Великая сила любви

      Здесь все и началось. Мысленно Дамблдор ненавидел это место ещё сильнее, чем Насыпное Нагорье. Ведь именно здесь и случилось все, именно отсюда все стало ещё хуже, чем было когда-либо. Именно здесь Дамблдор впервые влюбился.       Сейчас в Годриковой Впадине была зима. Зима заметает все следы снегом, уносит все порывистым ветром, носящимся по долине. Годрикова впадина запомнилась Дамблдору экстренным переездом сюда вместе с матерью, Арианой и Аберфортом. Они купили небольшой, одноэтажный дом с мансардой. И именно там Альбус попросил спальню у матушки, чтобы внутренне как-то загладить ощущения от переезда и всего случившегося, а ещё… Отдалиться от семьи. От матери, которая желала отдать спальню на мансарде Ариане, и которая тоже внутренне сломалась после случившегося. От брата, который мечтал узнать от Альбуса кучу магических подробностей. От Арианы, которая стала сама не своя. Это все било по чувствительному Альбусу, недавно выпустившемуся из Хогвартса.       Дамблдор шагал по снегу к своему дому. Каждый шаг давался ему с трудом: здесь он ощутил горький привкус вынужденного взросления. А ему не хотелось брать на себя ту ответственность, которая ему представилась. Он хотел ещё отправиться путешествовать по свету, чтобы выбрать свой дальнейший путь. Дамблдор собирался обзавестись множеством знакомств с иностранными волшебниками, познать их магическое искусство тоже. Но случившееся уже так или иначе подрезало Дамблдору крылья.       Первые дни в Годриковой впадине были невыносимы. Ариану поселили на мансарду, где она проводила сутки. И только по ночам мать выводила её на улицу, на прогулку, скрывая от остальных. Альбус не мог себе признаться в этом и уж тем более вслух, как его раздражает это. Он мог бы учиться, читать книжки. Но был вынужден делить спальню с Аберфортом. Некогда тепло любимый брат казался прилипалой: он был младше и ещё учился в Хогвартсе. А значит, постоянно давил на больную мозоль, рассказывая веселые истории, перечитывая вслух письма друзей из школы. Альбус до сих пор переживал, что выпустился из Хогвартса.       С одной стороны ему не хотелось покидать замок, где все стало ему родным. Здесь ему было хорошо, уютно и весело. Учителя постоянно его хвалили и пророчили ему, Альбусу Дабмлдору, великое будущее. С другой стороны, хотелось повидать мир и отправиться на поиски своего призвания, постигать магические искусства других народов, чтобы стать великим волшебником.       Дамблдор горько усмехнулся, вспомнив, как он планировал отправиться в Китай, чтобы научиться владению магией без палочки, управлять стихиями. Как хотел отправиться в Индию, где люди с лёгкостью становились анимагами и умели понимать животных. Или отправиться в Россию, познавать таинства древних артефактов и магию с помощью магических посохов и артефактов. У него было столько мечтаний…       Что Альбус никого не замечал вокруг. Ему казалось, никто не понимает его душевных стенаний: скуки по Хогвартсу и желания отправиться покорять мир. Мать была занята заботами об Ариане. Аберфорт изучал школьную магию и постоянно болтал о сверсниках. А с соседями отношения у них даже здесь сложно связывались: Кендра отказалась устраивать ужин-знакомство, боясь, что Ариана выйдет и все испортит. Что пострадают люди. О семействе Дамблдоров, поселившемся в Годриковой Впадине никто толком и не знал. А если и знал, то они сторонились их из-за негостеприимной и тревожной матушки. Более того, их соседкой оказалась безумная старушенция Батильда Бэгшот.       Батильда Бэгшот всегда улыбалась и молчала. Она выходила в свой сад и поливала сначала цветы, которые почти не росли на её клумбах, а потом — огород. Старуха была странной и иногда она что-то бубнила себе под нос. А ещё она оказалась единственной, кто адекватно относился к Дамблдорам. Батильда даже пекла пироги для их семейства и передавала через забор, молча улыбаясь. Пироги у неё, кстати, были замечательные. Особенно вкусные получились с черникой и с тыквой.       Дамблдор горько усмехнулся, остановившись перед калиткой своего дома. Они почти никуда не выходили из дома, их калитка так и не начала скрипеть: она была обильно смазана маслом, была тугой. Настолько редко её открывали.       Одним утром Альбус решил выйти в сад и сесть почитать под яблоней, которая очень странно выросла. Ствол яблони располагался на территории сада Батильды Бегшот, а вот крона и большая часть ветвей — над садом Дамблдоров. Сев в тени дерева, Дамблдор открыл книгу и увлекся чтением о магах, живущих в Индии.       Молодой волшебник разлегся в мягкой траве, внимательно читая про колдунью, которая превращалась в водяную змею за мгновение. И индусы посчитали эту змею священной, построив в честь колдуньи храм на воде. На соседней странице, рядом с сочинением волшебницы в книге была яркая иллюстрация с храмом, действительно воздвигнутым на воде. Вокруг храма росли нежно-розовые кувшинки.       Чем дальше в историю волшебницы-змеи, тем больше Дамблдор узнавал про Индию и её отношение к змеям. Как высоко возносят индусы этих гадких чешуйчатых и ядовитых тварей. Чувства Дамблдора были смешанными: от отвращения к змеям до восхищения. И Дамблдор не мог отделаться от скользких ассоциаций со Слизерином. И теперь, после истории волшебницы-змеи Салазар Слизерин казался Альбусу выходцем из Индии.       Фантазии прервал короткий крик Кендры, доносящийся из кухни. И неожиданное содрогание всего дома. Дамблдор поднял взгляд, увидев темноту в окнах своего дома, втягивающую в себя ураганом кухонные занавески, грозящуюся разбить к чертям стекла. Альбус подскочил и побежал в дом, бросив книгу на траве. «Только не это!» — пронеслось в его голове. Альбус опоздал. Аберфорт слезно успокаивал Ариану, сидящую в углу и рыдающую. Альбус увидел разгром дома, какого не мог себе представить. На раковине, неестественно выгнувшись в спине, лежал труп матери в изорванном платье. Аберфорт поднял сестру на руки и осторожно отнёс её наверх, в её спальню, убаюкивая и рассказывая сказки. Младший брат одарил Альбуса ледяным взглядом и бросил его в сторону матери: выясни, что с ней.       Альбус нерешительно шагнул вглубь кухни, под ногами хрустели осколки битой посуды, игрушек Арианы. Попалась головка фарфоровой куклы Арианы и хрустнула под каблуком. Альбус шёл, приближаясь к неестественно выгнувшемуся телу, для которого удар о фаянсовую раковину стал последним. А потом навис над бездыханным телом матери.       Кендра была мертва. Её лицо было искалечено неестественными шрамами, какие оставлял обскур Арианы. Словно кожу изрезали как бумагу или обожгли кислотой. Труп был белым, глаза слепо уставились вникуда. Прическа матери растрепалась, её черные густые кудри накрыли раковину и скрыли страшный перелом шеи во время падения.       Руки Кендры были скрючены, как и её тело было неестественно выгнуто назад. Дамблдор осторожно поднял тело матери, но нащупал под шеей мокрое и липкое. Неожиданно и резко отдёрнув руки, Альбус увидел кровь. Все его руки были были окровавлены, запачкались воланы рубашки. Кровь въедалась в белую ткань, как увиденная картина отпечатывалась на сетчатке глаза. Дамблдор не ожидал, что все будет так плохо. Осознание всего произошедшего ещё не дошло до него полностью. Он ощущал ещё теплое тело Кендры, её теплую кровь на руках, ему не верилось, что мать умерла. Вот так, за секунду. Её короткий вскрик, не выражавший боль или страх, был последним. Её черные глаза смотрели на него, не выражая ничего. И Альбусу стало жутко.       Он потёр кровь между пальцами, она уже начала запекаться. Альбус посмотрел ещё раз на мать и принял ещё одну попытку её поднять и переложить из этой проклятой раковины. Её тело стало тяжелым, оно неестественно выгнулось вниз где-то посередине позвоночника, и Дамблдора чуть не стошнило. Кендра висела в его руках, словно кукла на шарнирах. Её гнуло во все стороны. Голова неестественно сильно откинулась назад, противно хрустнув. Дамблдор уложил мать на пол. Теперь она выглядела ещё хуже, так ему показалось.       И тут до Альбуса дошло осознание смерти. Медленно оно подкрадывалось к нему и застилало туманом сознание, которое ещё отказывалось принимать факт смерти. Но ощущая такое неестественно тяжелое тело матери, гнущееся там, где оно гнуться не должно… Альбус начал чувствовать приход смерти.       Он все ещё стоял, глядя на труп матери, и пытался понять, как это случилось. Как смерть так быстро отняла её жизнь? Наверху послышались шаги, это спускался Аберфорт. Спускался быстро, но неуверенно.       Альбусу не хватало смелости обернуться, и братский вскрик заставил Альбуса окончательно и бесповоротно понять, что Кендра мертва. Аберфорт бросился к матери, наплевав на осколки. Он упал матери на грудь, его разрывало от слёз и невозможности вернуть все назад. Альбус понял, как он далёк от своей семьи. Аберфорт был куда чувствительнее и внимательнее него, он был более чутким и расположенным к семье. Аберфорт забрал и боль Альбуса на себя тоже и теперь рыдал, задыхаясь. — Мама… — плакал он, сжимая её подол между пальцев. — Мамочка… — Тише, Ариана услышит, — шикнул на него Альбус, стараясь быть как можно отстраненнее, чтобы и самому не разрыдаться.       Альбус вышел на улицу и увидел за забором лицо Батильды Бегшот. Из её глаз беззвучно катились ручьями слезы, её сморщенные узловатые пальцы вцепились в штакетник, заросший фасолью. Альбус замер, глядя на это зрелище. Никто прежде не сочувствовал его семье. И единственным сочувствующим существом оказалась безумная старуха, Батильда Бэгшот.       На следующее утро старуха сама пришла в гости, и Альбус открыл ей калитку. Батильда Бэгшот посмотрела на Альбуса светлыми голубыми глазами и неуверенно вошла внутрь. Она была одета сегодня в черные одежды, на голове её был черный пышный чепчик. Перед собой старуха несла свой большой черный кошелек, расшитый бисером. Батильда села на лавочку возле дома и сказала: — Я знаю, что случилось, Альбус… И искренне сочувствую вам. Кендра была замечательной, — произнесла она уверенным голосом.       Альбус понял, что до этого он никогда не слышал, как Батильда Бэгшот разговаривает. И её голос был приятным, он внушал силу, а не казался голосом безумной старухи. — Спасибо, — Дамблдор кивнул.       Батильда коснулась руки Альбуса, осторожно сжала её теплыми пальцами. От старухи пахло мылом и водой из дачного колодца. Её лицо вблизи казалось ещё старше, а светло-голубые глаза смотрели на Альбуса абсолютно невинно. Альбуса смутил этот жест, но он не отдёрнул руку. Потом Батильда потянулась и раскрыла свой кошелек, с которым пришла, и извлекла оттуда мешочек, положила на ладонь Дамблдора и сказала: — Вот… Это вам. На похороны Кендры и на первое время, пока ты не устроишься на работу, Альбус, — сказала она.       Мешочек оказался увесистым, и Дамблдор осторожно раскрыл его, потянув за золотые тесемки. Внутри лежали золотые галеоны. Около тысячи монет точно. Дамблдор захлопал глазами, уставившись на Батильду Бэгшот. Он хотел было отказаться, но понимал, что это будет глупо. У них не было денег на похороны матери. Не было денег и на то, чтобы прокормиться, собрать Аберфорта к школе. — Спасибо вам, мисс Бэгшот, — сказал Альбус, улыбаясь Батильде. — Вы очень многое для нас сделали.       Батильда только кивнула, поднялась и отправилась прочь. Альбус проследил взглядом за тем, как старуха покинула их участкок и отправилась на свой, а после и вовсе исчезла в дверях своего домика.       Альбус прижал к своей груди мешочек и отправился к Аберфорту, который неустанно прорыдал всю ночь возле тела матери. Мешочек с деньгами мог приободрить их обоих. Альбус резко почувствовал ответственность за свою семью: загорелся желанием заботиться о своих брате и сестре, захотел похоронить мать со всеми почестями и заняться этим вопросом.       Аберфорт лежал на кровати, пряча лицо в подушку. Альбус присел на его кровать и осторожно погладил брата по волосам: — Не плачь, прошу тебя… Мы у Арианы остались совсем одни. И мы не можем бросать ни её, ни друг друга. Нам нужно заботиться друг о друге теперь, как и хотела этого наша мама.       Аберфорт развернулся и уставился на Альбуса неверящими глазами: — Что? Ты отмахивался от меня, как от назойливой мухи все лето, с тех пор как выпустился! Ты не помогал маме с Арианой все это время и теперь ты стал весь такой из себя заботливый брат? С чего это вдруг? — Я осознал, что совершил ошибку. И, к сожалению, эта ошибка дорогого мне стоила, — сказал Альбус. — Я согласен, что если бы был более внимательным к вам, возможно, мама не умерла бы так быстро после того, как отец попал в Азкабан. — Замолчи, Ал! Ты ничего не знаешь и знать не желаешь о семье! Ты думаешь только о себе и о том, что тебе с собою делать! — Я действительно хочу исправиться, Форти, и прошу у тебя прощения и у Арианы за свое отвратительное поведение… Правда…       Аберфорт шмыгнул носом и вытер слезы с щеки, внимательно всматриваясь в глаза брата, пытаясь распознать в них ложь или манипуляцию. Не увидев этого, Форти кивнул, а потом спросил, как себя чувствует Ариана. — Она спит, я дал ей лекарство… Она проспит до завтрашнего дня, — кивнул Альбус. — Нельзя ей так часто давать снотворное, Ал! — обеспокоенно произнес Аберфорт. — Ты хочешь, чтобы она увидела труп матери? — спросил Альбус, поучительно подняв одну бровь вверх. — Может стать ещё хуже, чем есть сейчас. — Нет, не хочу, — отрезал Аберфорт. — Но хочу, чтобы ты имел в виду. Тебе проще, когда Ариана спит! — Я хочу лишь иметь меньше хлопот, устраивая похороны матери, — выдохнул Альбус. — Знаешь, я никогда не хоронил людей до этого… И я не знаю абсолютно, что делать. К кому обращаться. Если ты переживаешь за Ариану, то можешь заботиться о ней, а я позабочусь о маме. — Хорошо, давай так и поступим, — сказал успокоенно Аберфорт. Альбус кивнул в ответ, слабо улыбаясь, а потом обнял младшего брата. Зарылся носом в его кудрявые непослушные волосы, пахнущие козьим молоком. — Я люблю тебя, Ал! — сказал мальчик, абсолютно не кривя душой, произнося это. — Я люблю тебя, Форти, — повторил Альбус, нехотя отпуская от себя брата и не подозревая ещё о том, как быстро он нарушит свое обещание, данное брату.