Тихий голос

Sono fuori di testa ma diverso da loro E tu sei fuori di testa ma diversa da loro Siamo fuori di testa ma diversi da loro Siamo fuori di testa ma diversi da loro, no Måneskin — Zitti e Buoni

…Мо Сюаньюй не был глупцом. Он почувствовал неладное ещё в тот день, когда отец, так долго забывавший о его существовании, внезапно призвал его в Башню Золотого карпа. Мать была счастлива: — Наконец-то, наконец-то он признает тебя, и теперь ты станешь заклинателем, совсем как Гуанъяо! Но сам Сюаньюй, который слишком часто получал тычки от кузена и слышал неприятные слова в спину, предположил, что ничего хорошего его не ждёт. Он постарался быть почтительным ребёнком, заниматься со всем возможным усердием, но главное — держать уши и глаза открытыми. За закрытыми дверями клана Цзинь творилось много такого, что следовало бы сохранить в памяти. Не сразу, но Мо Сюаньюй разобрался, зачем его — слабого здоровьем, с несформированным как следует Золотым ядром, призвал к себе Цзинь Гуаншань, правой рукой которого был блистательный, очаровательный, талантливый и умный Цзинь Гуанъяо — мать вечно ставила его Сюаньюю в пример. Для этого во всём преуспевшего старшего брата Мо Сюаньюй был предупреждением. Его как куклу поставили на полку в Башне Золотого карпа, чтобы был на виду, как у трона правителя ставят стойку с мечами, предупреждая, что милость повелителя конечна и прихотлива. Цзинь Гуаншань почти не вспоминал о нём. Предоставленный самому себе, Мо Сюаньюй не мог нагнать других адептов в обучении, ему не с кем было тренироваться, и мечты матери о том, как он становится известным заклинателем, должны были развеяться как дым. Но однажды Цзинь Гуанъяо нашёл его во внутреннем дворике и спросил: — Хочешь, я покажу тебе путь заклинательства, который поможет быстрее наверстать упущенное и оказаться среди достойных заклинателей?.. Мо Сюаньюй, конечно, согласился — но не потому, что действительно желал овладеть заклинательством, и не потому, что хотел угодить Гуанъяо. Он почувствовал, что если откажется, долго ему не прожить. Цзинь Гуанъяо отвёл его на встречу с Сюэ Яном, и тот рассказал о Старейшине Илина, показал его записи, объяснил различия между тёмным и светлым путями на свой причудливый манер. Мо Сюаньюй прежде воспитывался матерью, а она не была заклинательницей, и всё её понимание тёмного или светлого пути было почерпнуто из подслушанных разговоров заезжих заклинателей. Потому никакие правила ни в чём не сдерживали открытый и пытливый разум. Мо Сюаньюй увидел шанс и постарался ухватиться за него… Он не знал, что всего лишь был удобным камнем для игры в вэйцы, который Гуанъяо поспешил выхватить у собственного отца из пальцев и использовать на доске по своему разумению. Старейшина Илина, которого он узнавал по обрывочным записям и ремаркам Сюэ Яна, показался ему намного интереснее, чем окружавшие его заклинатели. Его личность захватила Мо Сюаньюя, и некоторое время он стремился узнать как можно больше о том, кого при жизни звали Вэй Усянь, почти забыв, что следует не терять из виду ни отца, ни старшего брата. Он не сразу, но всё же разобрался, что за игру они вели, и ему стало страшно. А ещё больший страх вырос в нём тогда, когда он осознал — гибель Старейшины Илина была срежиссирована ими обоими. Он чувствовал, что не сумеет защитить себя, если вдруг кому-то из них вздумается, что он начал мешать, что может навлечь гнев как отца, так и Гуанъяо, и если первый выбросит из Башни Золотого карпа как мусор, то второй может придушить тайком. Цзинь Гуанъяо вовсе не заботился о младшем братишке, когда сделал ему предложение. Сюэ Яну нужен был человек для участия в ряде ритуалов, и Гуанъяо выбрал того, кем, по его мнению, было проще всего управлять. …Так или иначе, Мо Сюаньюй рос, познавая тёмный путь вместо светлого, всё глубже увязая в сети, которые расставлял для него старший брат, и всё больше проникаясь сочувствием к Старейшине Илина. Тогда же он узнал, что у того была странная слабость к Ханьгуан-цзюню. Они то ли были друзьями, то ли — заклятыми врагами, но Вэй Усянь доверял Лань Ванцзи, а несколько строчек личных записей, что отыскались среди вороха разрозненных страниц, убедили Мо Сюаньюя, что между этими в прошлом соучениками было какое-то непостижимое чувство, которое он не мог распознать. Те страницы он спрятал, чтобы они ненароком не попали на глаза Сюэ Яну. *** Однажды мир перевернулся, пошатнулся в очередной раз, и Мо Сюаньюй вспомнил, какие неприятные предчувствия владели им в тот день, когда мать радостно собирала его в Башню Золотого карпа. Он вошёл в зал библиотеки клана, где обычно занимался с Сюэ Яном записями Старейшины Илина, и услышал голоса. Он узнал и Цзинь Гуанъяо, и Сюэ Яна, и поскольку они не заметили его, то встал за ширму, надеясь дождаться, когда они уйдут и дадут ему спокойно вернуться к своему делу. Так он услышал о готовящемся убийстве Цзинь Гуаншаня. С одной стороны, судьба как будто бы вручила ему прямо в руки великолепный шанс — он мог спасти жизнь отца, одним махом убрать с пути старшего брата и оказаться любимейшим и вернейшим сыном. Цзинь Гуаншань никого не ценил так, как себя, а потому наверняка одарил бы его за спасение жизни. С другой же… Ему могли не поверить, а Цзинь Гуанъяо наверняка сумел бы не только выгородить себя, но и подставить его самого. К сожалению, Мо Сюаньюй не мог отправиться следом за ними, спасти отца от задуманной отвратительной смерти, чтобы доказательства вины Гуанъяо оказались очевидными и не представлялись никому голословными обвинениями. Он так глубоко задумался, не понимая, как действовать дальше, что не заметил, как разговор стих. — Сдаётся мне, — вдруг протянул Сюэ Ян, — что у нас тут завелась крыса. — Мышка, — мягко поправил Цзинь Гуанъяо и отдёрнул в сторону ширму, за которой и прятался от них Мо Сюаньюй. Он был быстрым и сильным, пусть многим заклинателям уступал в росте, но в ловкости обходил почти каждого, кого знал Сюаньюй. Ему не составило труда поймать его за шиворот, как несмышлёного зверька. — Совсем маленькая и такая хорошенькая. — Хорошенькая?.. — Сюэ Ян рассмеялся, подходя ближе. — Ты подал мне прекрасную идею! Не успела прогореть и палочка благовоний, как Сюэ Ян добыл у служанок румян и белил, самозабвенно раскрасил Мо Сюаньюю лицо, сделав его похожим на дешёвую шлюху, и пояснил недоумевающему Цзинь Гуанъяо: — Если убить его прямо сейчас, глава Цзинь что-то заподозрит, и тогда ты не убедишь его отправиться на отдых. Но если выставить его сумасшедшим обрезанным рукавом, то никто не примет его слова всерьёз, о чём бы он ни говорил. А ты послушай, — и он взял Мо Сюаньюя за подбородок, — раз уж слушать ты умеешь. Попробуешь смыть краску с лица или отрицать свои пагубные влечения — я убью тебя. Мне не впервой потрошить таких нежных кроликов, — взгляд его тёмных глаз был совершенно безумным. Мо Сюаньюй был слаб, и этот недостаток с лихвой перекрывал все достоинства. Сюэ Ян выпихнул его во двор к тренирующимся адептам, ославил как обрезанного рукава, и в глазах окружающих Сюаньюй приобрёл статус сумасшедшего. Никто не подумал вступиться за него. *** …Когда Цзинь Гуанъяо стал главой клана, Мо Сюаньюй больше не был для него предупреждением, но стал прямой угрозой. С каждым днём тучи сгущались, и некого было попросить о помощи. В клане давно избегали сумасшедшего, которого Цзинь Гуаншань так и не успел официально признать сыном. Понимая, что положение с каждым днём становится всё более шатким, Мо Сюаньюй в спешке, тайком копировал записи Старейшины Илина. Он не знал, чем те могут помочь, но ряд ритуалов будоражил его сознание, обещая если не справедливость при жизни, то возмездие после смерти. Когда в Башню Золотого карпа съехались заклинатели, чтобы отдать должное новому главе, Мо Сюаньюю было запрещено покидать внутренние помещения. Однако он встретил странного гостя во внутреннем дворике. Тот обмахивался веером, и лицо его было чересчур задумчивым. А ещё при нём вовсе не было меча. Это обстоятельство заставило Мо Сюаньюя приблизиться — он не сумел справиться с любопытством. И тут же был замечен. — Мне как раз не помешал бы собеседник, — улыбнулся незнакомец. — Не хочешь составить мне компанию? Ты — Мо Сюаньюй?.. Запоздалое чувство опасности прокатилось мурашками по позвоночнику, но Мо Сюаньюй подошёл и поклонился, как полагалось, а потом ему предложили вино и… Он узнал, что незнакомца зовут Не Хуайсан, что в ученичестве он был близким другом Вэй Усяня, что после гибели последнего Лань Ванцзи едва не убил тридцать старейшин собственного же клана, за что понёс наказание… Столько информации сразу обрушилось на его хрупкие плечи, что Мо Сюаньюй едва ли осознал — за этим должно что-то стоять. Подкупленный откровенностью, он поделился с Не Хуайсаном тем, что знал. *** Прошло не так много времени, и Не Хуайсан лишился старшего брата — тот погиб от искажения ци, но отчего-то — на глазах Цзинь Гуанъяо. Слухи доносили, что на Совете кланов Не Минцзюэ требовал расследовать обстоятельства смерти Цзинь Гуаншаня, и Мо Сюаньюй не был глупцом, а потому легко составил оба факта и получил неприятный результат. Он едва успел просчитать, чем всё это грозит для него лично, как Цзинь Гуанъяо вернулся из Цинхэ Не и изгнал его из Башни Золотого карпа, собственноручно сбросив с лестницы по надуманному обвинению. Видимо, его смерть всё ещё показалась бы подозрительной, подорвала бы доверие к новому главе. Крушение всех надежд матери, Мо Сюаньюй, с одной стороны, радовался тому, что остался жив, с другой — печалился о том же. Мёртвым он мог бы стать призраком и хотя бы так попробовать добиться справедливости, живым он стал печалью, разбившей сердце единственному человеку, что искренне любил его. Он знал, что не успеет добраться к ней раньше, чем отосланные с почтовыми голубями послания, и был уверен, что не увидит мать живой. Возвращаться обратно в деревню Мо было далеко, путь лежал через земли клана Не. Мо Сюаньюй не ждал, что кто-то следит за ним, но оказалось, что Не Хуайсан вовсе не забыл их разговора в сумраке внутренних двориков клана Цзинь. Он нашёл его в гостинице и сообщил, во-первых, что его мать покончила с собой, не вынеся позора, во-вторых, что есть только один способ покарать виновника всех их бед. — Цзинь Гуанъяо играл роль почтительного брата, но был змеёй на груди, — говорил он неожиданно серьёзно, и глаза его сияли таким же мрачным безумием, что у Сюэ Яна. — Но чтобы доказать это, мне нужна помощь. И ты можешь помочь. — Как? — удивился тогда Мо Сюаньюй. — Твоя жизнь бессмысленна, — взмахнул веером Не Хуайсан. — Тебя не ждёт ничего хорошего. Вся твоя родня настроена против тебя. Ты унижен и оскорблён, обвинён в грехах, которые не совершал. Разве тебе есть что терять? — Я всё ещё не понимаю, — сощурился Мо Сюаньюй. Не Хуйасан с неожиданной нежностью коснулся его размалёванной белилами и румянами щеки. — Ты так боишься, что тебя лишат жизни, что даже не хочешь умыть лицо, — вздохнул он. И правда больно уколола Мо Сюаньюя. — Но смерть может стать острым оружием. Хочешь, чтобы Старейшина Илина отомстил за тебя?.. Вкус мести должен был быть сладким. Мо Сюаньюй действительно не видел будущего. Он знал, что стоит вернуться в дом тётки, и на его голову обрушатся обвинения, хорошо ещё, если только на словах. Он будет заперт, ославлен сумасшедшим, и никто не захочет слушать его историю. Не Хуайсан смотрел в его глаза, он видел его насквозь, и в его руках был некий ключ, который мог помочь воздать всем по справедливости. — Допустим, — голос изменил ему. Он никогда не был храбрецом, страх поднимался изнутри тёмной волной. — Я сохранил записи одного ритуала, что создал Вэй Усянь, — рассказал Не Хуайсан, будто смягчившись. — Мне пришлось доработать его, потрудиться, чтобы разобраться в нём, но теперь он пройдёт без ошибок. Ты можешь добровольно отдать собственное тело Старейшине Илина, обязать его выступить за тебя, отомстить, если захочешь — даже убить твоих обидчиков. Вэй Усянь — единственный заклинатель, кто всегда различал тьму от света, что бы ты ни слышал о нём прежде. Он сможет отыскать справедливость для тебя, для твоей матери, для моего брата. — Не Минцзюэ? — удивился Мо Сюаньюй. — Но… И тут Не Хуайсан показал ему нечто действительно страшное. — Взгляни, что твой брат, ныне глава клана Цзинь, сделал с моим! — воскликнул он, открывая запечатанный прежде заклинаниями ящик. Внутри оказалась правая рука. Она сжалась в кулак, едва Мо Сюаньюй заглянул внутрь, но расслабилась, когда Не Хуайсан осторожно коснулся её. — Он должен расплатиться за его смерть, за это надругательство над трупом, — хоть прикосновения его были нежны, голос звучал так, что ужас заставил Мо Сюаньюя поперхнуться воздухом. — Тебе достаточно провести ритуал и выпустить её в деревне Мо. — Выпустить? — смысл ускользал, и Не Хуайсан тут же захлопнул ящик, повесил на него талисман. — Хорошо, с рукой я разберусь сам, — спокойно добавил он. — Вот ритуал. Ничего не перепутай. Мо Сюаньюй как будто бы не соглашался передавать своё тело кому бы то ни было, но уже не мог отказаться. *** …Отчаянно болела голова, ныло всё тело, но особенно сильно — руки. Вэй Ин попробовал приподняться с пола, на котором лежал, и с удивлением обнаружил, что у него распороты вены, а помимо того на предплечье несколько неровных, всё ещё кровоточащих ран. С другой стороны — у него было тело. С удивлением он рассмотрел тонкие запястья, кисти, которые, кажется, были изящнее, чем прежде, коснулся собственного лица, и на кончиках пальцев осталось что-то белое. «Краска на лице? — удивился он. — Отчего это?» Память ничего не подсказывала, и Вэй Ин обвёл взглядом хижину, в которой оказался, чтобы разобраться, что вообще произошло. Он тут же заметил смятые талисманы, алые росчерки крови на полу, и понял, что, похоже, стал невольным участником некоего ритуала. С трудом поднявшись, он отыскал словно приготовленную для умывания воду. Плеснув себе в лицо, почти с облегчением ощутил, как вода смывает бело-розовую маску. «Разве я не был… мёртв?» — пронзило его осознанием. «Был, — тут же откликнулся из глубин другой голос. — Был, но теперь жив. Отомсти за меня». «А ты кто? — рассеянно удивился Вэй Ин. — Отчего я тебя слышу?» «Ты получил моё тело, а значит, должен выполнить мою волю. Покарать тех, кто виноват в моей смерти, найти справедливость — и для себя в том числе, Старейшина Илина. Меня зовут Мо Сюаньюй». — Мо Сюаньюй, — вслух произнёс Вэй Ин. — И что же ты натворил, Мо Сюаньюй? Кто так тебя обидел? «Цзинь Гуанъяо, — обвинил Мо Сюаньюй. — Больше всего обид мне и тебе нанёс Цзинь Гуанъяо». *** Мо Сюаньюй не был глупцом и достаточно разобрался в тёмном пути, чтобы изменить ритуал Не Хуайсана. Душа Вэй Усяня не прогнала его из собственного тела до конца. Если уж он не мог вершить месть своими руками, то желал увидеть, как Старейшина Илина воздаёт всем по справедливости за него. И он готов был помочь в этом всеми своими знаниями.