***
Этот день должен был очень быстро стать невыносимым. Мукуро готовился к тому, что будет чувствовать себя некомфортно и выставит Тсуну за дверь уже к обеду, но — на удивление — всё оказалось совсем не так. Жизнь идет удивительными путями, и его попытки предугадать что-либо с треском провалились. Это всегда происходит, когда дело касается босса Вонголы. — Ты уже занимался таким, — ставит перед фактом, а не спрашивает иллюзионист, когда Савада умело надевает на него тренажёр мелкой моторики. Сам механизм совсем небольшой, но количество ремешков и веревок на каждый палец такое большое, что Хром по прежнему иногда путалась, хотя прошёл уже почти месяц. Однако, для Тсуны это не составило труда, и он сделал все быстро, стараясь не беспокоить Рокудо лишним физическим контактом — руки иллюзиониста были по прежнему слабы, а ведь они критически важны для его способностей и потому являются крайне чувствительными. — Очень давно, — признает мужчина. — Через пару лет после моего становления боссом, одна вражеская семья попыталась до меня добраться и напали на маму. Мы с ними справились, но её руки сильно пострадали от пламени, и из-за шрамов на ладонях нужно было очень много работать с моторикой. Он звучит спокойно, словно это было рядовое дело. Мукуро знает, что это очередная маска. — Почему я об этом не слышал? — Помощь Хранителей не была нужна, я не втягивал никого, кроме Занзаса. — Зачем в личное дело втягивать Варию? С лёгкой усмешкой Савада опускает голову, наблюдая за тем, как иллюзионист сгибает и разгибает пальцы, натягивая плотные резинки — тренирует мышцы с сильным сопротивлением. — Я не хотел, мы тогда все ещё не ладили, но у них уже были наводки на эту семью. И Занзас оказался очень не доволен этим их действием. Думаю, это что-то личное, но его помощь была очень кстати. Рокудо кивает, не совсем понимая эти слова. Ему мало известно о прошлом босса Варии, да он и не интересовался никогда, поэтому не развивает эту тему. Бледные кончики его пальцев дрожат, когда он пытается разогнуть их, растопыривая в разные стороны. Прошло так много времени, но кожа его ладоней все ещё слегка разбухшая и сморщенная по краям — как будто он совсем недавно вылез из воды. Когда тренажёр тянет его пальцы обратно, заставляя закрыть кулак, он морщится. Как бы Хром не старалась привести его в порядок, она не может обстричь ногти так коротко, чтобы не было видно уродливых трещен и пятен под полупрозрачными пластинками. Это не больно, но каждая такая мелочь складывается в его новых образ, и этот образ — тяжело больного Хранителя, неспособного ничего сделать самостоятельно — стоит у него поперёк горла. Унизительно. Иногда ему кажется, что стоило остаться в тюрьме. По-крайней мере, иллюзии позволяли ему сохранить лицо. — Давай пойдём дальше. Он вздрагивает, когда его кулак накрывает мягкая ладонь. На секунду он даже опешивает, вспоминая, что это не Докуро, а Савада сидит напротив, почему-то проявляя чрезмерную заботу. Но тот лишь фиксирует его руку, осторожно снимая замысловатый механизм. Само собой. С чего бы вдруг ему делать что-то другое? Мукуро вздыхает, чувствуя себя идиотом. Это звучит как глухой свист внутри его грудной клетки. А Тсунаеши лишь мягко улыбается: — Сделаем перерыв или продолжим? — Я не устал. — Хорошо. Хочешь выйти на улицу после обеда? — спрашивает он, поворачиваясь в сторону окна. — Погода прекрасная, и персонала в поместье сегодня меньше. Посреди фразы он без предупреждения подбрасывает один из лежащих поблизости мячиков. Тот летит достаточно быстро, но Рокудо был все еще напряжен после тренировки и сумел отреагировать. Когда он сжимает упругую резину, та все ещё тёплая — Савада прятал мячик в руке уже некоторое время, выжидая удачный момент. И теперь он широко улыбается: — Отличная работа. Твоя реакция почти восстановилась. От его улыбки Рокудо становится не по себе. За ней нет ни крохи злого умысла, ни крохи насмешки, ни крохи жалости. Он не пытается высасывать из пальца поводы, чтобы похвалить Мукуро, но и не упускает его действительный прогресс. И тот задаётся вопросом: почему он не видел этого прежде? Были ли они на самом деле настолько далеки друг от друга, чтобы он пропускал нечто очевидное? Был его взгляд помутнен стеной из водной тюрьмы и настоящих иллюзий? Или он замечал, но не придавал значения, потому что эти эмоции никогда не принадлежали ему? Но ведь это неправда. Когда-то давно… Где-то на самом дне своего разума, в самых далёких и помеченных "незначительными" воспоминаниях, он все ещё помнит растрепанного мальчишку, умоляющего его изменить свое решение, остановиться и забыть о своих целях. За мгновенья до того, как Джаггер снова надел на него ошейник, был этот мальчишка, вопящий от ужаса, когда аркабалено предложил ему убить тех, кто пришёл убить его и его друзей. С состраданием и пониманием смотрящий на то, как Кен и Чикуса бросаются защищать ценой собственной жизни Мукуро, несмотря ни на что. Который почти успел вцепиться в руку — лежащего ближе всех к нему — Кена, пока того не утянули за цепь Стражи Порядка, обрекая на очередной пожизненный срок. Когда-то давно, в той жизни, им трём уже доставалась забота Десятого Вонголы. — Нашёл чему радоваться. Ты понятия не имеешь о моем прежнем уровне реакции, — поджимает губы и ворчит Рокудо. Не потому что ему хочется поворчать, но потому что он не знает как реагировать по-другому. В том далёком прошлом он пытался найти подвох в каждом движении Тсуны, предполагая, что тот лишь талантливо прячет свою истинную натуру. Или все равно изменит её в худшую сторону, как только получит титул. Сейчас он знает, что это было нелепо. Но как и в далёком прошлом, так и сейчас: он не имеет ни малейшего понятия, как им сотрудничать. Он никогда не был частью организации, не ходил в обычную школу, не был членом социума. Его единственные друзья были также его напарниками, поэтому он не умеет выстраивать иные отношения. Но и называть Десятого Вонголу своим другом… чрезмерно. И сама идея оседает неприятным вкусом на языке — слишком долго он ненавидел мафию и стремился стереть её с лица земли. Это заставляет его нутро противиться очевидному прогрессу их отношений. Савада не облегчает эти попытки, смотря на него с лёгким прищуром, как будто видит каждую его мысль как на странице в открытой книге. — Ты прав, это далеко от прежнего уровня. Но ты все равно восстанавливаешься в десятки раз быстрее обычных людей. Это достойно похвалы. Этот прищур — внезапно осознает Мукуро — чистая калька с его собственного. Это словно смотреться в зеркало: с таким выражением лица он разговаривал с Хром, с Кеном и Чикусой, с Франом и остальными, когда выкладывал им очередной план или рассказывал о чем-то, что знал только он. Это не надменность, но самоуверенность и готовность объяснить, научить. Покровительство. Эта мысль заставляет Мукуро замереть. В это мгновенье он внезапно чувствует странное спокойствие, как будто на грудь снова положили тяжелое одеяло с подогревом, и тут же сам себя отдергивает за это. Он уже не чувствует такой злости и неприязни к Тсуне, но собственная покладистость и инстинктивное желание найти где-то поддержку заставляют его ненавидеть самого себя. Тем не менее, как бы сильно он не ненавидел это, его первая мысль, первый порыв всегда одинаков. Он видит этот прищуренный взгляд карих глаз и пытается понять: сможет ли он снова повторить его, как прежде? Обретёт ли тот уровень уверенности в себе, когда кажется, что можешь вызвать на бой самого бога и играючи одержать победу? — Что мне с твоей похвалы, Вонгола? Похвалу в карман не положишь, — закатывает глаза он, подражая своему прежнему поведению. Но сейчас, когда его хрупкий сгорбившийся силуэт выглядит меньше — возмужавшего и держащего безупречную осанку — Савады эти слова звучат скорее как детские обиды, нежели серьёзная игра разумов между противостоящими сторонами. И тот улыбается так мягко, словно и правда имеет дело с ребёнком, чьи возмущения и даже угрозы всегда выглядят мило и несерьёзно: — В таком случае, что бы ты хотел? — он слегка наклоняется вперёд, радуясь, что иллюзионист сам решил попросить о чем-то. Кажется, в этой ситуации он даже не замечает ненавистного обращения. — Что там с Кеном и Чикусой? — отвечает вопросом на вопрос Мукуро и с усилием подбрасывает мячик, возвращая его Тсуне. — Мы ведём переговоры с Бермудой. Он пытается выторговать лучшие условия, но мы все равно скоро закончим. У него нет причин держаться за них сильнее, чем за тебя. Он ловит мячик и, покрутив его пару раз в руке, бросает обратно. В конце концов, это тоже своего рода тренировка. В этот раз Мукуро ловит его увереннее. — Хорошо. Сообщи мне сразу об условиях, когда они будут установлены. — Хочешь принимать участие? — Попытаюсь выполнить их полностью. Савада вздыхает: — Я ведь сказал, что сделаю это сам. Ты можешь заняться их обустройством на свободе, когда будет решён этот вопрос. — Кен и Чикуса — моя зона ответ… — Но не их заточение, — с нажимом заявляет он, прерывая очередную тираду Мукуро на полуслове. — Я должен был разобраться с этим вопросом и исправить старую ошибку уже давно, так что не мешай мне. Пожалуйста. На последнем слове он переход на шёпот, и Рокудо ежется, разрывая зрительный контакт. После выхода из тюрьмы он совершенно не способен удерживать его дольше пяти секунд. — Говоришь так, словно я могу что-то сделать тебе наперекор в таком состоянии. — Это не имеет значения. Я хочу твоего одобрения в этом вопросе. И абсолютно ничто в его тоне, выражении лица или всех предыдущих поступках не даёт усомниться в искренности. Поэтому — презирая себя за то, как правильно это ощущается — Мукуро кивает. — У тебя оно есть.***
Всё предыдущие дни, проводимые за реабилитацией, для Мукуро были словно один. Очень длинный, монотонный, словно никогда не закончится. Менялись его положения и виды упражнений, иногда сменялись медсестры, но его настрой всегда оставался одинаково разочарованно-меланхоличным. Каждый новый вдох напоминал ему о том, насколько беспомощный он стал. Это чувство никуда не пропало, но сегодня к нему добавилось нечто новое, непонятное. — Это правда работает? Брови Савады изогнуты, когда он разглядывает конструкцию, похожую на частично заполненную ёмкость с трубкой. Мукуро пожимает плечами: — Ты сам выбирал мне врача. Его советы. — Да, само собой, просто… — Тсуна качает головой. — Это кажется такой простой вещью, но должно расширять лёгкие? Удивительно. Его удивление абсолютно непонятно собеседнику, ведь тот занимается терапией уже очень долго, и это стало рутиной. По-крайней мере, вести подобные разговоры приятнее на улице. Когда Десятый Вонгола говорил про "выбраться на улицу" Мукуро ожидал обычную прогулку по саду, как это делала Хром, но тот не остановился на обычных местах, толкая коляску дальше — по извилистой неровной тропинке, вверх, на небольшой холм, располагающийся за территорией поместья. Иллюзионист успел пошутить про попытку незаметно убить, но тот, кажется, шутку не оценил. В конце концов, как и полагается в поместье богатой семьи, здесь была обзорная площадка в виде мраморного бельведера на склоне холма. Снаружи его было почти не заметно из-за всей растительности, но, оказавшись на этом месте, можно было увидеть абсолютно всю территорию поместья и берег средиземного моря. Таким ярким, солнечным днем вид отсюда перехватывал дыхание у любого, но для Рокудо это была особо важная проблема. Он сжимал в руках устройство, продолжая выдыхать воздух в тонкую трубку. Вода пузырилась внутри с громким звуком, пока он краснел и синел, стараясь выдохнуть все до последней капли. Первое время Тсуна старался не смотреть совсем уж в упор, раздражая, но в итоге оставил безуспешные попытки. — Тебе обязательно делать это до боли? — хмурится он. — Я должен выдыхать весь воздух из лёгких, а они у меня несколько повреждены, так что боль будет в любом случае. — Но все равно… Выглядит неприятно. Мукуро лишь закатывает свои влажные покрасневшие глаза, обхватывая губами трубку. По-крайней мере, на свежем воздухе это делать гораздо приятнее, чем в тёмном помещении. Он повторяет цикл ещё пару раз, прежде чем его горло пересыхает и сдавливается спазмом, заставляя согнуться пополам и закашляться. Савада тут же подскакивает с бутылкой воды, но это ничем не помогает. — Все нормально, — хрипит Мукуро, пытаясь подавить кашель. Он продолжает бороться с этим пару минут с переменным успехом, прежде чем чувствует у себя на спине ладонь. Савада мычит что-то себе под нос и в итоге помогает ему выпрямиться. Когда Мукуро поднимает голову, его лицо красное и влажное от непроизвольных слез. Силуэт Тсуны расплывается в них, когда тот садиться перед креслом на колени, прижимая бок к его бедру, и перемещает ладони на его грудь. Он может чувствовать свежие и старые шрамы под тонкой рубашкой, но совершенно не думает об этом. Вся его мозговая деятельность направлена на попытки вспомнить то, что он видел лишь единожды. После короткой заминки Рокудо снова кашляет. Его грудные мышцы напрягаются и растягиваются под ладонями, и между ними, чуть левее, безумно колотится сердце, качая кровь. Савада выпрямляет ладони, помещая одну на другую, и несильно постукивает по области лёгких. Он видел, как Хром делала это прежде по указаниям медсестры — это выглядело гораздо проще, чем сейчас. — Чуть сильнее, слишком слабо. Ворчание Мукуро отрезвляет его, и он прикладывать больше усилия, покрывая всю область лёгких. Это могло бы быть моментом сближения, но Тсуна слишком сосредоточен на процессе, чтобы обращать внимание на что-либо ещё. Он обходит поверхность легких около шести раз, прежде чем замечает, что кашель стих. Иллюзионист просто смотрит и позволяет ему продолжать массаж. Он так и замирает. — Всё в порядке? — Убери руки, Вонгола. ...и неловко смеётся.