Король и Дева

      Чем дальше уплывал отряд от Эсгарота, тем Жанне становилось легче. Черная тень, окутавшая Город-На-Воде, что лишала сна, не давала спокойно дышать и мыслить, выбивала слезы из-за пустяков — пропала, истаяв в сером тумане за пенным следом трех лодок.       Они легко рассекали водную гладь, подчиняясь уверенным ударам светлых весел. Переменчивая вода, торопясь им навстречу, становилась все чище; Одинокая гора приближалась, вырастая понемногу из печальной дымки, затянувшей сумрачные дали. Долгое озеро ревниво хранило свои тайны, скрывая от путников отдаленные берега.       Осень глушила цвета и звуки, готовясь к тяжкой долгой зиме. Ни ветерка, ни шороха, ни пения птиц — лишь мерные всплески да скрип уключин тревожили задумчивую тишь Озера. Тонкая рябь, разрывая мурашками воду, отражала неяркое небо, запорошенное мелким жемчугом облаков. Только золото листопада, скользящее по плечам усталого октября, разнообразило чистоту и прозрачность здешних мест. Но берега были заболочены, деревья на них росли далеко друг от друга, и на темной воде Долгого озера лишь изредка попадались блестки осенних листьев. Они, словно упавшие звезды, напоминали о скоротечности жизни и о том, что зима близко…       Гномы сменялись, гребя по очереди, давая друг другу возможность восстановить силы. Жанна, после видимого в окно ратуши клочка пасмурного эсгаротского неба, наслаждалась расстилающимися перед ними просторами или дремала на корме, плотно завернувшись в теплый белый мех плаща. Она не желала покидать своего короля ни на минуту, хотя другие путники для сна перебирались в третью лодку, где можно было хотя бы прилечь.       Торин же по мере приближения к Горе все мрачнел. Наступал последний этап долгого и трудного пути, и на плечи короля тяжким грузом навалилась ответственность за поход и за судьбы доверившихся ему. Черты его лица посуровели и заострились, он будто разом постарел. Он в очередь со всеми садился на весла, не слушая возражений Двалина, что, мол, не царское это дело. Ему нужно было чем-то заняться, чтобы мышцы заныли от усталости, разогнали по жилам застоявшуюся кровь, развеяли бы тревожные мысли… Торин, как и Балин, хорошо знал эти места. Скоро в озеро вольется веселая Быстротечная, а там и до Эребора недалеко…       На второй день им в лицо, затрудняя движение, задул резкий ветер. После Черной реки Лихолесья Жанна не любила смотреть на гладкую воду: ей казалось, там по-прежнему таились видения, способные отнять волю и разум. Но Долгое Озеро притягивало взгляд, и даже при ярком солнце и сильных волнах сквозь толщу воды ей вдруг примерещились — да так явственно, что она чуть не вскрикнула! — кричащие что-то, искаженные от мучительной боли лица, ржавые гномьи мечи в окостеневших руках, полуразложившиеся трупы…       Наверняка на дне хватало останков, и людских, и гномьих — Торин рассказывал, что их приносило сюда сильным течением. Жанна не боялась мертвых — за свою жизнь она повидала их достаточно, — но тревога ее росла. Кроме нее, никто не заглядывал в воду, а она не стала рассказывать о памяти озера. Только Балин что-то заподозрил, но лишь молча покачал головой, заметив ее внимательный взгляд, устремленный вглубь озера, как внутрь себя. Возможно, и его донимали призраки прошлого…       Они достигли северной оконечности озера и зашли в широкое русло реки. Теперь им препятствовало сильное течение, и Жанна удивлялась, как гномы вообще могут продвигаться вверх по реке, сопротивляясь напору водных масс.       «Что за настойчивый и упорный народ!» — подумала она и словно согрелась.       Целый день прошел в борьбе со стихией — гномы гребли без устали, так, что весла гнулись, и едва успевали смахивать пот, хотя было совсем не жарко. Пройдя несколько лиг, они причалили к западному берегу и, высадившись там, стали ждать погонщиков с поклажей и пони, которых почему-то все еще не было видно… Зато Одинокая гора резко приблизилась, будто сделала шаг вперед.       Потом из-за пригорка показался невысокий человек. Подойдя поближе, он остановился и стоял, покачиваясь с ноги на ногу, засунув руки в широкие карманы.       Балин коротко переговорил с ним, а после с недовольным видом обронил несколько слов, из которых ясно было, что человек вымогал еще денег. Мало ему показалось обещанной платы! Похоже, что честное слово и предварительные договоренности были для этих людей никчемными, как прошлогодний снег. Рассвирепевший Двалин хотел было наглядно объяснить вымогателю, как держать данное гномам слово, а может, даже вырезать его где-нибудь на спине в назидание, но король лишь устало махнул рукой, не желая задерживаться ни на минуту. Балин скрепя сердце бросил человеку несколько монет, и тот, сразу повеселев, пошел за спрятанным караваном. Люди развьючили лошадей, а пони передали гномам вместе с грузом, после чего без промедлений поспешили обратно в Эсгарот, кто на лошадях, кто на лодках. Гора давила, и вблизи от неё никто из людей не верил ни в веселые песни, ни в короля гномов, ни в легенды о золотых реках, что вот-вот должны потечь к Эсгароту.       Путники здесь и заночевали, накормив пони и укрыв от ночной влаги свой изрядный груз. Балин вздохнул, вспоминая, сколько лишних сил, времени и денег было потрачено на то, чтобы получить продукты должного качества. Показывая сначала лучшее, эсгаротцы так и норовили затем подсунуть залежалое и подгнившее или вообще откровенную тухлятину, предлагая оторопевшему от несусветной наглости гному хороший откуп.       Здесь легко было помнить о плохом: земля, черная и выжженная, казалась отравленной, а вместо деревьев виднелись только обуглившиеся пни, за десятки лет так и не давшие новых, свободных от ужаса перед драконьим пламенем молодых побегов.       Торин провел рукой по серой земле, закрыв глаза. Потер в пальцах мелкий, похожий на пепел темный песок.       — Здесь были зеленые луга, — прошептал он.       Балин дотронулся до плеча короля. Жанна стояла рядом, до боли закусив губу, не смея вымолвить ни слова. Двалин молча скрестил руки и хмурился сердито. Только топорики тронул, будто советуясь о чем-то с ними.       Фили и Кили, переглянувшись, с тревогой посмотрели на дядю — их память не омрачали тени прошлого… Ори, выглядевший подростком, ежился от холода, шлейфом тянувшегося с Одинокой горы. И все равно успевал что-то черкать в своей книжке — похоже, рисовал!       Бофур, не терявший благодушия даже при самых печальных обстоятельствах, с улыбкой раздал всем по куску хлеба с мясом — костер они решили не разводить. Подумав и взглянув на Гору, выдал грустному Бомбуру двойную порцию — для поднятия боевого духа.       Гномы заснули быстро, устав целый день грести против течения. Жанна по обыкновению расположилась недалеко от племянников короля.       Торин, обойдя стоянку и что-то сказав Бомбуру, бывшему настороже, подошел к ней, укутал теплым одеялом и сел рядом, помогая успокоиться, утишить мысли, которые всколыхнули озерные видения. Да и Гора нависала, ее темный контур ломал небо даже ночью.       Наутро, собравшись и погрузив на пони поклажу, отряд двинулся на северо-запад от Быстротечной, к южному отрогу Одинокой Горы. Каждый всадник вел в поводу еще одну лошадку, навьюченную тяжелыми мешками.       Путники вступили в Драконову Пустошь.