схожесть Андромеды с отцом стала очевидна. Так глупо. Но чувства вообще далеки от логики. Так чего уж удивляться тому, что мать отказалась от дочери из-за страхов и травм? И всё же, в этом была странная шутка то ли природы, то ли Аурума. Они с Асмодеем близнецы, две половинки одного целого, полные копии отца внешне, но только её считали похожей. Только ей достался стальной характер Стернбилдов. Возможно, именно в этом крылась причина материнского безразличия — в Андромеде не было ничего от неё. Словно любая деталь, принадлежащая матери, была вырезана из неё, вырвана с корнем. Но имело ли всё это значение теперь? Разумеется, нет. Воспользовавшись временным безразличием Асмодея и родителей к ней, Андромеда покинула кабинет. Ей стоило бы позвать лекаря и залечить щеку, но… Она слишком устала, чтобы выслушивать ещё и лекаря. Терпеть его жалостливые взгляды не хотелось. Родная комната казалась островком спасения после пропитанного гневом, презрением и недовольством отцовского кабинета. Очутившись в ней, Андромеда первым делом распахнула шторы на небольшом окне, впуская внутрь немного солнечного света. На севере редко бывали такие погожие дни, как сегодня. Из окна виднелось чистое, ясное небо, припорошенные снегом деревья и холопайки, сидящие на ветвях. Вспомнилось, как в детстве они с братом играли в снежки, пока не приходила мать и не уводила их в поместье прежде, чем это увидит отец. В те времена Андромеда звала её тёплым «мама» и заслушивалась сказками, которые она читала по вечерам. Ностальгическая улыбка расцвела на губах. Как жаль, что жизнь столь изменчива. В дверь постучали. — Я могу войти, сестра? — Разве я могу тебе что-то запретить? — Андромеда отвернулась от окна и убрала улыбку с лица, возвращая ему холодность и отчуждённость. — Я принёс тебе кое-что. — Асмодей протянул маленькую прозрачную баночку с голубоватым веществом внутри. — Это мазь от ушибов. — Он постучал указательным пальцем по своей щеке. — Давай намажу. Не стоит тебе ходить с синяком на пол-лица. — Спасибо, — шепнула Андромеда, пока брат аккуратно втирал мазь в повреждённую щёку. От его прикосновений боль усиливалась, но вскоре стихала насовсем. Ей вдруг захотелось, чтобы с жизнью было также — воспользовался волшебной мазью, и всё наладилось. Никаких неудач, несчастий и боли. Но, конечно же, так бывало только в сказках, а она уже давно в них не верила. Она снова посмотрела в окно, раздумывая, что же ей делать. Занятий с Анной, вероятно, не будет ещё несколько дней. Брату понадобится время, чтобы разузнать необходимую ей информацию, а значит, оставалось только… — Асмодей, можешь отправить письмо лорду Николасу с просьбой о встрече? — Бывшему главе придворных магов? — с сомнением уточнил Асмодей. — Именно ему. — Причина? — При встрече. — Похоже, ты затеяла нечто масштабное, — спустя время, усмехнулся Асмодей. — Ты даже не представляешь насколько, — в тон ему ответила она.Глава 3
28 декабря 2021 г. в 08:00
Андромеда отложила письмо с просьбой перенести занятия с Анной на неопределённый срок и раздражённо цокнула. Что за пренебрежительное отношение? Ей пришлось пересмотреть распорядок дня, чтобы выкроить время для уроков, а что в итоге?
Она постаралась отвлечься на чтение, а заодно придумать, как разыскать информацию о тех, кто напал на свадьбу. Из всех пунктов её плана, этот — самый трудно выполнимый. Анна находилась под боком, если бы не отменённый урок, третий пункт уже бы выполнялся. Что же касалось мага, если верить книгам, что она вчера прочла, волшебство такого уровня даже в империи могли сотворить единицы. Достаточно узнать, кто из них обладатель цветных глаз.
От повторного перечитывания одного и того же предложения её отвлёк стук в дверь.
— Разве я не говорила, что не принимаю посетителей? — не оборачиваясь, возмутилась Андромеда. Голова гудела от обилия мыслей.
— Ай-ай-ай. Неужто не рада видеть собственного брата? Как жестоко! — ответил ей игривый, фальшиво оскорблённый голос.
— Асмодей? — Она резко обернулась, в неверии уставившись на брата. Сколько они не виделись?
— Нет, конечно. Я сам Аурум во плоти! — Асмодей раскинул в стороны руки и высокомерно поднял подбородок. Плутовская улыбка не покидала губы. — Чему ты так удивляешься, сестрица?
Удивляется? Ох, нет, это не так. Однако разве могла она объяснить, что последними его словами в отношении неё было хлёсткое и убийственное: «Ненавижу»? Что для неё с их последней, разрывающей сердце на куски, встречи прошёл год?
Асмодей точь-в-точь как в воспоминаниях: с растрёпанными, грубо остриженными волосами, с искрами озорства в глубине сапфировых радужек. Он всё так же не застёгивал верхние пуговицы рубашки, закатывал рукава, обнажая бледные с выступающими венами предплечья, и носил пёстрые пиджаки, перекинув через плечо. Каждая его черта кричала о протесте, о почти показушной свободе. И, вероятно, именно эта притягательная открытость, обворожительная искренность — не всегда настоящая, но другим об этом знать не обязательно — привлекала в нём людей. Так, что они, ни секунды не сомневаясь, изливали ему душу.
— К слову, сестрица, до меня дошли преинтереснейшие сплетни, — сообщил Асмодей, подперев плечом стену.
— И какие же? — Андромеда приблизилась к брату, замерев в раздумье на расстоянии вытянутой руки. Как стоило вести себя с ним? Обнять? Ах, нет — это слишком глупо. И подозрительно.
Просто действуй, как и всегда, Андромеда.
— Хо… Ну, во-первых, говорят, что ты подалась в преподаватели, сестрица. — Асмодей вопросительно приподнял бровь, в точности повторяя её привычку.
— И это все сплетни? Разочаровываешь.
— Какой ужас. Но согласись, ты в преподавателях — крайне необычно. Ты же Метанум в теле женщины.
— Асмодей, — осадила она и облокотилась на стену, отзеркалив его позу. — Ты же знаешь — я не люблю это. Или хочешь, чтобы я рассказала отцу, что ты сейчас у меня?
Асмодей едва заметно напрягся и нервно дёрнул плечом:
— Кто бы мог подумать, что моя сестра не понимает шуток? Но ладно-ладно, вернёмся к сплетням. Уверяю, эта тебя точно заинтересует. — Он склонился к её лицу и заговорщицки зашептал. — Тебе ведь любопытно, почему занятие со святой отменили?
Любопытно ли ей? О да, определённо. Ей не терпелось узнать причину испорченного с самого утра настроения. Вероятно, не появись Асмодей, она бы непременно устроила выговор кому-то из слуг.
— Жрицы говорят, что наша святая не очень-то и рада оказаться в нашем мире. Я бы сказал, очень не рада.
— Очень это насколько?
— Наша дорогая святая вскрыла вены, сестрица. И если бы не твой ненаглядный жених, вероятно, была бы уже мертва.
Андромеда замерла, широко раскрыв глаза. Она не помнила чего-либо такого в прошлом. Неужели её вмешательство привело к этому? Или тогда Асмодей просто не посчитал необходимым ей рассказывать? Что вообще происходило?
— Что-то не так, сестрица? — в его голосе появились едва слышимые нотки беспокойства.
Сморгнув наваждение, Андромеда отрицательно качнула головой:
— Как видишь, в мире есть вещи, которые могут удивить даже меня. Есть что-то ещё, что мне стоило бы знать?
— Если ты о сплетнях, то это всё. — Асмодей оттолкнулся от стены и вальяжно прошёл по комнате, чтобы бесцеремонно завалиться на кровать. Андромеда насупила брови, изображая недовольство. Что она, что брат прекрасно знали, что его выходки её давно уж не трогали.
— Тогда почему ты всё ещё здесь? — Она тряхнула головой, убирая упавшую на глаза прядь. — Это моя кровать, если ты не знал.
— Брось, сестрица, мы же оба знаем, что тебе не терпится узнать о расследовании. — Он окинул её многозначительным взглядом и похлопал возле себя, приглашая сесть.
— Всё ещё не понимаю, как кого-то наподобие тебя допускают к расследованиям, — наигранно возмутилась Андромеда, устраиваясь возле брата.
Какими бы ни были её слова, она всегда с нетерпением ждала возвращения брата с очередного дела. Отец каждый раз отправлял его на сложные или необычные преступления, чтобы подготовить к наследованию титула. Следователь, прокурор и, наконец, судья — путь каждого главы рода Стернбилд. Путь, который Андромеда жаждала пройти. А потому каждый раз внимательно слушала брата, выискивала в его словах зацепки, которые могли бы вывести на преступника. Всё же, каким бы лоботрясом он ни был, но внимательности ему не занимать.
— …в итоге я расспросил девочек в кабаке, где отдыхал этот утырок, — не скупясь на выражения, подводил к концу рассказ Асмодей. — И как думаешь, что они сказали?
— Что, когда он вернулся после «перекура», броши на нём уже не было?
— Именно, сестрица! А ещё пиджак он тоже где-то потерял. В итоге арестовать его было делом пяти минут. Ублюдок быстро раскололся, — он довольно усмехнулся. — Ну разве я не великолепен?
— Ни минуты не сомневалась в тебе, — кивнула Андромеда, раздумывая, как бы объяснить брату свою просьбу. Впрочем, была ли в объяснениях необходимость?
Кровать слегка запружинила, когда Асмодей поднялся и направился к двери. Андромеда встала вслед за ним.
— Асмодей, у меня есть небольшая просьба. — Она приблизилась к нему вплотную, не отрывая взгляда от озорных глаз.
— Я весь внимание, сестрица, — всё тем же игривым тоном поддержал Асмодей.
— Мне нужно, чтобы ты добыл кое-какую информацию. — Его взгляд вмиг посерьёзнел. — Любые слухи, сплетни, домыслы, всё, что услышишь по поводу всевозможных тайных организаций. Особенно военных. Я хочу знать малейшую крупицу информации о любых волнениях и изменениях в подполье.
— У тебя есть какие-то подозрения? — Асмодей непривычно сосредоточен. Он словно вмиг утратил всю свою непосредственность и развязность. Превратился в того, кем так жаждал видеть его отец.
— Просто предчувствие. — Определённо не тот ответ, который от неё желали получить, но выдумывать какие-то сложные оправдания не было никакого смыла. Лгать и так предстояло слишком много, так зачем усложнять?
— Предчувствие, значит. — Асмодей посмотрел куда-то в сторону, нахмурив чёрные густые брови. — Это будет сложно. Даже для меня, сестра. Не уверен, что справлюсь.
Андромеда положила ладони ему на грудь, провела ими до не скрытой рубашкой кожи, чувствуя на себе его озадаченный взгляд, и стала медленно застёгивать пуговицы.
— Я верю в тебя, брат. Никто в империи не справится лучше тебя, я знаю. — Последняя пуговица заняла своё место. — Отец слеп, и мы заражаемся этой слепотой от него. Мы не заставим его прозреть, если не будем верить в собственные силы. — Андромеда стряхнула невидимую пыль с его плеч. — Сейчас мы пойдём к нему. Вероятно, он очень зол, но тянуть смысла нет. Как только святая восстановится, я займусь её обучением, и у меня будет причина не появляться дома. В отличие от тебя.
— Хочешь сказать, что если и получать выговор, то вместе? — возвращая привычную беззаботность, уточнил Асмодей.
— Удар, разделённый надвое…
— Имеет лишь половину силы. Я помню, сестрица.
Асмодей ушёл договариваться с дворцовыми магами о телепортации.
Андромеда огляделась на окно, за которым вовсю светило солнце и летали, счастливо щебеча, птицы. Свободные… Не то что она. Но это и не главное. Что важнее: она же справилась? Начало пути положено, осталось лишь немного подождать. Ей не хватало информации — самого ценного оружия. Без неё рваться в бой — глупейшая идея из всех. Но…
Но что-то она уже могла изменить.
«Отец прав, Асмодей. У тебя ничего не выйдет», — слова, что были крахом.
«Нам пора сдаться, Асмодей», — прах их стремлений.
«Я не хочу становиться главой рода», — ложь не ясно кому во благо.
«Прекрати вести себя, как ребёнок! Свобода — это блажь, Асмодей!» — последняя порванная ниточка их уз.
Андромеда обняла себя за плечи, чувствуя под пальцами мелкую, едва заметную дрожь. Сколько же ошибок она совершила? А сколько предстояло совершить? Она не собиралась об этом думать, но голоса, страшные, пустые, шептали-выли проклятья ей в спину. Они говорили, они обвиняли, желали ей смерти, в плату за её грехи.
Лишь умерев, ты сможешь отплатить за нашу смерть.
Наверное, она полная эгоистка, раз несмотря на всё хотела жить. Наверное, призраки из кошмаров правы, называя её чудовищем, но…
Но жизнь — слишком ценный дар, чтобы так просто от неё отказаться.
Андромеда медленно провела ладонями вниз по плечам, расслабляя руки. У неё нет времени жалеть себя. Нет времени оглядываться назад. Только вперёд, к новому будущему, в котором она будет счастлива.
И плевать на призраков, что сидят за плечами.
Щёлкнул замок, и в комнату снова вошёл Асмодей.
— Умирать — так вместе, — усмехнулся он, подставляя локоть.
— Нас подобным не убить, Асмодей.