Тихий голос

Столько вопросов разом возникли в голове, что показалось, будто Вэй Ин стоит на рыночной площади, а торговцы перекрикивают друг друга, уверяя, что только у них во всём городе лучший товар. Разобраться в сонме этих воображаемых голосов было почти невозможно. Время же тянулось подчёркнуто медленно, а Лань Чжань смотрел так пристально, так внимательно, точно всем своим видом показывал: «Спрашивай — я отвечу». Спрашивай! Будто так легко спросить! И вроде бы он сам желал этого, а теперь не мог справиться с собой, не мог сделать выбор! Наконец Вэй Ин, сглотнув, задал первый — просто первый попавшийся, а не первый по важности, — вопрос: — Отчего в клане Гусу Лань теперь не гнушаются пользоваться тёмными техниками? Разве не сам учитель Лань упрекал меня, что подобными путями нельзя следовать заклинателям? — «Разве не весь мир заклинателей поднялся против меня?» — хотел он добавить, но отчего-то не стал. — Переубедил, — сказал на это Лань Чжань. Одно короткое слово, но Вэй Ин задохнулся от осознания и широко распахнул глаза. Пояснить ответ Лань Чжань не то не спешил, не то и вовсе не собирался. Вэй Ин качнул головой, чтобы сумятица в мыслях не мешала так сильно, и кивнул Лань Чжаню, приглашая его снова опуститься за стол. Он долго выбирал, что же спросить теперь, потому что предыдущий ответ слишком выбил его из колеи. По всему выходило, что Мо Сюаньюй прав в своих заключениях, и Вэй Ин не был пока уверен, что хочет знать — действительно ли во всех. Лань Чжань, послушно сев за стол, продолжал молча прожигать его взглядом. Удивительно, но сейчас его глаза не казались холодными, в них словно пробудился затаённый жар, и когда Вэй Ин невзначай встречался с Лань Чжанем взглядом, такой же точно огонь разгорался внутри него самого. Знать бы ещё, что он такое значил. Многие люди, захмелев, испытывали жажду двигаться или болтать без умолку, но Лань Чжань был совсем не похож на них. Если бы кто-то сейчас вошёл к ним в комнаты, ни за что не догадался бы, что молчаливый Второй Нефрит не в себе от вина. Вэй Ин поймал себя на том, что вместо поиска второго вопроса просто бесцеремонно рассматривает Лань Чжаня, словно желая возвратить ему этот жаркий и глубокий взгляд, и тут же отвернулся. — Когда я… — начал он, — когда ты принёс меня в Облачные глубины, Лань Чжань, я слышал, как ты играл мелодию… Как она называлась? — снова Вэй Ин спросил не то, что на самом деле хотел. И всё же сердце опять забилось быстрее и даже ладони немного вспотели от волнения. Никогда прежде Вэй Ин не чувствовал подобного смятения, и тем хуже было сознавать, что он не понимал его причины. — Отвечу потом, — обескуражил его Лань Чжань. Такое обещание выглядело ну очень сомнительно. Во-первых, вряд ли Лань Чжань вспомнит об этом утром, когда хмель пройдёт, во-вторых, вряд ли он станет отвечать на вопросы с той же охотой, когда окажется трезвым. Вэй Ин нахмурился и упрекнул его: — Разве не запрещено правилами Гусу Лань лгать? Не хочешь отвечать, так и скажи, но зачем давать бесполезную надежду? Сам ведь когда-то сказал мне: «Не дразни людей безо всякой цели»… — и тут же он осёкся, громко вздохнув. Воспоминания накатили непрошенными — вот они в пещере Черепахи-губительницы, разгорается костёр… вот Вэй Ин отбирает налобную ленту, чтобы использовать вместо бинта… Вот развязывает пояс собственного ханьфу, и Лань Чжань от возмущения его бесцеремонностью сплёвывает дурную застоявшуюся кровь… — Прости, — тут же вырвалось у Вэй Ина, потому что он вовсе не желал напоминать о прошлом. Лань Чжань молчал, не двинулся с места, не шелохнулся, и Вэй Ин настойчиво повторил: — Прости-прости, — он украдкой взглянул Лань Чжаню в лицо и замер, потрясённый. По идеальной щеке Второго Нефрита Гусу Лань сбежала подобная чистотой хрусталю слеза. Она сорвалась с подбородка и оставила след на столешнице. — Да, воспоминания не приносят облегчения… — растерялся Вэй Ин, не в силах понять, отчего настроение Лань Чжаня настолько изменилось. И в этот момент пальцы сомкнулись на его запястье, стиснули так крепко, что почти причинили боль. — Не отпущу. Больше никогда. Спорить с захмелевшим заклинателем такой силы Вэй Ин не стал. У него получилось лишь жалко улыбнуться в ответ и подтвердить: — Не отпустишь, конечно, не отпустишь… — и прикусить губу. Часть его прошлого всё ещё пряталась, как горные вершины в гуще тумана. Иногда он словно видел очертания прежних событий, как например этот образ с Лань Чжанем у огня, в другой момент всё подёргивалось пеленой, разобрать сквозь которую хоть что-то было почти невозможно. Потому он никак не мог угадать, что именно заставило Лань Чжаня испытать настолько глубокое волнение. И в этот миг Лань Чжань снова поднялся и потянул его за собой. Приблизившись к постели, он усадил туда Вэй Ина, а сам сбросил верхнее ханьфу, ничуть не озаботившись тем, что оно легло прямо на доски пола не сложенным. — Ты… что это ты задумал, Лань Чжань? — опешил Вэй Ин. Всё-таки и Второй Нефрит, захмелев, начинает творить безумства? Разве он таким был в годы их обучения?.. Если память не обманывает на этот раз, прежде Лань Чжань вовсе не порывался раздеться и уж точно не касался его так беспечно. Растерявшись, Вэй Ин не смел пошевелиться. — Время сна, — пояснил Лань Чжань. Вот так просто? Время сна?! Вэй Ин ведь не успел задать все свои вопросы! К тому же они только-только вернулись с подобия Ночной охоты, а время отбоя для учеников Облачных глубин давно прошло. Если они уже нарушители, что толку ложиться спать? — Нет-нет-нет! — возразил он, попытавшись встать. — Ты обещал отвечать мне, Лань Чжань! — Время сна, — качнул головой Лань Чжань, сложив руки на груди. Ну что за человек, как с таким спорить?! — Тогда я должен вернуться к своей постели, — напомнил Вэй Ин, смирившись, что он не узнает того, что хотел, прямо сейчас. — Пропусти меня. Помнишь ещё, что я сплю вовсе не здесь? — Нет, не отпущу, — твёрдо ответил Лань Чжань и — откуда только у опьяневшего человека могла взяться такая скорость и ловкость — подхватил Вэй Ина на руки и уложил на постель, а сам лёг с краю, чтобы воспрепятствовать его бегству! Вэй Ин не собирался сдаваться так просто, а ещё не был уверен, что сможет пережить смущение, охватившее его от подобной бесцеремонности. Тут же память подсказала, что Мо Сюаньюй говорил — Лань Чжань раздевал его и омывал его бессознательное тело, заботясь о нём так, как не поступают друзья! От этого кровь бросилась к щекам. Мысли взметнулись вихрем, отдались головной болью, и Вэй Ин осознал, что должен, нет, просто обязан тут же оставить Лань Чжаня в покое. Вэй Ин попробовал спуститься на пол и отступить, но Лань Чжань, похоже, только того и ждал. Он поймал его за руки, ничего не стесняясь, уложил головой себе на грудь и провёл ладонями по спине… Горячее прикосновение отозвалось мурашками, но служило оно вовсе не для того, чтобы подарить ласку! Вэй Ин понял слишком поздно — Лань Чжань надавил на несколько акупунктурных точек, полностью лишая его возможности сопротивляться. Он остался недвижимым в крайне двусмысленной позе. Если б такое только увидел Лань Цижэнь, повелел бы выпороть их обоих за распутное поведение. Впору было вздыхать от облегчения, что старик далеко, да ещё и вряд ли пришёл в себя. — Что же ты такое творишь, Лань Чжань?! — в последний раз попытался протестовать Вэй Ин, и тут же заклинание закрытого рта довершило дело. Словно удовлетворённый всем этим вопиющим безумством, Лань Чжань повторил в третий раз: — Время сна. И сразу после этого он закрыл глаза. Спокойное дыхание подсказало, что сновидения захватили его сразу же, как только голова коснулась валика подушки. Вэй Ин проклял себя за то, что решился дать Лань Чжаню вина! *** Ночь стремилась к рассвету, и Вэй Ин сам почти задремал — Лань Чжань был тёплым, мягкий сандаловый запах, окружавший его, пропитавший и его одежду, и волосы, дарил спокойствие и напоминал о светлых днях, в которые теперь невозможно было вернуться, да и тело ощутимо требовало отдыха. Сколько они всего успели в последнее время! Однако едва веки отяжелели достаточно, как раздался тихий, но настойчивый голос Мо Сюаньюя: «Мне казалось, что ты намеревался задавать совсем другие вопросы, нет?» — поддел он Вэй Ина. Заклинание закрытого рта мешало говорить вслух, но зато беседовать с Мо Сюаньюем Вэй Ин мог сколько угодно. Сон сбежал от него в то же мгновение, потому он сразу же отозвался: «Не всё можно спросить прямо в лоб. Есть вещи, к которым сначала нужно подойти издалека…» «Ты просто испугался говорить с ним, — хмыкнул Мо Сюаньюй издевательски. — Я считал, что Старейшина Илина ничего не боится. Или, может, ты не хочешь задеть его тем, что ваши чувства друг к другу слишком разные? Слышал, что у тебя было немало любовных побед, и красавицы не могли устоять… Мужская красота не похожа на женскую, вот ты и не можешь ему ответить». Вэй Ин зло сощурился, пусть этого Мо Сюаньюй, вероятно, никак не мог узнать. Не сразу у него получилось подобрать слова: «Кто же это у нас такой знаток в чувствах? Может, поделишься опытом, а то мне не пришлось ни узнать вкуса чужих губ, ни сказать кому-то слова любви, ни услышать ответного признания. Когда вокруг горит едва ли не сама земля, а ветер несёт запах крови, не до того. Будучи учеником, я, может, и похвалялся тем, что красавицы улыбаются мне, но улыбка — не поцелуй, не так ли?» «Такой, значит, была твоя жизнь? — тут же изменился тон голоса Мо Сюаньюя. Кажется, он пожалел о своих словах. — Слухи, что рассказывают о тебе в Ланьлине, рисовали тебя человеком опытным и развратным, поговаривали, что ты привёл на Луаньцзян тысячу девственниц…» «Зачем? — глупо переспросил Вэй Ин, перебив его. — Столько людей там не прокормишь, — и тут же осёкся. — Не удивлён только, что слухи такие родились в Ланьлине. Как будто сам Цзинь Гуаншань распустил их. Тебе ли не знать, каков был этот благородный заклинатель, разве само твоё существование не открывает всем и каждому истинную суть его души? Он жаждал заполучить печать из моих рук, вот и придумывал всё, чтобы очернить меня перед остальными». «Надо сказать, ему прекрасно это удалось, — уколол в ответ Мо Сюаньюй. — Вот, значит, из-за чего ты решил её уничтожить? — рассудил он, как будто прежде не знал или не предполагал подобного. Впрочем, тут же и открылось почему: — В слухах, опять же, говорили, что печать распалась сама собой, когда ты утратил контроль над ней». Вэй Ина на миг обняла обида. Он действительно и сам был убеждён, что утратил контроль, — там, на тропе Цюнци, когда Вэнь Нин ударил Цзинь Цзысюаня, вырвал ему сердце, навсегда лишив его шицзе супруга и возлюбленного, а новорождённого Цзинь Лина отца. Но в Безночном городе, пусть он и был почти ослеплён горем, он выбрал уничтожить печать вполне сознательно. «Я пожертвовал жизнью, чтобы она рассыпалась на куски, — сказал он Мо Сюаньюю. — Но это всё, что я помню». «Всё, что ты помнишь? — отчего-то заинтересовался Мо Сюаньюй. — То есть последние мгновения твоей жизни стёрлись у тебя из памяти? Как ты погиб?» «Не знаю, — удивлённо откликнулся Вэй Ин на это. — Совсем не помню. — И действительно, он словно вглядывался в темноту, но никаких образов не возникало. Последнее, что он помнил с того жуткого дня, — как он стоит на крыше Знойного дворца и смотрит на заклинателей внизу, а напротив, весь напряжённый, будто перетянутая струна гуциня, замер Лань Чжань. И вместе со всем этим Вэй Ин вспомнил и ещё одно: — В тот день я желал умереть от его руки. От руки Ханьгуан-цзюня». «Он сражался за тебя, — напомнил — или возразил — Мо Сюаньюй. — И не стал бы тебя убивать». «Или он сражался за меня, чтобы дать мне то, чего я хочу?» — спросил его Вэй Ин, и на миг ему стало больно и холодно. Может ли Лань Чжань носить траур именно потому, что тогда он и был тем, кто нанёс решающий удар? Может ли он так бережно ухаживать за ним сейчас, так беречь, потому что несёт на себе груз вины за то, что убил его, пусть и по его желанию? «Хочешь убедить меня, что мне только привиделись его глубокие чувства к тебе? — снова заговорил Мо Сюаньюй. — Думаешь, он руководствуется лишь бременем вины, и только?» «Тот Лань Чжань, которого я знал, мог бы отбросить ненависть, если бы чувствовал вину, — подтвердил Вэй Ин. Эта мысль, с одной стороны, растревожила его, окатила колкой болью, но, с другой стороны, она принесла странное чувство покоя. Будто теперь-то всё объяснилось, стало ясным и чистым. — Ты был не прав, Лань Чжань никогда не был и не может быть обрезанным рукавом. Вряд ли он вообще способен на столь низменные желания и столь простые чувства. Он выше этого, он слишком… Не удивлюсь, если он вознесётся, как возносились прежде те, кто преуспел в совершенствовании духа и тела». И сразу, как только он представил себе подобное, его охватила вовсе не радость за друга, но тоска, столь сильная, что даже слёзы выступили в уголках глаз. Моргнув, Вэй Ин крепко зажмурился, чтобы удержать в себе совершенно неуместный, слишком уязвимый и горестный звук. Он так сконцентрировался на этом, что не заметил, как замолчал Мо Сюаньюй и как его самого всё же одолел сон.