ID работы: 10892008

Когда поёт лира. Акт второй: Фарс о бессмертном алхимике

Umineko no Naku Koro ni, Touhou Project (кроссовер)
Джен
NC-17
Завершён
15
автор
Размер:
441 страница, 29 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
15 Нравится 400 Отзывы 4 В сборник Скачать

Глава двадцать четвёртая. Мизунохара Лаэрт

Настройки текста
       Пустота коридора в такие моменты всегда ощущалась особенно давящей. А уж теперь, когда его вызвали таким странным тоном, всё и вовсе кажется каким-то... тревожным. Будто этот разговор будет отличаться от всех предыдущих подобных разговоров.        Вот почему он сейчас колеблется намного сильнее обычного. Стоя у двери, он собирается с духом уже гораздо дольше отведённых им самому себе десяти секунд. Однако он слишком хорошо осознаёт, что так не может продолжаться вечно: рано или поздно ему придётся войти и встретить проблему лицом к лицу, какой бы она ни была. О том же, чтобы трусливо сбежать, не может быть и речи — как же он будет вести за собой в будущем семью, если струсит уже на такой мелочи?        Наконец, Лаэрт делает глубокий вдох — и, постучавшись, как можно спокойнее (хотя он каждый раз боится, что в голос прорвётся эта предательская дрожь) объявляет:       — Отец, это Лаэрт. Ты хотел меня видеть?        И замирает, борясь с желанием нервно облизнуть губы. За двенадцать лет уже давно стоило бы привыкнуть — а он каждый раз робеет, как дитя, в ожидании раскатистого отцовского голоса. "Позор..." — только и думает он с великой досадой — и почему-то эта мысль звучит в его голове именно тем самым отцовским голосом.        А отец тем временем не торопится отвечать. И это... очень необычно. В конце концов, отец всегда был уверенным человеком, который принимает решения молниеносно, — так с чего бы ему так тянуть сейчас? Он просто не у себя? Но тогда он бы не стал звать Лаэрта к этому времени. С ним что-то случилось?        Лаэрт сглотнул. С каждой секундой молчания ощущение странности лишь усиливалось, всё больше приближаясь к отметке ирреальности. Однако когда Лаэрт уже начал было задумываться, не во сне ли он, из-за двери наконец-то раздалось заветное:       — Лаэрт? Проходи.        Уже терявший надежду это услышать (или, может, начинавший надеяться не услышать этого?), Лаэрт слегка вздрогнул от неожиданности — но тут же сглотнул и, зачем-то кивнув, как можно увереннее взялся за ручку.        И наконец-то вошёл.        С первого взгляда что-то показалось в обстановке комнаты неправильным. Лаэрт даже сам себе не мог объяснить, чем вызвано это странное ощущение: вроде бы все предметы мебели были на обычных местах, прежний минимализм, так контрастировавший с заставленностью поверхностей в том же кабинете матери, не изменился... разве что на столе лежало вскрытое письмо — но и наличие бумаг на рабочем столе отца не было чем-то необычным. Или, может, дело в том, что отец на этот раз ожидал его не за этим самым столом, не в кресле в дальнем углу комнаты или не у окна?        Да, в отличие от всех прошлых случаев, когда он вызывал Лаэрта в свою комнату, Ичиджо Горо теперь расположился на краю кровати. И, пожалуй, именно его позиция и создавала всю эту странную атмосферу. Он сидел, чуть наклонившись вперёд, поставив локти на колени и уткнувшись нижней половиной лица в сцепленные в замок руки; тусклый свет пасмурного поздненоябрьского дня очерчивал его мужественный профиль, но при этом как-то по-особенному углублял мрачно-задумчивую морщину между бровей и серебрил проседь в тёмных, зачёсанных назад у висков волосах. Да ещё и этот взгляд... Лаэрт, кажется, никогда не видел у отца такого тяжёлого взгляда: Горо даже не посмотрел в его сторону, когда он вошёл, как будто вовсе не замечая его, и продолжал рассеянно изучать стену перед собой, и его тёмно-карие глаза при этом казались совершенно чёрными, так что зрачки полностью слились с радужкой... по крайней мере, такое сложилось у Лаэрта впечатление.        Наконец, Горо обратил внимание на сына. По-прежнему не поворачивая к нему головы, он вдруг произнёс:       — Подойди сюда, Лаэрт.        Его необычный тон резанул слух Лаэрта: было в нём что-то, напоминающее... слабость? Нет, пожалуй, просто усталость — но уже даже этого хватало, чтобы создать резкий контраст с обычной твёрдостью его голоса. Однако даже это не заставило Лаэрта хоть на секунду задержаться с выполнением требования отца — слишком хорошо он помнил все предыдущие строгие взгляды и суровые отповеди, когда он с этим мешкал.        ...Впрочем, уже приближаясь к отцу, Лаэрт осознал, что его "инструкции" довольно размытые. В частности, что именно значит "сюда"? И вот, не уверенный, где именно ему следует остановиться, Лаэрт в конце концов встал в паре десятков сантиметров от отца, у самого угла кровати...        В этот момент Горо наконец-то поднял на него взгляд, и Лаэрт едва не вздрогнул от пустоты его чёрных глаз. А отец тем временем медленно поднял руки — и, обхватив плечи Лаэрта, аккуратно повлёк его ближе к себе, явно желая, чтобы тот встал напротив. Лаэрт не сопротивлялся, с затаённым дыханием следя за каждым малейшим движением мускулов на лице отца.        После этого между ними повисла неуютная тишина. Лаэрт, стоя напротив отца и ощущая его (довольно слабую) хватку на своих плечах, смотрел ему в глаза; Горо также смотрел в ответ — но он точно бы смотрел не на Лаэрта, а куда-то сквозь него. От его пустого взгляда и мрачно опущенных уголков неплотно сомкнутого рта Лаэрта пробирали мурашки. Пожалуй, на него вся эта ситуация давила даже сильнее, чем любой из упрёков отца, любая из его отповедей... Как будто перед Лаэртом был совершенно другой человек — не всегда уверенный в себе Отец, Ичиджо Горо, который в любой ситуации знал, что делать, и готов был научить (иногда — слишком часто — против его воли) этому Лаэрта, а, а... мужчина средних лет, терзаемый какой-то тайной мукой. Впрочем, возможно, Ичиджо Горо всегда таковым и был?..        Вдруг взгляд отца резко стал осмысленнее, а губы разомкнулись — и он хрипло произнёс:       — Лаэрт, что бы ни случилось, пожалуйста, помни: ты в ответе за эту семью. Когда-нибудь... — его голос дрогнул, — когда-нибудь твоя мама отойдёт с позиции главы — и обязанности главы полностью перейдут тебе одному. И ты, и только ты будешь вести за собой семью. Лаэрт, — отец окинул его серьёзным взглядом, — готов ли ты принять эту ответственность, как настоящий мужчина? Не сбежишь ли, как последний трус?        По позвоночнику Лаэрта прошла волна тока: он уже не в первый раз слышал эти слова от отца, и каждый раз они были сказаны со всей внушительностью, но, но... но сейчас в них всё равно ощущался какой-то особенный вес. Всё в поведении отца: его серьёзный, но при этом какой-то измученный тон, его выражение, даже то, как он слегка сжал плечи Лаэрта на последних словах, — всё говорило о том, что это обычное "наставление" сегодня всё-таки отличается.        Впрочем, даже если бы это было не так, ответ Лаэрта бы в любом случае не изменился.        Лаэрт также серьёзно взглянул на отца и, уверенно кивнув, убеждённо произнёс:       — Ты же знаешь, Отец: я сделаю всё, чтобы стать хорошим главой семьи, и не посрамлю нашу честь.        "Твою честь", — мог бы сказать он — но всё-таки не стал. Однако отец точно прочитал это по его глазам — и уголки его губ приподнялись в удовлетворённой улыбке... по крайней мере, так должно было быть в любой нормальной ситуации. Однако сегодня... сегодня отец после этого "правильного" ответа продолжил буравить его взглядом в упор — каким-то рассеянным взглядом, точно бы мыслями он был совсем не здесь.        Лаэрту стало неуютно. "Почему он вообще решил позвать меня именно сейчас?" — спросил себя он, мысленно перебирая в голове события последних дней. Вроде бы не произошло ничего из того, после чего отец обычно вызывал его: мать не выкинула какого-то особенного безумства во время встречи с кем-то из своих друзей-оккультистов или не взяла какой-то странный проект для издательства; Лев не опозорился (как-то сверх обычного); Клара не пострадала (как бы Лаэрт сейчас хотел быть рядом с ней, а не тут!); Сида не вызвали в очередной раз к директору; даже дядя Кенджи вроде не срамил семью перед приличными людьми очередной глупой выходкой или дерзкой шуткой. Тогда что же?..        Пока все эти мучительные вопросы проносились в голове Лаэрта, а он всеми силами старался не дать им отразиться на лице, отец продолжал пристально всматриваться ему в глаза. Наконец, он сделал глубокий вдох — и, вновь сжав плечи Лаэрта, продолжал:       — И твой ответ не изменится, даже если...        И запнулся. Лаэрт не смог скрыть своего удивления: чтобы отец в чем-то колебался?.. А отец на секунду опустил глаза и болезненно нахмурился — но тут же поднял голову и заключил:       — ...даже если случится какая-то внештатная ситуация?        Лаэрт растерянно моргнул. Он слишком хорошо почувствовал, что отец вовсе не это хотел сказать, что у него на душе было что-то... большее. И, возможно, это самое "большее" сейчас рвалось из его сердца, отчаянно искало выход, слушателя, понимания... того, чего Лаэрт, к сожалению, дать ему не мог. Не после того случая весной... тех мучительных картин, которые ярко стояли перед глазами до сих пор...        Лаэрт выпрямился и, вновь уверенно кивнув, без тени сомнения объявил:       — Мой ответ никогда не изменится, Отец: как будущий глава, я сделаю всё, чтобы защитить семью.        Услышав это, отец ещё некоторое время смотрел на Лаэрта с непроницаемым выражением. Наконец, его губы всё-таки растянулись в знакомой ухмылке — впрочем, Лаэрту почудилось, что глаза при этом остались какими-то неживыми, — и он только и произнёс:       — Молодец. Я знаю, что могу на тебя положиться.        Тогда Лаэрт ещё не понимал его поведения и вышел из комнаты со странным послевкусием. Впрочем, всё быстро встало на свои места, когда вскоре выяснилось, что письмо, лежавшее тогда на столе, содержало результаты анализов, — и окончательно обрело свою мучительную ясность, когда спустя полгода Лаэрт уже стоял у открытого гроба и смотрел на похудевшее, иссиня-серое лицо отца, сгоревшего от рака крови...        Лаэрту всегда было тяжело общаться с отцом: само его присутствие давило на него и напоминало о неподъёмной ноше, которую на него взвалили ещё до его рождения. Однако когда Ичиджо Горо умер, Лаэрт ничего не почувствовал.

***

       Семейные собрания Лаэрт всегда не любил, в особенности — семейные застолья. Даже ещё когда за ужином собирались только семьи мамы и тёти Цудзуры (вопреки стараниям отца, Лаэрт никогда не питал иллюзий на тему того, от кого расходятся ветви его семейного древа), Лаэрту было крайне неуютно — в конце концов, мама никогда не ладила ни с отцом, ни с дядей, — а уж теперь, после "пополнения" в их семействе...        Если честно, Лаэрт спустя столько времени до сих пор не может привыкнуть, что теперь по правую руку от него сидит не какой-то чужой дядя или чужая тётя, мамины гости, а его родной дядя Кенджи... впрочем, о степени их родства, конечно, можно спорить. Особенно "спорной" ситуация выглядит оттого, что место Лаэрта буквально находится между двумя похожими как две капли людьми, отличающимися разве что возрастом да манерой держаться — в конце концов, чем оживлённее и веселее дядя Кенджи, тем смурнее и замкнутее и без того всегда тихий Лев.        Впрочем, Лаэрт тут явно не единственный, кого смущает компания дяди Кенджи. Пока мать увлечённо беседует о чём-то с коллегой, сидящей с другой стороны стола, Лаэрт то и дело украдкой косится на отца — и очень часто замечает, как неприязненно тот смотрит через его голову на его высокого соседа. Конечно, отец достаточно быстро отворачивается, чтобы обменяться многозначительными взглядами с сидящим напротив Льва дядей Такечи, но... всё-таки это должно рано или поздно во что-то вылиться.        И оно неизбежно выливается.        В какой-то момент, когда дядя Кенджи особенно громко рассмеялся и особенно сильно размахнулся рукой, Горо не выдержал и, повернувшись к нему, с максимально ядовитой вежливостью попросил:       — Кенджи-сан, не могли бы вы посдержаннее вести себя за столом, пожалуйста?        От внезапного обращения к себе Кенджи застыл с раскинутыми руками и с удивлением воззрился на Горо в ответ. Тот встретил его взгляд с выражением безграничного терпения — в котором, впрочем, знающий человек легко угадывал приказание подчиниться. Уж Лаэрт-то знал: когда он был совсем маленький, на него отец часто так смотрел, когда он вёл себя неправильно. Но дядя Кенджи — не маленький, он, даже когда сидит, на полголовы выше отца. Однако за столом ведёт себя прямо как Лаэрт лет пять назад: ставит локти на скатерть, размахивает руками, громко разговаривает... в общем, неприлично.        Вот только непохоже, что это его хоть немного смущало: изумление на его лице было абсолютно искренним и невинным. Впрочем, он довольно быстро пришёл в себя и, склонив голову набок, поинтересовался:       — А что не так, Горо-сан? Разве я кому-то мешаю? Вроде бы, — он обвёл присутствующих взглядом, и несколько из них, в том числе его собеседник напротив, улыбнулись, поощряя его поведение, — ничего криминального я не делаю. Едой не разбрасываюсь — соседи целы, да и мне самому никакую салфетку повязывать не надо.        Лаэрту показалось, что на этих словах он почему-то бросил быстрый взгляд на Льва, хотя того в неподобающем поведении за столом обвинить было ещё сложнее. Но вникнуть в происходящее получше ему не удалось: уже в следующий миг Кенджи уверенным жестом зачерпнул ложкой суп и, отправив его в рот, повернулся к Горо, подпёр лицо правой рукой (поставив локоть на стол, разумеется) и, хитро прищурившись, с улыбкой продолжал:       — Или вас, Горо-сан, как-то смущает громкость моего голоса?        Горо хмыкнул. Он прекрасно осознавал, что открыто делать замечание — ниже его достоинства, но ничего не мог с собой поделать: незамутнённая наглость Кенджи его задевала. А учитывая, что за столом они были не одни...        В этот момент Лаэрт, прекративший есть от ощущения буквально физического напряжения над головой, где пересекались взгляды двух мужчин, украдкой покосился на мать — и с тревогой обнаружил, что та отвлеклась от своего прежнего оживлённого разговора и внимательно наблюдает за ними. Да и тётя Юи, сидящая по правую руку от мужа, как-то напряглась...        Лишь благодаря презрительному взгляду Такечи на Кенджи Горо в конце концов с тяжёлым вздохом покачал головой и заметил:       — Кажется, вы всегда говорили, что близоруки, Кенджи-сан, но теперь всё выглядит так, словно проблемы вашего зрения связаны скорее с дальнозоркостью. Ваше поведение никоим образом не может навредить мне — однако вы мешаете тем, кто сидит рядом с вами.        И под одобрительную усмешку Такечи красноречиво взглянул на Лаэрта. Тот едва не сжался, ощутив его внимание на себе — и, что самое худшее, предчувствуя внимание дяди Кенджи.        А Кенджи, растерянно моргнув, после этого, как и ожидалось, также посмотрел на Лаэрта с нескрываемым любопытством. Лаэрт бы с удовольствием провалился прямо сейчас сквозь землю, настолько ему не хотелось иметь ничего общего с этими перебранками взрослых. А уж если он к нему обратится...       — О, ну тогда, думаю, об этом мне стоит говорить не с вами, Горо-сан, а с Лаэртом-куном, — заявил Кенджи, полностью оправдывая опасения Лаэрта, — и, с невинной улыбкой заглядывая ему в лицо, участливо поинтересовался: — Что скажешь, Лаэрт-кун? Я не доставляю тебе неудобств?        В этот момент Лаэрт вознёс хвалу всем известным богам за то, что он сейчас в пиджаке: он ощутил, что у него на спине от нервов выступил пот, который тотчас же пропитал рубашку. И, в принципе, было отчего. Дядя Кенджи наверняка и не догадывался, что своим беззаботным вопросом ставит его в безвыходную ситуацию: сказать правду и опозориться перед домашними и гостями или промолчать и предать отца, не поддержав его. Неспособный выбрать между этими "смертями", Лаэрт напряжённо глядел на своё мутное отражение в супе, ощущая давление сразу с двух сторон и надеясь, что ситуация разрешится как-нибудь сама собой.        Именно в этот момент...        Внезапно слева от него послышалось звяканье ложки о тарелку — и тут же Лев раздражённо выпалил:       — Конечно, вы ему мешаете, Кенджи-сан: вы кого угодно слева от вас локтем толкать будете, потому что прибор в левой руке держите!        И тут же покраснел и низко опустил голову, точно бы жалея, что вообще подал голос. Лаэрт быстро повернулся к нему, удивлённый его заступничеством, но из толкового заметил лишь (кажется, впервые в жизни) одобрительный взгляд отца на него, и задумчивый — матери. Дядя Кенджи же...        Внезапно с той стороны послышался неловкий смех — а затем тётя Юи весело воскликнула:       — Вот поэтому я и сажусь всегда справа от него — чтоб страдал кто-нибудь другой!        И лишь задорнее рассмеялась в ответ на его шутливо-возмущённое "Эй!". С разных сторон также послышались смешки, да и Мияко снисходительно улыбнулась. Лаэрт понял: тётя Юи удачно замяла начавшийся было скандал. Да и дядя Кенджи после этого извинился и действительно стал аккуратнее двигаться, чтобы не слишком задевать его, Лаэрта, рукой. А после обеда и вовсе потрепал по голове и попросил впредь не стесняться говорить, если что-то не так...        Лаэрт никогда не понимал, как ему относиться к дяде Кенджи: тот вроде был всегда добрым и весёлым, никогда не сердился на них с Львом, да и мать забавлял — но отец его презирал за отсутствие манер и шумность и часто называл "дворовой псиной". Так что да, у самого Лаэрта так и не сложилось определённого цельного впечатления о дяде. Наверное, именно поэтому, когда Шимоцуки Кенджи умер, Лаэрт ничего не почувствовал.

***

      — ...А я тебе говорю, что тут в правилах написано...       — Да читала я твои правила, читала! Вот поэтому и говорю: это ты всё неправильно поняла, надо наоборот!        Слушая эти звонкие голоса, раздающиеся из-за приоткрытой двери гостиной, Лаэрт не может сдержать улыбку: его кузины всегда такие оживлённые и беззаботные... Впрочем, не им, конечно, надо сейчас переживать об экзаменах и поступлении в хорошую старшую школу. Пусть уж радуются, пока есть возможность. Тем более...        Проходя мимо по коридору, Лаэрт не удерживается от соблазна и всё-таки заглядывает через щель в залитую солнцем гостиную. Как он и думал, там оказываются не только близняшки. Пока эти двое, расположившись на полу с противоположных сторон стола, спорят о правилах игры, разложенной тут же на столе, спиной к двери сидит Клара, вертя головой от одной кузины к другой и явно с интересом слушая их дебаты... а напротив неё тщетно пытается примирить дочерей тётя Юи. Во всей этой картине столько невинности и беззаботности, что Лаэрт не может этим не залюбоваться.        Стоя опершись плечом на дверной косяк, он невольно сравнивает это со своим детством — и со смесью лёгкой горечи и удовольствия отмечает, что оно было совершенно не таким. Частые перебранки близняшек, после которых они непременно мирятся, не идут ни в какое сравнение с его собственными редкими, но ядовитыми спорами с братом. Да и кузен не вносил в их унылую жизнь такого света, который вносят девочки в одинокую жизнь Клары — той самой Клары, которая сейчас так звонко смеётся над ними... Это так контрастирует с её подавленным состоянием последних недель, в которые он, Лаэрт, практически не мог уделить ей времени.        Лаэрт настолько погрузился в свои мысли, что в какой-то момент совсем забыл о скрытности. Неудивительно, что сидящая напротив двери тётя Юи в конце концов его заметила.        При виде племянника тётя Юи резко отвлеклась от спора дочерей и, вскинув голову, с широкой улыбкой воскликнула:       — О, какие у нас гости!        Её замечание привлекло внимание девочек — и вот уже секунду спустя четыре пары глаз устремились на Лаэрта. Его присутствие заметно обрадовало Клару (при виде её просиявшего от надежды лица сердце Лаэрта кольнуло чувством вины), да и Корделия с Джессикой ещё больше оживились. В таких условиях он мог лишь сдаться и войти в помещение.       — Ну и чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался он, расслабленно убирая руки в карманы брюк и кивая на игру.        Клара покосилась на объект его интереса — игровое поле и кучу рассыпанных по нему карточек, — а затем вновь повернулась к нему и с плохо скрытым удовольствием объяснила:       — Тётя Юи привезла настольную игру, но мы никак не можем сойтись на том, как правильно играть.        Лаэрт на это протянул лишь понимающее "Хо-о...". Клара от такого ответа смущённо улыбнулась, но по какой-то причине он ужасно обрадовал Корделию: та вдруг хлопнула в ладоши и, глядя на Лаэрта горящими глазами, воскликнула:       — А ведь братик Лаэрт может помочь нам разобраться! Он умный, точно подскажет, кто прав, — добавила она, косясь на сестру с таким видом, точно и так знала ответ на этот вопрос и ждала лишь подтверждения от авторитета вроде Лаэрта. Тот же не смог не усмехнуться при виде того, как Джессика хмыкнула и, горделиво задрав нос, скрестила руки на груди в ответ на взгляд старшей близняшки. Тётя Юи тем временем...        Беспомощно протягивая руку к дочерям, тётя Юи пролепетала:       — Но я ведь тоже... взрослая, ну...        И подняла растерянный взгляд на Лаэрта, ища поддержки, — но тут же обиженно надулась, увидев, как вместо этого он хихикает в кулак.        Впрочем, Лаэрту очень скоро пришлось пожалеть о своём поведении: поджатые губы тёти Юи внезапно растянулись в какой-то коварной ухмылке, а глаза прищурились в очень знакомой манере. Лаэрт резко вспомнил, что женщина перед ним — родная младшая сестра его матери. А уж сестра Мизунохары Мияко — вещь по определению угрожающая.        Вот почему Лаэрт следил за её движениями с напряжением, когда тётя Юи вдруг поднялась с пола, медленно приблизилась к нему... и, заложив руки за спину и заглянув ему в лицо снизу вверх (она была немного выше своей старшей сестры, но всё-таки ниже его на полголовы), заявила:       — Кстати, Лаэрт-кун, хоть мы и не сходимся в трактовке некоторых моментов, кое-что из правил мы всё же поняли. Наприме-ер, — она ещё немного приблизила лицо к нему и сильнее прищурилась, — то, что в идеале в эту игру надо играть впятером. Не желаешь ли присоединиться, м-м, Лаэрт-кун?        С этими словами Юи склонила голову набок, и Лаэрт ясно прочитал по её глазам, что в мыслях она уже рисует себе планы мести ему за его смех. Лаэрт криво улыбнулся.        А в следующий миг он развёл руками и ответил:       — Польщён вашим приглашением, но, боюсь, вынужден отказать: экзамены за меня сами не сдадутся, особенно если я не буду к ним готовиться!        И под разочарованные возгласы девочек развернулся, уже готовясь покинуть гостиную... но тут на его плечи проворно легли руки не отчаявшейся тёти Юи — и она, приблизив лицо к его уху (и для этого явно встав на мыски и перенеся часть своего веса на него, так что Лаэрт был вынужден остановиться, чтобы не рухнуть на пол вместе с ней), протянула:       — Ах, неужели Лаэрт-кун настолько бессердечен, чтобы отказать четырём очаровательным леди? Тем более, — она понизила голос и усмехнулась настолько торжествующе, что Лаэрт понял: она на сто процентов уверена, что победа уже у неё в кармане, — когда одна из этих леди — его любимая младшая сестрёнка, которой наверняка тоскливо, что братик уделяет ей меньше внимания из-за своих экзаменов...        Лаэрт вспыхнул: тётя Юи била ровно в цель. Да, он и сам понимал, что за своей подготовкой несколько отдалился от Клары, да и её полный надежды взгляд сейчас достаточно ясно отпечатался у него перед внутренним взором, чтобы в ближайшее время отзываться на душе муками совести... но надо трудиться, если он действительно хочет исполнить свой долг... в том числе перед той же Кларой... которой, кажется, никакой долг и не нужен, а нужен только любимый братик рядом...        Наконец, Лаэрт с тяжёлым вздохом повернулся к тёте Юи, всё ещё буквально висящей на нём и с самодовольной улыбкой ожидающей его ответа, и обиженно заметил:       — А вот это уже был удар ниже пояса, тётя Юи.        Та на это лишь беззаботно рассмеялась.       — Ох, ну что поделать: люблю бить мужчин ниже пояса! — с пугающей беспечностью заявила она — и, наконец-то отлипнув от него и нормально встав на ноги, похлопала его по плечам.        Лаэрт со страдальческим видом возвёл глаза к потолку.       — Кажется, я начинаю искреннее сочувствовать дяде Кенджи... — пробормотал он.        Юи сделала вид, что его не услышала. Она взяла его за руку и, возвысив голос, зазывающе протянула:       — Давай-давай, Лаэрт-кун, не отпирайся! Ненадолго отвлечься от зубрёжки будет тебе только на пользу, если не хочешь сойти с ума!        И настойчиво потянула его к столу. А тут ещё и девочки подоспели и также принялись уговаривать его присоединиться... Под таким напором Лаэрт мог только сдаться — и вот он уже сидит со всеми за настольной игрой и, разрушая надежды тёти Юи на "месть", легко оставляет её фишку позади, при этом поддаваясь сестре и кузинам...        Лаэрту тётя Юи всегда нравилась: она была озорная и весёлая, но при этом достаточно чуткая, чтобы понять, когда ему нужен перерыв от его обязанностей, и вовремя настоять на том, чтобы он отвлёкся. Однако когда Мизунохара Юи умерла, Лаэрт ничего не почувствовал.        Да, не почувствовал. В жизни Лаэрта люди умирали достаточно часто: сначала отец, дядя Кенджи, тётя Юи — а теперь и все остальные члены его семьи, слуги и гости. Кто-то был добр к нему, кто-то отравлял его жизнь — но к смерти этих людей он относился с неизменным безразличием. В какой-то момент он даже было начал думать, что ничто не сможет изменить этой ситуации... но потом осознал одну вещь.        В этом мире всё же есть два человека, чья смерть точно не оставит его равнодушным.

***

       Действия Лаэрта определённо выбили остальных из колеи. Лев, на которого уже второй раз за этот день было направлено оружие, стоял весь бледный и, переводя взгляд с дула пистолета на лицо Лаэрта и обратно, то открывал, то закрывал рот, силясь что-то сказать. В голове Клары также проносились тысячи вопросов, и она даже не представляла, с какого из них ей стоит начать.        К счастью, её терзания разрешил Лев: он в конце концов остановил взгляд на брате и кое-как выдавил:       — Л-Лаэрт, почему... откуда у тебя пистолет?..        Лаэрт не торопился отвечать, продолжая холодно глядеть на Льва. Зато его слова наконец-то дали чёткое направление мыслям Клары — и вот она уже, хмурясь, приглядывается к оружию в руках среднего брата... а затем её глаза распахнулись в неверии, а от лица отлила краска.       — Лаэрт, ты же не... — растерянно начала было она — но, стоило Лаэрту быстро скосить на неё глаза, сжала кулаки и в истерике закричала: — Ты свихнулся — хвататься голыми руками за пистолет, из которого она застрелилась?! Она же, она в перчатках была — там будут только твои отпечатки, ты вообще понимаешь?! Ты вообще головой думаешь?!        Клара не выдержала и взмахнула рукой. На лице Лаэрта не дрогнул ни один мускул — но, к счастью, рука его тоже не дрогнула, и пистолет не выстрелил... во второй раз. Ведь, присмотревшись, Клара хорошо узнала его — тот самый револьвер, из которого Мери выстрелила себе в голову. "Нет, он действительно додумался забрать пистолет у трупа? — лихорадочно думала Клара. — У него с головой вообще всё в порядке? И когда он только успел? То есть, он ко мне в комнату пришёл не только с гитарой, но и с оружием?.."        А пока Клару раздирала тысяча вопросов, вызванных осознанием ситуации, Лев, казалось, только больше растерялся от её слов.       — Застрелилась из пистолета, в перчатках? — смущённо переспросил он. — Погодите, пожалуйста, что именно произо...       — Это ты погоди — сейчас вообще не до тебя! — нетерпеливо перебила Клара, продолжая пылающим взглядом буравить Лаэрта. Лев лишь сильнее стушевался. Зато Лаэрт хмыкнул и как-то странно улыбнулся.       — О, так ты не знаешь? — насмешливо поинтересовался он у старшего брата, склоняя голову набок и полностью игнорируя сестру. — Разве ж ты не слышал выстрела с полчаса назад? Он, кажется, на весь дом прогремел — где же всё это время был ты, а, Лев?        Лев вздрогнул и потянулся было рукой к груди — но тут же оставил всякие попытки пошевелиться, когда Лаэрт предупреждающе качнул револьвером в руке. Лев опустил глаза в пол.       — Я... — начал он, болезненно сводя брови на переносице. — Я... слышал грохот, разумеется, но я не думал... я не понял... не догадывался... Получается, — он поднял взгляд на Лаэрта, — Мери-сан застрелилась, да? Никто же больше не носил перча...       — Довольно! — резко перебил его Лаэрт, вновь заставляя Льва стушеваться. Затем он, не сводя глаз с брата, вдруг обратился к Кларе: — Ты спрашивала, не сошёл ли я с ума брать пистолет, из которого застрелились, да? Возможно, это так. Поверь, я прекрасно осознаю, что подумает полиция, когда наконец-то доберётся до этого чёртова дома. Но! — он облизнул губы. — Мне, уж извини, откровенно наплевать. Для меня сейчас гораздо важнее одно: защитить тебя от убийцы. И ради этого я готов...        Клара слушала его объяснения и не верила своим ушам. На последних словах она и вовсе не выдержала — и, нервно улыбнувшись, указала на Льва с полным неверия:       — Погоди-ка, под "убийцей" ты же не подразумеваешь...        Лаэрт без тени сомнения кивнул.       — Да: я думаю, что Лев — убийца, прикончивший всех в этом доме, — с мрачной уверенностью подтвердил он.        Если все предыдущие его действия выбили остальных из колеи, то на этом моменте Лев и Клара оказались окончательно повергнуты в шок. Пошатнувшись от ужаса, Лев одарил брата полным неверия взглядом и, медленно качая головой, начал:       — Лаэрт, это вовсе не...        И снова был перебит, на этот раз — истерическим хохотом Клары, от которого слегка поёжился даже Лаэрт. А Клара, положив ладонь на лоб, заметила:       — Лев — убийца? Лаэрт, пожалуйста, не огорчай меня: я, конечно, знаю, у нас семейная традиция — главы сходят с ума, но ты бы мог так не торопиться — мама окончательно тронулась только в пятьдесят, а тебе через три месяца только двадцать четыре...        Лаэрт как-то пугающе усмехнулся.       — О, по-вашему, это я сошёл с ума? — переспросил он — и тут же, тряхнув головой, потребовал: — Тогда, Лев, объясни-ка мне, пожалуйста, несколько вещей! Что ты делал после того, когда мы разошлись искать маму и остальных после встречи с Хитклифом? Куда ты уходил из комнаты, пока мы ходили на кладбище? Почему у тебя после встречи с мамой на лице след удара, а на губах — следы её помады? — от этих слова Лев пошатнулся; Лаэрт прочнее зафиксировал взгляд на нём. — И, — Лаэрт опасно прищурился, — зачем так настаивал, чтобы Клара не пыталась искать убийцу тогда, в гостиной, после первой "партии" трупов?        И одарил Льва настолько враждебным, полным уверенности в его вине взглядом, что тот пуще прежнего побледнел и снова не смог связать двух слов. Клара же... Глаза Клары распахнулись в удивлении после последней фразы.       — П-постой-ка... — заговорила она в неверии. — Так тогда нас подслушивал ты?        И тут же проглотила язык, когда Лаэрт всё-таки скосил на неё свой мрачный, тяжёлый взгляд. "Каково же сейчас ему, на которого он так смотрит прямо..." — подумалось ей, когда она быстро посмотрела на Льва, на чьём бледном лице отчётливее выделялась краснота левой щеки, делающая его выражение муки ещё более жалким.        Тем временем Лаэрт облизнул губы и, вновь переведя взгляд на Льва, сухо ответил:       — Я. Но я не ставил такой цели, — поспешил добавить он, — просто проходил мимо гостиной, когда Сида отправил наверх, и услышал ваши голоса... В любом случае, — настойчиво продолжал он, окончательно переключая внимание на Льва, — я жду твоих объяснений. Что всё это значит, если не то, что ты убийца, м?        Эти слова повергли Льва в такое отчаяние, что на него больно было смотреть: опустив глаза в пол и едва не плача, он нервно кусал губы и сжимал-разжимал кулаки. Даже со стороны было видно, как его мучает какая-то вещь, как он хочет что-то сказать, как это рвётся из него... но он всеми силами своей души сдерживает это, чтобы... чтобы что?        Наконец, Лев поднял воспалённый взгляд на Лаэрта и, отрывисто вздохнув, медленно начал:       — Я... не могу рассказать тебе. Прости. Н-но! — торопливо добавил он, дёрнувшись было вперёд — и тут же застыв на месте при виде нахмуренных бровей Лаэрта, — Богом клянусь, что бы я ни делал — всё это ради того, чтобы защитить дорогих мне людей...        Лаэрт сухо хохотнул.       — Даже интересно, кто эти "дорогие тебе люди"... — ехидно произнёс он, заставляя Льва низко опустить голову и сильнее закусить нижнюю губу. У Клары сердце кровью обливалось при виде старшего брата в таком состоянии. Вот почему она в конце концов не выдержала и, бросившись к Лаэрту, взмолилась:       — Лаэрт, пожалуйста, хватит... Ты же... — Лаэрт скосил на неё прохладный взгляд, и она запнулась. — Он ведь... первые убийства он уж точно совершить никак не мог! — вдруг нашлась она и уцепилась за эту мысль так же, как вцепилась в рукав свободной левой руки Лаэрта. — Он же был с тобой в комнате, помнишь? Значит...       — Это значит лишь то, что он не мог совершить эти убийства непосредственно перед обнаружением трупов, — резко ответил Лаэрт. — В конце концов, ни он, ни я, ни Сид в тот вечер не были в комнате безвылазно. Так что... — он выдернул рукав из ослабших пальцев Клары, наблюдающей это пустым взглядом, и вновь обратился к Льву с безжалостным: — Если тебе нечего сказать в своё оправдание, кроме общих слов, — пожалуйста, побереги дыхание и просто... исчезни. Не приближайся к Кларе больше чем на пятьдесят, нет, на сто метров, пожалуйста.        Услышав это, Клара вздрогнула: она вдруг со всей ясностью осознала, что действия Лаэрта сейчас — не более чем отчаянная попытка защитить её. Да, думать, что убийцей может быть Лев, — чистейшее безумие, но... но разве же вся их ситуация не безумна по определению? Разве в таком случае не захочешь уберечь крупицы того дорогого, что у тебя осталось? Даже прибегая к таким, казалось бы, невероятным выводам... но единственно ли возможным и логичным ли?..        Тем временем Лев, казалось, тоже всё это понял. Его выражение больше не было жалким — мука уступила место странной сосредоточенности и серьёзности. Точно он внутри тоже пришёл к каким-то своим выводам... Наконец, он сделал глубокий вдох — и, разжав кулаки, вдруг неожиданно спокойно объявил:       — Хорошо, Лаэрт. Раз ты считаешь, что так будет лучше, — я не стану спорить с тобой. В конце концов, — его губы тронула слабая, извиняющаяся улыбка, — как члену семьи Мизунохара, мне следует прислушаться к будущему — или, может даже, уже действующему? — главе. И, хоть я, конечно, знаю, что никого не убивал, — очередная робкая улыбка — и тут же сопровождающийся кивком серьёзный взгляд, — я доверяю твоим суждениям о том, что будет лучше. И Клару-тян тебе доверяю, Лаэрт. Поэтому...       — ...поэтому оставишь свою младшую сестру наедине с возможным убийцей? О да, очень разумно и рационально, братец Лев.        От этих слов Клары глаза её братьев широко распахнулись в изумлении — и оба, даже Лаэрт, наконец-то повернулись к ней и одарили полными шока взглядами. Сама же Клара...        На её губах играла злая ядовитая улыбка. О да, злая: Клара была просто в ярости от ответа Льва, и лишь благоразумие да сжатые до побеления костяшек и красных полумесяцев на ладонях кулаки сдерживали её от насилия. Она прекрасно понимала, из чего исходит Лаэрт, — но его план, с какой стороны ни посмотри, всё ещё оставался чистейшим безумием. Вот почему Клара в течение всего короткого, смиренного монолога Льва лихорадочно соображала, как бы ей остановить братьев и не дать им совершить эту глупость.        И она нашла способ.        Некоторое время после её слов в холле висела давящая тишина. Наконец, Лаэрт, немного придя в чувства, одарил её хмурым взглядом и холодно осведомился:       — Пардон, что это значит, Клара?        Клара с готовностью подняла на него взгляд и, моргнув, изобразила на лице невинное удивление.       — А то и значит, братец Лаэрт: где был в этот же промежуток времени ты? — поинтересовалась она, смотря ему прямо в лицо. — Я имею в виду, ты додумался взять пистолет Мери-сан — но, может, ты и другие безумства успел совершить? Например, убить тех, кого мы так и не нашли... или даже этих двоих, — она кивнула на двери столовой за своей спиной. — Да и, — она заложила руки за спину и под напряжёнными взглядами братьев неторопливо прошла мимо Лаэрта, выйдя в центр холла — прямо между ним и Львом, — если я не путаю, ты, кажется, был последним, кто видел братца Сида? А уж про то, откуда у тебя фингал под глазом, — она с самодовольной ухмылкой раскинула руки и, крутанувшись на каблуках, развернулась лицом к Лаэрту, — мы, помнится, так и не узнали. Получается, убийца — ты?        И склонила голову набок и прищурилась. Лаэрт выслушал её с непроницаемым лицом, и синяк под его глазом придавал ему лишь более мрачный вид. Из-за спины Клары раздался нервный смешок.       — Клара-тян, не тебе говорить о рациональности, когда ты буквально в лицо назвала убийцей человека с пистолетом... — заметил Лев — и с ещё одним нервным смешком добавил: — Конечно, тебя Лаэрт никогда не ранит, но сама ситуация...        Клара, которая даже не была на линии огня (пистолет, к её лёгкому раздражению, оказался протянут у неё над головой), одарила его внимательным взглядом через плечо. Затем очередной резкий поворот, от которого её пышная юбка крутанулась изящными складками, — и Клара, опять убрав руки за спину и склонив голову набок, с улыбкой продолжала:       — Тогда как насчёт такого: расскажи-ка мне, почему я вчера вечером вдруг ни с того ни с сего решила не выпускать братца Сида из комнаты?        Лев вздрогнул и одарил её удивлённым взглядом.       — Н-ну... — замялся он, опуская глаза в пол.        А Клара, качая головой, энергично продолжала:       — Или вот, вам двоим задачка: где я была и чем занималась, пока вы, — она по очереди взглянула на братьев и красноречиво постучала пальцем по левой щеке (на лице Льва появилось выражение вины), — травмировали свои очаровательные мордашки? И, — она усмехнулась и двинулась в сторону лестницы, — почему я при этом так уверена, что застала маму живой после её встречи с братцем Львом?        Она не сдержала удовлетворённой ухмылки, когда ей в спину со стороны Лаэрта прилетело взволнованное:       — Погоди, ты что... чем ты там занима...       — Ах да, кстати, братец Лаэрт, — с энтузиазмом продолжала она, делая вид, что не услышала его; к этому моменту она как раз подошла к лестнице и, поднявшись на пару ступенек, вновь развернулась к братьям, так что смогла в полной мере оценить их реакцию: шок и даже испуг на лице Лаэрта, не опустившего, впрочем, руки с пистолетом, и напряжение в глазах Льва, — когда ты вбежал в комнату Мери-сан, а я стояла перед её трупом, ты ведь сразу поверил, что она застрелилась сама, верно? Но ведь у тебя не было никаких доказательств — только мои слова. А мне, — она с насмешливым видом приложила палец к губам, — разве выгодно было бы говорить, что стреляла не Мери-сан?        И с вызовом посмотрела Лаэрту прямо в глаза. Тот в ответ глядел на неё с абсолютно непроницаемым лицом, точно бы не в состоянии осознать всего, что она сказала; да и Лев как-то заметно притих, сосредоточенно рассматривая носки своих ботинок. Наконец, губы Лаэрта разомкнулись — и он сухо поинтересовался:       — И что ты пытаешься всем этим сказать?        Клара нахмурилась: несообразительность братьев начинала её раздражать. Шумно втянув ноздрями воздух, она положила руку на перила — и, прикрыв глаза, без следа прежней лихорадочной оживлённости сухо объявила:       — Я веду к тому, что на данный момент у нас нет никаких доказательств вины кого угодно из нас троих — или же кого-то четвёртого со стороны. Мы все в равной степени подозрительны — и в таких условиях совершенно неразумно расходиться. Более того, — продолжала она, одаривая братьев серьёзным взглядом, — если вам интересно моё мнение, я считаю, что единственный логичный способ действий — держаться вместе. Если убийца — кто-то другой, то мы сможем защитить друг друга. Если же это один из нас, — она прищурилась и по очереди взглянула на братьев, — он всегда будет на виду остальных и, если не он окажется единственным человеком с оружием, его действия будут серьёзно ограничены. Поэтому, если вы двое достаточно умные, вы послушаете ме...       — И всё-таки, Клара-тян, я считаю, что нам стоит поступить так, как говорит Лаэрт.        Тихий, вкрадчивый, но полный уверенности голос Льва — и вся старательно выстроенная аргументация Клары рухнула, как карточный домик. Да и сама Клара бы, пожалуй, рухнула, если бы не успела крепче ухватиться за перила.        Некоторое время в холле висела напряжённая тишина. Клара в абсолютном неверии смотрела на старшего брата — а Лев старательно глядел в другую сторону с выражением небрежного безразличия, словно это не он больше всех рисковал умереть, если они последуют "плану" Лаэрта... Лаэрта, который сохранял внешнее спокойствие, но при этом неотрывно и очень внимательно смотрел на Льва.        Наконец, Клара смогла сделать вдох (она только после этого осознала, что всё это время не дышала) и, тряхнув головой, спросила:       — Лев, ты идиот?        Лев опустил глаза в пол и слабо улыбнулся.       — Пожалуй, — согласился он — и, поворачиваясь к Кларе и игнорируя её дёрнувшуюся бровь, продолжал: — Клара-тян, я не спорю: всё, что ты сказала только что, очень разумно и логично. Вот только... — он невесело усмехнулся, — не всегда разумно — это правильно. Иногда нужно обратиться к чему-то, кроме разума... Вот я и полагаюсь на это "что-то" — на своё доверие к решениям Лаэрта. Как-то так.        И он пожал плечами. Говоря это, Лев смотрел рассеянно, куда-то поверх головы Клары, точно всё это его не касалось. Его слова и поведение жутко её разозлили. "Что-то кроме разума? Это тебе твоя вера говорит, да?" — язвительно подумала она, не веря, что она вообще оказалась в подобной ситуации. Сжав пальцы на перилах и скрипнув зубами, она опустила глаза в пол — и вдруг в сердцах выпалила:       — Ты просто всегда любил его больше, чем меня, — вот и вся причина!        И стиснула перила настолько сильно, что ей показалось, что она сейчас их голыми руками переломит пополам.        Краем глаза она заметила, как Лев вздрогнул от её слов. Он бросил беспомощный взгляд на Лаэрта, затем вновь повернулся к ней, даже открыл было рот... но в итоге тут же сомкнул губы и с виноватым видом опустил голову. Спорить он не стал. Лаэрт никак этого не прокомментировал, продолжая стоять неподвижно с наставленным на Льва оружием.        И снова в холле воцарилась напряжённая тишина. Наконец, Лев отрывисто вздохнул — и, повернувшись к Лаэрту, серьёзно объявил:       — В любом случае, последнее слово за тобой, Лаэрт. Если ты вдруг изменил решение — я готов...       — Нет, — резко перебил его Лаэрт — и, облизнув губы, с язвительной ухмылкой поинтересовался: — Ты же не думал, что твоё "смирение" заставит меня пожалеть тебя и передумать?        Лев усмехнулся.       — Вовсе нет, — негромко ответил он, покачав головой, — и, подняв на него свой мягкий взгляд, заключил: — Скорее уж оно тебя только больше разозлило.        Лаэрт на это лишь хмыкнул, но ничего не ответил. Затем он отвернулся и хмуро поинтересовался:       — Тебе ещё есть что сказать? Если нет, то убирайся уже.        Лев в ответ смерил его неожиданно долгим и задумчивым взглядом. Он видимо колебался — но, наконец, осторожно начал:       — На самом деле, если ты позволишь... — он слегка сжался под холодным взглядом Лаэрта. — Прежде чем я уйду, я бы хотел сказать пару слов Кларе-тян... Не волнуйся, я ей никоим образом не наврежу, — поспешил заверить он, видя его подозрительность, и поднял руки раскрытыми ладонями вверх. — У меня нет при себе никакого оружия, а даже если бы и было — я бы не смог достать его так, чтобы ты не заметил. Я ведь очень неуклюжий, ты же знаешь, — он неловко усмехнулся и повёл плечами, а затем вновь серьёзно взглянул Лаэрту в лицо и добавил: — Но если тебе покажется, что я делаю что-то подозрительное, — ты всегда можешь выстрелить. Так что, позволишь? Если хочешь, можешь даже обыскать меня.        С этими словами Лев жалко улыбнулся. Лаэрт некоторое время смотрел на него с напряжённой подозрительностью. Наконец, он коротко кивнул — и медленно приблизился к нему, готовый воспользоваться его предложением. Улыбка Льва стала благодарной. Между бровей Лаэрта пролегла морщина.        В этот момент Клара отвернулась: ей было противно смотреть, как Лаэрт, словно полицейский, проверяет карманы Льва, пока тот стоит с поднятыми вверх руками, точно задержанный, преступник... особенно это было противно после того, как сейчас этот самый Лев так смиренно соглашался делать всё, что требовал Лаэрт, а в прошлом мире вообще отказался отсидеться в безопасности, чтобы найти его и просто сказать, что с ней, Кларой, всё в порядке, — и в результате умер. От этих воспоминаний к горлу Клары подступила знакомая тошнота. Разве стоило ему так себя вести? Разве хоть кто-то стал счастливее оттого, что Лев... такой?        Ногти Клары в бессилии царапнули перила.        Спустя пару секунд возня со стороны Льва и Лаэрта прекратилась — а затем последовал скрип половиц: это Лаэрт сделал шаг прочь от Льва, пропуская того к Кларе... и по-прежнему держа его на прицеле. Но Льву этого было достаточно: он прошёл к Кларе абсолютно уверенно, словно бы ничуть не смущённый унизительной проверкой от Лаэрта. Кларе бы очень хотелось даже не поворачиваться к нему, показать всем своим видом своё отношение... но, почувствовав его присутствие рядом, когда он остановился в метре от неё, она всё-таки не выдержала и повернулась. Поймав её взгляд, Лев виновато улыбнулся.       — Я понимаю, что ты сердишься, Клара-тян, и мне очень жаль тебя расстраивать, но поверь: так будет лучше для всех нас, — произнёс он.        В ответ на поджатые губы Клары он улыбнулся ещё мягче — но тут же посерьёзнел, совершенно сбивая её с толку. Невольно она одарила его вопросительным взглядом — а Лев, поколебавшись, вдруг резко склонился к ней и негромко сказал:       — Если вдруг со мной что-то случится — проверь внутренний карман моего пиджака.        И, выпрямившись, подарил ей очередную мягкую улыбку.        Клара побледнела: почему-то в этих словах ей почудилось предзнаменование его неизбежной смерти. "Нет... нет-нет-нет... — подумала она, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот, и при этом не находя в себе сил выдавить и слова. — Я не для этого во второй раз в это ввязалась... не для того, чтобы потерять тебя снова..."        Заметив её состояние, Лев постарался улыбнуться более ободряюще и покачал головой.       — Не волнуйся, Клара-тян, я сделаю всё, чтобы выжить, — заверил он и, чуть подумав, добавил: — И да, можешь рассказать Лаэрту то, что я только что тебе сказал. Только пусть об этом не узнает... кто-нибудь кроме него. Хорошо?        И смущённо усмехнулся. Затем он, не дожидаясь её ответа, обернулся к Лаэрту и с обычной тёплой улыбкой объявил:       — Я сказал Кларе-тян всё, что хотел. Я ухожу. А вы... — он быстро покосился на Клару, а затем вновь перевёл взгляд на Лаэрта, — берегите себя, пожалуйста.        И, по очереди перекрестив обоих, без дальнейших слов направился мимо Клары на второй этаж.        Всё произошедшее повергло Клару в ступор. "Разве это правильно? — растерянно думала она, тупо глядя в стену. — Разве я должна его отпускать? Он же... он же без меня... он же..."        И вдруг, охваченная острым желанием действовать, резко развернулась, готовая уже взбежать по лестнице вслед за Львом, уже протянула руку, чтобы схватить его и остановить...        ...но в тот же момент была буквально пригвождена к полу: ей на плечо легла тяжёлая ладонь Лаэрта.        Клара застыла, растерявшись от произошедшего. Пару секунд она стояла неподвижно с протянутой рукой — а затем моргнула, выходя из ступора, и резко развернулась к Лаэрту, пытаясь в движении смахнуть его руку. Напрасно: он держал крепко. Да и полный мрачной решимости взгляд, которым он её встретил...        В ответ на её осуждающее выражение он лишь без единой эмоции, точно робот, произнёс:       — Так будет лучше.        Клара досадливо цокнула. На глаза сами собой наворачивались слёзы бессильного негодования.       — А если с ним что-то случится, пока он один? — выпалила она. — Ты готов взять за это ответственность?        Лаэрт ответил не сразу; прежде он пару секунд тем же тяжёлым взглядом глядел на левую лестницу, по которой Лев поднялся на второй этаж. Наконец, он уверенно кивнул и, поворачиваясь к Кларе, без тени сомнения ответил:       — Я готов, даже если это значит, что ты меня возненавидишь.        ...Оставшись внизу, Клара и Лаэрт не могли догадываться, чем займётся Лев. И уж тем более они не подозревали, какие мыслительные процессы протекают в его голове после случившегося. А Лев, стоя в одном из коридоров второго этажа прижавшись спиной к стене, сосредоточенно смотрел на застланный туманом пейзаж за окном и думал лишь об одной вещи.        "У меня ещё есть способ их защитить".
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.