Великая сила любви

      Пальцы Альбуса дрожали, когда он отвязал письмо от лапки школьной совы. На конверте красовалась знакомая сургучная печать, знак, каким отмечал себя Геллерт Гриндевальд.       И Альбус замер, удивленно глядя на письмо в своих руках. Конверт был пухлым и увесистым, что не меньше поразило Альбуса. Он ещё какое-то время крутил и осматривал конверт в руках, пока не услышал уханье недовольной почтовой совы, сидящей на подоконнике. Альбус почти подпрыгнул на месте, а потом достал из кармана серебяную монетку и положил в лапку птице. Сова с пестрыми крыльями и большим желтым клювом снова недовольно ухнула и улетела.       Выследить Гриндевальда не получится — сова общественная, из службы, и скорее всего, перед ней письмо доставляло другое животное. Но едва ли адресат беспокоился быть пойманным Министерством — ведь у власти пребывал Фоули, не видящий никакой опасности в Гриндевальде, а скорее боялся быть выслеженным адресантом.       Волшебник оставил окно открытым, сел на подоконник и достал волшебную палочку из внутреннего кармана жилетки. — Вингардиум Левиоса, — взмахнул палочкой Альбус, направив её кончик на письмо.       И пухлый тяжелый конверт словно перышко взмыл в воздух, бесшумно оторвался от поверхности стола. Дамблдор крутил палочкой письмо, рассматривая его со всех сторон. Самолично трогать конверт он пока не решался — мало ли что задумал Геллерт и положил в конверт. Дамбдлор вернул конверт на стол и наложил на него сканирующие чары, показывающие, что лежит в конверте. Внутри были лишь сложенные бумаги — письмо. — Геллерт письма писать не любит, — подумал Альбус, пряча трясущимися пальцами палочку во внутренний карман жилетки.       Альбус Дамблдр всегда с тревожностью открывал письма от давнего друга, но сейчас пальцы тряслись сильнее прежнего — предчувствие не предвещало ничего хорошего, от письма как будто бы фонило жуткой энергетикой, и Альбус чувствовал, что на этот раз ему не хватит сил взять себя в руки и прочитать письмо от Геллерта. Но предчувствие не подводило — откладывать с этим письмом никак нельзя.       Дамблдор встал и закрыл окно, проверил, насколько плотно. Подошел к двери своей спальни и проверил снова, насколько крепко закрыта последняя, и вернулся к столу. Из верхнего ящика письменного стола Дамблдор достал нож для писем и осторожно вскрыл конверт.       Внутри действительно была только пачка исписанных листов — с одной стороны. Чисто геллертовская замашка — использовать много бумаги и писать только на одной стороне листа. Дамблдор узнал крючковатый и угловатый под сильным наклоном почерк Геллерта, ещё не решаясь ознакомиться с содержанием письма.       Он вытряхнул конверт над столом, чтобы проверить все ещё раз, но внутри ничего больше не оказалось. Обычно у Геллерта нет причин писать письма, тем более, такие длинные. Листов в конверте по меньшей мере было штук десять. Бумаги были сложены два раза, чтобы поместиться в конверт, и Дамблдор с трепещущим сердцем разложил бумаги перед собой и взял в руки первый лист.       «Мне крайне не хотелось писать тебе, друг мой, но пришлось…» — начиналось письмо. Альбус поежился и посмотрел на окно, проверяя, закрыто ли оно. От волнения его колотило, из кончиков пальцев будто бы отлила вся кровь, в животе связался неприятный скользкий узел, сердце гулко забилось в груди.       Альбус отложил первый лист, будучи совершенно нерешительным знакомиться с содержанием письма дальше. Он разложил листы перед собой по порядку, следуя постраничным обозначениям внизу по центру на каждом листе. На последнем листе Дамблдор увидел рисунок. Он узнал свою манеру рисования, какой он учил Геллерта тем летом 1899 года. Рисунок был жутковатым, и сначала Дамблдор подумал, что это просто Геллерт не умеет рисовать лица, когда всмотрелся и понял, что рисунок был так задумал изначально.       От лица, изображенного на листе пергамента, у Дамблдора по коже поползли мерзкие мурашки. Колдун несколько раз отводил глаза перед тем, как смог полностью рассмотреть жуткое лицо. Альбус заметил, что человек на рисунке — лысый мужчина. Из-за странных черт лица невозможно было определить, сколько ему лет. Странным и жутким лицо делало сходство со змеей. Вытянутые ноздри-щелочки на небольшом бугорке вместо носа, глаза с вытянутыми зрачками, маленький рот с раздвоенным языком.       Сходство со змеей сразу же подбросило Альбусу идею о Слизерине. Последний тоже с годами облысел, а еще почти ослеп и оглох, оттого что не вылезал из подземелий замка, но никак не был похож на змею, хотя и говорил на парселтанге. Да, именно так описывали Салазара Слизерина учебники истории и записи из Запретной секции. Его скульптура в одном из коридоров замка явно не имела никакого внешнего сходства со змеей. Дамблдор нервно усмехнулся, отложил рисунок со странным мужчиной и спрятал его в стол.       После Альбус снова взял в руки первый лист письма и начал читать, тяжело сглотнув. Геллерт имеет магическую способность, передавшуюся ему от своей бабушки Батильды, — видит пророческие сны. И возможно, на этот раз он увидел что-то такое, что не на шутку испугало его. — Но ведь не все сны Геллерта сбываются, — пробубнил себе под нос Альбус, ещё раз окидывая взглядом разложенные на столе листы письма.       Краем глаза он заметил угол листа со списком учеников, кому необходимо было написать письма о поступлении в Хогвартс в этом году. Список был небольшой. И Дамблдор отложил его, как только получил на руки, чтобы не вспоминать о списке до нужного времени. Со списком он уже ознакомился, разумеется. 11 мальчиков и 15 девочек, почти все они из Великобритании, пара ребят из Исландии, один — из России. До этого Альбус получал письма от родителей из магических семей, в основном принадлежащих к древним родам, с просьбой принять их детей в Хогвартс, а родители же со своей стороны будут обеспечивать школу всеми необходимыми средствами. Они неустанно напоминали ему и Диппету о том, что сами закончили Хогвартс, их родители, дедушки и бабушки закончили Хогвартс, их прародня закончила Хогвартс, и теперь они хотели бы, чтобы их дети получили знания в Хогвартсе.       Дамблдор также помнил про то, что к нескольким детям ему придется отправиться самолично, едва ли в неволшебных семьях поймут полеты сов, да и тем более, Фоули запретил это занятие — о поступлении в Хогвартс нужно говорить лично маггловским детям. И эту грязную работу Диппет поручил именно Дамблдору, как самому обаятельному преподавателю в Хогвартсе.       Альбус понял, что отвлекся, потому что мысли о письме и страшном рисунке его пугали. И все же он взял первый лист письма в руки и снова пробежался глазами по первой строке: «Мне крайне не хотелось писать тебе, друг мой, но пришлось…»       »… на днях я видел сон и подумал, что он наверняка пророческий, поэтому пишу тебе об этом. Хотя, согласись, ты не думал, что я буду писать тебе из-за такой ерунды», — Дамблдор слабо усмехнулся. Прошли годы, а они все еще так тонко чувствуют друг друга и понимают. И сам не заметил, с какой легкостью продолжил чтение письма.       «На этот раз ерунда оказалась самым страшным сном из всех, что я когда-либо видел. И я более, чем уверен, что сон пророческий. Альбус, ты должен знать и иметь возможность предотвратить этот кошмар, пока он не стал явью», — Дамблдор скрестил ноги, в его голове зазвучал голос Геллерта, поучительный, громкий и быстрый, с австрийским акцентом. На слове «должен» делалось ударение.       «Как я говорил, на днях мне приснился сон про мальчика, который вот-вот должен получить от тебя письмо в Хогвартс, он из этих…» — Геллерт не любил как-то точно описывать магглов или немагов, они для него были как грязь на сапогах и по сей день. «В его жилах течет маггловская кровь. Имени мальчишки я не помню, если бы знал, то уже отправил бы кого-нибудь, чтобы его убить уже сейчас», — Альбус сглотнул, представляя себе ситуацию. Один из будущих студентов Хогвартса скончался по невиданным причинам для магглов, а вот для волшебников — от Авады. Просто потому что приснился во сне величайшему темному магу, который видит пророческие сны. «Я видел, что мальчишка станет студентом факультета Змеи. И будет весьма недурен в магии», — Альбус снова сделал паузу в прочтении письма. Геллерт употребляет слова в речи, которые не хвалят человека, а как бы говорят хорошее о нем через плохие слова с частицей «не». — Не дурен, — повторил Дамблдор. Конечно, Геллерт подавится, самозаавадится, чем похвалит отпрыска магглов.       «Мальчишка будет как две стороны одной медали. С одной стороны — культурный и воспитанный юноша, не обделенный талантом и красотой. С другой — волшебник, который ищет себе соратников и увлекается темной магией уже с юных лет».       Альбус снова остановился и отложил лист с письмом. Кажется, у Геллерта развивается шизофрения. Он думает, что сейчас где-то будет расти волшебник, который в последствии свергнет самого Гриндевальда. А может быть, Геллерт увидел себя в детстве, ведь по его историям он именно так и вел себя. Конечно, он мог повздорить с учителями, ведь его талант в магии неумолим, а знаний учителей недостаточно, как всегда считал Геллерт, но в остальном он был замечательным учеником, который в тайне от всех занимался темной магией.       Хотя… Геллерт никакого отношения к змеям не имеет абсолютно. Да и в Хогвартсе не учился, но если бы и поступил, то его факультетом однозначно был бы Слизерин.       Факультет Змеи в Хогвартсе — Слизерин. Да и вообще Слизерин как факультет давно пользовался дурной репутацией начиная со своего основателя ещё. Салазар уже тогда портил всем воздух, излагая свои идеи о чистоте крови, что в Хогвартсе магия должна преподаваться лишь чистокровным волшебникам, а грязнокровки, — даже это слово принадлежало лексикону Слизерина, — должны быть на уровне скотины.       Альбус снял очки с переносицы и потер её большим и указательным пальцем. Отец Альбуса, Персиваль, тоже ненавидел магглов и грязнокровок и закончил Гриффиндор в свое время. На самом деле, ни для кого не секрет, что многие из древних семейств волшебников относились к магглорожденным, как к помоям. Это отражалось везде, и часто всплывало в конфликтах между детьми в школе, если даже не было первопричиной этого. И в основном скандалы по чистоте крови закатывали именно слизеринцы. А если туда поступит ребенок магглорожденный, то его скорее всего, заклюют.       Дамблдор отодвинул от себя письмо и взял в руки список с будущими студентами Хогвартса. Список девочек Дамблдор сразу же отбросил — в письме речь шла о мальчике. Большинство фамилий мальчиков, кто мог бы попасть на Слизерин, пришлось отбросить, они происходили из магических семейств, чьи потомки учились в Хогвартсе из года в год. Кажется, выбор сократился до пяти мальчиков. 1. Антонин Долохов 2. Уолден Макнейр 3. Том Реддл 4. Чествик Эссекер 5. Брайан Ковальски.       Из имен мальчиков ни одно не показалось Дамблдору подозрительным или странным, за исключением Антонина Долохова. Он знал, что мальчика не взяли в Колдовсторец, потому что директрисса оттуда сама написала Диппету, чтобы Антонина приняли в Хогвартс. Проблемный ребенок, но по описанию подходил под характеристики пока что больше всех.       Дамблдор сделал усилие над собой, чтобы не считать уже с самого начала кого-то одного из детей латентным Темным Лордом. А чтобы это не случилось, он отложил список и продолжил читать письмо.       «Сначала это будет просто любопытство — мальчишка не знает, кто его родня. Он будет всеми силами выяснять это, а потом придет к темной магии. Эта магия очень темная. Ссылаясь на свой богатый опыт, могу сказать, что магия подобного рода мне неизвестна. Боюсь, и тебе тоже, мой дорогой друг. Это как-то связано с предметами и изменением внешности. Я обязательно нарисую его и приложу его физиономию к своему письму. Он станет похож на змею — наверное, потому что будет учиться на факультете змеи».       Иногда мозг Геллерта выдавал невероятные вещи, это заставило Альбуса улыбнуться. Ещё в юности Гриндевальд мог такое сказать. Но большинство студентов слизерина не становятся похожими на змей, здесь дело в применении магии, способствующей физическим изменениям. И, возможно, чем-то ещё…       Салазар Слизерин был змееустом. Этот дар невероятно редкий и с большой вероятностью он передается только по наследству. Возможно, что будущий студент Слизерина, поступит на Слизерин из-за прямой принадлежности к факультету, из-за родства с основателем.       Альбус нахмурил брови и снова взглянул на список. Ничего похожего на фамилию Слизерин, в списке из оставшихся мальчишек он не увидел. И не хотел, если честно. Потомки Слизерина и до этого учились в Хогвартсе, но ничего криминального не происходило. Никто из них ещё не мог переплюнуть своего сумасбродного предка, некоторые из них даже проявляли лояльность к магглам. Кажется, даже кто-то из потомков Слизерина стал основателем школы в Америке, Ильвермони. — Ах да, Изольда Сейр.       Дамблдор понял, что ему не помешало бы спуститься в школьный архив и ознакомиться там с родословной Салазара Слизерина, выяснить, кто был его потомками, с какими родами пересекались. Но спускаться было не охота — тем более, что он ещё не дочитал письмо Геллерта, а Альбус четко обозначил для себя, что не собирается покидать свою спальню, пока не закончит чтение этого письма.       Альбус закончил чтение письма Геллерта только к самой ночи. Он оторвал взгляд и обнаружил, что за окном уже давно стемнело. Дамблдор подошел к окну, разминая затекшие конечности, похрустывая шеей, и открыл створки. В спальню ворвался прохладный свежий воздух, поднимая шторы в воздух и колыхая тяжелый полог из гобеленовой ткани.       Дамблдор сел на подоконник, стянул с переносицы очки-половинки и подставил свое лицо ночному воздуху, закрывая глаза. Он до сих пор не мог поверить, что прочитал письмо. Причем не абы от кого, а от самого Геллерта Гриндевальда. На минуточку, темного и сильного волшебника, который испугался какого-то сна про мальчика с факультета Слизерин.       Нет, само собой, содержимое письма было жутким. Про то, как будущий темный волшебник беспощадно истреблял своих врагов — но разве Гриндевальд не делал этого сам? «Вербовал сторонников, применяя к ним Запретные заклинания». Безусловно, Геллерт Гриндевальд здесь имел четкое отличие от того, кто ему приснился, — Геллерт никогда и никого не запугивал. Он вербовал своими вдохновляющими речами, как изменится мир. И эти речи имели в свое время влияние даже на Дамблдора, который изначально тоже хотел построить идеальный мир вместе с Геллертом, пока не понял, что такое имел Гриндевальд в виду под понятием «ради общего блага».       Неприятные мурашки ползли по коже Альбуса, когда он вспоминал что-то из своей жизни. Сам он казался белым и незапятнанным, стоя в бесконечном море крови и тьмы, как маяк.       Но действительно ли это было так? Смерть Арианы? Аберфорт, брошенный на волю судьбы? Смерть матери? Отец в Азкабане? Кажется, что Альбус все это мог предотвратить. Он искренне считал, что должен быть затычкой в каждой бочке. Быть тем, каким его все видят. Ведь несмотря на то, что его окружало, на репутацию Альбуса не попала ни единая капля крови из того жуткого моря, что его окружала.       Дамблдор потер переносицу пальцами снова, потер и веки. Он зажмурился так сильно, что перед глазами замельтешили искры, а потом уставился вдаль. Вид из его окон выходил на Черное озеро и бескрайние просторы Запретного леса. Казалось, что Черное озеро — это лужа чернил, маслянисто поблескивающая в ночном свете. Запретный лес был едва различим. Темнота верхушек его деревьев сливалась с темнотой неба. — Интересно, который сейчас час? — спросил себя Дамблдор.       Узловатые длинные пальцы выудили из кармана жилетки часы на цепочке. Была уже глубокая ночь. Пятнадцать минут третьего.