***
Он вчера пил кровь. Владыку передернуло от ужаса и отвращения… Ну, конечно, это был сон, только сон, успокаивал он себя, отчетливо помня каждый миг веселого праздника и свое благословение молодым, и огненное колесо, летящее по кругу. И никакого черного оленя! Но, когда он проснулся — солнце брызнуло на руки резким светом из-под низких туч. Красный закат — к сильному ветру. Король это вспомнил с немалым трудом, и это было хорошо! Сейчас была кстати каждая здравая мысль, каждое незначительное, но связанное с реальностью действие. А реальность в последнее время все чаще перемежалась со странными, будто чужими, мыслями и кошмарами. Король потер виски, и это движение опять пробудило головную боль, ввинчивающуюся в черепную коробку черной тупой иголкой. Немедля успокоиться! Не нужно, чтобы сын видел его в таком состоянии: рубашка взмокла от пота, руки и ноги ледяные, лоб полыхает. Некоторые моменты будто выпадали из памяти, а, опомнившись, он видел вокруг только испуганных эльфов, смотрящих на него с ужасом и тревогой, и следы своих деяний — разбитую вдребезги дорогую вазу, полыхающее от пощечины лицо охранника… Пока, спасибо Вала, он не совершил ничего ужасного и непоправимого, но эти мелочи накапливались, грозя похоронить под собой настоящую натуру владыки… Он понимал это в минуты просветления. Что с ним происходит?! Трандуил вспомнил — враг у него в доме! И явно замышляет что-то против него. Гномы всегда разрушали все в его жизни. Синда с гневом вспомнил Дориат. Прошло семь тысячелетий, но словно вчера это было. Убитые эльфы, разгромленные дома, черный дым пожарищ перед глазами… Да, те гномы были не из рода Дьюрина, но какая сейчас разница? И когда он поставил на место этого гордеца, тогдашнего короля гномов, а Келебримбор… Он поморщился: даже вспоминать было неприятно. Келембримбор аккуратно намекнул, что гость, судя по его манерам, явно соскучился по своим диким лесам и засиделся в чужом доме. Радует только то, что все эти гномы давно уже умерли. Боль опять затопила сердце и невыносимо сдавила затылок. Не все. Почему ему все хуже и хуже, ведь пытают короля гномов? Это он сейчас должен мучиться… Раз Торин молчит, значит, страдает недостаточно сильно! Давно пора разобраться с ним по-настоящему. Владыка схватил кинжал, и блики заходящего солнца снова заиграли на нем, стекая с лезвия, словно кровь. Владыка начал спускаться вниз. Пройдя мимо конюшен первого этажа, решил проведать любимца, надеясь, что это развлечет его хоть ненадолго. Олень никак не отреагировал на присутствие хозяина. Трандуил всмотрелся во мрак стойла — животное лежало на полу почти не шевелясь, лишь слабо подергивая ногами. Трандуил осторожно потрогал животное, но нет, олень был теплым, а бока плавно опадали и поднимались в такт слабому дыханию. Он спит? Днем? Лежа? Трандуил развернул к себе его голову… Язык свисал между зубов, тоненькая струйка слюны тянулась из уголка рта, глаза были полуприкрыты веками и смотрели в одну точку перед собой, как у мертвецки пьяного. Король положил голову оленя на пол, решив, что он, видно, сам еще спит. «Я ведь шел в подвал!» Черные мысли опять нахлынули. Зеленая стража, казалось, стояла на каждом углу. Все двоилось и плыло перед глазами… Охрана только вытягивалась по струнке, привычная ко всему. Бывает… «Где моя гвардия? — с трудом подумал эльф. — Ах, да, стережет пленников. А у меня же неоконченное дельце! Надо навестить кое-кого». Рука клинка была из рога, но холодила руку как золотая ваза на недавнем празнестве, не давая забыть о главном… Спуск был долгим — порой он забывал, зачем шел и подолгу стоял в коридорах, прижавшись лбом к стене, не думая ни о чем. Так плохо он себя еще не чувствовал — что-то черное опутывало его мысли, не давая вспомнить, кто он, а только вело за собой, напоминая: «Убе-е-ей»… Подчиниться было легко — как, перестав бороться с течением, опустить руки, поддавшись смертельной власти захлестывающего водоворота. Трандуил с трудом добрел до нижних ярусов. Камеры были пусты. Все! Он, озираясь, не верил своим глазам, всхлипывая от невозможности осуществить то, что вещал голос. А где все, где его верная охрана? Обернувшись, он замер, внезапно поняв, что вот теперь — точно сошел с ума. И весь мир вместе с ним. Его любимая гвардия бегала по темным коридорам, ловя воздух руками, спотыкаясь и падая. Стражники ударялись друг о друга, с яростью прихлопывая что-то невидимое на стенах и друг на друге. — Пауки! Пауки напали! Спасайся, кто может! На столе в караулке валялись разбитые кубки, остатки еды, все было залито красным, судя по запаху, его любимым дорогим вином, которое должны были привезти только сегодня. Владыка с недоумением оглянулся. Может, теперь он чего-то не видит, и черный ужас его леса уже крадется за ним по пятам, невидимый и непобедимый? Голову прошила новая волна боли. Он прищурился — вокруг потемнело. Пауки действительно были! Они шевелились, ползая по стенам, перебирая маленькими волосатыми лапками, копошились внизу, черной бурной рекой текли по каменному полу, в несколько рядов, толкая и давя друг друга, вскипая темными фонтанами и тут же падая вниз, легко и быстро забирались на охранников. Тревожная догадка озарила его, и он побежал, отмахиваясь от обезумевших вконец стражников, в сторону подземной реки. Двери были открыты настежь. Охрана спала вповалку. Трандуил со злости пнул одного из них. Он узнал эльфов — сегодня утром он видел их у своей сокровищницы. Опустил уже занесенный клинок и заторопился наверх, назад, на третий уровень. И застыл в метре от входа. Дверь была приоткрыта, свет тонким лучом выбивался из-под нее. Он упал на пол, не в силах ни встать, ни пошевелиться. Казалось, сегодняшний кошмар никогда не закончится. Он закрыл глаза…***
— Отец, что с тобой? Темные глаза сына с тревогой смотрели на него. Трандуил поморщился, просыпаясь. Владыка встал потихоньку, перебирая руками по стеночке, как слепой, откашлялся… Рука принца будто плавила на коже так давно опутавшую его черную сеть. — Не трогай меня! Леголас не отпускал его, словно надеялся на полное пробуждение или на ответ. Сын держал его двумя руками, не ослабляя хватку. Темная пленка с черными полосами становилась все тоньше, скукоживалась, слезала клочьями и наконец пропала вовсе… Трандуил впервые за много дней вздохнул спокойно. Разум вернулся к нему, и он помрачнел, все вспомнив. — Вызови ко мне начальника охраны. И Ринглина. Начальника — в сокровищницу, живо! А Ринглина… Ринглина — в тронный зал. Он сказал это тихо, но так, что Леголас отшатнулся от отца.***
Ринглин в это время вспоминал вчерашнее прощание. — А как же ты? — уходя последней, спросила Жанна. Гномы уже покинули подземелье. Фили с Двалином вышли первыми, поддерживая Торина под руки. — Может быть, ты пойдешь с нами? — Не ожидал я от тебя такого вопроса, — засмеялся Ринглин. — Ты очень жестко ответила мне на подобный. — Но ведь ваш король… — Жанна, помнишь, ты рассказала о своей жизни в ином мире? Тебе ли не знать, — посерьезнел Ринглин. — Король не может быть хорошим или плохим — он может быть просто королем. Моим королем. Помолчал немного и продолжил: — И мою присягу в верности не отменял никто, а уж тем более — я сам. Здесь мой лес, мой народ, мои воины. Я в ответе за их судьбу. И к тому же высочайшим указом мне было запрещено опускаться на самые нижние уровни, а значит, что бы здесь ни произошло, моей вины в этом нет. Что касается сокровищницы… Её охраняла личная гвардия. Все произошедшее еще может обернуться мне на руку. Хотя сам он, конечно же, так не думал. Как и не было особого дела Рингрину до гномов, но их гордый и дерзкий король понравился ему. Да и Жанна без них уходить отказалась… И за неповиновение, пусть и тайное, держать ответ все равно придется.***
— Объясни мне, мой военачальник, как это могло произойти?! В моем дворце, в моем королевстве! — тихо сказал владыка, вцепившись в подлокотники трона. Потеря красного Каранлаха, единственного меча сына Феанора, оставшегося у него после разорения Дориата, ощущалась кровоточащей раной в сердце. Даже дерзкий побег всего отряда наугрим почти забылся. — Дозволь объяснить, о мой король. Ринглин почти шептал. Только так Трандуил мог еще хоть что-то услышать — бешеный гнев уже высветил глаза до белизны. — Личная гвардия короля и охранники в ее подчинении занимаются охраной ваших покоев, тронного зала, сокровищницы и двух нижних ярусов. Позавчера под их охрану отдали еще и выход в сторону реки. Могу доложить, что из зала и из ваших покоев ничего не пропало, никто не сбежал. Но сегодня его голос только раздражал Владыку — на лбу, обычно безмятежно гладком, вздулись вены, бледные губы сжались в тонкую линию. Ринглин, взглянув на короля и сделав паузу, продолжил еще тише: — Что касается гвардии. В местах, охраняемых моими стражами, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Мне запрещено даже приближаться к камерам пленников. Там, где я был властен — на верхних ярусах, во дворце, у ворот — всё спокойно. Позвольте напомнить также, великий государь, что я уже не раз говорил о необходимости взять под свое… — Вон с глаз моих! — прошипел владыка, перебив его на полуслове, в ярости отодрав и отбросив резной подлокотник. — Мой король, — Ринглин коротко кивнул. «Не получилось… Интересно, далеко я уйду? И ребята еще знают так мало…» Мысль о собственной смерти не волновала, пугала тьма Дол-Гулдура в глазах короля, будто темная, волнующаяся, все выше поднимающаяся вода. Сделал пять шагов к выходу, с каждым — ощущая биение сердца и ожидая удара. Глянул в коридоре на начальника гвардейцев. Не дожидаясь приказа, отстегнул ножны — и отдал оружие растерянному Леголасу, который в зал заходить не стал — ждал снаружи. Лишь кивнул ему молча, подтверждая подарок. Меч был славный, именной, оставшийся еще со времен Последнего Союза: было бы жаль вот так запросто дарить его королевскому гвардейцу. Лучше пусть принцу достанется. Его заперли в собственной комнате. Давали только воду, да он и не просил ничего больше. Сбегать не собирался, незачем. У дверей все время дежурила злая охрана во главе с начальником королевских гвардейцев, уверенным, что Ринглин провел их каким-то хитрым способом. И кто знает, что коварный изменник задумал сейчас?***
Когда начальник гвардейцев, повинуясь жесту владыки, зашел в сокровищницу, он сразу увидел, чего не хватает. До вещей и оружия гномов Трандуилу особого дела не было, но, когда он увидел пропажу любимого меча — застыл надолго, побелев лицом, ничего не говоря, а только глядя на пустую стену и явно не веря своим глазам. Король хриплым приглушенным шепотом отчитал начальника. Тот едва разбирал слова, покрывался холодным потом, пятился, пока не оперся лопатками о стену. Ответить ему было нечего. В первый раз на протяжении долгой жизни перед ним ясно вырисовывалась перспектива загреметь в застенки. Благо, они так вовремя освободились. На прощание Трандуил так хлопнул дверью сокровищницы, что она покривилась, жалобно заскрипев, и чуть не упала. А ведь начальник сам ее проверял не так давно: тяжелые створки, подвешенные на прочные петли. Теперь выражение лица владыки, глянувшего в спину военачальнику белесыми от ненависти глазами, сильно обрадовало начальника гвардии.***
Ринглин, посмотрев в окно, полюбовался яркой зеленью родного леса, послушал ветер, ласкающий кроны, вдохнул полной грудью. Поразмыслив, зажег светильник, достал бумагу, перо и чернильницу. В отпущенное ему время он решил написать пару строк дальним родичам. И Владыке Элронду надо отослать краткие пояснения — незачем ширить вражду между эльфами! * Правда, захотят ли доставить… Затем, свернув письма, обозначил адресатов ровным почерком с отдельными размашистыми завитушками. Прибрался в небольшой комнате, в которой и так царил идеальный порядок. Пару баллад завернул в тонкий пергамент, надписав: «Леголасу». Памятные мелочи сложил вместе и убрал подальше. Достал ржавый наконечник орочьей стрелы, посмотрел на него и, не удержавшись, сжал в руке до боли, ощутив острые грани. Вздохнув, убрал обратно. Наутро, услышав знакомый сердитый голос за дверью, шум и ругань, выглянул в коридор. Слишком высокая для эльфийки, дама обещала охране, что если ее немедленно не пропустят, она так всех накормит, что они забудут, как их зовут! Ринглин и не сомневался, что да — могла бы. — Сорвель, не надо! Эллет посмотрела на него и даже бровью не повела. Но отпустила локоть, которым прижимала к стене горло охранника, пока остальные, слегка опешив, ничего не предпринимали. Тот закашлялся, схватившись за шею. Сощурив темно-зеленые глаза, Сорвель выругалась так, что Серебристые отшатнулись, переглянувшись с легкой завистью. И ушла гордо, неся высокую прическу, как корону. Насколько Ринглин мог заметить из окна, его бойцы забросили все дела, небольшим числом охраняя только жизненно важные места — как он учил. Молодежь собралась на крытой галерее, поглядывая на его окно, переговаривалась во дворе. Чуть позже к ним присоединились лесные эльфы и даже часть синдар. Они не расходились, и Чернолесье вскоре стало напоминать растревоженный улей… Трандуил, как Ринглин узнал позже никого не принимал. И запретил упоминать имя военачальника в своем присутствии. Гвардия носа не высовывала на улицу — их встречали свистом и насмешками, расставляя руки в стороны, радостно изображали пауков. На второй день к Ринглину влетел камешек с запиской — предлагали вывести его с боем и уйти в Имладрис или Лориэн. Он показался в окне, нахмурясь, покачал головой: дети, даже не думайте! Увидел среди светловолосых лесных эльфов одну знакомую, недовольно отвел глаза со странным ощущением… Будто не разгадал загадки, лежащей на поверхности, не понял самой простой вещи или опоздал сделать что-то очень важное в своей жизни. И теперь уже точно не успеет. Эллет, побледнев и вцепившись в поручень, успела поймать его взгляд и горестно вздохнула.* Ее короткое неправильное имя так и осталось горчить на языке. Вытянувшись на жесткой кровати и заложив руки за голову, Ринглин ждал смерти. Сам ничего предпринимать не собирался. Он сделал, что должен. Трандуил вызвал его через три дня. Долго молчал, рассматривая военачальника, будто все еще находился в раздумьях. Может, ждал извинений, объяснений, просьб о помиловании? Ринглин, склонив голову, приветствовал короля, но в ожидании приговора не произнес больше ни слова. Начальник гвардии, стоя рядом с троном, кривился, чем-то недовольный. Леголаса не было. Даже гвардия отсутствовала. — Я намерен выступить вскорости в сторону Эсгарота и Одинокой Горы, — отстраненно вымолвил Трандуил, посмотрев поверх головы Ринглина. — Могу я рассчитывать на твою верность? — Несомненно, мой король, — ответствовал тот, не опуская глаз. — И… ополчение — это хорошо. Но нам нужно укрепить оборону.