Тихий голос

В саду стояла тишина, на Башню Золотого карпа опускался вечер, и Вэй Ин внезапно обессилел, сорвал со лба белую ленту и сжал её в кулаке, а после выпустил, и она унеслась с ветром. Он проследил за ней печальным взглядом, а угнетающие мысли высвободились и потянулись к нему, опутали целиком, как некогда его окутывала тёмная энергия. Пока на Совете продолжали спорить, он должен был уйти, сбежать, спрятаться. Теперь он свободен делать, что пожелает, разве нет?.. Хочет ли он снова оказаться среди заклинателей? Теперь, когда видел их лица, когда чувствовал, как много тех, кто с радостью помогал Цзинь Гуанъяо совершать отнюдь не праведные дела?.. …А если он уйдёт вот так, тайком, Лань Чжаню не придётся поступаться правилами, не нужно будет потворствовать застарелому чувству вины, ничто не будет бросать тень на его репутацию. Может, он наконец освободится от наваждения и будет счастлив?.. Как привычно было бы поспорить с Мо Сюаньюем, но тишина нарушалась лишь шелестом ветра да отдалённым позвякиванием колокольчиков, будто бы весь мир опустел. Внезапно Вэй Ин почувствовал чужой взгляд и резко поднял голову, обернулся, чтобы встретиться взглядом с Лань Чжанем. Неведомо почему покинувший Совет, неизвестно как отыскавший его, тот смотрел на него, не отрываясь, смотрел так, будто желал что-то сказать, но не решался. И само это было удивительным — Ханьгуан-цзюнь, застывший в нерешительности. От глубины его взгляда у Вэй Ина едва ли не подкосились колени, он сглотнул, ощущая, как сердце начинает ускорять бег. Что он услышит сейчас? Может, упрёк? Может… — Должен вернуться в Облачные глубины, — отрывисто сказал Лань Чжань, прерывая его размышления. — Дядя… Ах, да, Вэй Ин совсем забыл! Ну раз уж они смогли дать покой Не Минцзюэ и решить судьбу Цзинь Гуанъяо, то и старик Лань Цижэнь, должно быть, пришёл в себя! Конечно, Лань Чжань обязан проверить это, вернуться, потому что таков его долг как наследника клана. Да и его брату наверняка понадобится утешение и помощь. А после он, конечно, займётся обязанностями Верховного заклинателя. В этой жизни больше нет места для вздорных людей. Вэй Ин понял, что втайне надеялся — Лань Чжань пригласит его с собой. Потянет в Облачные глубины, будет настаивать, скажет, что это нужно такому, как он, калеке, лишённому Золотого ядра. Но больше не прозвучало ни слова. Только взгляд Лань Чжаня был всё таким же пронизывающим, словно он пытался до мельчайших подробностей запомнить его облик. А может, всё же Мо Сюаньюй был не прав? Чувства Лань Чжаня совсем не похожи на те, что, оказывается, проросли внутри него? И желания вовсе не такие откровенные до бесстыдства?.. Может, в тот единственный раз, когда он как будто бы желал поцелуя, это была всего лишь фантазия Вэй Ина, стосковавшегося по ласке, а Лань Чжань случайно склонился ниже, чем нужно? Должно быть так. Иначе отчего Лань Чжань уронил это: «Дядя». Семья и клан для него важнее, это ясно. — Не зовёшь с собой, — вырвалось у Вэй Ина, хоть он не хотел говорить этого. Как ни скажи, а всё равно в словах точно прятался упрёк. Слова сами собой оформились и вместе с дыханием сорвались с губ. Было поздно возвращать их назад. — Не могу неволить Вэй Ина, — качнул головой Лань Чжань, а в голосе прозвучала боль. «Неволить? — мысленно удивился Вэй Ин и, конечно, сразу вспомнил, сколько раз упрекал Лань Чжаня за количество правил и строгие порядки. Неудивительно, что теперь возвращение в Облачные глубины Лань Чжань расценивал как клетку для него. И — благородный настолько, что впору быть небожителем, — он не хотел запирать его под три тысячи с лишним замков. — Неволить…» Откуда же было Лань Чжаню знать, что Вэй Ин с радостью позволил бы ему это теперь? Откуда, если проклятые слова не складываются во фразы, оседают в горле комом, что не выдохнуть, не вдохнуть? То вырываются не те, что нужно, то не желают обернуться звуком! Нет, нужно было бежать, бежать прежде, чем Лань Чжань нашёл и настиг. Бежать, чтобы похоронить все эти глупые чувства в туманах строгих гор, в расщелинах и ущельях, утопить в горных ручьях, отдать на растерзание нечисти, таящейся в тёмных чащах. Вместе с сердцем нужно было вытащить их из себя. Да и к чему ему эта глупая вторая жизнь в чужом теле, если он должен оставаться одиноким и несчастным? — Лань Чжань… — Вэй Ин против воли сделал шаг вперёд, и только на это его сил и хватило. Он даже взгляда не смел больше поднять. Он даже выдохнуть больше не мог. Теперь они стояли близко, и когда снова тревожно зашелестел ветер, то кинул прямо в лицо Вэй Ину, будто играя или дразня, кончик белой налобной ленты. Вэй Ин ухватился за неё, потянул, ослабляя узел, и Лань Чжань не помешал ему. Лента осталась в пальцах, напоследок ощутимо ударив Вэй Ина облачным знаком по костяшкам. Сжав её крепко, Вэй Ин вспомнил слова: — Ты говорил — не отпустишь. Ты обещал, — сказал он с горечью. Но потом поправился, понимая, что не смеет упрекать: — Я сам опоил тебя в тот раз, прости. Конечно, конечно, ты не должен отвечать за слова, что сорвались у тебя, когда ты был не в себе. Лицо Лань Чжаня помрачнело, закаменело. Они стояли так близко, а Вэй Ин никак не мог разобраться, что между ними происходит. Не удержавшись, он опустил ладонь на грудь Лань Чжаня, прямо напротив сердца, чтобы почувствовать, как он вздрогнул от прикосновения всем телом, как заполошно бьётся внутри него сама жизнь. — Не отпущу, — подтвердил Лань Чжань. — Если позволишь. — Отчего тогда так помрачнел? — Вэй Ин отвернулся, и его ладонь бессильно скользнула вниз. Он будто вынуждал Лань Чжаня, а в этом они были одинаковы — Вэй Ин не хотел навязываться, как Лань Чжань не хотел неволить. Он отступил, всё ещё крепко сжимая белую ленту в пальцах. Лань Чжань не потребовал вернуть столь важный для его клана знак. Вэй Ин не собирался отдавать его просто так. — Каждый раз, как Вэй Ин говорил «прости», всякий раз, как Вэй Ин благодарил меня, — словно не о нём заговорил Лань Чжань, — он становился всё дальше. Уходил прочь, и у меня не хватало сил удержать и не было никакого права удерживать. Вот и теперь слышу «прости»… — в его голосе прорезалась боль, граничащая с отчаянием. Вэй Ин взглянул ему в лицо, чтобы встретиться с потемневшим взглядом. Раньше он подумал бы, что Лань Чжань сердится, что он разгневан, что он ненавидит. — Лента ведь… означает сдержанность, верно? — Вэй Ин с подчёркнутым вниманием рассмотрел её и знак с бегущими облаками. — Правда ли, что в клане Лань ленту снимают, только если намерены отпустить себя? Правда ли, что её отдают только тем, кому готовы показать себя целиком, без утайки? Супругам, детям?.. — Верно, — сглотнул Лань Чжань. — Твоя лента у меня, отчего не заберёшь? — Вэй Ин сжал кулак с ней так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Или, может, ты всё же отпустишь себя?.. Он не сумел понять, как это случилось, так стремительно быстро рванулся к нему Лань Чжань, но уже мгновением после он держал Вэй Ина, обнимая его бережно и крепко. — Однажды я… уже пытался, — признался он, и Вэй Ин впервые увидел, как зарождается в Лань Чжане румянец смущения. Как сначала наливаются нежным оттенком кончики ушей, а затем кожа будто расцветает — от уха вниз, к шее, перекидываясь на скулы, пока не начинает казаться, что там, под кожей, расцвело рассветное солнце. — Но… Трудно, наверное, было Лань Чжаню договорить: «Но ты отверг». Вэй Ин же ясно вспомнил тот момент. Можно было придумать любое объяснение, но глядя Лань Чжаню в глаза, он сумел сказать только так, как есть, потому что время тайн осталось в прошлом: — Обретя это тело, Лань Чжань, я не только получил ряд обязательств, которые должен был выполнить в обмен за возможность снова жить как обычный человек. Тихим голосом со мной оставался Мо Сюаньюй. И пока его последнее желание не было выполнено, он был рядом, всегда. И… — Вэй Ина самого охватил жар, наверняка его скулы запылали ярче, чем у Лань Чжаня! — Даже моего бесстыдства не хватило бы на то, чтобы… Чтобы… — вот теперь и он не мог договорить. — Мо Сюаньюй, — повторил Лань Чжань. — А теперь?.. — А теперь его нет, — подтвердил Вэй Ин. И ему захотелось сказать: «Потому забери меня, куда только захочешь, хоть в Облачные глубины, только не отпускай». Но он не успел, потому что Лань Чжань наконец-то поцеловал его. Разом исчезли все глупые мысли, желание убежать и спрятаться растворилось в возникшем внутри и в одночасье охватившем всё тело жаре. Вэй Ин вцепился Лань Чжаню в плечи, отвечая на поцелуй, а в миг, когда они всё же прервались, чтобы отдышаться, сказал — открыл свои страхи: — Но разве Верховному заклинателю пристало водиться с таким, как я? Целовать другого мужчину?.. — Верховному заклинателю? — удивился Лань Чжань. — Но я никогда не согласился бы на это. — Не согласился? — вот теперь Вэй Ин опешил, а следом за этим и покраснел, точно его поймали на глупых мыслях. — Отчего же?.. — Чтобы быть с Вэй Ином, — спокойно объяснил Лань Чжань. — Мою спину расчертили больше тридцати шрамов от дисциплинарного кнута, и каждый удар говорил мне, что есть мир заклинателей, а есть моё сердце. Каждый новый удар я делал выбор между ними. В слепой надежде, а может, в глухом отчаянии я прожил так долго, не чтобы теперь стать Верховным заклинателем и решать их мелочные тяжбы. Но чтобы больше никогда не оставлять того, кто мне истинно дорог. Вэй Ин вздрогнул от этих слов. В них было столько всего разом! — Что, хочешь странствовать со мной? — прошептал он. — Бродить по горам и лесам, по отдалённым деревушкам?.. — Если так хочет Вэй Ин, — согласился Лань Чжань тут же. — Только лишь на один день заглянуть к брату, узнать, пришёл ли в себя дядя. И покинуть их без сожалений в сердце. — Без сожалений?.. — покачал головой Вэй Ин. — Разве такое бывает?.. — он глубоко вздохнул, но всё же добавил: — Так забери меня в Облачные глубины, а там… возможно, мы отправимся странствовать, кто знает. *** Месяцем позже в Облачные глубины прибыл глава клана Цзян. Был он мрачнее тучи и потребовал немедленной встречи с Ханьгуан-цзюнем. И пусть сам глава клана Лань вышел к нему, чтобы побеседовать и предложить чай, Цзян Чэн ничего не хотел слушать. Ясно было, что ищет он вовсе не Лань Ванцзи. Лань Сычжуй проводил его в уединённый павильон, стоявший так, что оттуда открывался прекрасный вид на застеленную облаками расщелину, по дну которой бежала быстрая и холодная горная река. Другой юный адепт мгновением позже принёс поднос с чаем и тут же бесшумной тенью унёсся прочь. Цзян Чэну не пришлось долго ждать, Лань Ванцзи пришёл к нему в сопровождении Вэй Ина. Оба они были одеты в светлые клановые одежды. — Сбежал с Совета кланов и исчез, будто бы мне показалось, что ты вообще возродился, — напустился на Вэй Ина Цзян Чэн. — Как ты посмел?! Или забыл о своих обязательствах перед кланом? Что ты забыл здесь, в Облачных глубинах, когда твой дом остался в Юньмэне?.. — Мой дом там, где спокойно моей душе, — покачал головой Вэй Ин. — И если ей хочется путешествовать, то дом ей будет и под звёздным небом. Я не вернусь в Юньмэн, разве что заеду погостить когда-нибудь, приду поклониться в храме, если позволишь. — Да ты… Да как ты… — Цзян Чэн в сердцах ударил по столешнице, и нефритовые чаши подпрыгнули, глухо звякнув при этом, а из носика чайника выплеснулся чай. — Мой супруг расплатился с долгами сполна, — холодно добавил Лань Ванцзи. — Отдал и своё Золотое ядро, и свою жизнь. Ему больше нечего отдать клану Юньмэн Цзян. Разве не заслужил он спокойствия и счастья? — Су… супруг? — вскинулся Цзян Чэн. — Это как? Что это значит?.. Вэй Ин молчал. И когда Цзян Чэн присмотрелся к его облику, то увидел и то, каким строгим стало ханьфу, и застёжки на нём, и высокую заколку в волосах, и белую ленту на лбу со знаком Облачных глубин. Супруги?.. — Отчего же ты не позвал на свадьбу меня, брата? — теперь уже тише сказал он. — Разве так поступают с семьёй?.. — А ты был бы рад моей свадьбе? — спросил на это Вэй Ин. — Да, был бы рад! — и Цзян Чэн вдруг с силой притянул его к себе. — Приезжайте в Пристань Лотоса. Никому не станет хуже, если мы сыграем ещё одну свадьбу, если поднимем лотосовое вино, помнишь, ты сам придумал рецепт. Вэй Ин всмотрелся в его лицо, и когда Цзян Чэн отпустил его, коротко кивнул: — Хорошо, мы приедем, чтобы поклониться Цзян Фэнмяню и госпоже Юй в семейном храме. — Другое дело, — проговорил Цзян Чэн. — Другое дело. Он опустился на скамью и сам налил себе чай. Лань Ванцзи последовал его примеру, и только после этого Вэй Ин сел рядом. Поначалу они больше молчали, и разговора никак не получалось, но наконец Цзян Чэн сказал: — Поверите ли, но ходят слухи, новым Верховным заклинателем станет Не Хуайсан. Вэй Ин коротко усмехнулся: — Ему эта роль подойдёт, но что же скажут молодые кланы? Не так давно они считали его никчёмным дурачком. — Не после того, как стало известно, что это он сумел вывести Цзинь Гуанъяо на чистую воду, — качнул головой Цзян Чэн. — Однако я прибыл сюда не только затем, чтобы напомнить тебе о Юньмэне и рассказать об успехах Не Хуайсана. Он вытащил и опустил на столешницу мешочек цянькунь. Вэй Ин взял его в руки, развязал, и на его ладонь выпала половина Тигриной печати. — Отыскалась в сокровищнице Цзинь Гуанъяо вместе с трупом Сюэ Яна, — пояснил Цзян Чэн. — Госпожа Цинь Су отдала её мне тайком, и никто об этом не знает. Если и есть в мире кто-то, кому должно владеть этим артефактом, так только тот, кто его создал. Вэй Ин вздохнул и спрятал печать обратно в мешочек. — Сейчас это не артефакт, лишь безделка, — пояснил он. — Но опасная, если попадёт не в те руки. Я сохраню её. И последние тени прошлого как будто бы развеялись. Стихли голоса, можно было смотреть в будущее без сожалений.