Осторожнее, малыш. Может быть, я тот ещё лжец…
— Ску-у-у-учно… Йо-чан, давай ещё по одной? Разомлевшее, расслабленное тело буквально тонет в роскошных кожаных подушках, они так и обхватывают, словно мягкими лапами, и отбивают последнее желание шевелиться. Откинувшись на спинку удобного дивана, Йошики курит и чуть прищуренными глазами лениво наблюдает за своим извечным напарником в ночных набегах на бары и клубы. Осоловелые, затянутые туманом светло-карие глаза с расширенными зрачками, раскрасневшиеся щёки и абсолютно ему не свойственная обычно идиотская улыбка от уха до уха. Хидето пьян. Просто в хлам уже пьян. Впрочем, Хаяши недалеко от него ушёл. Сам чувствует, насколько перебрал сегодня, и это единственное, в чём он сейчас по-настоящему может отдать себе отчёт. В густой сладковатой дымке, заполняющей вип-зал клуба, он видит двоящиеся тёмные фигуры официантов и покачивающийся потолок, а музыка из динамиков под потолком доносится до ушей как через вату, глухо. И Йошики слегка морщится, постукивая пальцами по сигарете над стеклянной пепельницей, чтобы стряхнуть мелкие серые пылинки с кончика. Зачем только так напился… Хотя как будто у него был другой вариант, все его попойки в компании Хиде заканчиваются одинаково, они оба склонны терять всякие тормоза, когда дело касается алкоголя, и некому твёрдо сказать «стоп». — По-моему, тебе уже хватит… А то опять завтра не будешь пальцами по струнам попадать. Он лукаво улыбается и забирает из трясущейся руки Хиде очередной стаканчик, в котором плещется беловатое сакэ, отставляет его на край низкого столика, подальше. Касается при этом едва уловимо покрытых шрамами тонких пальцев, задевая многочисленные кольца, отчётливо чувствуя, как Хидето вздрагивает. После чего вновь затягивается и выпускает горький дым, забрасывая ногу на ногу. А Мацумото мутноватым взглядом наблюдает за ним, за тем, как от этого движения узкие кожаные штаны лидера, противно поскрипывая, облипают худые колени и пах. Прямо-таки впивается глазами бесстыдно, кусая бледные губы. Слабые розовые лампы освещают маленький зал, отбрасывают на стены тёмно-фиолетовые тени, резкие, как пером очерченные, играют мягкими бликами в фужерах и бутылках на столах. Эта полутьма, приглушённая музыка, несколько шепчущихся по углам парочек и посетителей, выпивающих в гордом одиночестве. Такая интимная обстановка, больше смахивает на лав-отель, чем на ночной клуб. И наводит на определённые мысли… — Ну вот. И ты тоже зануда, — бубнит обиженно Хиде и запрокидывает голову на подголовник. — Фу, как же жарко… — воротничок его чёрной водолазки отворачивается, открывая взгляду длинную жилистую шею, покрытую мелкими капельками. И Йошики опять щурится, ухмыляется краем рта, запуская руку в залаченные насмерть рыжие волосы. Жарко, как же. Хаяши не мог бы твёрдо и со всей уверенностью сказать, что считает такой набег на бары в ночь перед записью хорошей идеей. Всё-таки, как бы там ни было, свою группу, её музыку и работу над всем этим Йошики ставит на первое место по важности среди всех остальных дел и радостей. Но с другой стороны — ведь ещё неизвестно, когда теперь у них будет выходной или хотя бы вечер свободный. Время поджимает, поклонники в ожидании, альбом надо побыстрее выпускать, а потом ещё годовой тур в поддержку… Вполне вероятно, что это последний глоток свежего воздуха перед очень-очень долгим и тяжёлым периодом непрерывных записей и репетиций. Поэтому, когда Мацумото несколько часов назад позвонил и предложил пойти развеяться, Хаяши согласился не думая. Они чаще всего мотаются по таким местам вдвоём. Раньше ещё к ним присоединялся Тоши, но, женившись недавно, он потихоньку и почти незаметно откололся от компании. Так что теперь их двое, только Хиде и Йошики. Хидето Мацумото абсолютно не умеет пить. Такой вывод Хаяши сделал уже очень давно, почти сразу после того, как познакомился с ним. Сам Йошики может выхлебать полбутылки сакэ за вечер в одиночку, хотя вообще-то не любит его и предпочитает красное вино, и быть ни в одном глазу, в то время как Хиде зачастую пьянеет даже от нескольких банок пива. И ладно бы он, как нормальные люди, соглашался после этого поехать домой, проблеваться как следует и преспокойно завалиться спать на бочок. Так нет же, это чудо в малиновых перьях на подвиги тянет — напившись, он теряет над собой контроль и начинает буянить. Обычно вполне себе мирный и незлобивый, Мацумото после нескольких стаканов разом превращается в неуправляемое опасное существо, причём опасное как для окружающих, так и для себя самого. Каждый раз это заканчивается какими-либо инцидентами — то Хидето решит вдруг честно и на матерном японском высказать официанту всё, что о нём думает, то в порыве бешенства запульнёт телевизор из окна своего номера в гостинице, поставив мировой рекорд по дальности дистанции, которую он пролетит, то обстановку вокруг погромит, то просто, вспылив, полезет бить кому-нибудь морду, даже при том, что драться Хиде толком не умеет, тощий слишком… Сколько раз менеджер звонил Йошики среди ночи с воплем «Йошики-чан, помоги, умоляю, Хиде-чан опять с ума сходит!», и лидер в панике срывался, мчался в очередной бар и вызволял своего горе-гитариста из неприятностей, сколько раз Хаяши следующим утром на репетиции видел круглые испуганные глаза и слышал жалобное: «Йо-чан, я что-то плохое ночью сделал? Прости, я совсем ничего не помню…» Не сосчитать таких случаев. Отсюда вывод — пить Хиде любит, но не умеет. И в последнее время Йошики старается по максимуму составлять ему компанию в этих походах — самому себе же спокойней будет. И сегодня, к слову, план уж точно удался — вечер уже подходит к завершению, а пьяный Хиде мирно развалился на диване возле своего лидера и не пытается нарваться на скандал. Пользуясь тем, что Мацумото временно завис и молча пялится в потолок, Йошики пальцем манит к ним официанта. — Принесите счёт, пожалуйста. И, если можно, вызовите такси. Услужливый молодой человек кивает и быстрым шагом уходит обратно к стойке. Часы показывают ровно два, пора сворачиваться. И, как ни горько, «Ягуар» придётся оставить на парковке возле клуба — они оба не в состоянии садиться за руль. Да и всё равно Хиде уверяет, что он не может водить ночью. В очередной раз затягиваясь горьким дымом, Хаяши дёргает воротник рубашки, легонько задевает при этом пальцами собственную шею и ключицы. Вообще, по правде говоря, тут и вправду душновато, полупрозрачная чёрная ткань то и дело прилипает к телу, очень хочется расстегнуть пуговицы, дать притока свежего воздуха. А томный взгляд раскосых тёмных глаз, очерченных чёрным карандашом, вновь прикован к Хиде — и только к нему. У него красивое лицо. Настолько красивое, что ему идёт абсолютно любая причёска, будь то волосы до пояса или коротко остриженные, падающая на лицо пушистая чёлка или же зализанные назад пряди. Йошики не раз замечал даже за трезвым собой, что порой заглядывается на него, любуется, задерживая взгляд на его губах. Остро очерченный подбородок, чётко проглядывающаяся линия челюсти, выступающие, выразительные скулы. Невероятно густые и мягкие ярко-малиновые волосы, сейчас с большим трудом запрятанные под шапочку — слишком уж приметные. Красивые светло-карие, желтоватые глаза, их очарование слегка портят лишь расширенные, больные зрачки — это из-за амфетаминов, Мацумото без них не может. Красивые губы, наверняка горячие и такие сладкие, к ним хочется прикоснуться кончиком пальца, надавить слегка, обнажая ровные белые зубы. И, подчиняясь этому желанию, Хаяши легонько трогает подушечкой нижнюю губу. — Хиде-чан… Хиде-чан, не засыпай, — собственный голос кажется чужим, незнакомым, каким-то слишком игривым и гнусавым от выпитого. А Хиде мгновенно распахивает глаза, отвечая ему хитрым взглядом. — Сейчас поедем домой. — До-мой? — медленно тянет Мацумото. Икнув, опять по-идиотски улыбается. — К тебе или ко мне? Пододвинувшись поближе, Хиде запрокидывает голову прямо на крепкое плечо лидера. Улыбается так зазывно, его горячее дыхание щекочет кожу. Приподняв трясущуюся руку, Мацумото легко выхватывает из пальцев Йошики дымящуюся сигарету и, сделав пару затяжек, тушит её в пепельнице. Слабые, он такие не курит. А в его мутноватых глазах даже в этой полутьме виден похотливый блеск. — А какая нам разница? Хаяши усмехается краем рта и, окончательно обнаглев от осознания, что никто не пытается ему противиться, уже в открытую гладит его бледную шею кончиками пальцев. Залезает за тугой воротник водолазки, придавливая бьющуюся жилку. Соблазнительная, мягкая кожа, остро выпирающий кадык… — Ой-ой. Ты что это, заигрываешь со мной? — Хиде ухмыляется, высовывая кончик языка и ведя им по губам. Пересыхают они уже. — А я думал, Йо-чан у нас только по прекрасным девушкам… — Ты лучше любой девушки. Отчего такая странная фраза вдруг сорвалась у него? Неважно. Сегодня можно. Оба они так пьяны. И оба чувствуют, что их невыносимо тянет друг к другу. Это настолько очевидно, что даже говорить незачем. И всё равно наутро они ничего не вспомнят о том, что творили. Если только дело не зайдёт слишком уж далеко. Хотя есть ощущение, что оно уже ступило за грань дозволенного… Пальцами на его острые ключицы, на ямочку между ними, в которой притаился жар. Провести ими ещё чуть вниз, по рёбрам, поглаживая их, слегка зажать сосок, наблюдая, как Хиде краснеет и кусает губы. Пьяный, а такой чувствительный. А ведь, учитывая, какие повреждения Хиде частенько сам себе наносит в такие моменты, кажется, что он вообще перестаёт что-то ощущать. И он обычно недотрога тот ещё… Мацумото запрокидывает назад голову и, вытянув шею, хватает легонько губами за мочку уха, смешно фыркая. А дрожащие пальцы цепляются за длинные волосы, взъерошивают рыжие пряди, окончательно разваливая причёску. Он громко выдыхает прямо в ухо Йошики, и этот звук эхом раскатывается в голове, отзываясь дрожью в руках и вызывая взрывной импульс. И Хаяши ведёт ладонью по груди дальше вниз, на живот, сухой и горячий, пальцами обводит пупок, массируя с нажимом вокруг него. А губами — ему в шею, пока совсем легонько. Запах алкоголя, сигарет, еле уловимый соблазнительный аромат кожи. И голова кружится ещё сильнее, Йошики едва не стонет, уткнувшись носом во впадинку под ухом. Сиплое, тяжёлое дыхание в ответ, Хиде наощупь гладит его бедро, обтянутое штанами, как бы случайно задевая пах запястьем. Случайно. Ну да, конечно. — Хочешь? — шепчет похотливо Мацумото, перемещая ладонь чуть поближе. Опустив взгляд, щурится. — Ух… Ну и размерчик, аж страшно… Никогда не думал в порнушке сняться? — Да иди ты… — беззлобно огрызается Йошики, хватая губами его кожу и втягивая её. Засос останется. Это ему в отместку. Хиде жмурится и, прижавшись губами к его подбородку, дрожащей ладонью поглаживает налившийся на штанах бугор. Обводит пальцами очертания члена, проступившие под излишне тесными брюками, ощупывает. И влажный язык похабно пробегает по губам. И, как назло, именно в такой момент краем глаза Йошики видит приближающегося с папочкой в руке официанта, его белая рубашка мелькает в дымке. Он с трудом отлепляется от шеи Хиде, подаваясь назад, а сам Мацумото, разгорячённый и вцепившийся в его ремень, недовольно рычит, не хочет отпускать свою сладость. Сделав глубокий вдох, Хаяши перехватывает его за запястье, улыбается все той же лукавой улыбкой. Словно пытается без слов сказать: «Потерпи немного, милый. Здесь слишком шумно». Большие города, такие, как Токио, не спят никогда. Даже среди ночи едва ли сможешь найти такое место, где не будет машин и людей; а уж выбираться из Роппонги после похода по клубам — дело и вовсе по-настоящему рисковое. Но Йошики не до этих размышлений. Заплетающимся языком кое-как пробубнив пожилому таксисту адрес — только один, свой собственный — он опять переключается на Хиде, уже лениво развалившегося на сидении рядом. Буквально навалившись на него, прикрыв своим телом, вновь и вновь касается так манящей его шеи, острых скул. И Хаяши плевать, что они тут не одни — наоборот, это щекочет нервы и возбуждает. Он просто не сможет дотерпеть до дома. — Йо-чан!.. Хиде, слегка протрезвевший и, похоже, наконец в полной мере осознавший, что происходит, нервно ёрзает под ним, икает и вяло пытается пихнуть в плечо ладонью. Дрожит, невольно слегка запрокидывая голову назад, смотрит затуманенными глазами в потолок машины. Хнычет, когда Йошики с силой вжимается пахом между раздвинутых ног и трётся об него. Ему чуть легче, чем самому Йошики — широкие джинсы прикрывают стояк и не впиваются в пояс из-за него так сильно. Хидето вечно прячет своё тело под мешковатой одеждой, хотя даже она не может толком скрыть его почти болезненную худобу. — Аах, чёрт… — выдыхает он, сделав плавное движение бёдрами навстречу. — Хватит, я с ума сойду!.. — Не притворяйся, я чувствую, что у тебя стоит… Сам хочешь. Йошики тянет его за выбившиеся из-под чёрной шапочки розово-чёрные волосы, грубо закидывая голову назад и целуя линию подбородка. — Йо-о-о-о-чан… Я такой пьяный… — Хиде хнычет в ответ, дёргая воротник рубашки своего лидера. — И хорошо. Можешь делать всё, что захочешь, утром всё равно ни хрена не вспомнишь. Мацумото с силой цепляется за его плечи, дёргая и упираясь лбом в его лоб. Из-за расширенных зрачков его глаза сейчас кажутся чёрными, бездонными. И почти жуткими. — А я не хочу забывать, — хрипло и даже как-то зло шипит он. — Даже если это просто пьяный грязный секс и ничего больше! В его глазах вспыхивает плохо прикрытая ярость, а пересохшие, призывно разомкнутые губы опять так близко… Хиде медленно, дразня, ведёт языком по щеке лидера, к уголку рта, усмехается, и Йошики все-таки целует его; неаккуратно, слюняво, жадно зализывая и обводя губы по контуру, а Мацумото толкает ему в зубы язык с явным намерением углубить без того невероятно пошлое прикосновение. Оба постанывают друг другу в рот, руки Хиде смыкаются тёплым кольцом на бёдрах Йошики. Как только может первый поцелуй быть настолько жадным и похабным?.. — Что там за звуки? — вдруг тревожно подаёт голос таксист, притормозив на светофоре. Оборачивается, кажется, но в темноте салона явно не особо отчётливо видит, что происходит на заднем сидении. — Молодые люди, у вас всё в порядке? Йошики со стоном пытается отлепиться от гитариста, чтобы ответить, но Хиде держит его за шею мёртвой хваткой и языком настойчиво лезет в рот. Он словно дорвался наконец до чего-то очень желанного, чего был лишён долгое время, и ни при каких условиях больше не хочет это что-то отпускать даже на секунду. — В порядке, — на выдохе, в секундном перерыве успевает бросить Хаяши. Надавив пальцами на подбородок, он кое-как придерживает недовольного Хиде. — Перебрали немного… — Немно-о-о-ого… — дразнит Хидето, сверкая глазами, и тянет его обратно к себе. До чего же нетерпеливый. Таксист понимающе кивает, дёргает плечом и, потеряв к ним всякий интерес, вновь переключает внимание на дорогу. Ничего, они уже ко всему привыкшие, на такой работе, тем более по ночам, чего только не встретишь. Йошики вновь наклоняется, прикасаясь к губам. И чувствует, как в поцелуе Мацумото со смешком шепчет: — Врунишка… …Кое-как втащив еле стоящего на ногах и пьяно хихикающего гитариста в тёмную квартиру и наощупь заперев дверь, Йошики наконец сдёргивает с него чёрную шапочку, с наслаждением запуская пальцы в мягкие волосы — как же ему хотелось к ним прикоснуться. Для него так и останется, наверное, неизвестным, каким образом Хиде впихивает этакую роскошную копну под шапку. Надо добраться до кровати, пока они оба не свалились прямо на пол. Лёгкими, но настойчивыми движениями Хаяши подталкивает его к спальне; нарочно подставляет ему подножку, опрокидывая, ловит тут же под спину и укладывает на подушки. Окончательно замутневшие глаза, тяжёлое дыхание, бесконечные быстрые, рваные поцелуи. Хиде так сладко трепещет под ним, размыкает губы, выгибается и стонет в нетерпении, плохо гнущимися, непослушными пальцами уже расстёгивая его рубашку и стягивая её с плеч. Но едва Йошики ухватывается за края его водолазки, испуганно дёргается и перехватывает его запястья. — Нет, Йо-чан! — Что «нет»? — прищуренные глаза, лёгкое раздражение в голосе. — Не трожь водолазку! — капризно тянет Хиде. — Я не хочу её снимать… — Предлагаешь мне тебя прямо в одежде трахать? Ещё поглупей чего скажи, — фыркнув, Хаяши буквально выдирает руки из его захвата и опять вцепляется в водолазку. Но Хидето не сдаётся, яростно изворачивается, пытаясь сбросить с себя его руки, кривится и кусает губы. Вообще-то Йошики ни разу не видел его без верхней одежды; Мацумото даже перед выступлениями переодевается всегда где-нибудь в уголке, тихонько, чтобы никому на глаза не попасться, и в бассейне купается исключительно в футболке. И фотографам ни разу не удалось уговорить его показать хотя бы живот или плечо. Он комплексует, стесняется. Но не говорит, чего именно или кого. — Да что с тобой такое? Хиде кусает губу, уставившись на него в упор влажными глазами, и сильнее сжимает запястье. — Йо-чан, я урод!.. — чуть слышно, сдавленным голосом, но заявление столь шокирующее, что Йошики изумлённо распахивает глаза. А Хиде продолжает шептать: — Жирный… Отвратительный. И у меня волосы на груди… Эти слова явно вбил ему в голову кто-то другой, а Хиде поверил и заучил их наизусть — слишком они ему несвойственны, он не настолько самокритичный. Наверное, будь Мацумото трезвым, после заданного вопроса отвернулся бы хмуро и промолчал, а сейчас алкоголь привычно развязал ему язык. Йошики морщится и опять хватается за края, силой задирая одежду и ведя ладонью по коже. — Да какой ты, блять, жирный? — Хиде кусает губы, а Хаяши шипит раздражённо, уже срываясь на мат. — И вовсе ты не урод, кто тебе такую хрень сказал? А волосы на груди и у меня есть, не вижу в этом ничего ужасного, тоже мне, трагедия. Хватит уже дурить, а то я раздеру нахуй эту водолазку. Скривившись, как от боли, Хиде всё же вытягивает руки, позволяя ему кое-как стянуть водолазку и отбросить её в сторону. И Йошики рассматривает его: выпирающие рёбра, хрупкие плечи, правое украшено небольшой татуировкой, и тоненькие, почти бестелесные руки. Бледный, хрупкий, словно фарфоровый. Кому в голову могло прийти назвать его толстым? А на груди и вправду волоски, но едва-едва заметные, и коротенький темноватый пушок на животе, от пупка вниз, к паху, проглядывается за расстёгнутой «молнией». Они ничуть не портят картину, даже наоборот, придают какой-то сексуальности. Хаяши улыбается и наклоняется, мягко хватая под бёдра и вжимаясь в него, втягивает трясущегося гитариста в очередной долгий, глубокий поцелуй. Увлёкшись этим прикосновением, Йошики почти не помнит, как стаскивал с него мешковатые серые джинсы, а потом и собственные брюки. Прижавшись к горячему обнажённому телу, он почти яростно осыпает его поцелуями, всё никак не может оторваться. Оглаживает, кусает губами, пока Хиде царапает его спину и, скользнув ладонями вниз, с силой сминает кожу на ягодицах. На безнадёжно скомканных простынях уже безумно жарко, ткань тихо шуршит от каждого судорожного движения, а выпитое сакэ так и бурлит в крови. И перед мутным взглядом лишь его длинные ярко-малиновые волосы, рассыпанные неаккуратно по подушкам. Ни одна женщина не трепетала так в объятиях Йошики, как сейчас Хиде. Ни одна не шептала так жарко его имя одними лишь распухшими губами, ни одна не смотрела таким горящим, порочным взглядом. Ни одна не сносила так крышу и не вызывала такого болезненного желания. И думается, что дело уже не совсем в алкоголе. Хиде нравился Йошики. Просто Хаяши не отдавал себе в этом отчёта. Но сейчас все инстинкты самосохранения отключились, и он чувствует, что хочет своего гитариста. Хочет, как сумасшедший. Йошики с силой тянет его за волосы, наматывая длинный розово-чёрный хвостик на кулак, наблюдая, как Хиде от боли скрипит зубами и, подчиняясь, закидывает назад голову. Впившись в очередной раз в шею, на которой уже живого места нет от мелких ранок и ярко-красных кровоподтёков, Хаяши с силой трётся об его задницу стоящим членом. Надавливает головкой, пытаясь показать свои намерения. — Ой-ой… — сдавленный писк, Мацумото судорожно сдавливает пряди его волос на затылке. — …Больно! Если бы Йошики знал, что ему настолько крышу снесёт в этот обычный вроде бы вечер, припас бы смазку или хотя бы презервативы, какое-никакое облегчение. Но у Хаяши никогда не было опыта с мужчиной, он даже не представлял себе, что такое может случиться. Да и с подружками тусоваться он предпочитал обычно в гостиницах, а не дома. Быстро прижавшись к задрожавшему Хиде, он прихватывает зубами мочку уха и сквозь зубы шипит: — Если ты сейчас сдашь назад, я тебя убью. — Зло-о-ой Йо-чан, — притворно испуганно шепчет Хиде и цепляется за его шею. И вдруг ухмыляется, сверкнув глазами: — Ты меня не так понял. Раз уж мы без пяти минут любовники, — он прижимается губами к уху, слюнявя его кончиком языка, — так и быть, расскажу тебе тако-о-ой страшный секрет… Я возбуждаюсь от боли. И секс мне нравится жёсткий… Йошики, хмыкнув, целует его. Вот так открытие. Понятно теперь, почему пьяный Хиде постоянно так или иначе ищет себе на голову проблемы и встаёт на путь боли. — Намекаешь, чтобы я делал тебе больно? — хрипло спрашивает он, зарывшись пальцами в волосы. Хидето отвечает ему бездумной улыбкой, без лишних слов забросив ноги на поясницу и сжав её острыми коленками. И когда Хаяши кое-как проталкивается в него, он кричит. Кричит до хрипа, до сорванного голоса, вопль эхом разлетается по комнате и разбивается в осколки под потолком. Ощущение тесноты и жара буквально оглушает Йошики, и, глухо охнув, он припадает к губам, отвлекает. Двигается, проникая глубже, ищет нравящийся им обоим ритм, задыхается, тонет в этих ощущениях. А в поцелуе — привкус крови, Мацумото отчаянно кусает его и себя, хрипит и закатывает глаза. Руки закинуты назад, посиневшие пальцы цепляются за смятую наволочку, и ткань жалобно трещит от такой хватки. И Хиде сам двигает бёдрами, изгибаясь под лидером волной, подаваясь навстречу в такт его толчкам. Хаяши тянет его за влажные волосы, вновь целует — никак не может насытиться его губами, это ощущение сродни безумной жажде. Глубже, сильнее. Вбиваться в его костлявые бёдра, толкать язык чуть не в самое горло, облизывая им во рту всё, до чего получается дотянуться, душить его этим поцелуем и трахать, трахать, пока он не завопит и не забьётся в уносящей его волне оргазма. Безумие, и вправду. Яркое, слишком уж полыхающее, их так не хватит надолго, и минуты пролетят как одно мгновение. И пусть им так хорошо в этой тёмной спальне… Хиде похабно улыбается, обняв Йошики за шею. Он выдаёт по сто эмоций в секунду: кривится, шипит сквозь зубы, морщит нос, тут же расслабляется, щурится, похотливо блестя глазами, широко распахивает веки и встряхивает головой. И стонет, как поёт: то хрипло, скрипуче, даже неприятно и пугающе немного, то мелодично, сладко и очаровательно. За ним абсолютно невозможно уследить. Невозможно понять, что же на самом деле бьётся в этой сумасшедшей розововолосой голове в такой момент. Хаяши пытается, старается увидеть проблеск разума в его глазах, но понимает, что ничего у него из этого не выйдет. И ускоряется, выбивая из него новые эмоции и новые стоны, целует, сдавливает пальцами его хрупкие запястья. Оргазм накрывает его неожиданно, без всяких подступлений; не успев даже дёрнуться и понять, что происходит, Йошики кончает первым, прямо в горячую тесноту. Утыкается носом в шею Хиде, пытаясь отдышаться, а рукой гладит его, помогая достичь такой желанной разрядки. И ему плевать на испачканные и саднящие пальцы, абсолютно. Перед глазами трясётся ярко-алая сетка, жар растекается под кожей и словно может в любую секунду сжечь изнутри. Кое-как приведя в норму своё дыхание, Йошики неохотно пытается податься назад, но Мацумото с силой цепляется за его плечи. — Подожди… — еле выговаривает Хиде через тяжёлое, хриплое дыхание, утыкается губами в подбородок. Глаза мутные и опять совсем чёрные, как пуговицы, длинные пушистые ресницы мокрые от слёз и дрожат. — Ещё немного, Йо-чан… Ещё, ещё, ещё… Шепчет, похныкивает, шевеля бёдрами, не даёт отстраниться, припадает очередным болезненным поцелуем. Йошики, хмыкнув, заваливается на бок и тянет его к себе. — Немного?.. — смешок, укус, привкус крови на губах, громкий выдох Хиде, когда он всё-таки отстраняется, давая члену выскользнуть из плена всё ещё судорожно сжимающих его мышц. — Много, Хиде-чан… До утра ещё полно времени. И, — еле отлепившись от него, Йошики видит, как Хиде кусает губу, и щурится, — я не отпущу тебя домой сегодня.***
Утро, прохладное и прозрачное, хотя уже далеко не самое раннее. Солнечный свет попадает на закрытые веки, скользит по заброшенной на подушку перебинтованной руке и играет искорками в растрёпанных рыжих волосах. Мирно сопящий Йошики просыпается от тихого вскрика и довольно резкого движения поблизости, словно кто-то подскочил на матрасе; раскрыв глаза и поморщившись от головной боли, он натыкается взглядом на сидящего рядом Хиде. Весь белый, как обезжиренный кефир, ярко-малиновые волосы стоят дыбом, шея вся красная, в засосах, трясущиеся ладони судорожно зажимают рот, а в глазах застыло выражение полнейшего ужаса: Мацумото явно перепуган чуть ли не до заикания. А стоит чуть опустить взгляд, и видно, что весь его живот стянут густой плёнкой засохшей спермы. Значит, всё-таки не приснилось… — Йо-чан… — голос сдавленный и всё ещё сиплый. — Йо-чан, почему ты… Что вчера было?.. Понятно, протрезвел и, как обычно, ничего не помнит о весёлой во всех смыслах ночке. Провалиться в определённый момент в черноту, а утром проснуться в одной постели со своим лидером — то ещё испытание, есть от чего впасть в панику. Но странным образом этот страх придаёт лицу Хиде невероятно умилительное выражение, он похож на подростка, который, вернувшись домой из школы, увидел, что мама обнаружила в его комнате припрятанную хентайную мангу… Хаяши усмехается и приподнимается на локте. — Эй. Спокойно, — он слегка кривится и дёргает головой — в последнее время у него часто болит шея, её опять от неудобной позы защемило. — Мы были в клубе и слегка перебрали, только и всего… — Нет, это я вроде помню… — чуть слышно отзывается Мацумото и густо сглатывает. — Клуб, сакэ, да. Я не про то. Что у нас было?.. Йошики ухмыляется краем рта и поднимает делано задумчивый взгляд к потолку. — Хиде-чан, мы лежим в одной кровати, оба голые, и у тебя весь живот в сперме. Как, по-твоему, что у нас было? Большой мальчик вроде уже. — Ой! — Хиде опять белеет и зажимает рот руками. — Я опять натворил что-то ужасное, да?.. Скрутил тебя, изнасиловал? Ты теперь мне лицо за это разобьёшь? Это будет справедливо, согласен, только не в нос, умоляю, мне его уже сломали один раз!.. Голос у него дрожит, он будто готов зареветь в голос от страха, упасть и зажаться, чтобы уберечься от кулака. Странно, его что, уже били за подобное? Йошики быстро обнимает впавшего в полнейшую панику гитариста. — Эй, хорош истерить! — Хаяши легонько хлопает его по щеке ладонью, чтобы привести в чувство, Мацумото захлёбывается своими причитаниями и испуганно смотрит ему в лицо. — Успокойся, никто не собирается тебя бить. Йошики нежно касается губами щеки, уголка рта, маленькой тёплой ямочки на шее, осыпает кожу невесомыми поцелуями, чувствуя, как Хиде нервно вздрагивает в его объятиях; он вообще трясётся всем худым телом. — Это был самый офигенный секс в моей жизни, — томно шепчет ему Хаяши, кончиком языка зализывая мочку с вдетой в неё серьгой в виде черепа на колечке. Пальцами он прощупывает трепыхающийся выступающий кадык на горле — Мацумото нервно сглатывает. И страх на его лице сменяется откровенным недоумением. — Йо-чан, ты… Я не понимаю, — чуть слышно шепчет он, хлопая ресницами. — Ты же не по парням… Вроде… — Не по парням, — мирно соглашается Йошики. — По одному конкретному парню. Просто я это понял только ночью… Он бережно укладывает совершенно растерявшегося, ничего не понимающего Хиде обратно на подушки, поглаживая по лицу кончиками пальцев. Разглядывает испуганно скачущие в глазах искорки, каждую прожилочку. Касается легонько пересохших, припухших губ. А вытянувшаяся рука накрывает его ладонь, и пальцы сами собой сплетаются на подушках. — Если ты так шутишь, то это очень жестоко с твоей стороны… — сдавленно шепчет Мацумото, пока он нежно обцеловывает шею, и опускает длинные ресницы на повлажневшие глаза. Кажется, он немного успокоился, хотя всё ещё ощутимо подрагивает. — А если я серьёзно? — Йошики утыкается носом ему в щёку. Раскосые тёмные глаза внимательно смотрят в распахнутые светло-карие. Сейчас зрачки уже не так сильно расширены, действие амфетаминов, слава богу, закончилось. — Если я сейчас скажу тебе нечто вроде «я люблю тебя» или «я хочу с тобой встречаться»? Хиде, фыркнув, касается уголка его рта. — Ещё более жестоко. Ни за что не поверю, что ты воспылал ко мне такой любовью за одну пьяную ночь. У тебя не тот характер. Когда надо, Хиде умеет концентрироваться и мыслить хладнокровно. В такие моменты Йошики вспоминает, что он старше и, вероятно, в каком-то плане гораздо умнее, недаром же Мацумото — единственный, к чьим советам Йошики всерьёз прислушивается. Хидето усмехается, глядя на него, щурится и морщит нос, вот только в глазах по-прежнему проглядывается тревога. И каким-то задним умом Хаяши понимает, что отчасти он прав — можно ли воспринимать всерьёз такую вспышку эмоций, вызванную по большей части алкоголем, и уж тем более называть её любовью? Вряд ли. Скорее временное помутнение. Или желание развеяться, попробовать нечто новое. — Не верь, — он наклоняется и утыкается губами в подбородок. — Давай будем считать это коллективным помешательством. И не пойдём сегодня никуда… — Эй, а запись? — Хиде тут же испуганно вздрагивает. — Да пошла она к чёрту, — сквозь зубы бросает Йошики и трётся носом о его щёку, — отменю всё. Никуда она от нас не денется. — Да тебя порвут за такое. И ребята, думаю, будут, мягко говоря, не в восторге. — Пусть попробуют порвать. А с ребятами договоримся, вряд ли они станут возражать против лишнего выходного. У нас большая часть материала уже есть, осталось всего несколько треков записать. Ничего страшного не случится, если мы на день выпадем из графика. Мацумото кусает губы, наблюдая, как он тянется за телефоном. — Как же странно это слышать от тебя, — ухмыляется и сильнее сжимает его пальцы. — Аргх, чёрт, делай что хочешь. В конце концов, ты у нас тут большой папочка. И, наощупь набирая номер Тоши, Йошики наклоняется к нему, срывая с губ очередной поцелуй и заглядывая в глаза. И почему только ему кажется, что Хиде прекрасно всё помнит, просто предпочитает изображать алкогольную амнезию? Хотя какая разница. Главное сейчас то, что он здесь. И что он, кажется, почти готов поверить в сказку. Вот только будет ли в итоге у этой самой сказки счастливый конец…