Бездна

Ты живёшь в моём сознании и приходишь в страшных снах,

Прячешься в моих ладонях и живёшь в чужих чертах,

Поцелованный апрелем и дарованный судьбой,

Я в тебя совсем не верю, хоть стоишь передо мной.

Доктор Рудова, как любил говорить Беркин, была довольно старомодной. Молоко только с овсяным печеньем, Новый год в кругу семьи и секс только по любви. Когда дело доходило до подобных вещей, то девушка могла быть довольно категоричной. Однако в последнее время Алиса всё чаще стала сталкиваться с двойственностью своих поступков. Ей всё чаще приходилось выбирать. Казалось, за каждым сложным выбором стоят принципы. Принципы диктуют нам быть правильными, диктуют голосовать на выборах, ругаться за неправильно пробитый чек в магазине или уступать место в метро. Только это всё были принципы «бытовые», что довольно серо описывали жизнь Алисы до сегодняшнего дня. Сейчас же, стоя напротив высотки «Vmeste», девушка с уверенностью была готова поступиться любым из них, понимая, что серость будней проваливается, словно почва из-под ног, ведь в сумке лежит папка по делу самого Сергея Разумовского. Он — гений, миллиардер, филантроп. Он — тридцать до тридцати в Форбс. Он — Цукерберг в треугольнике Питерских улиц. Он — главный подозреваемый по делу Чумного Доктора. Работать над этим делом — не прихоть, но и не подарок. Это золотая клетка. Будь благодарен, ты избран. Ты уникален. Но будь добр — делай то, что мы хотим. Делай правильно. Делай по регламенту. Делай. Именно об это треклятое «делай» ломались любые принципы. Сначала те самые «бытовые», а позже и более высокопарные, что Алисе ещё предстояло поставить под сомнение. Сейчас же ломался лишь один из недавних принципов. Ведь ей до одури хотелось курить. Мужчина с редкой сединой на висках стоял, прислонившись к стене, в паре метров от входа в здание. Сигаретный дым, выпускаемый им, казался почти инородным на фоне башни «Vmeste», однако до неправильного привычным для Рудовой. Единственная дочь своих родителей, правильная девочка, золотая девочка никогда не курила в школе. В то самое время, когда вишневые сигареты были у каждой третьей старшеклассницы, зарытые где-то глубоко в школьном рюкзаке, Алиса оставалась «чиста». Однако дурацкая, но первая и настоящая любовь, что приключилась на третьем курсе университета, привила дурацкую привычку тянуться к никотину при любом стрессе. Ведь правду говорят: хочешь, чтобы зажило — не трогай. А сигарета — это почти что пластырь, что ты вечно сдираешь со свежей раны, не давая той затянуться. — Здрасте, — по-простому обратилась к незнакомцу Алиса. — Сигареты не найдётся? — Найдётся, конечно, — немного кашляя, произнёс мужчина низким голосом. Звучало так по-доброму и понимающе. Это ведь понимают только коллеги, что в конце дня стоят в курилке, или бродяга, что просит зажигалку у рядом курящего. Это необходимость. Почти физическая. — Спасибо, — на выдохе говорит девушка. — Вы тут работаете? — А вы? — прикурив, отвечает вопросом на вопрос мужчина. Алиса усмехается. — В каком-то смысле, — подумав, отвечает она, на что мужчина кивает. Он, кажется, тоже в каком-то смысле тут работает. Брюнетка делает заветную затяжку. Вся эта башня, словно из сказки, и люди здесь ежели случайные, то тоже не просто так. А если здешние, то непременно со странностями. Или же настолько привычные к этому «замку», что ты их даже не видишь. Словно призраки, невольные свидетели всего, что видела эта башня. Смысл весьма метафорический, ведь быть её здесь не должно. Алиса понимает всё это довольно чётко. Мысль проносится быстро, яркой вспышкой, заставляя задуматься, как она вообще оказалась посреди этого хаоса. Она была той, кто спорил с Ромой на результаты суда по делу Разумовского ещё пару месяцев назад, а сейчас она стоит перед входом в его пентхаус. Пару недель назад девушка даже не думала, что будет слышать об этом имени чаще, чем оно мелькает в социальных медиа и газетах. А сегодня утром она ругается со своим лучшим другом, коллегой, и из-за чего? Из-за него. И тут Алису охватывает злость. Потому что с момента, как её поставили вести это дело, она чувствует себя так, словно все знают несколько больше неё, но не говорят правды, дабы не ранить светлое девичье сердце. Дабы уберечь её от страшной истины. Но в то же время не позволяют забыться, напоминают, что она всё также в большой клетке с тигром, и хоть зверя порой не видно — опасность всегда настоящая и никогда не мнимая. Но кто зверь? Тот синеглазый с душой из сиротских ночей? Кто-то, чьё имя никогда больше не произносят в башне «Vmeste»? Бывший друг, призрак, тень? Ведь все знают, что мертвецы порой рычат громче любых зверей. Или зверя никогда и не было? Прокопенко говорил ей не делать поспешных выводов, говорил быть внимательней. Внимательность измерялась количеством бумаг, что сдаёт доктор Рудова, как заключения её встреч с Разумовским. Тех самых треклятых заключений, что говорят лишь о некой форме нервозности, депрессивных эпизодах у пациента, но не о столь желаемом для полиции психическом расстройстве. А ежели зверь был? Если зверь был, но тихо спал, не обнажая клыков? У Алисы в голове довольно чётко рисовался образ. Рыжеволосый, с вороньим прищуром глаз, он падает навзничь и, горько улыбаясь, говорит: Что, если я один всему виной и этому рад? Если оправдания нет? Голос мягкий и вкрадчивый, глаза истинно лживые, но красивые. В них на два литра больше слёз, чем должно быть. Смотришь и хочется верить. Хочется спасти. Но вопрос остаётся прежним: Если оправдания нет? Ты будешь рядом? Ализа вздрогнула от громкого кашля мужчины, что стоял рядом. Нужно было заходить внутрь, да и сигарета почти догорела. Горькая, но необходимая. Девушка потушила окурок об урну и, пожелав хорошего дня мужчине, направилась в сторону входа. Вход в «страну чудес» Разумовского, как обычно, осветляла Марго, которая лучше любого портье встречала гостей. — Алиса, здравствуйте! Сергей вас уже ожидает, — сообщает электронный голос. Девушка вдруг задумалась, как электронный разум её узнает? Ей хватает буквально нескольких секунд, чтобы произнести заветное «здравствуйте, Алиса» и скоординировать гостью. Жутко и прекрасно одновременно. Рудова искренне в этот момент захотела расспросить Разумовского о Марго, однако не знала, когда это будет уместным. Должно быть, такой случай ей ещё представится? Девушка прошла внутрь лифта и задумчиво посмотрела в пол кабины, что был прозрачным. Опять-таки, жутко и прекрасно. Как и всё в этом здании. Владелец нашёлся сразу же. Сергей что-то внимательно изучал в планшете, сидя на диване в центре комнаты. Парень выглядел довольно сосредоточенным, наверняка занятый работой. Звук каблуков, как обычно, выдал присутствие гостьи, так что синие глаза вмиг оторвали свой взор от отчётов. — Алиса, — парень легко улыбнулся. — Рад вас видеть. В словах искренность и некое облегчение. Таким взглядом встречают того, кого долгие часы ждёшь дома. — И я вас, — девушка замялась. — Простите за этот звонок сегодня… — Всё в порядке, — он мигом поднялся, преодолевая расстояние и останавливаясь в паре шагов. Уверенность и действие. — Если хотите, то вы… вы можете рассказать, что… — Спасибо, но не уверена, что это уместно. Вряд ли правильно психотерапевту жаловаться своему пациенту, — более формально отозвалась Алиса. От упоминания их истинных ролей лицо Разумовского словно исказилось, казалось, он, как и сама Алиса, давно забыл, кто они такие. Словно всё происходящее было спектаклем, настолько нелепым, что даже не оставляло внимания на имена актёров. Это его задело, очевидно. Но что именно? Что она видит в нём пациента? Что понимает, что он не такой, как все? В значении не исключительном, а самом худшем, что заставляет смотреть не с восхищением, а скорее с ужасом и долей сочувствия. Что ж, если это действительно так, то стоило бы надавить на это сильнее. В самом извращённом смысле она должна была обернуть все его слабости, всю правду человека против него самого… чтобы что? Наверное, чтобы знать наверняка — заслуживает он этого или нет. Мера жёсткая и радикальная, но что только не сделаешь ради… правды? О, нет, милая, не ври. Да. Всё ради правды. — Понимаю, — довольно серьёзно ответил парень. Он с минуту изучающе смотрел на брюнетку, словно перебирая слой за слоем, а позже резко отвёл взгляд и потянулся к наручным часам. — Возможно, нам стоит поторопиться. — Есть что-то, что мы можем пропустить в приюте? — задала вполне логичный вопрос Алиса, на что Разумовский отреагировал крайне странно. Он вдруг стал похож на мальчишку, что застукали в девчачьей раздевалке. Взгляд был несколько испуганным и потерянным. — Нет! То есть да… Эм, я имею в виду, что у детей скоро ведь обед, — Сергей ломано улыбнулся. — Младшие могут и обидеться, если с ними не провести время. Звучало относительно логично, но настолько неестественно, что Алиса невольно щурится. Он ведёт себя странно. Не то чтобы Разумовский в принципе вел себя нормально, но сегодня всё было на порядок страннее, чем обычно. — Хорошо, — медленно протянула девушка, всё ещё с интересом рассматривая парня. — Тогда пойдёмте? Не будем терять время. — Да, — кивнул сам себе, словно соглашаясь с чем-то, что слышит лишь он один. — Да, да, пойдёмте. Сергей небрежно провёл рукой в воздухе, очевидно пропуская Алису вперёд. Та лишь кивнула и поспешила к лифту, из которого вышла не так давно. Отчего-то девушка чувствовала себя несколько неловко, вот так молча спускаясь с ним в лифте, и потому решила разбавить обстановку: — Дайте угадаю, поедем мы не на метро? — слегка улыбнувшись, бросила она, насмешливо посматривая на парня. Разумовский коротко рассмеялся. Искренне. И чертовски красиво. — Сто лет там не был, — честно признался он, поднимая взгляд на Алису. Эти глаза снова смотрели с теплом и лёгкой ноткой азарта. Как ему это удавалось? — Много новых станций открылось за последние годы? — Ну-ну, полегче. Мы же не в Москве, — рассмеялась Рудова. — Последняя, кажется, появилась лет пять тому назад… Брови Разумовского многозначительно поднялись вверх. Да, Серёжа, городу нужна не только революция, но и капремонт. Двери лифта открылись бесшумно, пропуская их вперёд в просторный холл. Парень поспешил открыть дверь для Алисы, и хоть в большинстве его действий всегда чувствовалась нервозность, этот жесть был довольно галантным. На улице их уже поджидала машина. Алисе вдруг подумалось, что в этой башне всё действительно происходит как по волшебству. Она не видела, чтобы Сергей отдавал Марго команду о машине, он даже не вводил какие-либо сверхкоды, пока ехал в лифте, но правда оставалась таковой, что сейчас Рудова садилась в матовый BMW x-класса. Что ж, в её работе, определенно, были и плюсы. Уже через пять минут в машине Алиса поняла, что мысли были подобны пыткам. Они толкали девушку внутри салона задаться тем самым страшным вопросом: ради кого она это делает? Ради него или ради себя? Или всё и впрямь ради правды? Мучительно обманывать себя, но ещё сложнее искренне не знать, что в основе твоих действий. Алиса не знает. И чувствует себя центром хаоса. Дело ведь вовсе не в Чумном Докторе или справедливости экспертиз, дело не в клятве, что она давала на первом курсе медицинского, и даже не в осуждении Беркина. Дело в том, что диктует твоё собственное эгоистичное я. Алиса не признает, но порой чувствует себя именно эгоисткой. Ведь сама спускает себе с рук вольности в работе, спускает с рук, что не смотрит на могильные плиты прошлого, что порой засыпает с играющей музыкой, лишь бы не слышать, что звучит в голове. Она стоит в душе на полчаса дольше положенного, и когда горячая вода жжёт кожу нестерпимо и яростно — она вырубает кран. Она всегда ударяется об угол кресла в гостиной, что давно стоило передвинуть, но его туда поставил её бывший возлюбленный. Избавиться от этого треклятого кресла всё равно, что признаться, что тебя никогда не любили. Алиса тратит лишние часы в беседах на работе, ведь так вновь можно почувствовать себя частью системы. Ты не один. Смотри. Смотри же — ты избран. Никаких тебе «бей и беги», только «стой и смотри». В этом желании она до смешного понимает Разумовского, что обставил свой кабинет автоматами с газировкой. Простая сублимация нормальности. И это только ради себя. Алиса же почему-то пытается спасти и других. И если раньше ей казалось это чем-то благородным, то сейчас она всё больше стала понимать, для чего это делает. Это не добродетель как таковая, а в некой степени эгоизм. Эгоистично пытаться спасти себя, спасая других, ведь таким образом ты не спасёшь никого. Но порой об этом не узнаешь, не попробовав. Одно Алиса знала точно. В этом чёртовом городе одиночек было куда больше, чем задумывалось изначально. Из людей простых и незаметных, тех, кто угрюмо передвигается по маленьким улочкам и покорно ждёт своей жизни, и строилась вся та красота Петербурга. Вся его история и атмосфера словно стала заключена в этих людях. Но истинное его лицо было в одиночках. В таких, как Разумовский. И в таких, как она сама. Вот они — два одиночества. Те два человека, что одиноки настолько, что стали забывать, что это не является нормой. Что люди прочие, отличные от них, не строят угрюмые гримасы, когда видят молодых парней и девушек, зажимающихся в переулках улиц. Что помимо работы и вытекающих проблем всегда было что-то ещё. Тот самый треклятый третий круг на листке бумаги. Была семья. Всегда были люди. Люди, которых у Разумовского с Алисой не было. Были те, кто становился для нас семьей не потому, что так велят кровные связи, а те, кто сроднились с нами настолько, что уже давно заняли всё свободное место в сердце. А сердца у них, стоит полагать, большие. Ведь в них ещё было так чертовски много места. Ответ на то, есть ли у Алисы что-то «личное» с Разумовским, вырисовывался сам собой. Будь ты проклят, Беркин. — Вам идёт голубой цвет, — послышался неуверенный голос парня. Алиса повернулась и глупо похлопала глазами, ещё раз прокручивая, что он сейчас сказал. Возвращаясь в реальность. — Спасибо, — она улыбнулась и немного кивнула. Сергей выглядел встревоженным не столь недавно озвученным комплиментом, сколь общей целью их конечной поездки. Копаясь в своих мыслях, Алиса совсем позабыла, что парень, сидящий рядом, сейчас может быть на грани истерики. — Сергей, — девушка коснулась его локтя, чтобы привлечь внимание. — Я знаю, что будет нелегко, но постарайтесь расслабиться. Это просто дети. Они любят вас. Помните об этом, а остальное не важно. Рука невольно сжала ткань его пальто, пытаясь передать главную мысль: «Тебе нечего бояться». Любовь детская была чистой, непосредственной. Дети никогда не слушали, что говорят окружающие, любили просто и без причины. Как могут любить нас лишь немногие, поэтому это чувство было так ценно. Поэтому Разумовскому нечего было бояться. Взгляд его был надломленным, словно как только он начинал об этом думать, то с трудом мог сделать глоток воздуха. Алиса знала, каково это. Когда не можешь озвучить то, что так сильно тяготит тебя изнутри. Ей хотелось сказать ему, как много он сделал для этих детей, как важно не то, что было в прошлом, а то, что есть сейчас. Ей хотелось помочь. Но отчего-то девушка понимала, что сближаться, оказывать такую поддержку — непозволимый риск. Наверное, именно поэтому ей так хотелось это сделать. — Вы правы. Это просто дети. Но эти дети легко могут запомнить того, кто их обидел. Алиса внимательно вслушалась в слова юноши. Тяжело было решить наверняка, о чём он говорит: о тех детях, что ждут его в приюте сейчас, или о призраках прошлого, что когда-то росли вместе с ним в детском доме? Девушка вдруг задумалась: а не ошибалась ли она в нём? Как и многие другие люди в истории, что не видели лжи прямо под собственным носом. Быть может, ему просто хорошо удаётся играть эту роль? Роль мальчишки, что переживает о сиротских детях. Миллиардера, который готов потратить сотни и сотни тысяч, чтобы сделать этот город лучше. Или же простого человека, что сам не ведает, что натворил, и теперь искренне раскаивается. Может, это лишь игра? Столь умелая, что даже ей, девочке из сказок, не удалось её разгадать. Как не разгадала когда-то жена Теда Банди, как Цезарь не узрел предательства в Бруте или как Шекспировский Гамлет не видел лжи в злобном Клавдии много лет. Это всё игра. Маски и роли — лишь подходящий антураж. Может, Сергей Разумовский и есть зло абсолютное, не заслуживающее прощения? Что, если он не просто всему виной, но и рад этому? Что, если оправдания нет? — Вы не хотите идти на компромисс с самим собой, — выдыхает Алиса, недовольно качая головой. — Так вы никогда не сможете отпустить всё, что уже свершилось. — А разве я имею на это право? — взгляд у Разумовского пустой, он не отображает ничего, словно спрашивает он не у Алисы, а сам у себя. — Разве в этом суть наших встреч? В этом ли суть их встреч? Вопрос хороший. Алиса знает, как и Сергей, что всё это — лишь спектакль, который они разыгрывают сами, ведь обязаны выполнять роль «актёров». Обязаны, потому что так постановил суд. Разумовский обязан посещать сессии с психологом, как и Алиса обязана оказать помощь своему пациенту. Что они используют в качестве декораций — неважно. Только бы не вспоминать, что от неё помимо «исцеления» пациента требуется ещё пару строк о его состоянии. Прокопенко дал понять довольно ясно, что есть всего три пути развития событий. Первый и самый желанный Фёдору Ивановичу, да и не только ему, — тот, где Разумовский должен быть признан невменяемым, психологически больным, что сулит тому повторный билет в психбольницу. Подписать этот «билет» должна, конечно же, Рудова. Второй вариант, где Разумовский вполне здоров, в здравом уме признаётся полностью виновным в действиях Чумного Доктора и отправляется под решётку. Вариант прекрасный для многих, но практически невозможный на фоне того, что все улики были добыты незаконным путём, адвокаты Сергея в два счёта отбили возможность использовать их в судебном процессе. Иных прямых улик нет, всё остальное лишь косвенные сводки и выдумки, как выразился бы один из адвокатов. Так что оставался последний третий вариант: если с Разумовского не слепить психически больного или не найти корректных улик, то не остаётся ничего, кроме как снять с него все обвинения. Сергей Разумовский — свободный человек. Человек вне закона. — Суть наших встреч в том, чтобы вы стали самим собой, — внимательно смотря в глаза парню, ответила Алиса. — Не потому что так удобно суду, не потому что вам претит ваша нынешняя репутация, а потому что каждый человек заслуживает быть собой, а не кем-то другим. В её словах парень узнавал свой голос. «Свобода слова — неотъемлемое право каждого человека, верно?» Верно. Но… всегда было это чертово «но». Поймёт ли она? — Но что делать, если ты не знаешь, какой ты настоящий? — почти шёпотом спрашивает Сергей. Это почти признание. Ох, если бы она знала. Он выдерживает взгляд доктора Рудовой, смотрит, совсем не отрываясь. Замечает лёгкие веснушки на лице Алисы, небольшие морщинки и то, как устали её глаза. Ему становится жаль. Потому что именно в этот момент, когда она тепло улыбается и вновь сжимает его руку, говоря о том, что именно для этого их встречи, чтобы узнать себя настоящего. И настоящих людей вокруг, Их чувства и мысли. И, быть может, её? Ему вдруг становится ужасно жаль. Потому что, кажется, в этот момент он понимает, что не сможет отказаться от такой возможности. — Приехали, — отчеканивает водитель ровным голосом. Вид за окном подсказывает, где они оказались. Детский дом «Радуга». Алиса впервые в детском доме. Она заворожённо смотрит на фасад здания, и хоть раньше ей не доводилось бывать в таких местах, она точно знает, что этот центр отличается от многих других. Девушка торопливо подаётся вперёд, но вдруг понимает, что не видит Разумовского. Оборачиваясь, обнаруживает его стоящего около машины и нервно перебирающего лацканы пальто. Она подходит, почти готовая вновь сказать что-то ободряющее, как вдруг парень улыбается своим собственным мыслям и обращает свой взгляд к ней. — Я знаю, что вы скажите, — по-доброму отрезает он. — Что мне не о чем переживать, что всё будет замечательно, но… Вы ведь не можете знать наверняка. В этом месте гораздо больше, чем может казаться. — Я понимаю. Но отнеситесь к этому так, словно вы готовы принять этот вызов. У вас нет права отказаться. Это всё, — Алиса провела руками вокруг, оглядываясь. — Это всё про вас. И для вас. — Что ж, вы умеете подбирать слова, — невольно соглашается юноша, ломано улыбаясь. — Будем считать, что это моя суперсила, — по-детски отшучиваясь, ответила Рудова. — Тогда… Добро пожаловать в мою страну чудес, Алиса, — парень переводит взгляд с фасадов здания на её лицо и улыбается. Рудова вдруг видит озорные нотки в его взгляде и невольно смеётся со столь клишированной фразы, которую Разумовский умудрился сделать исключительной. — Идёмте, — с улыбкой говорит девушка, хватая его под локоть. Во внутреннем холле детского дома «Радуга» всегда полно детей. Они отдыхают на диванах, гуляют вдоль аллеи «выпускников» и просто могут выйти во двор в свободное время. Бело-красный ремонт так ярко выделяет всё, что происходит вокруг. Вот двое девочек лет пятнадцати обсуждают какого-то мальчишку, что стоит неподалеку, и глазами стреляют в его сторону. Где-то в углу главного помещения столпились подростки лет двенадцати, что сегодня готовятся поехать на экскурсию и уже распланировали свою рассадку в автобусе. А вот кучка детей начальных классов, что встречает Алису с Сергеем прямо у входа. — Дядя Серёжа приехал! — завопил один из мальчишек, радостно подрываясь к Разумовскому. Алиса успела лишь выразительно посмотреть на юношу, прежде чем их окружила толпа школьников. Все они начали по-смешному пытаться обнять Разумовского, хватая того за ноги и пояс, ибо выше дотянуться не могли, выражая тем самым своё искреннее восхищение его приходом. Тот мальчишка, что первым озвучил появление Сергея, уже что-то быстро тараторил и активно пытался донести до парня какую-то историю. Несколько девочек стремились показать Разумовскому свои новые рисунки и смущённо улыбались, когда тот отмечал, что картины дивно хороши. Алиса смотрела, как юноша стремился уделить время каждому из них, хотя это и было априори невозможным. Дети огромным кольцом окружили их и не собирались отпускать. В мгновенье Рудовой подумалось, что будь это взрослые люди, то Разумовского уже давно хватил бы сердечный приступ от столь тесного общения с таким количеством людей. Однако с этими детьми он чувствовал себя настолько органично, непосредственно и, казалось, в миг забыл о тех переживаниях, что терзали его в дороге. Через несколько минут к ним подбежали ещё несколько детей и Рудова решила отойти, пока её невольно не вытолкнули. — Они всегда так делают, — послышался низкий женский голос, так что Алиса обернулась. — Всегда окружают его со всех сторон и минут пятнадцать мучают болтовней, — женщина рассмеялась, — а он и рад с ними поговорить. Светлые волосы были собраны в низкий хвост, лишь пара прядок выбивалась из идеальной причёски. Вязанная накидка укрывала плечи и выдавала слишком многое в этой женщине. — Я Мария Ивановна, воспитатель детского дома, очень приятно, — женщина тепло улыбнулась и протянула руку Алисе. — Алиса Рудова, психотерапевт, — девушка пожала предложенную ладонь. Женщина несколько насторожилась после слов Алисы. Психотерапевт иногда ассоциировался у людей с палачом, иного объяснения она не находила. — Вы, наверное, пришли, чтобы я рассказала вам что-то о Сереже? — немного настороженно произнесла женщина. — Нет, — Алиса улыбнулась. — Я бы хотела узнать больше от него самого, разве что вы расскажите что-нибудь смешное из детства. Женщина облегчённо улыбнулась, словно расспросы о детстве Разумовского уже были не впервой. А вероятнее всего так оно и было. — Так уже и не припомнишь, столько всего было. — Марья Ивановна, — послышался голос Разумовского, — добрый день. Парень тепло улыбнулся и подошёл ближе, приветствуя свою старую воспитательницу. По взгляду было видно, что в голове у него сейчас миллион мыслей: что она подумает, что скажет? Быть может, женщина готовиться гнать его вон из приюта, ведь все его грехи обнажили в новостях. И она теперь знает. — Серёжа, здравствуй, — женщина, нисколько не медля, потянулась, чтобы обнять Разумовского. Объятия быстрые, почти невесомые, но важные. Словно этими объятиями она говорила о том, что не верит тому, что показывали по новостям. Для неё он всё тот же мальчишка, что рисовал на всех уроках, никогда не влезал в драки с другими детьми и старался примерно учиться. Мальчишка, что после того, как встал на ноги, не забыл про детский дом и помог сделать из него нечто невероятное. — Все тебя заждались, особенно малыши, — как в доказательство её слов дети, что недавно окружали Сергея вдруг звонко засмеялись, привлекая внимание. — Мы рады тебя видеть. — Спасибо, — несколько смущённо проговорил парень, оглядываясь на толпу. — Познакомьтесь, это Алиса Рудова — психотерапевт. Мы не помешаем, если прогуляемся по территории? — Нет, конечно нет, — торопливо заверила Марья Ивановна. — Если я вам понадоблюсь, то ты знаешь, где меня найти. Была рада познакомиться, — уже обращаясь к Алисе, произнесла женщина и поспешила удалиться. Не успела она отойти, как сбоку послышался тонкий детский голос. Мальчишка лет пяти подошёл к Разумовскому и, сделав взгляд подобно рыжему коту из Шрека, произнёс: — Дядя Серёжа, — парнишка потянул Разумовского за край брюк где-то в районе бедра, так как особо выше достать не смог. — А вы прочитаете нам сказку? Скоро тихий час. У Алисы сжалось сердце. Дети голодные до общения, с такой искренней детской непосредственностью просили о настолько простом, но значимом для них. Разумовский поднял на неё вопрошающий взгляд. Беспокоился о том, насколько это вяжется с её запланированным сеансом. Могла ли Алиса отказать? Конечно нет. Ей и не хотелось. Хотелось лишь подарить этим детям немного тепла. Брюнетка кивнула Сергею, слегка улыбнувшись. — Конечно, — парень согласно закивал. — Возьмём мою подругу с собой? Она наверняка знает много сказок, — вдруг выдал Разумовский. Подругу, значит, класс. Алиса, понимая злую отсылку на её имя, укоризненно улыбнулась. Ох, Сергей. — Да, думаю, можно, — серьёзно ответил мальчишка, немного поразмыслив. — А как вас зовут? — Алиса, — девушка протянула руку мальчику, и тот поспешно потянулся, чтобы её пожать. — А меня Олег, — на этих словах Рудова бросила осторожный взгляд на Разумовского. Имя лучшего друга вызвало на лице слегка болезненную гримасу, но в целом юноша выглядел вполне нормально. Или пытался выглядеть таковым. — Очень приятно, Олег. Проводишь нас? — парнишка задорно кивнул головой и поспешил взять свой рюкзак с дивана. Пока он возился с сумкой, Алиса настороженно спросила: — Вы как? Разумовский не знает, что это было. Беспокойство на её лице или чрезмерная усталость, но он опять вернулся к мысли о том, что её здесь не должно быть. Что с каждой минутой, проведённой вместе, он всё больше вытягивает эту девушку из сказок в реальный мир. В мир, полный чумы, раздора и крови. В мир, где ему становилось дурно лишь от упоминания имени лучшего мёртвого друга. — Нормально, — натянуто улыбнулся Сергей. — Пойдёмте, — он приглашающим жестом пропустил Алису вперёд, и они последовали на второй этаж здания. Олег мельтешил рядом, рассказывая что-то о новом зале по спортивной гимнастике и о том, что собирается на импровизированный матч по баскетболу среди старших детей. Мальчик с забавными кудрями не замолкал ни на минуту, прекрасно заполняя собой всё пространство. Алиса вдруг задумалась, как много для таких детей значит возможность свободно заниматься спортом, увлекаться искусством или другими науками. И человек, благодаря которому, по большей степени, у этих детей всё это есть, шёл совсем рядом с ней. Неудивительно, что дети так его любят. Алиса бы тоже любила. Они приблизились к комнате, где уже была толпа малышей в возрасте от четырёх до шести лет. Они бегали по комнате, переодевались и пытались поделить игрушки между собой. Олег, проходя в комнату, помедлил лишь пару секунд, а позже пулей сорвался к толпе детей, что пытались утащить любимые игрушки с собой в кровать. Алиса и Сергей остановились рядом с нянечкой, что мельтешила у входа. — Сергей Владимирович, здравствуйте, — женщина радушно улыбнулась, явно видя Разумовского в их стенах не в первый раз. — Рады вас видеть, но детки собираются спать. Может, вас проводить в другой корпус? — Здравствуйте, — парень опять неловко переминался с ноги на ногу, явно не привыкший, что его действительно могут быть искренне рады видеть. — Мы бы хотели остаться, почитать им сказку… Если вы не против, конечно! — Нет, что вы, — блондинка покачала головой, искренне выражая радость. — Тогда, если позволите, я бы отлучилась на десять минут, проверить, как там другая группа? — Да, конечно, — на автомате ответил Сергей. Женщина поспешно кивнула и поторопилась выйти. Алиса оглянулась и обнаружила на себе любопытные взгляды от малышни. Те уже лежали в кроватях, укрытые мягкими одеялами с забавной росписью. — Ну что-ж… — начала Алиса, осматривая комнату. — Какой план? Разумовский застыл рядом с ней, силясь придумать что-то, но выдал простое: — Плана нет. Импровизируем. Юноша прошел внутрь комнаты и обращаясь уже к детям заговорил: — Мы с моей подругой Алисой пришли, чтобы прочитать вам сказку перед сном, — неловко начал он, на что дети заулюлюкали и звонко начали хлопать в ладошки. Сергей присел на одну из кроваток, что оказалась свободна, и Алиса не нашла решения лучше, кроме как сесть туда же. Слишком близко к нему, как ей казалось, но иного выбора не было. — Что ж… Какую сказку вы бы хотели послушать? — наконец подала голос Рудова. Дети начали выкрикивать один за другим: — Про трёх медведей! — Ну нет, мы её уже читали… — протянул Олег, что проводил их сюда. — Про колобка! — Дурак, он ото всех убежал — вот и вся сказка, — звонко крикнул какой-то рыжий мальчишка. — Тише, тише… какие ещё варианты? — бросила Алиса, стараясь не распаясывать малышей. — Может про красавицу и чудовище? — скромно предложила одна из девочек, что лежала на крайней из кроваток. — О да! Давайте! Все дети выразительно закивали и не оставалось собственно других вариантов. Алиса заметила, как слегка замялся Сергей. Быть может, он плохо помнит эту сказку? — Не переживайте, я буду вам помогать. Идет? — шепотом произнесла Алиса, подвигаясь ближе к лицу парня, чтобы дети её не услышали. «Слишком близко» — пронеслось предупредительное табло в голове Алисы, но кажется идти на попятную уже было нельзя. Она ведь пожалеет об этом? — Идет, — вторя шепоту ответил парень, чуть поворачиваясь в её сторону. Сергей вдруг застыл, изумленно уставившись на её лицо, видимо, не ожидая увидеть Алису так близко. Их разделяло порядка десяти сантиметров и Разумовский мог поклясться, что отчетливо слышал аромат её духов. Кажется, прянная вишня и… миндаль? Да, это определенно был миндаль. — Жил-был один старый и очень богатый торговец, — вдруг начала шептать ему Алиса. Теплое дыхание опалило шею и Сергей невольно вздрогнул. Она была чертовски близко. Разумовский действительно пытался сфокусироваться на том, что говорит ему девушка, но было это не так просто. Чтобы стать сказачником нужно было действительно постараться. — Жил-был один старый и очень богатый торговец, — повторяя за Алисой, произнес Сергей на порядок громче. Дети заворожено замолчали и стали внимательно слушать, разглядывая пару рассказчиков, что ютилась на одной из кроваток. Уставшие после беготни и занятий, они уже устало зевали, но всё равно старались прислушаться к тому, что говорил им парень. — И было у него три дочери. Две из них были завистливы, жестоки и злы. А третья наоборот с добрым сердцем. Она была очень красива и добра, — Алиса сочиняла фразы на ходу. Ей впервые доводилось рассказывать сказку детям, от того она чувствовала некую долю ответственности. Нужно было говорить красиво и емко, что давалось Алисе тяжело, ведь мысли в голове больше походили на вязкий кисель. Она смотрит на профиль Разумовского и старается дышать ровнее, однако в груди чувство словно она пробежала стометровку. Он так близко, что совсем явно чувствуется лосьен для бритья и адеколон. Древесные ноты вырываются из-под белой рубашки, смешиваясь с мускусным запахом горячей кожи. Рудова делает глубокий вдох и её ведет, а Сергей в это время повторяет её фразу, словно ничего и не происходит. Но ведь в действительности так оно и есть. Ничего не происходит. Только ей отчего-то тяжело дышать. — Рядом с их деревней был замок. Замок в котором жило чудовище. Там в высоком замке жил несчастный принц, который не умел любить. Алиса договаривает предложение, старательно подбирая слова. В миг она понимает, что это может быть не просто детской сказкой, но и отличной метафорой. Чудовище, запертое в высоком замке, и жители деревни, что ненавидят его. Только вот и жители, и само чудище уже давно позабыли, что когда-то он был прекрасным принцем, что мог заботиться о их деревушке и о своих подданых. Лицо Сергея на секунду напрягается. Видеть любые изменения в нем так просто, ведь он так близко, что протяни Алиса руку, наверняка, почувствовала как бьется его сердце. Но она держит ладони крепко прижатыми к коленям и только слышит, как он произносит: — Там в высоком замке жил несчастный принц, который не умел любить, — Сергей поворачивается к Алисе, договорив фразу, и смотрит на неё очень внимательно. Словно силясь прочитать её мысли. Ему почему-то кажется, что доктор Рудова столь же лукава, сколь избирательна в своих словах. В её глазах пляшут бесята, но лицо остается ангельски невинным. В этот момент девушка вновь подается чуть ближе и говорит: — Каждый день в восемь часов чудовище приходило, чтобы посмотреть на красивую дочь торговца. Разумовскому вдруг хочется смеяться. Громко и до боли в ребрах. Сеансы психотерапии, что они проводят каждый раз ровно в восемь часов вечера бьют под дых. Он хочет потрясти Алису за плечи и спросить как давно она разглядела в нем это самое чудовище. Хочеться видеть её эмоции, ведь они всегда настоящие, всегда такие откровенные, что заполняют собой всё пространство. Хочется подвинуться к ней ближе и вдохнуть этот вишневый запах так, чтобы закружилась голова. Ведь чудовище давно разучилось любить. Чудовищу не страшно. Сергей производит над собой усилие, чтобы оторваться от её взгляда и развернуться к детям. Он наконец повторяет за ней фразу, как вдруг её дыхание обжигает ухо и девушка смазанно добавляет: — Со временем красавица стала привыкать к этому безобразному чудищу. Девушка начинала беспокоиться, если оно приходило слишком поздно. Сергей шумно выдыхает, когда доктор Рудова так и застывает близь него. Стоит ему развернуться и она кажется прямо напротив, кожа к коже. Жалкие сантиментры будто сами стерли себя за эти минуты. Она делает это намерено? Это такая тактика? Игра? Вишня пьянит и манит развернуть лицо, но нужно держать себя в руках и потому Сергей продолжает: — Девушка начинала беспокоиться, если оно приходило слишком поздно. Чудовище тоже грустило, — вдруг добавил от себя парень. В эту игру ведь могут играть двое, верно? Горячий шепот девушки вновь сорвался с губ: — Потому что каждый раз глядя в зеркало, оно видело своё жуткое отражение, — мгновенно дополнила его мысль Алиса, когда Сергей наконец решил развернуться к ней. Он вновь мог видеть россыпь веснушек на худом лице, легкий блеск глаз и почти незаметный румянец. Она не двигалась. Не отсранялась, хотя почти касалась его шеки своим носом. Словно ей было так комфортно. Словно это давало ей возможность заглянуть внутрь его самого и без всяких сеансов терапии. Увидеть всё это напряжение, что Разумовский чувствовал нарастало в нем от мгновения, как они сели на эту чертову кровать. Ну почему она ведёт себя так непринужденно? — Потому что каждый раз глядя в зеркало, оно видело своё жуткое отражение, — глупо повторил парень, внимательно рассматривая её глаза. Доктор Рудова казалась фарфоровой куклой, что не могла пошевелиться. Не просто девочка из сказки, а, быть может, злая колдунья? Иначе как ещё объяснить её чары. Внезапно с губ парня сорвалось продолжение: — И оно спрашивало себя: сможет ли когда нибудь красавица полюбить такого жуткого монстра? Фраза упала между ними так ясно, так резко. Буквально повалила Алису на спину. В её глазах исказилось нечто незнакомое Разумовскому. Эмоция, что он раньше не встречал на её красивом лице. Смущение? Замещательство? Что? С её губ сорвался рваный выдох, прямо ему в губы, и парень мог поклясться, что больше не вынесет подобного. От невысказанных слов и неловких взглядов их спасла нянечка, что вдруг открыла дверь и прошла внутрь. — Ох, я смотрю вы уже всех уложили! — восторженно протягивает она в полголоса, проходя мимо детских кроватей, в которых уже давно дремлют малыши. Алиса резко поднимается, торопливо шагает вперед к двери. Сергей хмурится, медленно моргает и поднимается следом за ней. Дьявол. — Да, — вдруг подает голос Рудова. — Мы, наверное, пойдем. — Конечно. Спасибо, что посидели с ними, — благодарно протягивает женщина, провожая их из спальни. Алисе вдруг кажется, что всё, что было с ней в этой комнате — ненастоящее. Детский дом неожиданно становится похож на треклятую Страну Чудес и вызывает у неё рой мурашек. Что это, черт возьми, было? — Мы, — начинает Сергей, смотря себе куда-то под ноги, и прочистив горло, продолжает. — Мы с вами могли бы прогуляться по заднему двору. — Да, только… — она теряет мысль, рассеяно осматривая коридор. — Давайте, только мне нужно в уборную, подождете? — Конечно, — парень торопливо кивает. — Прямо по коридору и направо. Алиса срывается ещё раньше, чем он успевает договорить. Слышит обрывок его фразы, где-то на подкорке фиксируя, что нужно повернуть направо. Чёрт. Лишь бы уже дойти. Быстрым шагом Рудова достигает заветной двери, дёргает железную ручку на себя и наконец оказывается внутри. Алиса становится рядом с раковиной и через секунду чувствует отрезвляющий холод воды на своей коже. К счастью, в уборной кроме неё одной никого больше нет. Она набирает воды в ладони и плещет себе в лицо. Мысли в голове крутятся вихрем, пытаясь выстроить картинку произошедшего. Алиса не сдерживаясь, сердечно бросает: — Блять… Девушка смотрит в своё отражение напротив и застывает. Что она только что делала? Почему вдруг оказалась так близко к нему? Зачем вообще решила шёпотом начитывать ему сказку, вместо того, чтобы самой рассказать её детям? В какой момент ситуация стала столь абсурдной? Сердце билось до невозможного быстро и, казалось, скоро выскочит из груди. В ушах шумело, заставляя невольно скорчить гримасу. Алиса провела ледяной от воды рукой по лбу, шее и зажмурила глаза. Только во тьме её ждала вполне яркая картинка. Она вновь видела ту комнату, где была минутами ранее, его сбитое дыхание и покусанные губы. Древесный аромат одеколона снова слышится так ясно, будто Разумовский стоит прямо за спиной. Алису вновь ведёт. Она вдруг осознаёт, что бояться стоило не его апартаментов, а детского дома. Места, где он не оставлял шансов не проникнуться к нему пониманием и… желанием? Блять. Мысль довольно ясная и простая. Пронзает пулей навылет. Ни шороха, ни крови. Но доктор Рудова с ужасом признаёт, что больше всего в этой комнате она хотела его поцеловать. Убийца, террорист, преступник. Святой человек. Губы, которые были в считанных сантиметрах, когда-то срывали предсмертные крики жертв, а ей хотелось накрыть их своими. Это просто… ка-та-стро-фа. Алиса ударила себя по щекам, вновь плеснула воды и резко выкрутила кран. Рубашка была безоговорочно намокшей. Что ж за день-то такой. Нужно было выйти к нему в коридор. Нужно было собраться, сделать вид, что ничего не было. Что это вовсе не волнует её, что произошедшее — ничто. Верно? Так ведь должен вести себя профессионал? Алиса одёргивает себя на моменте, где понимает, что профессионал в принципе не оказался бы в такой ситуации. От досады хочется выть зверем. Услужливый внутренний голос теплом разливается в мыслях и шепчет о том, какая же девушка глупая. Глупая, глупая Алиса. Даже сбежав из Страны Чудес… Вдруг в уборную заходят две девушки лет четырнадцати на вид, что-то бурно обсуждая, и Алиса понимает, что нужно выходить. Не прятаться же ей здесь вечно. Разумовский ждёт её уже прямо у дверей. Он стоит к ней спиной. Прямо у перил, облокотившись руками на них. Голова задумчиво опущена вниз, лицо скрыто копной рыжих волос, но напряжённая линия плеч выдаёт многое. Девушка подходит беззвучно, но выдаёт своё присутствие намеренно. Парень словно подрывается. — Можем идти, — сухо подмечает девушка, желая поскорее выйти во вдор. — Да, кхм… Да, пойдёмте. По пути на улицу Алиса рассуждает о том, как беззвучно Разумовский ступает за ней, и пытается считать его реакцию. Ей в голову лезла тысяча мыслей, и главной из них была озвучена Сергеем вслух. Сможет ли когда-нибудь красавица полюбить такого жуткого монстра? Зачем он сказал это? Она же и сама могла рассказать сказку. Это была её сказка. Только её право на фантазию и… или нет? В один миг Алиса задумывается: в какой момент дала Разумовскому это право влиять на неё? В какой момент он вдруг решил, что может говорить такие неоднозначные вещи? В какой момент чудовище вдруг заметило красавицу? И отпустит ли оно её? — Вы притихли… Вас что-то беспокоит? — Сергей задал этот вопрос так непринуждённо, словно и вовсе забыл о том, что было наверху. Быть может, и вправду не придал значения? Быть может, было ничего? — Нет, — быстро выдала девушка. Нельзя превращаться в половую тряпку, мысленно напомнила себе Алиса. Ты приехала сюда с определённой целью. Действуй. — Точнее, да… — И что же? — сразу же отозвался парень. — Я думаю о том, станете ли вы говорить мне правду, если я начну задавать неудобные для вас вопросы. В какой-то момент мысль о провокации показалась Алисе здравой. И сейчас она ещё не знала, что успеет пожалеть об этом. Разумовский изумлённо приподнял бровь, оборачиваясь к ней. Они как раз прошли в самый центр заднего двора. Кругом было много деревьев, в десятке метров виднелась спортивная площадка и стадион. Алиса же с Сергеем находилась в довольно изысканном для детей саду. Всюду стояли фигуры из камня, рядом с ними извилистой полосой располагались кустарники и тоскливо изгибались деревья. Кругом было много лавочек и пара как раз остановилась рядом с одной из них, так что Сергей жестом указал на ближайшую, и Алиса прошла вперёд, присаживаясь. — Я не совсем понимаю, о чём вы… — уклончиво начал Разумовский. — Вы ведь помните наш уговор? — Никакой лжи? — скорее утвердительно спросил парень, нахмурившись. Выглядел он так, словно гипотеза о том, что он может врать, оскорбляла его до глубины души. — Именно. Так что? Вы будете честны? — продолжила напирать Алиса. — Дайте мне хотя бы попытаться, прежде чем думать, что я обману вас. — Но вы ведь уже обманули меня, Сергей. Она, кажется, наконец решила, что будет делать. Провоцировать. Если лицо, что она видит, — лишь маска, то она выяснит это. Если верить фактам, то преступник, виновный во всех злодеяниях Чумного Доктора, — Сергей Разумовский. Но вопрос, который мучал её последнюю неделю: а является ли сам Разумовский Чумным Доктором? Это один человек? Извращённая маска для серийного маньяка? Образ, выбранный для оправдания цели? Или же это кто-то другой? Потому что за то время, что Алиса провела, работая с Разумовским, она не увидела ни одного проявления жестокости. Не увидела в нём даже огня чумы. Лишь пепел. И теперь ей остаётся лишь узнать правду из первых уст: это был он? Осознавая всю тяжесть своих деяний, это сделал Сергей Разумовский? Или же это был кто-то другой? Ведь Алиса уже подмечала, тот другой мог быть. И мог быть злее, злопамятнее. Тот другой мог быть соткан из ненависти? И раз уж она решила проверить, есть ли зверь на самом деле, то и самой придётся быть ненавистной. Взгляд Разумовского можно было запечатлеть как синоним слова «шок». — Что вы имеете в виду? — настороженно поинтересовался он. Алиса медленно обвела взглядом стадион, что располагался перед ними, словно сканируя местность на наличие лишних ушей, и, развернувшись к парню лицом, наконец спросила: — Кто такой Чумной Доктор? — Это не смешно, — лицо Разумовского в миг стало серьёзным. — Я и не смеюсь, — легко парировала Алиса. — Вы привели меня сюда, чтобы спрашивать это? Вы шутите? — с негодованием отвечал парень. — Не припомню, чтобы место терапии влияло на вопросы, задаваемые пациенту, — всё также невозмутимо продолжала брюнетка. Это было непросто. Вести себя вот так. Но таков был её конечный замысел. И, к несчастью Разумовского, он разозлил её той сценой в детской спальне настолько, что девушка была готова продолжать эту партию до конца. Дёргать другого человека за больное плохо, Алиса знала, однако что-то ей подсказывало, что Разумовский мог быть замешан в вещах куда хуже, так что игра стоила свеч. — Что вы хотите, чтобы я сказал? Что причастен к этому делу? Что это сделал именно я? — Я хочу, чтобы вы сказали правду. Сергей осуждающе посмотрел на неё. Словно она просила признаться его в чём-то, чего он не делал. Это пугало её больше всего. Будь он виновен во всём и не отрицал бы этого всем сердцем — он бы так на неё не смотрел. — Вы никогда не произносили вслух, что это вы убили всех тех людей, — наконец добавила доктор Рудова. Разумовский задумчиво отвернулся, так же, как и она, разглядывая стадион. — Вы никогда не спрашивали. — Что же тогда вы скажите теперь? Сейчас я спрашиваю. — Зависит от того, для чего вам это надо, — упрямо отпирался парень. Злость внутри Алисы начинала клевать всё сильнее. — Это не смешно, Сергей, — строго добавила она. — Я и не смеюсь, — в точности повторяя её слова ранее, ответил Разумовский. — Мне нужно знать: я защищаю человека, который действительно не хотел, чтобы это случилось, или же того, кто просто делает вид, что не хотел, — гневно выпалила она. — И как давно, позвольте узнать, вы меня защищаете? — он медленно развернулся к ней лицом, внимательно всматриваясь в её лицо. Во взгляде что-то переменилось, Алиса могла поклясться, что парень перед ней преобразился за долю секунд. Осанка, взгляд, быть может, даже голос. Удивительно. — С самого первого, чёрт возьми, дня, — холодно отметила девушка. Её злил не только он сам и фарс, в который превращался этот диалог, но и то, что она не могла ему противостоять. — Тогда позвольте узнать, как признание моему психотерапевту, приставленного полицией, поможет мне избежать тюремного срока? Вы чудесным образом не станете прописывать чистосердечное в отчёте после наших встреч? Осмелюсь напомнить, что обвинения в мою сторону не сняты. Я нахожусь на свободе лишь потому, что полиция ещё не смогла добиться обратного. И вы, — он медленно осмотрел её фигуру на скамейке сверху вниз, — представляете их сторону, а не мою. Слова произнесены как приговор. Кажется, они впервые озвучили истинное положение дел. Алиса Рудова — не личный психотерапевт Разумовского, её прислала полиция, а забыли об этом и врач, и её пациент. — Тогда скажите вслух то, что поможет мне полностью отказаться от вашей стороны. Рудова знала точно, что то, что она делает, никак не характерно для работы типичного психотерапевта. Она участковый психолог. И частный за пределами полицейского отдела. Но выводить клиентов на чистую воду не входило в задачи ни первого, ни второго. Так зачем всё это? Чтобы рассеять догадки. Те самые, что жрут её уже неделю, если не с самого начала их работы. Суть её встреч с Разумовским с первого дня состояла в том, чтобы документировать его психологическое состояние и звонко зазвонить в колокол, если можно будет признать его нездоровым. — Я их не убивал. Внутри Алиса почувствовала зуд. Надоедливый, вкрадчивый, нескончаемый. Как это? Так просто? Не убивал? Ты уверен? Давай же, ответь иначе, я сделаю вид, что не слышала. — Что? — тупо переспросила она. Разумовский обернулся к ней, лукаво сверкнув глазами. — А что вы хотели услышать? — Я не… — Алиса, я их не убивал. Это был не я, — словно говоря с ребёнком, медленно повторил парень. И что же тогда? Чудовища нет, а оправдание есть? Теперь ты будешь рядом? — Но кто тогда… — вслух пробормотала Алиса, вмиг замерев, от проскользнувшего озарения. — Олег? Не говорите, что это был… Договорить своё предложение до конца Алисе было не суждено. Со стороны основного корпуса вдруг послышался вой пожарной системы безопасности. Звук от сирен был подобен утреннему будильнику, что заставлял тебя очнуться ото сна. Алиса в недоумении уставилась туда, откуда шёл звук, Сергей, нахмурившись, повторил за ней. Из-за фасада здания начал виднеться дым. — Кажется, нам с вами лучше уходить отсюда. Скорее! — голос Разумовского был твёрдым и решительным. Алиса же растерянно застыла, словно глупая рыбка в аквариуме товарища Прокопенко. — Алиса, вы меня слышите? — Сергей схватил её за плечи, слегка потряхивая, дабы привести в чувства. Девушка всё ещё была в замешательстве от его слов, так что ещё плохо отдавала себе отчёт о том, что в детском дому, очевидно, начался пожар. — Нужно поторопиться, кажется, это не учебная тревога, пойдёмте. Девушка поднялась, Сергей, крепко удерживая её за предплечья, повёл их кратчайшим путём к центральному выходу. Через пять минут они оказались уже у ворот детского дома, где во всю толпились дети с воспитателями. На улице царил хаос. Десятки детей в лёгкой одежде, очевидно не успевшие одеться чуть теплее, стояли на улице и с ужасом наблюдали, как центральное фойе охватывает огонь. Языки пламени играли уже на крыше здания, где-то вдалеке кричали воспитатели, чтобы всех детей немедленно начали пересчитывать. Кто-то из них навзрыд рыдал. Маленькие детские руки с жадностью хватались за руки старших, стараясь не выпускать при этом любимые игрушки, что успели зацепить с собой во время эвакуации. Алиса прерывисто дышала, с ужасом наблюдая, как последние группы детей выбегают через соседний корпус, который, к счастью, ещё не был задет огнем. Сергей крепко держал её за предплечья и, кажется, на фоне всеобщей паники, теснее прижал к себе, как бы укрывая девушку. Тепло его тела, к сожалению для осознания, было непозволительно успокаивающим. Через десять минут прибыла пожарная служба и начала оперативную работу по устранению огня. К счастью, никто из детей не пострадал. Все лишь находились в состоянии некого шока, ведь жутко перепугались от внезапного возгорания. Алису, кажется, била мелкая дрожь, потому ей одной из первых взрослых предоставили тёплый плед, когда раздали основную часть детям. Разумовский молчал, но не отходил от неё ни на шаг. Девушка вдруг задумалась, какого ему. Он только что стал свидетелем того, как горит его детство. Место, где он вырос. На удивление, лицо парня оставалось серьёзным и не выражало никаких эмоций. В один момент Алиса поймала себя на мысли, что он выглядит слишком спокойным. Настолько невозмутимым, словно возгорание его ничуть не удивило. Будто бы он самолично устроил этот пожар. Но он ведь не мог его устроить? Не мог же? Это же просто смешно. Пожар, и именно сегодня? Когда сам Сергей Разумовский оказался в детском доме. Слишком пугающее совпадение. Через какое-то время на место прибыли журналисты. Именно тогда Алиса с Сергеем вновь заговорили. — Твою мать, — не сдержавшись выдала Алиса, когда заприметила блондинку с микрофоном и оператора с массивной камерой, стремящихся в их сторону. — Нужно уходить, мы здесь больше не нужны, — заключил Сергей. Словно понимая, что заканчивать тот разговор, что начался в саду, они не в силах, оба поспешили ускользнут от репортёров. Те быстро приметили фигуру Разумовского и норовили задать свои идиотские вопросы. Тогда парень вновь схватил Рудову за плечи, потянул её туда, где их ждал автомобиль, и, не говоря ни слова, усадил их в авто. Отдав водителю команду просто ехать вперёд, Сергей вдруг обратился к девушке: — Я боюсь, что ехать в здание «Vmeste» — не очень хорошая идея, скорее всего репортёры могут поджидать и там. — Отлично, предлагаете кататься по городу, пока не укачает? — не сдержавшись, бросила она. — Нет, — шумно выдохнул парень. — Предлагаю вам подумать, где мы могли бы спокойно продолжить наш разговор. Алиса колебалась. И, сделав глубокий вдох, назвала адрес. Своего дома. Кажется, настало время говорить.