Король и Дева

      Роак практически не расставался с Торином — сидел на его плече, свесив голову, не взлетал, а лишь при резких движениях сильнее впивался в плечо гнома. Поглядывал черными бусинками глаз на все вокруг с неослабевающим интересом и важностью. Или еще более важно прикрывал веки.       Вороны помельче прилетали с докладом, каркали хрипло, а Роак, все также тяжело опустив крылья на плечи гнома, негласно переводил ему. Король усмехался, протягивая на ладони мелкие орешки под острый черный клюв. Ворон не брал — он был слишком горд для этого. Торин отворачивался, делая вид, что не смотрит — только тогда Роак быстро выхватывал угощение. Нехорошо, конечно, но очень уж вкусно, а ворованное — куда лучше, чем жалкая подачка…       Гном щекотал ему перышки, и большая птица курлыкала от удовольствия, подставляя то грудку, то низ крыла под его пальцы.       Когда Король-Под-Горой шел куда-то или был чем-то занят, ворон всегда сопровождал его, по-прежнему сидя на плече, цепляясь когтями за одежду. Иногда расправлял широкие крылья, будто потягиваясь. Но слетать отказывался, кроме как ночью. Каждый вечер пристально смотрел на Жанну и лишь потом улетал по своим птичьим делам.       Вороны обшаривали всю округу, особенно западные отроги, в поисках малейшего намека на дверь или хотя бы на узкую щелку в камне, но пока безрезультатно. Отгоняли назойливых темных дроздов, ползающих в поисках сочных улиток по осклизлым скалам.       Утром прилетали мелкие серые вороны, как по расписанию. Крикливые и гадкие, они кружились в небе темной стаей, гася солнечные лучи, а потом опять пропадали. Но к самым головам спускаться уже не смели.       Торин отправлял и гномов на разведку, но ненадолго и с большой осторожностью, главным образом для того, чтобы разведать обстановку или найти лучшее место для стоянки. Но разведчики тоже не находили никакого намека на дверь. А День Дьюрина все приближался…       Гномы, воодушевившись помощью мудрых воронов, хранящих память о расцвете великого Подгорного Царства, пребывали в отличном расположении духа. Они с шутливой почтительностью кланялись прилетавшему по утрам важному Роаку. Умная птица с достоинством опускала голову, принимая приветствия.       Бильбо, в последнее время неизменно пребывавший в беззаботном настроении, по свойственной ему привычке все трогать как-то потянулся к ворону — и тут же с криком отдернул руку: Роак клюнул его до крови.       Вскоре обнаружилось и хорошее место для стоянки — там зеленела трава, на которой могли пастись пони, а высокие отроги по сторонам защищали от ненужных глаз. Воду можно было брать из Быстротечной.       Теперь крылатые союзники обшаривали уже совсем недоступные, невидимые постороннему глазу места. И вот однажды птицы вернулись целой стаей и с таким радостным гомоном, что всем стало ясно — что-то случилось. И что-то весьма хорошее.       Король склонил голову к Роаку:       — Да? Уверен?       Ответ заставил Торина весело ухмыльнуться; он оглядел всех с торжеством и тихо произнес:       — Они нашли ее. Дверь прямо над нами.       Гномы загомонили радостно, громко и разноголосо — не хуже крикливых птиц.       Правда, пешком к проходу внутрь горы пришлось долго идти опасным маршрутом — по узкой, обрывистой тропе. Около тайного входа было неплохое, укрытое от чужих взглядов место — небольшая площадка, со всех сторон огороженная скалами. Там и решили разбить второй лагерь. На веревке подняли тюки — они чуть полегчали, но все еще были весьма увесистыми. Большинство гномов тоже затащили снизу вверх на веревках. Бомбур и Бофур остались караулить пони и часть продовольствия.       Теперь оставалось только ждать. Гномы пробовали и подкапывать дверь, и ломать топорами, и толкать что есть силы — все без толку.       Жанна вместе со всеми караулила дверь, перебрасывала вещи, ходила в дозоры. В тяжелом походе было не до личных отношений.       — Время пришло… Может, дрозд помог бы? — спросил Торин через пару дней, обращаясь к Роаку.       Птица с насмешливой интонацией каркнула своим. И вскоре целая стая воронов заключила в живое кольцо серовато-коричневую птичку, не давая вырваться, и понемногу опустила к едва видной узкой трещине в каменном монолите…       Роак слетел с плеча Торина. Опустился напротив встопорщившего перья дрозда, сердито оглядывающегося вокруг, отвел крылья назад, и, пристально уставившись на него, хрипло каркнул. Дрозд взял в клюв слизняка и с отвращением ударил им по камню.       Острый луч света, словно осколок самого солнца, ярко ударил из-под нависших вечерних туч в намертво закрытую дверь, высветив чуть заметную замочную скважину. Торин тут же вставил в нее ключ, который держал наготове, провернул… и каменная плита со скрипом, потихоньку начала открываться перед изумленными и восторженными гномами.       Радости отряда не было предела. Только Двалин, посмотрев на сразу вжавшегося в стенку сына Белладонны, ворчливо произнес: — И зачем нам такие сложности? У мистера Бильбо есть волшебное колечко, так что его вполне можно было заслать и через главные ворота. Готов хоть сейчас туда забросить нашего хоббита! Не понимаю, зачем нам такой взломщик, который ни украсть, ни взломать толком ничего не может…       Бильбо отвернулся и опустил голову, обиженно подумав, что гномы уже позабыли, кто помог им выбраться из лихолесских застенков и справиться с пауками.       На охране двери стоял Балин, не давая ей закрыться, пока гномы тщательно обследовали проход, а Торин соображал, что делать дальше. Но Бильбо, надев кольцо, легко проскользнул мимо стражника: он принял решение подобраться к дракону. Ему так хотелось хорошо показать себя перед высокими не по росту, а по духу, соратниками. И, казалось, теперь у него появилась такая возможность.       «Чего ждать? — Бильбо летел вперед. — Я взломщик, как-никак и контракт подписал. Цапну что-нибудь, не глядя, — и сразу назад. Я же в кольце, что может случиться?»       Коридоры становились все более разветвленными, стены их, разрисованные странными письменами, светились призрачным зеленым светом. Хоббит уже думал, что окончательно заблудился, и бежал, выбирая направление наугад, когда увидел вдали золотистое сияние. Здесь ошибиться было невозможно — впереди его ждала сокровищница гномов вместе с теперешним грозным стражем и владельцем!       Бильбо прошел сквозь разбитые ворота, подняв голову — и обомлел от сокровищницы. Он даже не подозревал, что золота может быть так много! И не меньшее потрясение вызвал сам дракон, растянувшийся на драгоценной подстилке, и полускрытый этим горящим, роскошным, слепящим глаза покрывалом.       «И как я понесу свою долю домой?!»       Из головы у хоббита исчезли все остальные мысли, вместо них остался звон. Бильбо пошатывало от восторга и счастья, он уже готов был забрать свою одну четырнадцатую прямо сейчас, а там — бегом в Шир…       Хоббит бросился вперед, позабыв о таком маленьком обстоятельстве, как огнедышащее чудовище поверх сокровищ, кувыркнулся и внезапно съехал по золотой дорожке прямо к пасти размером с его кухню, с огромными зубами, изогнувшейся в самой приветливой улыбке. И тут Кольцо, не давая забыть о своем пакостном характере, предательски соскользнуло с пальца!       Дракон уставился на Бильбо огненным глазом. Не удивился. Моргнул. Улыбнулся еще шире и хищнее, оголив розовые десны, и замурлыкал ласково:       — Как ми-ило, что хоть кто-то решил меня проведать… Ах, у меня так редко бывают гости! И еще никто из них не ушел без заслуженной награды.       Смауг скосил огненный взгляд на кучку обугленных костей в углу, скрытых золотом от маленького смешного гостя.       — У такого милого и умного хоббита, которого я вижу сейчас перед собой, наверняка есть товарищи… Возможно, гномы? Ты много сделал для них, не так ли, мой мохноногий друг? — он прищурил золотой глаз с багровыми прожилками. Голос его был мягок и нежен, он молил прислушаться к нему, и Бильбо казалось, что он разговаривает со своим лучшим другом, который — один-единственный на всем белом свете! — его понимает и любит… Он пятился, пока не уперся в золотую стену. Дальше отступать было некуда.       — Ценят ли они твои старания, часто ли говорят о твоих заслугах, обещают ли наградить тебя по достоинству? Сомневаюсь… Потому что нет в мире более неблагодарных созданий, чем эти наугрим! Сколько я сделал для них в свое время… — Дракон грустно вздохнул, и монеты чуть зазвенели, вздрогнув от его дыхания и начав сползать с его тела. — Взять, к примеру, того же Торина… Никому не известный молодой принц, еще один из рода Дьюрина — да он до сих пор прозябал бы в тени своего отца и деда, пописывая стихи и играя на арфе. Я сделал его тем, кто он есть!       Бильбо в ошеломлении замер, не зная, что и думать, дрожа от страха и стоя по колено в куче осыпающихся желтых монет и слитков. Все сказанное Драконом было правильным и логичным, хотя он точно знал, что где-то явно должна быть ошибка, но никак не мог ее найти… Рассуждения убивали своей холодной нечеловеческой логикой, а велеречивый голос убаюкивал хоббита, подчиняя себе, кружа голову вроде бы искренней заботой и нежностью, в то же время полностью лишая воли.       Дракон возмущенно потянулся вперед, внезапно со звоном ухнув мордой в золото. Раньше он поддерживал свою голову кончиком хвоста — ему это нравилось и казалось очень достойным своего несомненного величия, но за последние несколько веков его хребет слегка окостенел, и хвост до челюсти, к его величайшему сожалению, просто перестал дотягиваться. Он позабыл об этом недоразумении и слегка рассердился напоминанию о том, что он не так идеален, как бы ему хотелось. Это он — власть и величие Средиземья, непобедимый и безжалостный Смауг!       — Теперь он Великий Король, основавший новое царство, сплотивший свой народ, за которым все готовы идти без оглядки, — продолжил коварный ящер. — И что я получил в ответ? Птички донесли, что он собирается отомстить мне. Мне! Ты, о наимудрейший, с твоим необычайным умом и широчайшим кругозором, не можешь не знать этого неблагодарного?       Голос его был то низок, то высок — он тек, как мед, и опутывал, как паутина, ласково обнимая, вроде бы легко и по-приятельски, но из этих пут невозможно было вырваться. И хоббит попался. Он зачарованно кивнул головой.       Дракон щелкнул хвостом и золотые брызги со звоном разлетелись по сокровищнице.       — Значит, все вер-рно! А ведь гномы уже давно погрязли в своей пагубной страсти к золоту, — рычал он, — в своей неутолимой алчности и безумной жажде наживы! Их последний Король-Под-Горой сошел с ума от жадности!       Монеты вокруг него сами собой начали мелко дрожать, и Бильбо — вслед за ними.       — А как же сожженный Дейл? — пискнул чуть отошедший хоббит. — Какое отношение…       — Ах, Дейл… — перебил его слегка хриплый голос, опять упавший до шепота. — Немного жаль этих смешных людишек… Внезапно Дракон вновь рассвирепел:       — Какое тебе до них дело, когда мы с тобой говорим об истории. Я вершу судьбы вселенной! Я лишил гномов зла, съедавшего их души, позволив им создать новый, чистый мир. Правда, для этого пришлось основательно разрушить старый… Что Дейл? Лес рубят, щепки летят! И развлечение для бедного старого ящера, какое-никакое, хе-хе. Не все же одна работа во благо мира! Ты — да как ты смеешь осуждать меня?       — Я? Не смею! — еще более жалобно пропищал хоббит.       Он горько сожалел о своем решении пойти в одиночку к этому ослепляющему монстру, совсем запутавшему его. И нет сил убежать…       — Да я не с тобой разговариваю, — проворчал дракон, копаясь внизу, разыскивая что-то в куче мусора. И вытащил великолепный, огромный сияющий алмаз, который до этого сам же и сбросил с высокой золотой подставки.       Потом, совсем неожиданно, глаза Дракона широко раскрылись на одном уровне с лицом хоббита, разрастаясь и заполняя весь мир вокруг. Бильбо смотрел в них, забывая обо всем на свете, его радужка отражала неистовое пламя, в котором горело и плавилось золото, тоже заполыхав в ответ маленьким солнцем.       Больше он ничего не помнил: ни как рассказывал ему о чем-то, ни как потом, нащупав, совершенно случайно, кольцо под ногами, быстро надел его, схватив две вещи, что под руку попались, и, чуть придя в себя, устремился обратно к гномам, в страхе от того, что наделал…       Драконье пламя яростно полыхнуло вослед, чуть не опалив его, но хоббит стремглав бежал, что было сил, и только волосы на его пятках слегка скрутились от жара.       «Лучше самому позаботиться о себе, чем попусту надеяться на других», — думал Бильбо по дороге, уже почти успокоившись. Ничего страшного ведь не произошло, вроде…       Кое-что для себя так и оставил. Вдруг гномы позабудут про его долю? Сверкающий камень оттягивал карман и выжигал душу маленького Взломщика. Он никому его не отдаст — ведь владеть таким сокровищем еще приятнее, чем кольцом!       Правда, он вроде помнил, что в Договоре было ясно прописано, будто памятные и личные вещи принадлежат только членам династии, но этот пункт, как незначительную мелочь, он решил пропустить мимо глаз и ушей и выкинуть из своего сердца. Дракон ясно сказал, что они ничего ему не отдадут! Балин все уши прожужжал, как выглядит Сердце Горы, ошибиться было невозможно.       Горделиво вернувшись к гномам, с недовольством смотревшим на хоббита, нарушившего все мыслимые приказы, Бильбо радостно выставил на всеобщее обозрение большую вазу. Она тут же чуть не упала — так содрогнулась земля у них под ногами, а сразу после толчка послышался отдаленный гул.       — Это Дракон! — хрипло прошептал Балин. — Что ты наделал?       Гном говорил еще более, чем всегда, скрипучим голосом, и с трудом сдерживал ужас. Двалин, посмотрев на брата, молча вытащил меч, заставив хоббита покрыться мурашками даже с изнанки, но они ничего уже не успели ни сказать, ни сделать.       Дракон стремительно облетал гору. Его сердце! Он лишился его, того с кем так долго разговаривал, кто все это время был его единственным другом! Он разорвет любого, кто попадется ему на глаза. Или сначала поджарит…       Гномы в панике торопились покинуть стоянку и спрятаться в горе. А ведь внизу еще оставались их товарищи! Они могли стать легкой закуской рассвирепевшему демону, пребывающему, похоже, в полном неистовстве.       — Быстро, тащите их! — вскричал Торин, вне себя от страха за своих, и произнес уже гораздо тише: — Очень надеюсь, что веревки выдержат…       Гномы вытягивали собратьев что есть силы, стирая руки в кровь, и не обращая на это никакого внимания. Они успели перебросить почти все мешки вглубь потайного хода, запасы провизии и воды, в четыре руки вытащив донельзя испуганных дозорных и едва успели завалиться за дверь.       Гулкий рев сотрясал округу, приближаясь к ним.       Роак вылетел в последний момент, недовольно каркая. Невероятный грохот и жар обрушился на них сквозь щель закрывающейся двери. Торин толкнул ее изо всей силы, дождавшись у входа, пока все пройдут, буквально зашвырнув внутрь чуть замешкавшегося Ори, и дневной свет тут же пропал.       Дракон со всей силой и яростью, на которую был способен, ударил в то место на скале, где только что находился отряд. Изнутри был слышен тяжелый удар, пол дрогнул, стены сразу покрылись трещинами, и камень вокруг начал нагреваться.       Они едва успели отбежать чуть дальше по проходу, как все вокруг затрещало и проход почти полностью завалило посыпавшимися сверху камнями. Когда гномы бросились внутрь горы, они успели зажечь один факел, и теперь он бросал тревожные тени на их испуганные лица. Стены еще долго сотрясались от ударов золотого дракона. Потом звук пропал, и все затихло.       Смауг, не медля, летел в Озерный город. Сначала нужно разобраться с гадкими людишками, а потом он вернется и сожрет всех этих гномов, и хоббита за компанию. Никуда они из горы не денутся, вместе с его алмазным сердцем. Разве пони наешься? Он прокашлялся. Пламя, которое он изрыгал, стало слабеть, теряя яркость и жар — неужто выдохся за все это время? Он даже чуть испугался про себя. Ну, чтобы поджарить Эсгарот, даже половины, нет, даже четверти его обычной мощи будет вполне достаточно!       Оставив вещи, отряд стал медленно продвигаться внутрь горы, опасаясь возвращения дракона. Но пока все было абсолютно тихо.       — Ты говорил со Смаугом?! Нельзя, ни в коем случае нельзя говорить с драконами — они всеми правдами и неправдами вытянут из тебя все, что им нужно! О чем он тебя спрашивал? — прошептал Балин, обращаясь к хоббиту в мертвой тишине и темноте. — Что ты ему сказал?       — Я? Ничего! — хрюкнул Бильбо в ответ. — Ну, может, про счастливое число, про Озерный город и про бочки…       — Глупец! — Балин редко бушевал, но сейчас руки так и чесались укоротить разговорчивому хоббиту его длинный язык. — Он ведь может полететь в Эсгарот!       Хоббит пристыженно молчал. Ладно хоть сказать успел, что у дракона есть слабое место — выпавший камень под лапой. И, похоже, Роак явно услышал его, улетая. «А кто бы тут не заговорил? — подумал Бильбо, оправдываясь. — Это не дракон, это хитроглазый золотой змей какой-то…»       Сейчас хозяин уютной норки в Бэг-Энде вспоминал со страхом, что рассказал дракону очень и очень многое — почти все, что случилось с ними за все время их пути. Словно торопясь похвастаться, какой он умный и замечательный. Сначала намеками, а потом…       «Хорошо, что об этом никто никогда не узнает, — тихо думал про себя мистер Бэггинс, — а то бы точно прибили».       Торин промолчал, как и всегда, когда хотел сказать что-то важное, но был слишком разъярен, чтобы сформулировать это вежливо. Его глаза сверкали почти в полной темноте. Наконец, он вымолвил:       — Роак рассказал кое-что важное. Возле главного входа есть ловушка, приготовленная для вражеской армии. Не знаю, почему Трор ее не задействовал. Может и правда, была не готова, — он тяжело вздохнул, опустив голову, — гораздо печальнее предположить, что он был слишком занят спасением Аркенстона. Западню нужно только расширить для дракона, и его завалит камнями. Вначале оглушит, а потом…       Даже во тьме чувствовалось, что Торин улыбнулся.       — Надеюсь, я все-таки взгляну еще раз в эти желтые очи… Дракон давно не отлетал от Одинокой. Пожрет овец и вернется — прямиком в нашу ловушку. Мы не можем допустить второго Дейла!       «О своем спасении надо думать, о доле сокровищ! А не о далеком Озерном Городе, и не о драконовой смерти!» — чуть не вскричал мистер Бэггинс. Мага не было, а упрямый король гномов совершал безумство за безумством…