5
1 июля 2021 г. в 22:46
«Операция возможна. Результат — восстановление зрения на 80% сразу после выздоровления»
Я выронила папку и побежала к Чейсу.
Он просто сидел в кресле в приемной. Я споткнулась и оказалась прямо у его ног. Я схватилась за его штанину и стала плакать.
— Ты будешь видеть. Ты будешь видеть. Ты БУДЕШЬ видеть!
Его сразу положили в больницу. Два дня до операции я просидела с ним в палате, рассказывая обо всем на свете. Обо всем, что я видела. Я говорила, что он тоже все это увидит. Что все его футуристические представления о мире станут новой книгой. Что он научится писать и напишет обо всем об этом.
Я все время сидела рядом с Чейсом. Мне казалось, я сейчас встану — и все это растает. Его улыбка, руки на моих и радостный голос.
После операции врач отправил меня домой и велел не приходить три недели. Я долго противилась и первую неделю просто передавала Чейсу вкусности и вещи. Потом врач сам лично отвез меня домой, мотивируя это тем, что зрение должно восстанавливаться без стрессов, а у парня при моем появлении сердце стучит едва ли не в три раза быстрее нормы.
Мне пришлось согласиться.
Я думала, что дома я буду постоянно на взводе. Но на практике оказалось все иначе: я настолько устала за все эти пять лет, что две недели я ела все, что осталось в запасах и спала под всевозможные фильмы. Я была похожа на чуму и, несмотря на то, что не голодала, я ужасно похудела.
Через две недели я не узнала себя в зеркале. Щеки запали, волосы взлохмачены. Старая пижама измята, как и щека, на которой отпечатался угол подушки. На руках вздулись вены, а живот прилип к позвоночнику.
Позвонил врач. Сказал, что завтра я смогу забрать Чейса домой. А еще он сказал, что повязки будут сняты, когда я приеду.
Первое, что я сделала — это сходила в душ. За две недели я была там раз пять от силы. Я впервые задумалась, что могу вообще не понравиться Чейсу!
Я понимала, что об этом глупо думать, но такие мысли меня не покидали. Поэтому я для успокоения души сходила в парикмахерскую, на маникюр и в спа.
«Боюсь, и это меня не спасет…» — думала я уже в машине, одетая в новый бежевый костюм с идеальной укладкой и легким макияжем. Я дико боялась, что не понравлюсь ему. Теперь ведь он был полноценным парнем, ради которого любая бы Богу душу продала. А я уже это сделала.
Я с трудом припарковалась у клиники и стремглав побежала туда.
Возле палаты меня ждал врач. Он приобнял меня и пустил внутрь.
В светлой палате стояло кресло и стол, за которым, по идее, должен сидеть врач.
На кресле расположился Чейс. Его лицо почти полностью было спрятано под бинтами кипельно- белого цвета. Одет он был в серую футболку, которую я ему передала и в светло-голубые джинсы.
Врач подошел к нему.
— Вы готовы?
— Да, безусловно, — Чейс закивал. Тогда врач разрезал первый слой бинтов. Второй. И остались только кусочки марли на его глазах.
— Сейчас я уберу последние бинты. Вы увидите свет и должны попытаться сфокусироваться. Вы будете говорить мне все, что увидите. Готовы?
Чейс только кивнул. Я видела, как он напряжен. Врач убирает с его глаз повязки. Чейс зажмурился. Потом открыл глаза.
Они голубые. Ярко — голубые, как я и думала.
— Я вижу свет. И пятна. Это стены?
— Да, это стены. Попробуй присмотреться.
Чейс щурится. Долго смотрит вперед. А потом резко оборачивается на шаги в коридоре.
— Там белая дверь, да? Это дверь? — он взволнован. Он даже сомневается, что правильно называет то, что видит.
Врач подходит к нему.
— Вы видите меня? — врач наклоняется ближе к Чесу. Тот всматривается в его лицо.
— Да. Да! У вас короткие серые волосы.
Чейс вскакивает с кресла… и тут же натыкается на меня. Я стою, не в силах сказать ни слова. Даже не могу пошевелиться от шока.
— Миша? — Чейс протягивает руку и касается моего плеча.
Я честно стараюсь не плакать, но, видимо, плохо получается.
Он неловко топчется на месте, а потом обнимает меня.
— Ты плачешь? Не надо… — он уговаривает меня, как маленькую девочку, когда врач тактично оставляет нас вдвоем.
Я плачу, потому что случилось самое большое счастье. Я плачу, потому что лучше я не чувствовала себя никогда. Я плачу, ведь тот человек, для которого я хотела самого лучшего, получил это.
— Ты покажешь мне город? Я хочу увидеть город! Я хочу увидеть дома!
Я веду его к машине и Чейс говорит, что он представлял их синими и круглыми. Он видит деревья и говорит, что он были полностью красными и квадратными. Он говорит, что дома для него были с покатыми крышами и целиком серые.
Я прячу глаза, потому что не плакать я не могу.
Я везу его по городу. Он смотрит на высокие зеркальные небоскребы и говорит, что даже не представлял, что такое бывает. Он говорит, что у него в голове люди выглядели иначе, что дороги были фиолетовыми, а магазины были скучными черными кладовками.
Когда я останавливаю машину возле его дома, Чейс удивлен. Он спрашивает, это ли его дом. Говорит, что все представлял иначе. Я не хочу, чтобы он видел, какая у него ужасная квартира.
— Ты хочешь увидеть океан? Настоящий океан… — я держу его за руку и не могу отпустить.
По правой щеке парня скатывается одинокая слеза.
— Безумно хочу.
Мы долго едем по пустынной дороге и я рада, что он, наконец, видит эти прекрасные поля, что видела я, деревья и яркое солнце, которое сегодня, на удивление, не жаркое, а приятное.
Я паркуюсь у своего дома, не отпуская руку Чейса, веду его через дом сразу на пляж.
У двери он закрывает глаза.
— Я хочу увидеть это сразу, — он улыбается мне.
Я помогаю ему спуститься по лестнице к пляжу. Он сразу снимает обувь и идет босой по песку.
Мы подходим почти к самой воде.
Чейс открывает глаза и в них моментально отражается заходящее солнце в раскрашенных облаках. Он ошарашенно смотрит по сторонам. Потом на меня. В его глазах бессчетное множество эмоций.
— Ты подарила мне все. Ты прекрасна.
Он крепко держит меня за руку.
Голубое небо постепенно становится розовым, а возле солнца оно оранжевое. Фиолетовые облака плывут вдаль. Сине — зеленый океан простирается на многие километры перед нами. Набежавшая волна захлестывает ноги и ступни утопают в размытом песке пляжа.
Моя рука в его руке.