Тихий голос

Вэй Ин проснулся от мягкого и лёгкого прикосновения. Его осторожно сместили на постели, старательно укрыли, оберегая от утренней прохлады, а после, кажется, кончики пальцев коснулись виска. Сухие и чуть прохладные, дотронулись и сразу отпрянули. Едва не нахмурившись, сонный Вэй Ин уцепился за это ощущение, недоумевая, зачем Лань Чжаню делать подобное. Сновидения ещё готовы были утянуть его за собой, и во всём теле разливалась удивительная томность, но всё же возникший вопрос не давал сомкнуть веки плотнее и отдаться этому покою целиком. И тут же приятную негу разбил голос Мо Сюаньюя, звонкий и исполненный яда: «Он поцеловал тебя». Вэй Ина мгновенно оставил всякий сон, а сердце забилось как будто прямиком в горле. Всё же стараясь не выдать своего пробуждения, прислушиваясь к осторожным шорохам, рассказывающим, что Лань Чжань поправляет одежду, он переспросил: «С чего ты взял?» Немедленно пересохло в горле, ладони же, напротив, будто бы увлажнились. Столь сильного волнения Вэй Ин не испытывал уже очень давно. «Мне не нужно держать глаза открытыми, чтобы видеть всё, что происходит с тобой, — пояснил Мо Сюаньюй терпеливо, как будто бы разговаривал с ребёнком и уже в тысячный раз рассказывал ему одно и то же. — Он поцеловал тебя. Подумать только, великий заклинатель, сам Ханьгуан-цзюнь, а…» «Ну-ка, заткнись, — потребовал Вэй Ин, не понимая, смущён он больше, раздосадован или внезапно разочарован тем, что сам лишь ощутил, но не удостоверился. — Ты совсем помешался на этом!» Возможно, Мо Сюаньюй нашёл бы, что возразить, наверняка у него было заготовлено немало слов, но Вэй Ин тут же сел на постели и произнёс: — Доброе утро, Лань Чжань. Лань Чжань стоял спиной к нему посреди комнаты в слабом утреннем свете, просочившемся со стороны окна, и сосредоточенно убирал в высокую причёску волосы. Едва услышав голос Вэй Ина, он заметно вздрогнул и повернулся столь стремительно, что часть прядей вырвалась у него из пальцев, рассыпалась по плечам и даже полузакрыла лицо. Выскользнула и упала с едва слышным стуком шпилька. Смятение, отразившееся на миг в чужих глазах, показалось Вэй Ину забавным. — Не помнишь ничего из того, что творилось вчера ночью? — спросил он, поднимаясь и тут же нагибаясь, чтобы подобрать шпильку с пола. Возможно, в его голосе было чуть больше лукавства, чем стоило бы допустить, но Лань Чжань побледнел. Вэй Ин, впрочем, вовсе не хотел расстраивать своего спутника, потому он лишь улыбнулся и качнул головой: — Не ожидал, что от одного глотка вина ты сразу скажешь, что пора спать. Я-то надеялся на разговор. Видимо, чтобы и я смиренно следовал правилам, ты заставил меня лечь рядом с собой. — Мгм, — то ли подтвердил, то ли просто успокоил себя Лань Чжань. Вэй Ин протянул ему шпильку, и Лань Чжань забрал её, окончательно позволив волосам опуститься тяжёлым пологом на спину. Миг они смотрели в глаза друг другу, и Вэй Ин растерялся, не понимая, что это будит в нём самом, но тут же Лань Чжань снова отвернулся, продолжая устраивать причёску, точно всё стало ясно и больше не требовало никаких разговоров. Вэй Ин не успел придумать, как продолжить оборвавшуюся беседу, когда услышал странные постукивания. Он поднялся и тут же обнаружил источник неприятных звуков: мешочки цянькунь, ставшие вместилищем Не Минцзюэ, начали подпрыгивать на месте. Части тела оказались друг к другу так близко, что ничего удивительного в их жажде слиться воедино не было. И Вэй Ин, и Лань Чжань, вернувшись с кладбища Чан, не стали играть им, потому что это вряд ли бы одобрил хозяин приютившего их гостиничного двора — слишком позднее было время, так что теперь пора было взяться за инструменты. Один из мешочков прятал в себе руку, второй — ноги, третий — торс, и теперь эти части вертелись на месте, подпрыгивали в жажде ослабить завязывающие верёвки и вырваться, чтобы наконец-то объединиться и отправиться мстить обидчику. Несмотря на то, что Не Минцзюэ не доставало левой руки и головы, он собирался отправиться в Ланьлин и уничтожить Цзинь Гуанъяо. Вэй Ин не мог его в том винить. В конце концов кому можно было бы пожелать столь жестокую смерть?.. Сила духа бывшего главы клана Не была впечатляющей, так что ясно было, отчего его убийца пожелал разделить труп и подавить его по частям, оставив каждую в месте, где собралось немало способной противостоять тёмной энергии. Вот и теперь Вэй Ину и Лань Чжаню пришлось постараться, так как мешочки цянькунь никак не хотели успокаиваться, и когда наконец все они были должным образом запечатаны, Вэй Ин обратил внимание, что на лбу Лань Чжаня залегла едва заметная морщинка, словно небольшая тень меж бровей. «Должно быть, от вина он всё же мучается головной болью, — посочувствовал ему Вэй Ин. Сам он был удивительно стоек перед вином и потому почти никогда не испытывал похмелья. Но зато не раз видел, как страдает подобным недугом Цзян Чэн. — Нужно попросить для Лань Чжаня особенный завтрак», — продолжал размышлять Вэй Ин, старательно избегая любых мыслей о нынешнем главе клана Цзян. «Странно видеть, что ты и к нему испытываешь тёплые чувства, — вдруг опять вмешался Мо Сюаньюй. — Глава клана Цзян — человек исключительной жестокости, и не могу сказать, что это оправданно или справедливо. Он мягок только с Цзинь Лином, да и то, спроси мальчишку, и вряд ли тот скажет, что дядя с ним не холоден. Однако ты будто помнишь его совсем другим». Вэй Ин не хотел отвечать — и потому, что действительно помнил Цзян Чэна другим, и потому, что помнил его холодность и жестокость. А ещё что-то никак не мог выловить в мутной воде собственной памяти, и это его беспокоило с каждым мгновением всё сильнее. — Лань Чжань, — словно забыв о Мо Сюаньюе, произнёс он, — давай я закажу завтрак. Ты выглядишь усталым, всё же спал совсем мало, да ещё и не привык к вину. Я займусь этим, а ты немного восстанови силы. Лань Чжань едва заметно кивнул на такую заботу, и Вэй Ин поспешил выскользнуть за дверь. Однако Мо Сюаньюй, словно надоедливая оса, вовсе не собирался перестать жужжать: «Ты сказал, что не помнишь собственной смерти, да? А я вот кое-что вспомнил, пока ты спал, прижавшись к Ханьгуан-цзюню, будто вы уже успели отдать поклоны небу и земле. Не спросишь что?» Ясное дело, он не собирался замолкать, проще уж было поступить так, как он хочет. Вэй Ин поддался: «И что же такое ты вспомнил?» Мо Сюаньюй, очевидно, только и ждал этого вопроса. Если дух и может надуваться от гордости, пребывая с кем-то в одном теле, ощущаться это должно было именно так! «Подробностей о последней битве Старейшины Илина в Безночном городе много, и не всем свидетельствам я стал бы доверять. Да только истории сходятся в одном. Старейшина Илина погиб от руки собственного брата». Вэй Ин едва не споткнулся на лестнице и с силой схватился за перила. Память никак не ответила на это, но сам он выдохнул вслух: — Что ты сказал?! Мо Сюаньюй, похоже, был доволен собой, отозвался он с большой охотой: «Я много читал о Старейшине Илина, но всюду было сказано, что именно глава клана Цзян нанёс решающий удар». Решающий удар?.. Вэй Ин сжал полы ханьфу у горла, словно желал ими задушить себя. В одном он был уверен — всё было не так, да и смерть свою он выбрал сам. Но как было спорить с неспокойным духом, когда воспоминания по-прежнему укрывала сизо-чёрная мгла? — Господин? — послышался снизу заспанный голос хозяина. — Что же вы так рано проснулись? — и действительно, по меркам многих людей ещё была несусветная рань! Не все просыпались как в Облачных глубинах. — Это вы музицировали наверху?.. Вэй Ин взял себя в руки, преодолел последние ступени лестницы и остановился напротив хозяина, улыбаясь ему мягко и чуть виновато: — Ваше вино оказалось столь крепким, любезный, что моего спутника поразило в самое сердце. Музыкой он пытался успокоить головную боль, но, как вы понимаете, такой способ не возымел действия. Знаю, вы наверняка не откажете приготовить суп, который поможет ему куда больше. — Ах, вот в чём дело, — покивал хозяин. — Скоро вам подадут завтрак. Кроме супа закажете что-то ещё? — Баоцзы, — кивнул Вэй Ин. — И чай… А может, и ещё что-то, вы наверняка лучше меня знаете, что стоит предложить. — Поднимайтесь к себе, и скоро сытный завтрак будет готов, — раскланялся хозяин. Всё это время Мо Сюаньюй терпеливо молчал, что, наверное, отняло у него немало сил. Стоило же Вэй Ину снова ступить на лестницу, как голос раздался опять: «Так что, убил тебя глава клана Цзян? Или, быть может, они повздорили с Ханьгуан-цзюнем за право воткнуть в тебя меч? Не хочет твоя память наконец раскрыть нам, что там случилось на самом деле?» Вэй Ин сжал зубы так крепко, будто норовил раскрошить их друг об друга. От слов Мо Сюаньюя его буквально мутило, лестница расплывалась перед глазами, каждый шаг давался с трудом. «Он не убивал меня, — сумел он сформулировать мысль. — Цзян Чэн может ненавидеть меня, но он никогда бы… никогда бы не убил меня». Вряд ли Мо Сюаньюй удовлетворился бы этим ответом, но Вэй Ин добрался до комнаты и из последних сил ввалился внутрь. Едва прикрыв дверь, он почувствовал, что перед глазами предательски темнеет. И в тот же момент его подхватили сильные руки и наступила тьма. *** Во рту разливался стальной привкус, а глаза застилала багровая пелена. Вэй Ин не помнил себя и не понимал, где находится. Слышались крики, в воздухе висел запах свежей крови, и казалось, весь мир превратился в месиво красок и мечущихся теней. Он отступил назад, будто рассчитывал выйти за черту, отделить себя от шума, от движения, в которое ему не хотелось вовлекаться, но позади твёрдость камня обрывалась пустотой. Он замер на краю, ощущая, что там, за гранью, к нему тут же потянулись бесплотные чёрные руки. Мрак звал его к себе. Вэй Ин опустил взгляд и заметил, что сжимает в окровавленных пальцах Чэньцин. А в другой руке, тоже испачканной алым, — разломившуюся на половинки печать. Она повиновалась ему, не соединяясь, и в то же время будто пульсировала, мечтая впитать всю тёмную энергию, что сейчас сама по себе клубилась над сражающимися. Сражающимися? Наконец Вэй Ин присмотрелся и осознал, что в битву вступили воины великих кланов, что они сражались друг с другом с остервенением и жестокостью, хотя совсем недавно являлись союзниками. Нет, они не вышли против клана Цишань Вэнь, они словно мечтали убить друг друга. Жажда эта закрывала им глаза, заставляла не слушаться голоса разума. И Вэй Ин чувствовал, что каким-то образом виновен в этом. Он снова опустил взгляд на печать, но та, конечно, не дала ответов. — Вэй Ин! — раздался голос, на миг затмив собой звуки остервенелого боя. — Вэй Ин! — Лань Чжань? — не поверил себе Вэй Ин. И действительно он. В белых одеждах, на которых цветами гибискуса распускались алые брызги. Пришёл убить его?.. И правильно, ведь чтобы печать перестала жаждать крови, чтобы она успокоилась и рассыпалась в пыль, нужно пожертвовать собой. И он сделал ещё шаг назад, зажмурившись, потому что каким бы он ни был отчаявшимся или бесстрашным, а снова падать спиной вперёд в распростёртые объятья тьмы было страшно, страшно до холода в позвоночнике, страшно до боли в горле, страшно, страшно!.. Но пусть лучше так, пусть так, пусть Лань Чжань не чувствует себя виноватым за то, что поднял против него меч! Даже если действительно возненавидел, если по-настоящему захотел уничтожить. Пусть он не несёт на себе эту тяжесть. Горячие пальцы обхватили его запястье. Дёрнули вверх, отчего Вэй Ина сотрясла дрожь. Он не понимал, почему всё ещё не оказался внизу, там, в пасти черноты. — Вэй Ин, — Лань Чжань смотрел ему в глаза, наклонившись вперёд, едва удерживаясь на краю скалы. И он был целым миром. И ничего, кроме него, больше не было. Совсем ничего. Белые одежды, алые цветки крови на них, тёмные волосы, разметавшиеся от ветра, мерцающий серебром знак облаков… — Отпусти… — выдавил Вэй Ин, хотя хотелось умолять о спасении. — Отпусти, Лань Чжань. Он видел чужие слёзы, как они срывались вниз, чудом не падая на него самого, он видел… отголоски непонятного, неизвестного чувства, но чтобы печать была разрушена, он должен был, он должен был отдать свою жизнь. Искупить вину за то, что породил. За смерть Цзинь Цзысюаня, за смерть сестры, за… И он вырвал ладонь. …Чтобы мгновением позже призрачные руки с небывалой силой впились в его тело, чтобы они начали разрывать его на куски, пока сама душа разбивалась от боли на сотни осколков.