It all started here

– Ты снова это делаешь, – простонал Мидория, отворачиваясь в противоположную от Бакуго сторону и зарываясь лицом в собственные ладони. – Что делаю? – Пялишься, – раздражённо сказал Изуку, тщетно пытаясь прикрыть рукавами футболки свои шрамы на руках, на которые уже с полчаса безотрывно смотрел Кацуки. – Извини. Просто ты очень красивый. – Бакуго провёл указательным и средним пальцами по его щеке и после поцеловал в загривок. – Они уродливы... – буркнул Мидория, пытаясь спрятать лицо в воротник футболки, и закрыл глаза. Кацуки резко перевернул того с бока на спину, толкнув в плечо, и навис над ним сверху, слегка хмурясь и чётко проговаривая: – Нет, они прекрасны. Ты весь прекрасен. Поэтому заткнись и перестань пороть эту чушь, дай мне уже наконец насладиться тобой. Изуку расширил свои глаза в удивлении, а Бакуго не растерялся и принялся сразу же расцеловывать всё его лицо: чуть сморщенный лоб из-за поднятых вверх бровей, маленький и аккуратный нос, пухлые щёчки, покрытые россыпью веснушек, а после мягкие и такие сладкие губы. Мидория расплылся в улыбке, уже готовый полностью расплавиться под человеком сверху. Он обвил своими руками шею Кацуки, притягивая того для ещё одного поцелуя. Но не успели они коснуться друг друга губами, как без стука врывается чёртов Тодороки Шото, который будет жить тут ещё долгих три месяца, прерывая их всегда на самом интересном, как будто специально. – Мидория, я... – Он поднял взгляд на обнимающихся парней, лежащих на кровати, и немного даже, кажется, покраснел. – Простите, что помешал, – он неловко покашлял в кулак. Бакуго схватил подушку и бросил её в дверь, но не успел попасть по тому ублюдку – она уже захлопнулась. – Заебал, двумордый! Сколько можно уже, твою мать?! Научись стучаться! – орал во всё горло Кацуки, а Изуку лишь оставалось закрывать уши руками – иначе точно оглохнет. Потом он посмеялся и быстро чмокнул Бакуго в губы, выбираясь из его хватки и направляясь в сторону двери. – Ты серьёзно? А где мой нормальный поцелуй? – Тодороки что-то хотел сказать, неспроста же зашёл. Я должен узнать. – Он улыбнулся во все 32, прикрывая глаза и помахав рукой на прощание, быстро выбежал из комнаты, пока в него не полетит чего потяжелее подушки. – Да мать твою, я – полный неудачник, – простонал Кацуки, утыкаясь лицом в подушку и крепко сжимая её в своих руках. В то время, как Бакуго проклянал всю землю, а Тодороки – в особенности, Мидория спустился вниз, найдя в гостиной своего друга. – Шото, ты что-то хотел? – спросил Изуку, садясь рядом с другом и смотря на него прямо в упор. – Тебе не обязательно было спускаться сюда, Изуку. У меня не такое уж и важное дело... – Мы тоже ничем важным не занимались. Так, что ты хотел сказать? – Ну, я нахожусь тут уже пару дней и подумал, что пора было бы прогуляться по городу. И, может быть, ты бы познакомил меня со своими нынешними друзьями. – Тодороки, ты в порядке? – Изуку наигранно потрогал лоб друга ладонью, проверяя температуру. – Вроде, нет. Ты – это точно ты? – Перестань. – Нет-нет, просто ты никогда раньше не рвался за новыми знакомствами. – Он слегка свёл брови к переносице и приложил пальцы к подбородку. – Н-но я буду только рад! Я всем уши прожужжал про тебя. Особенно Шинсо, – он тепло улыбнулся, прикрыв глаза, и несильно покачал головой в разные стороны. – Это твой близкий друг? – с интересом спросил Шото. – Да. Но не переживай, – он посмеялся, – никто не сможет быть ко мне ближе, чем ты, – сказал Мидория, обнимая Тодороки за плечи и утыкаясь своим носом ему в шею. В этот момент с лестницы спустился Бакуго, наблюдая перед собой интересную картину. – Тц, – раздражённо вырвалось из его уст. Он, не оборачиваясь, прошёл на кухню, специально начав громко выполнять все действия: со звонким стуком поставил кружку на столешницу, хлопал дверьми шкафчиков, со скрипом отодвигал стул, на который даже и не собирался садиться. Он залпом выпил стакан воды и снова со стуком поставил его на стол, грубо вытирая рот тыльной стороной ладони. Он шумно втянул в лёгкие воздух и медленно выдохнул, направляясь в гостиную. – Что за хрень тут происходит? – кривясь, произнёс Кацуки, засовывая обе руки в карманы штанов и садясь в соседнее кресло. – Если не нравится то, что ты видишь – не смотри, – спокойно произнёс Шото с лёгкой ухмылкой на губах, обнимая левой рукой талию Изуку и прижимая ближе к себе. Он будто специально выводил Бакуго из уравновешенного состояния, что, к слову, даётся ему труднее всего. – Убери свои руки, мудила, – прорычал Бакуго, подскакивая с сидения, и в один широкий шаг уже оказался возле парней. – Деку, придурок, сказал бы хоть что-то! Чей ты парень, в конце-то концов? – Кацуки схватил того за руку и потянул на себя, вырывая из слабых объятий. – Какого чёрта ты творишь? – прошептал, хотя, скорее, прошипел на ухо Бакуго, толкая того в спину и уводя подальше. Мидория поцеловал парня в щёку, думая, что это его как-то успокоит (нет), и выбрался из его объятий, а затем снова уселся вплотную с Тодороки. Кацуки некоторое время сверлил их своим яростным взглядом, а после резко развернулся и прошёл в коридор, собираясь выйти на улицу проветриться, но его остановил голос Изуку – про него удивительным образом вспомнили. – Каччан, чего ты как маленький ребёнок себя снова ведёшь? Тодороки встал рядом с Мидорией и многозначительно кивнул головой в знак согласия, скрещивая руки на груди и опираясь левым плечом о стену. – Слушайте, я серьёзно, отвалите от меня, – злобно прошипел Бакуго, завязывая шнурки на своих кроссовках. Шото схватил того за руку выше локтя, крепко сжимая и не давая вырваться из хватки. По нему и не скажешь, что в нём есть столько силы, хоть и видно, что он довольно-таки хорошего телосложения. – Да отвали, двумордый. Тодороки и Мидория искренне пытались пропустить все оскорбления мимо ушей, стараясь привыкнуть к манере общения Кацуки, но получалось плохо. Вообще они вызывали больше некий смех и улыбку, нежели какую-то злость или обиду. Всё-таки он такой человек. – У нас с Мидорией разговор к тебе. – Да, Каччан, мы подумали, что нужно показать Шото город и познакомить с Шинсо, Ураракой, Иидой и... – Кто это вообще? – Мои друзья, Каччан, ты же со всеми знаком! – обиженно произнёс Изуку. – Да плевать, как их зовут, – цыкнул он. – А теперь, будьте добры, – он вырвал свою руку из хватки, – я пойду прогуляюсь. Один. – Он натянуто и раздражённо улыбнулся, скорее, это было больше похоже на оскал, и ушёл, хлопнув дверью, снова засовывая руки в карманы свободных спортивных штанов. Мидория очень любит такой лёгкий и непринуждённый внешний вид Бакуго, но сейчас он даже и не заметил этого. – Он просто невыносим! – крикнул Изуку, разводя руки в сторону и хлопая ими по своим бёдрам. – Я не смогу выдерживать такие сцены ревности каждый раз, когда нахожусь с кем-то, помимо него! – Спокойно, Изуку. Во-первых, он никогда не видел, как мы общались раньше. Понимаешь, его общение с друзьями совершенно отличается от нашего, поэтому для него это что-то новое. Во-вторых, какие-то разногласия и недовольства – обсуждают всегда вместе, чтобы решить их. И теперь, в-третьих, запомни, пусть он лучше уйдёт и остынет, чтобы не поссориться ещё хлеще, нежели чем останется и вы наговорите друг другу глупостей, о которых вдвоём будете после жалеть. – Тодороки редко говорит большие речи – только в крайних случаях, в которых и правда его друг нуждается в совете. – Я удивлён, что он и вправду сам решил уйти и остыть. На него это не очень похоже. Видимо, он не хочет ссориться с тобой, Мидория, – задумчиво произнёс Шото, смотря на удивленного друга. – Тодороки, ты – гений, ты же знаешь это? – Ответом послужил кивок. Всё же Шото разбирается явно получше Изуку, у которого был только негативный опыт абьюзивных отношений, потому он и не знает, что делать в здоровых отношениях. Как себя вести, что говорить, что делать. Раньше ему абсолютно всё приказывали, каждое его действие было проконтролировано другим человеком, не давая и малейшей возможности спокойно вдохнуть. А теперь – свобода в отношениях. Забота, ласка, понимание. Комплименты, подарки, внимание, ревность. Ни к чему не принуждают, не торопят, не делают больно. Это всё ново и неясно для него. Как и для самого Кацуки, у которого это первые серьёзные отношения. Им обоим очень сложно, они совершенно не знают, как вести себя друг с другом, но стараются изо всех сил делать каждому только что-то приятное, не ранив чувства. Мидория хотел выбежать за Бакуго, но Тодороки остановил его, сказав, что тому и впрямь лучше побыть одному столько, сколько понадобится. Изуку как-то грустно согласился, а после сказал: – Давай я напишу друзьям и мы встретимся все вместе, прогуляемся. А Шинсо я могу пригласить домой, чтобы вы с ним поближе познакомились, если ты хочешь. – Я не против, Мидория, это твой дом – приводи кого хочешь. – Тодороки на секунду замолчал и подумал о чём-то, а после со вздохом разочарования продолжил: – Только не говори, что ты до сих пор никого не водишь к себе. Я думал, ты постепенно начал избавляться от нитей прошлого. – Это сложно, Тодороки-кун. Я очень стараюсь. Каччан мне невероятно помогает. Но от некоторых старых привычек, кажется, не избавиться, – он горько усмехнулся. – Брехня это всё! – раздался голос Бакуго, который прошёл в дом, повторно хлопнув дверью. – К-каччан, и как давно ты там стоишь? – с испугом спросил Изуку. – Я никуда и не уходил, тупицы. Посидел на крыльце и зашёл обратно. – То есть... ты всё слышал? – Да, задрот, я всё слышал. И хочу сказать, что я не ревнивый человек, но когда мой грёбаный парень каждый раз прилипает к какому-то другому мудиле, обнимает и целует его нежнее, чем меня, то да, блять, меня это охринеть как раздражает! Сейчас приведёшь ещё того самодовольного павлина, от которого тоже чуть ли не ссышься, и настанет пиздец всему! Шото незаметно удалился из коридора, пытаясь не мешать паре выяснять отношения, а Изуку делал неуверенные шаги вперёд. – Каччан, я всю жизнь так тесно общаюсь с близкими друзьями. Мне правда жаль, что тебя это сильно задело, но ты же ведь прекрасно знаешь, что я только с тобой могу быть, и нечего здесь переживать. – Мидория слабо улыбнулся. – Не переживаю я! Просто пусть половинчатый ублюдок не распускает свои грязные руки! Иначе я жопу ему порву! – сказал, как можно громче, Кацуки, чтобы до Шото точно дошло. – Ты же пойдёшь с нами, да? – с надеждой спросил Изуку, решив перевести тему и смотря на Кацуки чуть ли не щенячьими глазами, словно это хоть как-то подействует на него. – Не смотри так на меня! – взвыл Кацуки, отводя глаза в сторону. Но Мидория продолжал в упор смотреть на него, не собираясь сдаваться, и для привлечения внимания повиснул на руке Бакуго, крепко её сжимая. Он тяжело выдохнул и потёр пальцами переносицу, а после ответил: – Ты когда на меня так смотришь, я пиздец волю теряю.* – Он перевёл взгляд на лицо Изуку, который до сих пор продолжал изображать жалобное лицо. – Придётся, – закатив глаза, ответил Бакуго, поняв, что этот умоляющий взгляд нужно, по всей видимости, избегать, иначе он попросту не посмеет сказать задроту «нет». – Если хоть одна мерзкая душонка попробует к тебе прикоснуться – ей не жить. – Н-но, Каччан, я как минимум в начале и в конце встречи обнимаюсь со всеми... – Никаких «но», придурок, не принимается.

***

Конечно же, Мидория не стал слушать его, и при встрече, как можно крепче и дольше, обнимался со всеми пришедшими, из-за чего у Бакуго, кажется, начал дёргаться глаз, но он ничего не сказал. Он же не тупой, не самоуверенный и ревнующий придурок. Нет, конечно, нет. – Знакомьтесь, это мой друг детства – Тодороки Шото. – Он указал на Тодороки, который смотрел на всех проницательным взглядом. Шото лишь слабо и коротко помахал рукой в знак приветствия, не найдя в себе силы для чего-то большего. – Я часто рассказывал про него, – с улыбкой добавил Изуку, смотря на уже недовольное лицо Кацуки, который лишь тихонько фыркнул, резко отвернув голову в другую сторону. Это выглядело довольно забавно и он издал смешок, прикрывая рот кулаком. – Очень приятно познакомиться, Тодороки! – сказал Иида, снова размахивая своей рукой во все стороны. – И мне, – коротко ответил тот, пожимая руку парня. В голове Шото пронеслась мысль, что, может, у этого парня нервный тик? – Я обещал Шото показать город. Поможете мне? – неловко спросил Мидория, почесывая собственный затылок и слабо улыбаясь. – Конечно, Мидория-кун! – радостно воскликнула Урарака. Шинсо и Тодороки смотрели друг на друга оценивающим взглядом. Они сцепились глазами и ни один не мог порвать этот странный контакт. Будто соревновались: кто лучше? Хоть Изуку и впрямь раньше сравнивал их, в особенности в начале знакомства с Хитоши, но это всё же были абсолютно два разных человека. И со временем он понял, что сравнивать их было порядком глупо, правда, перестать представлять во время объятий Тодороки вместо Шинсо он не смог. Пока не приехал сам Шото, конечно. Хитоши единственный, кто до сих пор ни разу ничего не сказал – он и не хотел. Нечего было. Тодороки тоже особо не многословил. У обоих был совершенно незаинтересованный взгляд во всём происходящем. Тут их странный контакт прервал Бакуго, на которого теперь все взгляды были устремлены. Он мигом прошёл между ними, и направился к Мидории, захватывая того со спины в свои горячие объятия, из-за чего Изуку залился румянцем, тихо проговаривая под носом: «Каччан, не на людях же». А Кацуки было всё равно – он при всех отмечал то, что этот парень – его. И ничей больше, иначе разобьёт лицо так, что на всю жизнь калекой останешься. Чтобы прервать неловкую ситуацию, Тенья решил наконец предложить место, куда можно пойти: – Я думаю, что сегодня мы можем пройти до нашего центрального парка, который является самым большим в нашем городе. Мидория тепло улыбнулся, поворачивая голову назад, он посмотрел на Бакуго, на лице которого также красовалась улыбка. Кацуки чмокнул его в висок, а Изуку радостно воскликнул: – Хорошая идея, Иида!

***

Ребята посидели некоторое время сначала в кафе и выпили пива, из-за которого у Мидории слегка кружилась голова, но он вполне мог идти самостоятельно. Хотя Бакуго особо не прислушивался к нему и обнял за талию, постоянно утыкаясь носом в его кучерявую макушку и вдыхая приятный запах тропических фруктов. «Надо сказать задроту, чтоб и дальше пользовался этим шампунем», – подумал Кацуки. Бакуго и Мидория остановились прям на том месте, где они около месяца назад упали, прокатываясь по траве. Кацуки обнимал Изуку со спины, положив свой подбородок ему на голову, а руки заключил в замок на его животе, Мидория положил свои ладони поверх его, тепло улыбаясь и прикрывая глаза, наслаждаясь лёгким ветром и ярко-оранжевым закатным солнцем. Всю дорогу Урарака и Иида доставали расспросами Тодороки: сколько лет, на кого учится, надолго ли приехал, есть ли у него кто и был ли вообще. Шинсо, в отличие от своих неугомонных друзей, всю дорогу молчал, изредка перебрасываясь словами с Мидорией. Сегодня он был уж слишком молчаливым. Не таким, как обычно. Но Изуку не обратил на это особого внимания, ему было неловко из-за своих друзей, которые не могли отлепиться от Тодороки, хотя насчёт его личной жизни ему тоже было довольно интересно: Шото никогда особо не просвящал его. Мидория задумался и начал усердно вспоминать: говорил ли Тодороки хоть раз про свою вторую половинку? Про свои предпочтения? Были ли у него вообще отношения? Изуку ни разу не видел его ни с парнем, ни с девушкой – они всегда были вместе. Вдруг ему стало стыдно, что он не интересовался, даже не задумывался об этом. – Прости за такие личные вопросы, конечно, но, Тодороки, у тебя ведь были отношения? Или сейчас есть? Всё-таки у такого парня, как ты... – Очако слегка покраснела, задавая этот вопрос, но всё же интерес брал вверх. – Всё в порядке, – спокойно ответил Шото. Кажется, его ничего смутить не может. – Есть один человек, я уже давно влюблён в него. – Они все присели на лавочку и Тодороки задрал голову к верху, закрывая глаза. – Но между нами ничего не может быть. Никогда. – Это парень? – спросила Урарака, смотря на него. – Да. – Почему «никогда ничего не может быть»? Он натурал? – Нет... Нет. Просто не может. Это не важно. – А какой он? – всё никак не унималась девушка. – Урарака, перестань. – Мидория грозно посмотрел на свою подругу, от чего она неловко ойкнула. – Всё нормально, Изуку, – всё также спокойно отвечал Тодороки. Он не собирался говорить этого, но что-то прорвалось, и он уже не мог справиться с собой, это было чувство, нерассуждающее, подсознательное, неспособное выбирать. – Он... прекрасный человек. Удивительный. Никогда таких не встречал. Правда, до невозможности наивен, но очень добр и искренен. Буквально с первой встречи полюбил его. Но, как я и говорил, ничего, кроме дружбы, между нами быть не может. Мне не хватало никогда смелости сказать о своих чувствах. Сейчас он счастлив и я не собираюсь портить это. А теперь закроем эту тему, – вдруг грубо произнёс он, вставая со своего места и направляясь в сторону реки. Он встал около ограждения, облокачиваясь на него двумя руками, пытаясь перевести дыхание. Он впервые озвучил это вслух при ком-то. Но проблема заключалась не в этом. Вопрос в другом: стоило ли? Он не знал. Но всё же он рассказал и свои слова обратно не вернёшь. Шото стоял и думал, как ему страшно и холодно от слова «никогда», которое несколько раз за сегодня произнёс. Но он смотрел правде в глаза. Неприятной, такой колящей глаза, правде. – Мидория, с кем Тодороки ещё общается, кроме тебя? – осторожно спросил Хитоши, медленно переводя взгляд на Изуку. До него, кажется, первым всё дошло и словно вся картина собралась воедино. – Насколько мне известно, ни с кем... – Он тяжело сглотнул, смотря на дальнюю фигуру Шото. – Блять, я так и знал! – проорал Кацуки. – Я не был уверен, но подозревал, что двумордый ублюдок что-то чувствует к тебе. Теперь всё сошлось, – он истерично засмеялся. – Деку, ты полнейший идиот, раз за более, чем 10 лет, не заметил, что твой лучший друг влюблён в тебя. Видимо, он ещё довольно-таки неплохо скрывал это всё время, – Бакуго усмехнулся. – Нет-нет-нет, вы... Вы все неправы! Этого... Этого попросту быть не может. Я бы... Я бы заметил это, да? – с надеждой спросил он, смотря на всех окружающих его друзей. Иида неловко отвёл взгляд, Урарака закусила нижнюю губу, смотря в пол, Шинсо тяжело выдохнул, а Бакуго грустно посмотрел на него. В его взгляде отчётливо читалось: «ты проебался». – Думаю, что нам стоит возвращаться. А тебе с половинчатым ещё предстоит серьёзный разговор. – Кацуки устало выдохнул и хлопнул Мидорию по плечу. – Я... я не хочу. Что если наши отношения больше не будут прежними? – Мидория, прости меня за грубость, но ты думаешь только о себе. Ты подумал, каково Тодороки, который буквально всю жизнь влюблён в тебя, и никогда никому даже не рассказывал этого? Каково ему смотреть сейчас на тебя с Бакуго? Ты просто обязан поговорить с ним. Возьми ответственность, чёрт тебя подери, – твёрдо сказал Шинсо, глядя на друга. В ответ Изуку лишь неуверенно кивнул и согласился с его словами. Действительно, пора всем возвращаться домой. Бакуго хотел, чтобы Мидория поскорее решил это с Тодороки, но теперь не хотел оставлять их наедине. Все чувства Шото неожиданно всплыли на поверхность, им предстоит ещё три месяца жить вместе, видеться каждый грёбаный день... Кацуки, несомненно, доверял своему партнёру, но на душе всё равно было как-то неспокойно. Вдруг половинчатый чего выкинет? Мидория из жалости поддастся ему? Или не из жалости? Может, в глубине души он тоже не равнодушен к нему? Может, он просто раньше не рассматривал этот вариант из-за своих сложных отношений с Шиндо, а сейчас... А сейчас голова Бакуго определённо точно готова была взорваться. Он уверял себя, что всё будет хорошо, но почему-то в это слабо верилось. Кацуки решил, что с самого утра сразу же наведается к нему в гости.

***

– У тебя хорошие друзья, Изуку, –сказал Тодороки, снимая обувь в коридоре и проходя вслед за хозяином дома. Мидория кивнул головой, не способный на что-то большее. Всю дорогу до дома они шли в неловком молчании, которого прежде никогда между ними не возникало. Шото вполне выглядел как обычно: всё такой же спокойный. В отличие от Изуку, который места себе не находил – так волновался. Как же ему сейчас не хватало матери дома, с которой бы он мог посоветоваться. Но с другой стороны, всё же он достаточно взрослый, чтобы уже начать самому решать собственные проблемы. Шинсо прав: он должен взять ответственность на себя. Он резко остановился, набрал побольше воздуха в лёгкие и выпалил на одном дыхании: – Это я? Тот, про кого ты говорил? Ты же про меня, да? Шото остановился позади него, склонив голову вниз. В доме несколько минут стояла гробовая тишина, но Тодороки набрался смелости ответить хоть что-то: – Изуку, я... Я не хотел, чтобы ты узнал об этом. Мне очень жаль. – Первое, что пришло в голову. До этого стояла кромешная пустота. – Нет, Шото, ты не должен извиняться. – Мидория повернулся к нему лицом и посмотрел прямо в глаза. – Я сам виноват. Виноват, что не интересовался. Виноват, что не замечал, не видел. Не хотел замечать и видеть. Это мне очень жаль, но... – Не продолжай, пожалуйста. Не нужно. Не говори этого, Мидория. Не делай мне больно. Я изначально знал, что ты не видишь во мне кого-то большего, чем просто своего друга. Я всегда знал, что между нами ничего и быть не может, но ты всё также продолжал волновать моё сердце и душу. Мне правда жаль. – Ш-шото... – дрожащим голосом произнёс Изуку. На глазах выступили слёзы. – Мне не нужна ничья жалость, тем более – твоя. И не вини в этом себя. Перестань плакать. От этого мне ещё больнее. Губы Мидории дрожат, слёзы ручьём скатываются по щекам, он шмыгает носом каждую секунду, а ком в горле становится настолько невыносимым, что из него вырываются громкие хрипы. Тодороки кладёт правую руку ему на щёку и вытирает дорожки слёз, слабо улыбаясь. У него самого в глазах помутнело, но пытался сдержаться – он не должен плакать перед ним. Изуку сокращает расстояние между ними и накрывает своими губами губы Шото. Тот от неожиданности отшатнулся немного назад, расширив свои глаза в удивлении, но поцелуй всё же не прерывает, а наоборот – углубляет, крепче держа затылок Мидории. Изуку на вкус... солёный. Из-за слёз конечно же. Но Шото нравится. Так нравится, что хочется, чтобы это длилось вечность. И, несмотря на то, что Изуку сам сделал первый шаг, он не позволял себе лишнего. Разум был слегка затуманенным, но контролировать себя вполне возможно, поэтому второй рукой просто обнял парня за талию. Конечно, он хотел большего. Вне всяких сомнений, хотелось целовать Мидорию каждый день. Хотелось расцеловать каждый миллиметр его тела. Хотелось обнять и никогда не отпускать. Хотелось защищать и никому не отдавать. Хотелось завалить его прямо здесь и сейчас на этот чёртов старый и неудобный диван, но это не важно. Все его желания не имеют значения. Он не мог переступить эту черту. Чёрт, как же он завидовал Бакуго. – Ты будешь жалеть об этом после, Мидория, – выдохнул Шото, прикрывая глаза и сталкиваясь лбами с Изуку. Тот также закрыл глаза и тяжело дышал. – Прости меня, – выдавил парень из себя. – Прости, прости, прости... – его голос надорвался, он не мог нормально говорить. Он крепко сжал ткань футболки Шото на его плечах и уткнулся лбом ему в грудь. Зачем он это сделал? Зачем сам поддался вперёд и поцеловал Тодороки? Это из-за алкоголя? Нет, он уже давно выветрился. Дело не в нём. Из жалости? Из чувства вины? Тоже всё не то. Тогда почему? Что им двигало? – Я всё понимаю, Изуку. – Он поднял голову парня вверх пальцами и поцеловал в лоб, прижав к себе. Тодороки наконец-то поцеловал его. Он мечтал об этом целую вечность. Но стоило ли это того? Мидория в отношениях. В здоровых отношениях, в которых счастлив. И Шото влез в них. Если Бакуго узнает... А он точно узнает. Тодороки плевать, что будет с ним. Что будет с Изуку? Чёрт, он всё испортил. Всю их дружбу. Своим признанием, если его можно назвать таковым. Своими чувствами. Всем. Но он не мог больше молчать. Это уже не в его силах. Слишком долго скрывал это. Пришло время правде выйти наружу. Шото поднял парня на руки и отнёс в комнату, укладывая того спать, как делал, когда они были детьми. Он сидел около кровати, смотря на умиротворённое лицо Мидории по ощущениям будто несколько часов, а на деле оказалось всего полчаса, а затем встал и спустился вниз, накидывая толстовку. Он вышел из дома, попутно набирая номер на телефоне, трубку которого на другом конце линии быстро подняли: – Бакуго, нам нужно поговорить. Сейчас же.