***
— Минни, может быть, переделаем эту часть? Твои запястья еще толком не зажили, а тут такая поддержка опасная, — предлагает Чимин, утирая с лица полотенцем пот. — Нет! Ни в коем случае! Мы столько над ней работали. Номер всю зрелищность без нее потеряет, — возмущенно восклицает развалившаяся рядом с Хосоком на мате в углу Тэмин. — А ты чего молчишь, хён? Скажи ей! — встает в позу танцор, буравя старшего взглядом. — Это бесполезно, я пытался и не раз. Ее вообще сейчас на тренировке быть не должно, кстати. Больничный как-никак. Оказалось, что никак. Упрямый ребенок, — пожимает плечами мужчина. — К тому же, основное в этой связке делаешь ты. Главное не обхватывай сильно и держись чуть выше запястий. — Я не ребенок, — бубнит Ли. — Это не я свои носки везде раскидываю, а по утрам их не нахожу и иду в каких придется. — Айщ! — отфыркивается Хосок, смотря на предавший его предмет гардероба. Чимин заливисто смеется, подмечая, что носки Чона и впрямь различаются по цветам: красный и бордовый. И этому человеку двадцать семь лет? Шестнадцать – не больше. — Так вы съехались уже? Почему не сказали? — Три дня назад. И не поверишь, этот маленький генерал уже свои порядки ввел! К такому жизнь меня не готовила, — картинно стонет Хосок под очередные смешки со стороны тонсена. — Я просто прибралась немного, — невинно поясняет девушка. — Кубки очень пыльными были, а на полках разве что дохлые тараканы не валялись. — Прости хён, но тут Минни права. Это же ужас, что у тебя там творилось. — Так задумано! Дизайн интерьера! И вообще, я тоже прибирался к ее переезду… — Что, правда? Было еще хуже?! — наигранно удивленно восклицает Тэмин, смешно округляя глаза. — Вот же маленькая бестия! — приподнимается на локтях Хосок и звонко шлепает лежащую на боку школьницу по ягодице, заставляя ее моментально покраснеть. Чимин старательно притворяется, что его здесь нет, но в конце концов все-таки не выдерживает: — Еще хоть одна шутка по поводу наших отношений с Юнги, и об этом маленьком инциденте узнают все.***
Чимин, распрощавшись со сладкой парочкой, выходит из университета. Приятная усталость разливается по натруженным мышцам, хорошее настроение бьет из него ключом. Он рад за макнэ и за своего хёна. Из них получилась очень гармоничная и красивая пара. Хосок с появлением в его жизни непоседливой девчушки так и сияет, все более открытым становится и по-мальчишески озорным. Тэмин не менее ярко светится, с каждым днем расцветает сильней. Не успевает раскрыться первый бутон, как уже второй появляется. Судьбы благословение, что они друг друга повстречали. Осталось только решить, что делать с отцом девушки. По Ли Сунгу лишение родительских прав плачет, но в таком случае его дочь может оказаться в детском доме. Тэмин до совершеннолетия, по корейским меркам, еще целых два года, что осложняет ситуацию. Тут не могла не вмешаться вездесущая Джин, сказав, что у ее родителей есть кое-какие полезные знакомства, и если Сунг решит хотя бы просто приблизиться к дочери, то семья Ким готова взять на себя опеку. Но, а пока друзья стараются избегать при Тэмин болезненной темы, ведя обсуждения за закрытыми дверями. Младшенькой не то сейчас важно, ей – забота и дорогие сердцу люди поблизости. Пак улыбается, вспоминая милое ворчание Чона в сторону Ли. Тот буквально пылинки с нее сдувает, ни на шаг от себя не отпускает, разве что в школу. Интересно, а они с Юнги так же теперь в чужих глазах выглядят? Улыбка мгновенно шоком сменяется, когда прямо перед ним, вышедшим за пределы здания, тормозит, слепя фарами, байк. — Юнги-хён? — проморгавшись, выдает Чимин, ошарашенно разглядывая снимающего шлем и затянутого в кожу парня. Чимину что-то нехорошо. Очень и очень нехорошо. Юнги такой... горячий? Боже, да это же его влажная, только что реализовавшаяся в реальность мечта. Помогите. Нет! Не помогайте. — Разрешишь себя похитить, детка? — дерзко подмигивает Мин, опираясь на мотоцикл. — Ч-что еще за д-детка? — заикается бедный Пак. — И откуда у тебя байк? — Взял погонять у знакомого. Не нравится? — задает риторический вопрос Юнги, прекрасно видя в глазах напротив восторг. — Нравится, — подойдя ближе, выдыхает Чимин, чем заключивший его в объятия капитан и пользуется, даря далеко не целомудренный поцелуй. — Мхмм, — протестующе мычит в потрескавшиеся губы танцор, но под напором их обладателя быстро сдается и пылко ему отвечает. С каждым разом их поцелуи становятся все более раскрепощенными, прикосновения требовательными, желания очевидными. — Нас же могут увидеть, дурак, — нехотя отстранившись, ударяет в чужую грудь кулачком. — А не плевать ли? — улыбается Юнги и пихает в руки опешившего Чимина шлем. — Так что там насчет похищения? Чимин, растерянно похлопав глазами, надевает предложенную защиту. Мин помогает с ремешком, затем садится на байк, намекая последовать Паку своему примеру и, дождавшись пока тот устроится позади него, предупреждает: — А теперь держись крепче, кроха, — приподнимает кожаную куртку, чтобы танцор мог удобнее обхватить его талию. Чимин, поправив рюкзак, сцепляет руки на его животе. Юнги натягивает на голову шлем и с громким ревом мотора срывается с места. Никогда до этого момента не катавшийся на байке танцор испуганно взвизгивает, судорожно сжимая капитана. «То ли еще будет, Плясунья» – мысленно хмыкает парень и, вырулив на основную дорогу, начинает набирать скорость. Кайф откровенно ловит от растущей на спидометре стрелки, но большее удовольствие ему доставляет ощущение плотно прижатого к нему тела, которое нешуточно так потряхивает. Чимин боится и на особо крутых поворотах жмурит глаза, тщетно пытаясь унять дрожь. Через какое-то время страх перетекает в чистейший восторг. Пак приоткрывает веки и наблюдает за мимо пролетающими огоньками окрасившегося с приходом темноты в неоновые цвета города. Холодный ветер забирается под куртку, кусает нежную кожу, бьет по рукам, что его совершенно не беспокоит. Вместо этого он отпечатывает в сознании каждый миг, впитывая в себя неизведанные эмоции, полностью отдается происходящему. Есть лишь Чимин, Юнги и их бесконечность. Капитан закладывает очередной опасный вираж, заставляя танцора закричать, но не от ужаса – от восторга, чувства окрыленности и свободы. Спустя двадцать минут вечерний Сеул сменяется сумраком загородной трассы. Пак не знает, куда его Мин везет, пускай хоть на край света, он будет только рад. Юнги и мыслей его не надо читать, чтобы понять, что тому нравится. Все эмоции Чимина как на ладони, импульсом передаются через прикосновения в тело Юнги. Самые нужные, самые родные. Желанные. Капитан давно хотел показать ему эту сторону своей жизни, мечтал разделить с ним эти ни с чем не сравнимые мгновения, отчего-то уверенный, что он проникнется, взберется на его волну и выходить из его, как оказалось, совсем не Ледовитого океана не захочет. — Это было… Я даже не знаю что сказать. Так здорово, хён! — сбивчиво тараторит Чимин, стоило им остановиться на обочине пустынной дороги и снять шлемы. Соловьем заливается, а в его кофейных омутах звезды ярче небесных сияют, щеки маком горят, на манящих губах пар оседает. Юнги уверен, он сладкий, такой же, как и сам в целом танцор. Раньше Мин сладкое не любил, но не теперь. Никогда в нем себе не отказывает, воруя украдкой поцелуи с уст Пака, на общества нормы плюет - умеет затыкать слишком говорливым глотки. — А где мы? — закончив с восторгами, спрашивает танцор, растерянно оглядываясь вокруг, но ничего, кроме очертаний леса и звездного неба, из-за темноты не видит. — Сейчас узнаешь, — загадочно отвечает музыкант, доставая какой-то пакет из находящегося позади байка бардачка. — Но для этого тебе надо еще разок мне довериться и закрыть глаза, рюкзак оставь здесь. — Надеюсь, я об этом не пожалею, и ты не закопать меня сюда привез, — сняв с плеч рюкзак, посмеивается Чимин, послушно веки смежая. — Если только съесть, — показательно клацает зубами перед его лицом Мин и, взяв за руку, осторожно ведет по прячущейся в траве тропке, заканчивающейся небольшой природной площадкой с неплохим видом на город, чего с дороги, пока не подойти к обрыву, не видно. — Я не вкусный. — А это уже не тебе судить. Открывай. Чимин распахивает глаза и замирает, завороженно глядя на представшую перед ним картину. Ночной Сеул пленяет. Миллионы огней такие маленькие, словно рассыпавшиеся по воздуху блестки. Мерцают, где-то гаснут, в другом месте загораются вновь. Загорается и сердце Чимина. Боже, как он влюблен в этот вид, с первого взгляда и навсегда. Влюблен и в Юнги. Не понимает, чем это счастье заслужил и когда его музыкант в волшебника превратился. А может, он изначально им был? Просто прятался, открыться жестокому миру боялся, скрывая свою магию за туманами, что сейчас из леса подкрадываются. Бережно ее хранил, чтобы потом все избраннику сердца и души подарить, волшебством и собой, будто мягчайшим одеялом, укутать. — Юнги, я... — начинает Чимин, так и не решив, что сказать. Умолкает. Красноречия не хватает, все слова вылетели из головы. Юнги понимает. Улыбается нежно и, подойдя вплотную, припадает к его персиковым губам. Трепетно их сминает, никуда не спешит. Чимин котенком ластится, погружаясь пальцами в чужие темные вихры, скоро он сможет заплетать их в хвостик. Чимину нравится. Определенно. Особенно бесстыдно исследующий его рот язык и теплые, забравшиеся под куртку руки, которые затем на ягодицы спускаются, их немного грубо сжимают, отчего танцор в поцелуй стонет. Парни валятся в сухую, но густую траву. Чимин сверху на принявшем на себя удар Юнги оказывается, загнанно в его раскрытые уста дышит. Оба смеются. Звонко и кристально - первый, низко и глубоко - второй. — Я люблю тебя, — говорит Пак без лишних прикрас. — Я люблю тебя, — Мин отзеркаливает, утягивая его в очередной поцелуй. Резко перекатывается, местами меняясь, над ним теперь нависает, наслаждаясь его разомлевшим на лице выражением. Прикусив его пухлую губу, срывает повторный стон, сдергивает с напротив шеи шарф в намерении и ей внимание уделить. Чимин извивается, под прикосновениями плавится, весь дрожит. Сегодня для него день открытий. Едва не подпрыгивает, ощутив ладонь Юнги на своем паху, глаза капучиновые в испуге распахивает. До подобного они еще не доходили. — Тише, — шепчет успокаивающе музыкант. — Я просто хочу сделать тебе приятно. Не бойся. Танцор неуверенно кивает, продолжая трястись, словно лист на буйном ветру. В мыслях болезненные воспоминания всплывают, но его хён ведь не такой, он не причинит ему боли. Сердце знает, но затуманенный фобиями разум его не слышит. Чимин должен их побороть, если хочет с Юнги быть. Молния на джинсах вжикает – барьер первый падает, теперь от руки капитана его ограждает только белье. Капитан его парня лишать не спешит, отвлекает поцелуями в губы, нос, щеки, мажет по кадыку языком, бешено пульсирующую жилку на шее прикусывает, возвращает утраченное возбуждение. Заметив, что он расслабился, вновь укладывает ладонь на его член, невесомо оглаживает, заставляя жалобно захныкать. Звуки пропадают в устах Юнги. Очевидно, не врал, что Чимина съест. Пальцы, вместе с тем, преодолевают последнюю преграду, размазывают выступившую на головке смазку по всей длине. Танцора приятными искрами насквозь прошивает, по телу мурашки бегут, внизу живота зарождается пламя. Мин больше не медлит, быстро нужный темп набирает, так правильно по нежной коже скользит. Жаль уже почти ночь, не обозреть целиком всей картины. Темень стоит непроглядная, только звезды в глазах Чимина и видно. Самые яркие маяки для Юнги. Мелодичные, создаваемые талантливым музыкантом с помощью распятой под ним сирены стоны беспрестанно стелятся по округе, слух услаждают. Юнги лишь от этого взорваться оргазмом готов. — Юнги, я… сейчас… — выстанывает Пак, пытаясь чужую руку от себя отодвинуть, и не получается. Его собственная перехватывается, остается прибитой к траве. — Сделай это для меня, кроха, — доносится томным шепотом, мочка с сережкой-гвоздиком прикусывается, а Чимин во всех смыслах кончается, кажется. Лежит, невидяще в красивое, расцвеченное густой синевой и луной небо смотрит, на Юнги скосить взгляд боится. — Чиминни, все хорошо, — нежно касается его щеки музыкант. — Посмотри на меня. Танцор не слушается, жмурит глаза, горящее от стыда лицо прячет в ладонях, чего, нависнув сверху, не позволяют, легко оба его запястья обхватывают, в сторону отодвигают. — Тебе же понравилось. Уверяю, в этом ничего страшного нет. Мне было приятно доставлять тебе удовольствие. Если бы я не хотел, то и не стал бы. — Мне… это смущает, — выдавливает из себя жалостливо Чимин. — А я как раз ловлю краш на твое смущение. Идеально, не находишь? — смеется Юнги. — Дурак, — шлепает его по предплечью ладошкой танцор. Затем, накрытый осознанием, что не позаботился о музыканте, приподнимается на локтях и, залившись новыми красками, озвучивает: — А я... я ведь тоже как-то должен... ну, тебе... — Ничего ты мне не должен. Все потом, Чимин. Когда готов будешь, — качает головой Юнги, ища в принесенном с собой пакете салфетки, чем еще больше догадавшегося зачем они ему Пака смущает. — К этому я тоже не был готов, — бубнит он, застегивая ширинку. — Ну, если тебя это успокоит, то и я так же. Вообще-то, я тебя видом полюбоваться привез, а в итоге сам любовался тобой, — поигрывает бровями Мин. — Ну ты понимаешь. — Айщ! Хён! Ты просто… — Ага. Я знаю, — поднимается с земли Юнги, после достает из пакета плед, на краю обрыва его расстилает, садится на него сам и притягивает к себе Чимина, удобно устраивая его между своих ног спиной к себе. Идеально. — Юнги-я, — зовет едва слышно танцор. — Мм? — мычит в его пахнущую цитрусами макушку капитан. — Спасибо за этот вечер… и извини, если я как-то неправильно р-реагировал… Я такое бревно, да? — мямлят. — Ты дурачок, — улыбается Юнги. — Самый прекрасный дурачок, а еще у тебя очень сладкий и чарующий голос. Жду не дождусь продолжения. — Хён! — пищит Чимин, догадавшись к чему было сказано про его голос. — На, пожуй лучше, — предотвращает поток возмущений капитан, затыкая чужой рот марципановой булочкой. — Термос с чаем в пакете.***
— С Тэ же Чонгук был… Неужели Саныль раньше времени из командировки вернулся... — рассуждает пробирающийся по знакомой тропке к храму Чимин. Юнги рядом идет, подсвечивая дорогу фонариком. Байк они надежно спрятали в кустах у кромки леса. — Будем надеяться, что все обойдется, а то второй такой шпионской миссии нуна не выдержит. Да и Гук наверняка нашел бы способ с нами связаться, — отвечает Мин, изредка проверяя телефон на предмет сообщений. До полуночи пятнадцать минут, идти десять осталось. Чонгук пишет, что у них все готово. — Думаю, ты прав, Чонгук бы позвонил или смску отправил. Наверное, опять Чихо начудил. Вроде бы нормальный парень, умный, а творит временами откровенную дичь. — Знаешь, а я ведь не так давно не лучше себя вел. У каждого свои причины. Может быть, ему банально внимания не хватает, — озвучивает капитан, перешагивая поваленное бревно. — Значит, тебе не хватало внимания, хён? — игриво тянет танцор. — Не хватало, — даже не отрицает Юнги. — Зато сейчас я за все как следует отыграюсь. — Как угрожающе, но я не боюсь, — смеется Чимин. — А следовало бы. Потом не жалуйся, Плясунья. — Никогда. — Я запомнил. Когда парни выходят на заветную поляну, до полуночи остается две минуты. Юнги, как заправский актер, делает вид, что споткнулся, и Чимин, испугавшись, сразу же к нему подбегает, чтобы помочь подняться: — Ты как? Не сильно ушибся? — Да нет вроде, — неспеша отряхивается Мин, поглядывая на наручные часы. Полночь. — Идем скорее, а то я что-то подмерз, — как ни в чем не бывало движется к дверям храма и наигранно громко бросает: — Я вхожу, нечести самое время разбежаться по лавкам. Пак недоуменно на него смотрит. Юнги вообще последние десять минут как-то странно себя ведет. Смешной и одновременно загадочный. Пока танцор пытается разгадать тайну необычного поведения музыканта, тот успевает скрыться в здании. Чимин пожимает плечами и идет за ним. — С днем рождения, Чиминни! — кричат семеро родных голосов, сливаясь в один, стоило имениннику пересечь порог храма, а сейчас он, как громом пораженный, замер, глупо хлопая глазами и не понимая происходящего. Друзья всем известный мотивчик Happy Birthday ему напевать начинают. Взгляд Чимина потеряно по их лицам блуждает. В тусклом освещении двух электрических ламп и телефонных фонариков видно не все, но многое: повсюду развешаны воздушные шары и разноцветные ленты, на несущих столбах плакаты с поздравлениями висят, в руках ребят бенгальские огоньки искрятся. Чимин смотрит и сказать хоть что-то в который за последние часы раз слов не находит. Похоже, его речевой аппарат вконец отказал. — Ребята… — приложив к лицу ладони, тихий всхлип. — Ну ты чего, хён? — крепко его обнимает Чонгук. — Опять забыл про свой день рождения. — Отставить нытье, — подходит к ним Джин и тоже обнимает, за ней и остальные подтягиваются, заключая танцора в теплых тел кокон. — С-спасибо вам, — сквозь пелену слез улыбается Чимин. — Я п-правда не ожидал. А Юнги т-такой конспиратор... — Да я вообще красавчик. Двух зайцев убил. И на классное свидание сводил, и наш сюрприз сохранил в секрете, — хмыкает Мин. — Сам себя, как говорится, — фыркает студентка. — Свидание было потрясающим, — говорит Пак, когда друзья отстраняются. — Мы на байке катались, а потом любовались видом на ночной Сеул с обрыва. — Ого! Я тоже так хочу! — восторженно восклицает Тэмин. — Не знаю, о чем вы, но и я хочу! — воодушевляется Тэхен. — Берите на заметку, братцы, — подмигивает Юнги. — Да без проблем, байк, кстати, у меня есть, — горделиво выпячивает грудь Хосок. — Так, давайте-ка все наверх. Обсуждать кто, куда и когда идет на свидание будем после. Еда не ждет! — командным тоном озвучивает Джин. — Вы и стол накрыли? — удивляется Чимин. — Нет, блин, голодом полтора дня тут сидеть будем. Что за глупые вопросы, Райчу? — закатывает глаза старшая из девушек. — Райчу? А почему я вдруг стал второй формой Пикачу? — Ну, очевидно, потому что Юнги-хён первая, — похлопывает его по спине Чонгук, подталкивая в сторону второго этажа. — У тебя сегодня день глупых вопросов, коротышка-хён? — Не-а. У меня сегодня самый лучший день.***
— Вау, это Чонгук так тебе крылья раскрасил? — разглядывает разноцветное оперение Тэхена Чимин, пока друзья рассаживаются вокруг расстеленной поверх ковра скатерти. — Красиво, правда? Гуки исполнил мое желание, — приластившись к Чонгуку, отвечает ангел. — Везде ведь для творчества место найдет, — смеется Пак. — Очень красиво, Тэ. — Осталось только на телах начать рисовать, — вставляет разливающий соджу по стопкам Намджун, на что Тэхен мгновенно смущается и прячет лицо на груди Чонгука. Чонгук вздыхает, понимая, что в разведку ему с ним не ходить точно. Ну и ладно. Он его таким полюбил. — Так! Прежде чем кто-то из вас хоть слово скажет по этому поводу, я напомню, что собрались мы здесь сегодня ради коротышки-хёна. — Но первый тост мы выпьем не за меня, а за этот прекрасный храм, который утонул в разврате благодаря сидящей прямо передо мной парочке! — ехидно тянет Чимин, поднимая стопку. — Юнги-хён, ты ужасно на него влияешь, — негодует художник, не ожидавший от лучшего друга такой подставы. — Это тебе за коротышку. Юнги здесь ни при чем, — мило улыбается танцор. — Ну что ж, выпьем за наш многоликий храм. Демонический, абсурдный, развратный, самый классный короче. Друзья смеются, поддерживая тост, и чокаются стопками. Алкоголь проливается, что никого, кажется, совсем не волнует. Шутят, беззлобно друг друга подкалывают, пробуют божественную по единогласному мнению еду, приготовленную Джин, снова пьют, придумывая на ходу нелепые тосты. — А теперь я хочу выпить за самых лучших друзей… — вновь берет слово именинник. — Да ну, брось. Мы устроили этот праздник не потому что так принято, а потому что сами хотели. Хотели тебя порадовать, чтобы ты наконец полюбил свой день и запомнил его на всю оставшуюся долгую и счастливую жизнь, — качает головой студентка. — Вот именно поэтому я и хочу сейчас выпить за вас, — тепло оглядывает присутствующих Чимин. — Раньше я был совсем одиноким. Кроме Гука, у меня и не было никого, но теперь… Вас так много, и все вы… каждый из вас особенный для меня… Я хочу, чтобы вы знали, как дороги мне, как я рад называться вашим другом и называть вас в ответ точно так же. Я хочу, чтобы так было всегда, чтобы мы пронесли сквозь года эту дружбу. Всегда поддерживали друг друга и проводили много времени вместе. За вас! Каждое им сказанное слово попадает точно в сердце двух девушек и пятерых парней, задевает золотые струны их душ, заставляет улыбаться сквозь слезы. Тэмин хлюпает носом, как никто другой прочувствовавшая озвученное. Намджун крепче обнимает Джин, чему следуют и все остальные по отношению к своим вторым половинкам. Никто не решается нарушить повисшую тишину. — За самых самоотверженных, — первым возвращается в реальность Чонгук. — За самых лучших на свете, — поддерживает Тэмин. — За самых классных и четких, — добавляет Джин. — За самых искренних и сильных, — вторит Намджун. — За самых веселых, — говорит Хосок. — За самых сумасшедших, — произносит Юнги. — За семью, — улыбается Тэхен. — За нас всех, — подытоживает Чимин. — Ну прямо рыцари круглой скатерти, — резюмирует хореограф. — Оу, быстро мы в рангах поднимаемся, — опрокинув в себя алкоголь, усмехается продюсер. — Так, рыцари мои ненаглядные, время подарочков! Ты же не думал, что это все, Чимин-а? — елозит по ковру в нетерпении будущий модельер. — Боже… — посмеивается танцор, откидываясь спиной на грудь Юнги. — Вы моей смерти, верно, хотите. — Если только от счастья, — подмигивает Намджун. — Я первая начну! — подскакивает студентка и убегает к своей сумке, достает из ее недр искусно запакованный прямоугольный сверток с желтым бантом. — Вот, — вернувшись, протягивает его Чимину. — Пусть он согревает тебя, когда Пикачу рядом не будет. Чимин благодарно принимает подарок и пробует аккуратно избавиться от упаковки. Жалко такую красоту портить. — Да рви ты уже, чего ты жалеешь? — цокает девушка и, дождавшись распечатывания джемпера ручной вязки, поясняет: — К сожалению, мне бы не хватило времени связать его самой, но сделан он точно по моему эскизу. — Красивый. И цвета мне очень нравятся, — прижимает мягкую вещь к сердцу Пак. — Спасибо, нуна. — Тебе очень пойдет. Онни специально такую цветовую гамму выбрала, теплую и яркую, как и ты сам, — растягивает губы в улыбке Тэмин. Чимин для нее всегда ассоциировался с цитрусовыми оттенками. — Раз уж начали с нашей пары, то следующий на очереди я, — выуживает из кармана потертых джинс флешку Намджун. — У нас так повелось, что ты сначала станцевал под мою мелодию, тем вдохновил Юнги на написание к ней лирики, а потом и вовсе ее спел. Теперь же ты напишешь текст самостоятельно. Это совершенно новая моя работа, я создал ее для тебя — Эм, хён, это... неожиданно и, конечно, приятно, но... И ладно еще петь, но делать из меня продюсера? — растерянно вертит в пальцах электронный носитель с выведенным на нем маркером «Promise» танцор. — Шуга тебе поможет. Мне кажется, тебе будет полезно излить душу не только в танце, но и в словах. — Согласен и, конечно, помогу, — целует за ушком засмущавшегося танцора капитан, затем, сцепив ладони на его животе, укладывается подбородком ему на плечо. — Потом в чатик скинешь, послушаем, — говорит Чонгук. — Классная идея, Джун-хён. — А я на правах его девушки уже ее слышала, — самодовольно вздергивает нос Джин. — Чимин очень талантливый. Я думаю, он справится, — кивает Тэхен, вставая с пола, чтобы взять со стола свой подарок. — А это от меня, — подойдя к Чимину, мнется, неловко с ноги на ноги переступая. — Я поздно узнал о твоем дне рождения, но я очень старался… Надеюсь, тебе понравится. Рамочку помогал делать Чонгук. — Как мне может не понравиться? Для меня любой подарок от вас ценен, и ты вообще не должен был... — берет в руки эту самую рамку Чимин, а увидев, что она в себе хранит, теряет нить повествования. — Рисунок? Ты это сам нарисовал, Тэ? Так реалистично... У тебя талант. — Скажешь тоже, — смущенно улыбается ангел, пока остальные друзья заинтересованно рассматривают фиолетовую бабочку, изображенную на маленькой картине. — Скажу. Сколько надо скажу раз, — выпутывается из теплых объятий Мина Чимин, намериваясь подарить свои такие же только уже ангелу. — Спасибо, Тэ, — зарывается в мягкие перья. — Ну раз уж ты так удачно встал, чтобы потискать моего парня, то и я сразу же вручу свой подарок. Идем сюда, — говорит Чонгук, подзывая друга в угол комнатки. — Я нарисовал ее в первую проведенную здесь ночь, — сдергивает простынь с картины, являя знакомые очертания погруженного в родную стихию танцора и музыканта, погруженного не в стихию, но в свою любимую музу. — Чонгук… ты уже тогда все знал… — неверяще проводит пальцами по давно засохшей краске на холсте Чимин. — Красиво. — И так точно изобразил, — улыбается Юнги, подходя к нему со спины. — Не знал, но догадывался, — отвечает художник. — Это Тэхен, кстати, твою улыбку подправил. Я еще удивился, что я не мог этого сделать сам. Помнишь, ты шутил про проделки демона и похищение сердца? — Значит, и я догадывался, видимо. Сердце и впрямь у тебя украли, — лукаво оглядывает крылатого проказника и лучшего друга Чимин. — И не поспоришь. — Мой черед, — тоже встав, достает из рюкзака обувную коробку Хосок и протягивает ее тонсену. — Пуанты? — удивленно бубнит себе под нос танцор, беря в руки один из них. — Я знаю, что тебе нравится балет. Ты многое перенял оттуда, и это придает твоим выступлениям особенную изюминку, — поясняет хореограф. — Думаю, тебе стоит и дальше развиваться в этом направлении, в чем поможет тебе моя очень давняя и хорошая подруга, — кивает на лежащий на дне коробки конверт. — Тут годовой абонемент на посещение ее занятий. Два раза в неделю. — Хён, я не знаю, что сказать… Это так здорово, — отложив подарок, крепко обнимает мужчину именинник. — Спасибо. — Я и так от его танцев ни живой, ни мертвый… А теперь еще и трико. И вообще… Да вы издеваетесь! — возмущается Юнги под смех друзей. — Страдай, Пикачу, — коварно подхихикивает Джин. — И да, твоя очередь. Что же ты там такое для своей любви неземной приготовил? — А Тэмин разве не? — переводит на нее взгляд Мин. — А ее подарок завершающим будет. Так надо. — Ну ладно. В общем, Чимин.... Айщ, это смущает, говорить перед всеми… — чертыхается музыкант. — А я как раз ловлю краш на твое смущение. Идеально, не находишь? — улыбается Пак, возвращая ранее сказанные капитаном слова, подходя к нему ближе и пристально вглядываясь в его шоколадные глаза. — Ты такой... вредный временами. Точнее постоянно, — качает головой Юнги. — Если коротко, я еще раз хотел бы перед тобой извиниться за весь тот кошмар, который ты пережил по моей вине, а еще… Ты удивительный, правда. Я тебя не достоин и… — А это уже не тебе решать, — и вновь дразнится Чимин, пользуясь чужой фразой. — Невыносимый просто. Люблю тебя, — вздыхает Мин, расплываясь в улыбке. — Да засоситесь уже! — выкрикивает нетерпеливая Джин. — Тише будь, женщина, — закатывает глаза Юнги и тянется в карман толстовки за небольшой коробочкой, сам же ее и распаковывает, являя на свет красивую резную шкатулку круглой формы, украшенную голубыми фианитами. Чимин заинтригованно берет антикварную вещь в руки и открывает. По комнате сразу же разливается мягкая, успокаивающая мелодия, он бы даже сказал волшебная. Музыкальная шкатулка... на бархатном дне которой покоится серебряная подвеска в виде аквамаринового дельфина. — Эту мелодию я спродюсировал сам… Шкатулка была сделана на заказ. Больше ни у кого в целом мире такой не будет, — объясняет смущенно Юнги. — А подвеска… — Тогда в спортзале ты меня сиреной назвал, — догадавшись, что тот хотел этим до него донести, прерывает Чимин. — Ну почему ты такой? — с трудом сдерживая слезы, кидается ему на шею, накрывает его губы — Hoоооt, — присвистывает Намджун. — Горим, — смеется покачивающий на полу в объятиях Тэхена Чонгук. — Да ну вас. Такой момент портите, — фыркает Хосок и, заметив, что его девушка исчезла, недоуменно спрашивает: — А куда Минни делась? — Так, тихо всем. Время главного подарка пришло, — хлопает в ладоши Джин, заставляя целующуюся парочку отлипнуть друг от друга. — Котик, твой выход. Дверь приоткрывается и в комнату вплывает Тэмин, держа в руках огромный торт, украшенный по верху малюсенькими булочками с марципаном, на каждой из которых красуется зажжённая свечка. — Мой подарок самый скромный, но я выпекала его от всего сердца, — произносит Ли. — Это твой день, не забывай больше о нем. Пожалуйста, будь счастлив, Чиминни-оппа! — встав перед другом, одаривает его яркой улыбкой. — А теперь загадай желание и задуй свечи! «Чтобы вместе и навсегда» — мысленно озвучивает именинник, одновременно с тем заставляя свечи погаснуть. Но сердца всех здесь собравшихся пылать будут всегда.