It's my problem that I never am happy

1. Моцарт такой...Моцарт. Он заряжен энергией, делится ею со всем миром и такой иногда невозможный. Сальери любит, правда любит всем сердцем этого чудоковатого парня. Он восхищается им, он — почти — доверяет, он.старается. Старается быть достойным другом, не слишком пассивным и стараться подавить в себе нарастающую апатию каждый день, ведь не хочется казаться слабым. В прошлой жизни он потерял Вольфганга, он умер так рано и проживать этот ужас еще раз.слишком страшно. И он задыхается в своей однокомнатной квартире один в тот же вечер. Чувствует холод и животный страх, но написать и попросить прийти нету сил. Вдруг не придет. Вдруг отвернется. Вдруг...сплошное «вдруг» ломает все в голове. Сальери чувствует себя жалким. Беспомощным и слишком уязвимым. Он обхватывает себя руками, старается успокоить и воплотить в голове мягкий, но звонкий голос. Получается. Тьма немного отходит, холод тоже, но паника все так же будто в горле засела, охватывает с ног до головы. Хочется выскребать ее, сплюнуть, сделать хоть что-то, но избавиться и желательно раз и навсегда. Голос Сальери становится еще тише, он ломается от постоянных криков после кошмаров и на следующий день Моцарт спрашивает обеспокоенно, что случилось. Сальери не говорит «у меня снова кошмары, пожалуйста, побудь со мной пару ночей» Он пожимает плечами. Знакомое «не знаю» читается уже по губам. Моцарт вздыхает. Ну конечно. 2. Подпускать слишком близко Моцарта опасно. Опасно влюбляться, опасно давать себе шанс на счастье. Оно всегда у него длилось недолго. Всегда заканчивалось слишком быстро, когда Антонио даже и насладиться им не успевал. Счастье было привилегией для людей получше. Для людей, которые достойны этого. Считать себя достойным хоть чего-то было сложно. Почти невозможно. Считать что ты ошибка и зря вновь появился — не так сложно, но это разрушает еще больше. Уничтожает и ничего совсем сальери сделать не может. Да и все равно. Считает, что в любом случае Смерть скоро и за ним придет, даже не смотря на возраст. Заслуживает ли он вообще чего-то в этом мире? Ненависть к себе поглощает, он задыхается и тонет в ней до тех пор, пока Моцарт снова не отвлечет. До тех пор, пока Розенберг не вытащит на улицу прогуляться. До тех пор, пока Шуберт или Бетховен не изливают ему свои души. Он чувствует себя нужным на миг. А потом все снова по новой, снова все заново и этой вечный, похоже неразрушимый и мерзкий круг. Сальери его пытался разрушить вообще? Он думает что да, пытался. Когда внутри были отголоски надежды на его светлое будущее. Когда-то. А кошмары продолжаются. Моцарт буквально умирает на глазах. Все умирают. И он сам, но просыпается живой. Хватается пальцами за шею и сжимает. Чувствуется, будто и не его это руки. Чужие. Совсем не его и становится снова страшно. Кричать снова хочется во все горло, хочется сделать хоть что-то, но двинуться сложно. Дотянуться бы до телефона и написать Моцу. Ему же можно? Можно хоть раз показаться слабым и попросить помощи? Он дрожащими пальцами набирает давно изученный номер, слыша свой собственный хрип. Гудок, два. А заслужил ли он помощи? Антонио ненавидит себя настолько, насколько это возможно. Он откладывает телефон, сбрасывая звонок и чувствуя, как все нахлынивает второй волной. Круги под глазами выглядят отвратительно. Моцарту необязательно знать, сколько суток подряд он не спит и почему вдруг звонил ночью. Никому не нужно знать. 3. Розенберг ведь не глупый. Видит, что что-то случилось и что у друга снова начинается какой-то неизвестный тому период. Просто знает, что в такое время, вся его жизнь катится в овраг. И сигарета, а не электронка — первый, самый заметный признак. От него пахнет энергетиками, кофе и дешевым дымом от сигар. Бюджет не позволяет покупать что-т получше, чем какие-то дедовские сигареты и Розенберг не может винить его в этом. Деньги с агентство уходят на оплачивание всех счетов, так что хорошие сигареты — непозволительная роскошь для него. По крайней мере сейчас. И Орсини покупает ему его любимо сладкое, а тот смотрит совсем непонимающим взглядом. — выглядишь, друг мой, паршиво, — Антонио хмыкает, в ответ на ухмылку. Он пихает в себя пирожное, не чувствуя вкуса и не сразу понимает этого. От ощущений морщится, — что с тобой? — Парень поднимает уставший взгляд. Он пожимает плечами, откладывает тарелку и проводит языком по небу. Вкус пирожного не ощущается от слова «совсем». И Сальери правда надеется на то, что это временно. Что все временно, ведь лишатся главного удовольствия совсем не хотелось. И Розенберг тяжко вздыхает. Догадывается же, в чем дело, но не сказать. Недостаточно сильно доверяет ему тот — доверяет ли он вообще кому-то? — и говорить о таком, лишь больше отдалить его от себя. Так что просто смотрит с сожалением и надеется, что все пройдет. И что Сальери обратится хоть к кому-то за помощью. — спасибо за.обед я думаю, — Орсини улыбается. Это меньшее, что сейчас он может сделать для него. 4. С Моцартом сложно. Сальери всеми силами старается быть не настолько близким к нему, чтоб вновь не ранить себя. Он не имеет право давать никому из них надежду, а себе особенно. Если все пойдет в какой-то момент не так, то Антонио боится остаться с разбитым сердцем. У него кошмары, у него вечные проблемы, но Вольфганг все еще мечет вокруг. Все еще улыбается, все еще называет прекрасным человеком, держит за руку и водит по городу. И он улыбается искренне, по доброму и так нежно. Сальери же в ответ улыбается устало. Вымученно и радостью в этой улыбке не найти. Моцарт ведь все видит, но до последнего молчит и просто старается быть рядом. Стать доверенным лицом, стать ближе и это правда почти получается, пока на Антонио вновь не накатывает. Пока тот не начинает отдаляться, пока не начинает игнорировать сообщения или пропадать. Моцарт старается. Всеми силами. Он готовит тому сладости, пишет каждый день и готов по часу стоять около двери. Сальери от этого только хуже. Он чувствуют себя виноватым и недостойным такого друга. Недостоин даже любить такого человека. Такого талантливого, веселого и доброго. Антонио сжимается лишь сильней. Кто он такой вообще? Как и в прошлой его жизни был неудачником, так им и остался. Моцарт однозначно заслуживает большего. Сальери думает, что этого он дать парню не может. Моцарт за дверью глушит обиду и беспокойство внутри себя. 5. Общение с шубертом было внезапным. Они сидят около оврага и Франц выливает все, что его тревожило. И Сальери слушает. Внимательно, не перебивая и иногда хмыкая в ответ, давая понять, что все еще заинтересован и слышит своего собеседника. Шуберт мягкий, он любит и отдается на все сто, но бетховен не такой и Антонио невольно совсем сравнивает их и себя с Моцартом. «Глупо» — думает Сальери и поворачивается к шуберту, слыша как тот хмыкает и хочет что-то сказать. — вы довольны этой жизнь, Маэстро? — Антонио замирает. «Здесь Моцарт — жив» — Сальери старается выровнять свое дыхание, старается вновь не думать о его возможно смерти и лишь слегка улыбается Францу. Ему не нравится и эта жизнь, но он соврал бы, если б сказал, что не счастлив видеть каждый раз живого Моцарта. Который смеется, который такой энергичный и такой же наивный. Антонио напряженно пожимет плечами, отводя взгляд к небу. И все равно необязательно кому-то знать, что желание умереть, намного преувеличивает желанию жить. Антонио, по правде говоря, не любит жить. Но любит чувствовать себя живым. А это, в последнее время, не получается от слова «совсем» 6. — Моцарт, успокойся Парень сжимает кулаки и Сальери сам старается держаться. У него голос надламывается и пальцы подрагивают, но лицо остается таким же спокойным. И кажется, Вольфганга это бесит еще сильнее. Он преодолевает расстояние между ними в несколько шагов и Антонио отшатывается назад. — я не понимаю! Я стараюсь, я делаю все ради тебя, но ты.ты просто! —Моцарт буквально взрывается обидой и болью и Сальери понимает почему. Конечно, понимает, — ты даже ведь с Шу и не общаешься, но каким-то чудом, он знает о твоем состоянии больше, чем я! Почему?! Почему ты постоянно меня отталкиваешь, игнорируешь, часто грубишь, почему ты.ты не доверяешь мне?..— Сальери становится больно физически от того, как блестят глаза Моцарта от слез. Он перестает кричать, складывает руки на груди и сжимается сильнее. Вольфгангу самому больно невыносимо, он тихо всхлипывает и щеки становятся предательски мокрыми. Антонио разбивается на кусочки от плачущегося Моцарта из-за него. Идиот. Что он натворил. И-ди-от Ему бы подойти. Обнять, прижать к себе и сказать что не его то вина. И что звонки все ночью не случайны, и что любит он его настолько, насколько это возможно. Что Моцарт первый, о ком думает тот, во время паники. Но, он стоит и Моцарт пятится назад, а после быстр уходит — или вбегает — из чужой квартиры. Антонио стискивает зубы и кажется, выплеск своей ненависти на несчастную мебель, было не наилучшим решением. «Блядский бардак» Сальери сжимается на небольшом матрасе. «Блядкский я» 7. Шуберт приходит через пару дней с вопросом, что с Моцартом. Сальери в дверях выглядит как мертвец и Фран не на шутку пугается. Он помогает убраться, заставляет поесть и привести себя в порядок, а после, усаживая на кровать, ждет объяснений. И Антонио не выдерживает. Совсем. Он опускает голову и чувствует как жжет глаза, как капают слезы и как теплые руки ложатся на плечи и тянут к себе. Сальери утыкается головой в чужую грудь, ненавидя слезы и эти всхлипы. Ненавидит свои слабости, страхи из-за которых довел и себя и Моцарта, который сосем этого не заслужил. — Моцарт.он- — Он очень расстроен, — Антонио жмурит глаза, пытаясь остановить слезы, — но, он любит Вас и если Вы сделаете шаг ему на встречу, и обговорите то, что чувствуете... Сальери думает, что пора. Иначе потеряет. Потеряет, и не сможет вернуть. 8. — Останься со мной, — Сказать, что Моцарт удивлен, ничего не сказать. Сальери держит за руку среди улицы, впереди где-то идут Людвиг с Францом и они стоят вместе. Моцарт немного хмурится, но руку освобождать пока не собирается. Антонио вздыхает — уже не плохо, — выслушай. Пожалуйста, — он мельком смотрит на впереди стоящего Шуберта, который обернувшись, смотрел на него и улыбался ободряюще. Пора закончить это. Он заслужил помощи. Он хочет, чтоб его спасли. Чтоб был рядом человек. Чтоб Моцарт был рядом. Он уводит его в более тихое место и еще толком не остановившись, тянет к себе в объятия. — пожалуйста. Пожалуйста прости меня. Я устал быть сильным, я никогда не хотел быть сильным, но мне так страшно тебя терять опять. Моцарт обнимает крепко. Зарывается рукой в чужие волосы, поглаживает и шепчет успокаивающе: — эй, я здесь и я никуда не исчезну. Все хорошо. Сальери впервые за несколько месяцев засыпает без тревожных мыслей. Ему в шею утыкается парень и обнимает все так же, дышит ровно и Антонио гладит того по розовым растрепанным волосам. Сальери впервые не звонит в порыве панике Моцарту, он не просыпается вовсе ночью и спит крепко до самого утра. Сальери наконец-то чувствует себя живым и Моцарт, кажется, самый счастливый человек на свете.