Король и Дева

      Отряд заночевал на опушке Лихолесья. По мере приближения к лесу местность путников становилась все пустынней: трава выцветала и жухла, все реже попадались в ней чахлые цветы, умолкли птицы. Редкие деревья стояли высохшие и искореженные, словно расти им здесь было в тягость. Казалось, сумрачное дыхание гиблого места отравляет округу. Пес уже не отбегал далеко от девушки - почти все время держался рядом с Жанной, принюхивался, поднимая высокую шерсть на загривке и недовольно порыкивая.       Полоса леса, черневшая вдали мрачным воинством, всегда готовым к бою, неумолимо разрасталась в ширину и высоту. Даже дышать стало труднее, будто сам воздух уплотнялся и тяжелел. Ветер стих, а солнце, испугавшись чего-то, скрыло свой лик за густыми лохматыми тучами, не обещавшими пролиться дождем, но и не собиравшимися рассеиваться.       «Каково же тогда будет в самом лесу?» — думала Жанна.       Ее слегка подташнивало, и побаливала голова. Гномы не разговаривали между собой. Они встали ни свет ни заря и даже не позавтракали — так сильно торопились скорее преодолеть последний участок перед Лихолесьем, чтобы, по совету Беорна, уложиться в три дня пути.       На первом же привале Бофур, увидев, как стремительно убывают продукты, забрал все запасы и сложил их большой кучей у себя за спиной. Он решился даже вырвать изо рта Бомбура круг сыра, который тот собирался проглотить целиком. Самый упитанный член отряда, большой любитель вкусно поесть, смотрел вслед удаляющемуся куску, истекая слюной. Ох, как бы он не получил разрыв сердца от нежданного огорчения.       — Ничего не брать самим, путь долгий, припасы надо экономить, — и Бофур отмахнулся от всех голодающих массивной поварешкой. С ним не забалуешь. Торин всегда знал, кого и куда поставить за главного.       Пока была возможность, повар готовил варево из различных круп и бобов, припасенных им в отдельных мешочках, с разными приправами, что позволяло разнообразить вкус  блюд, чтобы они не приедались в дороге. Неизвестно, можно ли будет приготовить горячее. Да и как разводить костер в этом странном и страшном лесу? Сегодня вечером Бофур раздал всем по тарелке рыжей чечевичной похлебки, щедро сдобренной травами, овощами и остатками вяленого мяса, каким-то чудом сохранившегося у него еще с Ривенделла. И по куску хлеба с сыром тоже всем досталось.       Бомбур, одним махом опорожнив тарелку и торопливо дожевав хлебную корочку, которой он насухо прибрал остатки ароматного блюда, грустно посмотрел на блестящее дно и перевернул тарелку над открытым ртом, словно пытаясь убедиться, что уж точно не осталось ни капли. Это вам не дом Беорна… В животе бурчало то ли от голода, то ли от расстроенных чувств. Печально посмотрел на кашевара, молча умоляя о добавке. Вздохнув, потрогал свой живот, словно ему казалось, что тот уже стремительно худел.       Жестокий, несмотря на добрые карие глаза, хранитель продуктов лишь мотнул головой, скорчив злобную гримасу из-под шапки с торчащими в разные стороны ушами и многозначительно проведя рукой по горлу. Рыжие усы толстяка, заплетенные в косы, которым позавидовала бы и девушка, совсем опустились. Он налил себе побольше отвара из сушеных ягод и грустно ушел на свое место. Шумно втягивал напиток, недовольно булькал, словно говорил: «Не кормите, орочьи дети, так хоть попью вдоволь!»       Девушка вздохнула. Над тарелкой поднимался сытный дух бобов, мяса и зелени. Золотистыми островками проглядывала морковка, жареный лучок вплетал в общую гамму аромата свою горьковатую ноту. Отличное сочетание для тяжелой дороги. Однако сейчас вид и запах пищи внушал Жанне отвращение. Подойдя к Бомбуру, девушка протянула ему свою тарелку. Он с удивлением и радостью согласился на ее предложение, сразу начав уплетать за обе щеки. Все равно, конечно, мало, но лучше, чем ничего.       — Жанна, тебе надо поесть, — с беспокойством сказал Фили, зная, что она могла вообще забыть о еде.       — Не сегодня. Этот лес…       Девушка, полная самых мрачных предчувствий, бросила взгляд в сторону неровной высокой стены, заметной даже ночью. Она все-таки съела, давясь и запивая кипятком, полкусочка хлеба с сыром, не желая обижать Фили. Дождавшись, когда он отвернется, Жанна тихо и незаметно отдала остаток сидевшему рядом псу, слизнувшего угощение с ладони.       — А что значит сто орков на дне Андуина? — прищурившись, требовательно спрашивал брата Фили.       — Ну, не знаю… — смущенно пожимал плечами Кили.       Опустив голову и нахмурив брови, он для пущей надежности шевелил губами и разве что язык не высовывал в помощь работе мысли.       — Хорошее начало! — не выдержал старший, и они оба залились смехом, заражая девушку своей беззаботностью.       — Ты это у Беорна услышал, обманщик, — сказала Жанна, сразу повеселев.       — Ну да, но такое не стыдно и повторить, — светловолосый гном, как всегда, хитро улыбнулся в усы. — А чем это вы там занимались поутру с дядей? Коня выгуливали?       Девушка, смутившись, опустила глаза. Ну, она плавала, Торин ее встретил. Они  вдвоем ехали верхом, чувствуя себя легкими и свободными, словно пряди тумана, купаясь в кристальной тишине утра, спокойствии и безопасности тех дивных мест. Чтобы ей было удобнее сидеть, гном поддерживал ее всю дорогу, прижимая к себе, и она чувствовала жар его широкой ладони через тонкое белье. Король был рядом с ней, но все было просто и понятно. И легко.       Жанну куда больше беспокоило то, о чем она тщетно пыталась забыть. О том, что произошло, или не произошло под утро, чему она не могла подобрать названия. Она помнила только ярко пылающее синее пламя, перебежавшее на нее с его рук, невыразимо прекрасное и запретное для обоих. Помнила она и о своих чувствах, всегда старательно подавляемых, а тут они ярко вспыхнувших в ответ на его призыв, о котором он наверняка уже пожалел. Огненные чувства сминали все барьеры и условности, никак не укладывались в привычные, так давно и строго выверенные ею рамки дозволенного… Она страшилась думать о мгновенной потере и обретении себя от его близости и тепла его рук. Она подумает об этом потом. Если это «потом» когда-нибудь наступит.       «Может, я просто умру раньше, — малодушно подумала Жанна, — и тогда не будет нужды ломать себе голову, как это понимать и что это было…»       Она, глянув в маленькое зеркальце, подаренное Бертой, расчесала волосы. Они отросли, торчали во все стороны, и пригладить их было совершенно невозможно. Вздохнув, убрала все в походный мешок, и, укладываясь спать, бросила взгляд на короля гномов.       Торин сидел, опершись о дерево, положив руку на согнутое колено, хмуро смотрел на темнеющий лес, и, похоже, спать вообще не собирался. На своих товарищей он и не взглянул. Коней и пони они отпустили еще вечером и те радостно поскакали знакомой дорогой к дому, а пес остался с Жанной, коротая ночь. Лежал рядом, блестя казавшимися темными глазами, вилял хвостом, тыкался черным влажным носом и не спешил уходить…       Девушка подняла голову, когда уже рассвело. Плащ на ней совсем отсырел. Все заволокло холодной белой моросью, сквозь которую едва проглядывал потускневший солнечный лик. Кругом поблескивали капли росы. Серого рядом не было - он вытянулся около Торина, положив ему лапы на ногу, а голову устроив поверх лап, искоса посматривая на гнома. Король-Под-Горой не возражал против присутствия пса, широкая рука трепала густую косматую шерсть на сильном загривке. Все предметы вокруг были затянуты дымкой. Приглушенный непонятный гул, стелился по земле. Видно, дальние звуки странно и глухо отражались туманом.       «Похоже, так и не ложился!» — огорчилась Жанна.       Почувствовав ее движение, пес тут же вскочил, отряхнулся, превратившись в маленький смерч, только брызги полетели во все стороны, и подбежал к Жанне. Торин лишь улыбнулся, закрываясь от капель. Резко запахло мокрой псиной. Прижав уши, пес глухо зарычал в сторону леса. И потянул за одежду обратно домой.       — Э, нет, — Жанна потрепала его по шерсти, — нам именно туда! ***       Пес, которого звали просто Пес, дернул одним ухом. Сел, лениво почесав за другим, и в недоумении уставился на девушку, не понимая, что может заставить любое здравомыслящее существо идти туда, где таится опасность и откуда веет замогильным холодом. Вокруг так много дорог, освещенных солнцем, радующих пением птиц и зеленью листвы! Почему эти странные создания лезут в черное и мрачное место? Он огорченно заглянул ей в глаза, понял, что не ошибся, и, потоптавшись пару кругов для приличия, свернулся калачиком, спрятав нос под пушистым хвостом.       Может, потому, грустно подумал пес, вдруг вспомнив Беорна, что девушка эта готова идти за их вожаком хоть на край света. Выступать против всех армий мира, рвать глотку врагам, захлебываясь своей и чужой кровью, не чувствуя смертельных ран на теле, лишь огрызаться в ответ и защищать его спину до последнего вздоха, пока кол не вобьют в сердце, не перестанут гореть глаза и сжиматься челюсти на вражьей шее, и все вокруг не сольется в одну черную точку… Это он понимал. И заскулил жалобно и тревожно. ***       Гномы, проснувшись, начали собирать вещи в дорогу: набирали воды из бегущего неподалеку родника в большие бурдюки, плотно закупоривали пробками, сами пили вдоволь, грядущий путь не сулил им такого изобилия. В Черном лесу вода являлась главной ценностью, с которой не могли сравниться ни золото, ни самоцветы. Там, в Лесу, она была непригодна для питья, отравлена, и вызывала тяжелый сон, от которого не проснуться. Еды, которая пополнила бы оскудевающие запасы, там тоже не было: орехи еще не поспели, а мясо белок было горьким. Оставалось только надеяться, что запасов, взятых из дома Беорнов, хватит до другого края этого леса, раскинувшегося на всем обозримом пространстве.       Наконец, все было готово к выходу, все собраны, груз распределен. Солнце быстро выпило утренний туман и показалось путникам во всей своей красе. Жанна присела рядом с собакой, недовольно отворачивавшей от нее морду. Девушка обняла мохнатую шею, прижалась к лобастой голове. Боль, сжимающая затылок, немного отпустила.       «Прости, я не могу вернуться… Мое место рядом с ним!»       Пес лизнул ее в щеку, блеснув чистым янтарем глаз, как слезами. Встал, вытянувшись в струнку, опершись на широкие подушечки лап, и, опустив хвост, долго провожал отряд взглядом. Только когда последний из гномов скрылся под сенью черного леса, не выдержал, подняв морду к небу, завыл отчаянно и безнадежно.       Потом развернулся, опустив голову, и тихо потрусил обратно к дому Беорнов.       — Вот троллев пес, он будто хоронит нас, — негромко пробормотал Двалин, оглянувшись на Жанну. Особой радости это никому не прибавило. ***       Гномы потихоньку, оглядываясь и перешептываясь, сгибаясь под тяжестью поклажи, один за другим входили под своды мрачного леса. Дорога впереди больше всего напоминала разверзшуюся перед ними пасть чудовища с черными клыками деревьев. Куда они направлялись теперь по собственной воле.       Деревья стояли полуголые, оставшиеся на ветках листья были темными и пожухлыми, словно неживыми. Узловатые, огромные морщинистые стволы лесных великанов когда-то вздымались величаво и гордо, теперь же будто пытались устоять по старой памяти, из последних сил. Неопрятный серо-бурый лишайник свисал и с толстых, сильно перекрученных ветвей. Растрескавшаяся кора поросла хищным плющом.  Он присасывался, как вампир, вгрызаясь в кожу деревьев и выпивая последние соки. Там, где его было особенной много, ветки усыхали, теряя последние листья.       Солнечный свет понемногу тускнел, будто теряясь в переплетении веток и сучьев и не находя дороги к земле. Его сменил мутный сумрак. Ветра здесь тоже не было. Лес вокруг настороженно и пристально следил за ними, присматриваясь и будто готовясь к чему-то. Недобрая тишина давила, заставляя озираться вокруг в поисках опасности и не находить ее, раз за разом натыкаясь взглядом лишь на злосчастные деревья и заросли ядовитого плюща.       «Мышеловка захлопнулась», — пронеслась мысль в голове у девушки.       Даже Фили с Кили уже не шутили. По мере продвижения вглубь чащи странные толстые нити появились между стволами старых иссохших деревьев. Разной толщины, они больше всего походили на гигантскую паутину, что белесыми веревками обвивала этот скованный мраком мир и ограничивала, казалось, самый воздух, ловя ветер и запутывая его в переплетениях липких нитей, лишая свободы самую свободную из стихий.       «Это же каких размеров должны быть пауки!» — ахнула Жанна про себя.       Радовало одно — нитки обрывались, как оплавленные, немного не доходя до тропы, по которой шли гномы. Потому ли, что древнее заклятье не давало им нарушать покой дороги, или по какой-то другой причине, но поставить тенета прямо на ней у невидимых злобных созданий сил не хватало.       Путники почти перестали разговаривать, так как звук голоса отражался непонятно откуда каким-то странным эхом, словно кривляясь и смеясь им вслед. Зловещую тишину вокруг нарушало только насмешливое цоканье черных больших белок, прячущихся высоко в деревьях и показывающихся лишь изредка. Жанна не знала, сколько они прошли. Здесь не существовало привычных ориентиров - ни солнечного света, ни звездной россыпи, ни дорожных примет, которые помогали бы определить пройденное расстояние; деревья вокруг сливались, становясь неразличимыми и похожими одно на другое…       Ночь наступила мгновенно. Только что серый сумрак пронизывал все вокруг, и вдруг, будто упала невидимая тень, все почернело. Торин прикрикнул на товарищей, уже готовых разбежаться кто куда, и они так и остались на дороге. Через некоторое время стало так темно, что  даже на расстоянии вытянутой руки было ни зги не видно. Бофур на ощупь быстро раздал всем по паре твердых галет, а вода у каждого была своя. Сегодня никто не возражал против такого ужина, боясь лишний раз потревожить голосом черную тишь вокруг. В карауле остались племянники короля, сидевшие друг с дружкой рядом. И  со всем прилежанием исполнявшие строгое командирское указание — не шуметь, ничего не делать! Жанна — все равно никак не удавалось заснуть — присоединилась к ним, наугад попытавшись на ощупь найти кого-то из этой парочки, и благополучно задела обоих: Кили вздрогнул и схватился за оружие, а Фили шепнул со смехом: «Я всегда под рукой». Жанна сжала виски руками, прикрыв веки — голова болела все сильнее. А когда открыла их, увидела глаза. И пожалела о непроглядной тьме, окутывавшей стоянку до этого мига. Круглые, как у громадных насекомых, глаза светились мертвенным зеленоватым светом.       «Если это пауки, то они точно размером с меня», — подумала Жанна, ежась.       Внезапно глаз стало много. Разного цвета и размера, они открывались, будто лопались бутоны. У Жанны мороз пробежал по коже. Как будто громадный темный зверь из бездны пристально следил за ними тысячей глаз. Или небо упало на землю, рассыпав горящие звезды…       — Ты видишь это? — раздался тревожный шепот Фили.       — Да… — также тихо и испуганно ответила Жанна.       — Я попробую разжечь костер. Все звери боятся огня!       Скрежет огнива, брызги искр, и вот уже пламя радостно играет на небольших полешках, захваченных на всякий случай гномами. Мириады глаз вокруг них сразу пропали. Жанна вздохнула с облегчением. Фили и Кили сидели рядом, освещенные бликами огня, и вид у них был совсем не радостный. Костер весело трещал, разгоняя сумрак, но словно меньше, чем обычно. Но за небольшим ярким кругом тьма казалась еще более непроглядной и опасной.       Большая, черная и мохнатая, как бархат, бабочка, перебирая лапками и покачиваясь, медленно выползла на тепло костра, как будто очнувшись от спячки, с трудом подволакивая тяжелые крылья. Затем подняла их вверх, показав с изнанки странный узор, багрово-черный, как запекшаяся кровь. Жанне вдруг стало не по себе. Бабочка чуть приподнялась, снизу зашевелились небольшие лапки, изящная черная головка с торчащими усиками повернулась, а блестящие глазки посмотрели на нее почти осмысленно. Внезапно взлетев, она села ошеломленной девушке на руку.       И тут же странное шуршание послышалось отовсюду, будто кто-то быстро перелистывал старую запретную книгу, которую ни в коем случае нельзя было открывать. Шорох приближался в абсолютном мраке, становясь все громче и громче. Он превратился в хлопанье множества крыльев, и на двух гномов и Жанну ринулись черные бабочки. Жанна почувствовала болезненный укус на кисти, где сидела первая из них, выползшая на свет. Девушка, взмахнув рукой, пыталась согнать ее, но та не отпускала руку. Вне себя от страха и отвращения, Жанна яростно прихлопнула бабочку. Красная кровь потекла из-под черных крыльев. Но бабочек было много, очень много.       Целый легион порхающих хищниц набросился на них с высоты. Жанна отбивалась с остервенением, но на место убитых спускались все новые и новые. Каждый норовил откусить небольшой кусочек. Она мельком увидела раскрытый в ужасе рот Кили — его лицо было все в крови, облепленное черными гарпиями, добравшимися до живой плоти. Фили катался по земле, пытаясь сбить с себя мерзких бабочек. Жанне казалось, что она сдирает их с лица вместе с кожей, с головы вместе с волосами. Девушка готова была упасть в костер, лишь бы избавиться от жадных упырей, решивших съесть их живьем. Потеряв равновесие и запнувшись обо что-то, она упала на землю.       И подумала: «А ведь никто из нас так и не закричал…»       Бабочки густым шевелящимся ковром накрыли их всех…