Огненные дьяволы

      Они продолжили путь, однако по какой-то негласной договоренности ступали всё медленнее с каждым шагом. Торопиться не хотелось вовсе.       Инеж, судя по всему, разделяла чувства Каза и даже не пыталась ускорить черепаший темп. Когда они дойдут, то придется что-то решать и что-то делать. Исчезнет последняя надежда на чудо и ошибку. Закончится время краткой передышки.       От их появления ничего не изменится, как ни ненавистно было бы это осознавать. Каз ненавидел те моменты, когда он не мог ни на что повлиять, а таких в его жизни, к сожалению, было большинство.       — Что-нибудь знаешь о её врагах? — спросил он без особой надежды.       Инеж пожала плечами.       — Знаю, что у неё их много. От мексиканских картелей до штатовских спецслужб. Она многим перешла дорогу, особенно после того, как вернулся её муж. Эллен любит освещать те темы, которые принято замалчивать.       — Неужто и в здешней глухомани нашлись? — неискренне удивился Каз.       Инеж покосилась на него с непередаваемой иронией.       — У вас тут интересная глухомань. С казино, подпольными боями и этими на мотоциклах… как их?       — Вербовщиками, — кисло подсказал Каз. — Они здесь — основной источник неприятностей.       — Она ими интересовалась, кстати, — Инеж прищурилась. — На самом деле она рассказала маме, что неожиданно встретила в городе людей из своего прошлого. В том числе женщину, которая воспитывала их с мужем в приюте. Эллен, она, как ты мог заметить, индейских кровей, росла на исходе гражданской и, как многие в то время, воспитывалась в приюте.       — Я знаю, она рассказывала, — Каз кивнул. — И с мужем тоже знаком, его Мал зовут.       Стоило сразу прояснить степень собственной осведомленности, Инеж так тщательно подбирала слова, что Каз поневоле проникся сочувствием к её деликатности.       — Верно, — Инеж слегка просветлела лицом и стала говорить свободнее. — Эллен очень хотела с ней встретиться — с той женщиной. Интервью ещё хотела взять о герилье…       Каз поморщился.       — Лучшая тема, чтобы навлечь на себя любого рода неприятности, — он против воли бросил быстрый взгляд по сторонам. — Совет на будущее: не говори ни с кем из местных о гражданской войне. Эта такая скользкая вещь, где легко наткнуться на поехавшую крышу и поднять то, о чем негласно согласились забыть. А то поговоришь с одним, у него мозги переклинит, возьмет мачете и пойдет зарубит соседа, потому что тридцать лет назад тот сдал властям его семью или застрелил сестру.       И не только застрелил, но Каз в последний момент подкорректировал оригинальную версию событий. Учитывая опыт собеседницы, подробности были лишними.       Инеж посмотрела на него серьезно и со странным пониманием, и это отчего-то подтолкнуло Каза к незапланированному признанию.       — В детстве получил неприятный опыт, — неохотно пробормотал он. — С тех пор я больше никогда не спрашивал. Мне хватило того случая.       Это случилось, когда родители взяли его с собой на один из миссионерских выездов по дальним деревням. В то время ему, как всякому мальчишке, были интересны дела и войны прошлых лет. Он жадно расспрашивал знакомых стариков о герилье, отголоски которой иногда доносились даже спустя десятилетие.       Старик Эухенио охотно рассказывал ему о своих приключениях и даже по секрету показал коллекцию засушенных человеческих ушей, которую сохранил с времен партизанской войны. В принципе это уже было достаточной причиной, чтобы насторожиться — по крайней мере, для Каза нынешнего. Сейчас он бы за шкирку выволок юную версию себя из той хижины и запретил бы приближаться к ней на пушечный выстрел.       Юный же Каз спокойно прихлебывал орчату, с боязливым изумлением разглядывая жуткий трофей, и продолжал засыпать Эухенио вопросами. Тот польщенно щурился и рассказывал истории одну за другой, покуривая длинную изгибистую трубку и то и дело заливаясь мелким дребезжащим смехом. Сухонький, сморщенный, с черными провалами вместо зубов, он тряс головой и задорно подмигивал Казу.       — Вот так я и отвоевал сколько лет без счета. Как закончилось, и не понял.       — А потом?       — Потом? Потом… Потом домой вернулся, — старик внезапно помрачнел, и голос стал совсем тихим. — Дома только не было уже. Убили всех. Мать, сестру, жену — всех снасильничали да и пристрелили за оврагом. Сына только соседи спрятать успели, а то бы и его...       Он замолчал, и в хижине повисла тяжелая горькая тишина.       — Ты нашел тех, кто это сделал? — тихо спросил Каз.       Эухенио криво усмехнулся: лицо будто расколола черная уродливая трещина.       — Все знают, кто это был. Из одной деревни все ж таки… До сих пор живет ведь, гнида. А почему живет?.. Поддерживать надо правильную власть, чико бланко. Да-а-а… вот так, он живет, я живу, а они нет… Не живут, нет...       Вероятно, в тот момент крыша у старика потекла окончательно, потому что Каз запомнил, как его доселе бойкая речь вдруг начала становиться все медленней и бессвязней, и впервые Казу отчего-то стало очень страшно. Эухенио перестал обращать внимание на сидящего рядом мальчишку, и только морщинистое лицо кривилось в странной смеси горечи и какой-то обреченной улыбки.       — Беги домой, чико бланко, — сказал он наконец, опомнившись в какой-то момент. — Беги к матери…       Каз не без облегчения отставил чашку, скомкано поблагодарил старика за рассказ (Эухенио его словно и не услышал) и поспешил сбежать, припустив что было сил по вечерней пыльной дороге.       А на следующий день Эухенио взял свое мачете, пошел в деревню и посреди бела дня зарубил человека. Насмерть, разумеется. По рассказам свидетелей, кровью было залито полдороги. Мать ездила на освидетельствование и вернулась вся белая. До судебных разбирательств Эухенио не дожил, умер от инфаркта.       Для Каза это стало одним из самых страшных уроков детства.       Не было, наверное, более опасной темы, чем историческое прошлое последних пятидесяти лет. Кровная вражда продолжала существовать и поныне, успешно замаскированная идеями общественного цивилизованного гуманизма. Но ох как не рекомендовалось ими обманываться!       Если сеньора Старк хотела что-то найти в прошлом, то она буквально ходила по проволоке над минным полем.       А уж если это прошлое пересекалось с Алехандро и Брумом…       — Сколько тебе было? — тихо спросила Инеж.       — Двенадцать, — Каз пожал плечами. — До сих пор кажется, что это случилось из-за меня. У старика, конечно, крыша протекала и до этого, но воспоминания стали последней каплей. Город с полгода гудел, наверное, от этой истории.       — Ты видел?..       — Нет, — он покачал головой. — Мать видела. А я потом уже, на фотографиях. Не мог нормально спать неделю, потом привык.       Инеж шевельнула кистью, словно в последний момент удержала себя от того, чтобы протянуть к нему руку. Каз пожалел, что она этого не сделала.       — Всё в порядке, — он улыбнулся. — В конце концов, с тех пор у меня был неограниченный запас страшилок для всей окрестной ребятни. Я был несказанно популярен! Нина однажды швырнула в нас цветочным горшком, когда мы с Джесом полезли в её окно, намазавшись фосфоресцирующими красками.       В конце концов, в чем Каз всегда был хорош, так это в переводе темы. Инеж озадаченно примолкла.       — Стесняюсь спросить зачем, — произнесла она с нервным смешком.       — Ну, вообще Маттиас попросил нас по-дружески подложить ей какую-то романтическую чепуху, он тогда только влюбился, и мозги, по нашему скромному мнению, у него отшибло напрочь, — охотно поделился Каз. — Мы, конечно, решили сделать всё по-своему и немного разнообразить её досуг, ну и напугать хорошенько… Это же круто, когда мертвяки в окно лезут, а девчонка визжит… ну как девчонка!       Инеж уже откровенно хихикала.       — В общем, как выяснилось, Нина не визжала, а сразу вступала в бой, — удрученно поведал Каз. — Короче, падать с высоты второго этажа, цепляясь за все подряд, было очень неприятно, а наутро нам ещё и знатно всыпали за ночной погром. И Маттиас с нами ещё неделю не разговаривал, предатель!       Пока рассказывал, и сам начал улыбаться в ответ. Ему нравилось, как Инеж смеется, нравилось, как легко переключается с серьезных вещей на смех и обратно. Она была… легкой, не легкомысленной, а именно легкой, не подавляющей своими эмоциями, сдержанной, стремящейся к балансу. Она умела сохранять трезвый рассудок, что бы ни произошло.       Это было хорошо. По-настоящему хорошо.       Каз не выносил людей, которые погружались в свои эмоции, зацикливались на одном чувстве, ударялись в блажь истерик и не реагировали на раздражители внешнего мира. Потенциальные смертники в любой ситуации. Твоя собственная потенциальная смерть. Их невозможно спасти, только сгинуть самому.       Наверное, именно так он оценивал окружающих, так проводил свой личный категоричный отбор в общении. Люди, которые ему нравились, были совсем разными, им нравились разные вещи, они увлекались совершенно иными занятиями, мечтали о совершенно чуждых ему идеалах, но всех их — деловитую Вику, жизнерадостного Антонио, обворожительную и подчеркнуто женственную Нину — объединяло одно качество. Они были бойцами, готовыми держать и себя, и других. Стойкими, уравновешенными, безбашенными с одной стороны, но разумными с другой.       Они умели держать себя в руках, смеяться сквозь слезы и, стиснув зубы, идти вперед, чего бы это ни стоило, потому что дорогу осилит только идущий. Других людей Каз рядом с собой не терпел и отвергал, пусть и неосознанно, но всем существом своей мятущейся неспокойной души.       Наверное, он был категоричен, нетерпим, не толерантен и жесток, но такова уж была его натура, стремящаяся к действию, борьбе, выживанию, с детства смирившаяся с истиной естественного отбора. Слабые духом пропадут в нестандартной ситуации, они не выживут. Не выживешь и ты, если с ними свяжешься.       Сеньора Старк незаметно прописалась в число тех людей, кто ему нравился. А после того, что рассказала ему Инеж, он чувствовал к ней искреннюю приязнь. Эллен Старк была той, кто умел выживать.       Это, кстати, немного обнадеживало.       Если рассуждать логически, то получалась интересная картина. Сеньора Старк приезжает в город, где работает подпольным бойцом её муж, встречает множество людей из прошлого, пишет диссертацию о герилье, зацепляется языком с Брумом и после налета полиции пропадает бесследно.       Вопрос на кого ставить — на полицию или на Брума?       — Полиция объявила её в розыск? — спросил Каз.       Инеж поняла его без всяких уточнений и нахмурилась.       — Не уверена, слишком мало времени прошло. Зои обещала рассказать то, что сама знает, но…       — На всякий случай не надейся, — предупредил Каз. — Зои хороша, но ей не выстоять против всей системы. Если замешана местная мафия, то придется привлекать иные структуры.       Пьетро его точно убьет, если Каз влезет ещё и в это. А он влезет, это он мог гарантировать уже сейчас.       — Я уже не понимаю, на что надеяться, — Инеж вздохнула. — Последняя неделя какая-то сумасшедшая! Сначала та суматоха в отеле, потом все наши ночные гонки, а теперь сеньора Старк…       У самого Каза в копилку впечатлений аккуратно добавились спасение Алехандро, выталкивание машины из грязи, последствия принятой наркоты, полицейская облава на клуб и встреча с Брумом, поэтому он предпочел скромно промолчать.       К тому же в словах Инеж он чувствовал невысказанный упрек.       — Как твоя мама? — неловко спросил он. — Там в отеле всё было нормально?       — Да, — Инеж кивнула и улыбнулась. — Они с Джаспером приглядели за вашим реквизитом, собрали там всё. Или точнее за нашим реквизитом? Короче, я слегка приукрасила свою роль в шоу, так что папа согласился забрать часть ваших нескончаемых канистр. До сих пор у нас в гараже лежит, кстати. Вы заберите, что ли, на неделе.       — О… — Каз уставился на неё чуть ли не с благоговением. — Спасибо тебе!       Нехило же его потрепало, если за всё это время он толком не вспомнил о реквизите и не озаботился его судьбой. Он вовсе вылетел из головы.       Реквизит не был его зоной ответственности и внимания, за него отвечал преимущественно Джаспер, но прежде Каз всегда находил время проконтролировать те или иные нюансы, особенно те, что стоили внушительных средств. С другой стороны, он и убийств раньше не замышлял. Логично, если у него слегка изменились приоритеты.       — Родители никак понять не могли, почему от меня так керосином несло, когда мы туда ехали, — вот теперь в словах Инеж намек был очень хорошо различим, и на Каза она смотрела весьма лукаво. — А вот когда мы вчера выгружали ваше богатство, они как раз поняли!..       — Странно, как они этого не поняли, когда я у вас в прошлый раз в гостях был, — Каз хмыкнул и слегка опасливо покосился на Инеж. — Фаерщики всегда имеют специфический душок. Кому-то нравится, а кто-то стремится немедленно проветрить помещение.       Чистая правда. При частом использовании керосин мог не выветриваться из человека неделями, поэтому Каз уже привык, что люди при его приближении начинают напряженно нюхать воздух в поисках возгорания.       Спасибо Нине за подаренные однажды духи, сочетающие в себе нотки чего-то дымного и горького. Каз от них, признаться, был не в восторге, зато они были стойкими и отлично маскировали невыводимый керосиновый дух, благодаря чему на работе его считали импозантным мужчиной со специфическими пристрастиями, а не фриком, малость повернутым на горючих материалах. Мелочь, а приятно!       — Папин коллега был фаерщик, кому ты рассказываешь, — Инеж махнула рукой. — Просто мама удивилась, почему я как будто в керосине искупалась. Я не стала ей говорить, что я его с тобой пила!       — Не пила, а плевалась, — поправил её Каз, подумал и добавил, — но, возможно, на брудершафт… Надо будет как-нибудь повторить!       — Мне кажется, в следующий раз папа не выдержит и робко спросит, не могли бы мы перейти на что-нибудь более традиционное, — Инеж усмехнулась. — Я, честно говоря, тоже предпочла бы что-нибудь поприятнее керосина.       Она откинула с плеча прядь волос. Каз наблюдал за ней с задумчивой улыбкой. Он автоматически скользнул взглядом по шее Инеж и почувствовал, что внутри что-то обрывается и падает куда-то в невесомость. Едва уловимое пятнышко на смуглой коже практически не читалось, и со стороны его было не разглядеть. Вот только Каз слишком хорошо помнил трепетное биение пульса под своими губами и травянистый привкус, вкрадчиво заполняющий рот, от которого разум отключался вернее, чем от спиртного.       Инеж тряхнула головой, волосы вернулись на место, а сама она совершенно спокойно продолжила идти, вовсе не заметив смешанных чувств спутника. К его большому счастью.       Каз вжал голову в плечи, сам себе напоминая нашкодившего кота. Пока все было смутным сном, он мог хотя бы не думать о собственной роли в этой истории. Теперь стратегию общения следовало продумывать тщательнее. Хотя бы потому, что повторить на бис, не закинувшись наркотой снова, он вряд ли сможет.       — Всё нормально? — Инеж замедлила шаг, подстраиваясь под него. — Как себя чувствуешь?       — Я в норме, — заверил её Каз. — Просто задумался.       Если Инеж не придает этому значения, то и ему, возможно, не стоит. Если только… женщины ведь всегда придают чему-нибудь значение, только фиг угадаешь чему именно.       Но следующая мысль буквально прибила его к земле. А чем он собственно теперь отличался в её глазах от тех, кто пользовался ею ранее? Да ничем, такой же ублюдок, как и остальные, который боится даже спросить напрямую.       Не то чтобы Каз чувствовал какую-то огромную ответственность в таких случаях, но проклятая мысль не уходила и больно жалила куда-то в самолюбие и зачатки совести.       Ему резко стало неуютно и захотелось уйти, но не бросать же было Инеж поперёк дороги. Тем более они уже почти дошли. Её дом был за следующим поворотом.       В принципе Каз ей уже не требовался, но после всех историй про похищения ему самому чудились поджидающие за каждым углом фургоны не то ребят Брума, не то работорговцев.       Каз мрачно шмыгнул носом и ускорил шаг.       Он проводит её до порога, пожелает удачи и уйдет восвояси, как и поступил бы любой порядочный человек. Потом можно написать ей и узнать, что там наплела Зои.       Написать. Письмо… Чёрт!       Вот и думай: то ли пытаться просочиться в дом и выкрасть проклятое письмо прямо сейчас, то ли взять время на подумать и приготовить подмену. Святые, ну почему он не мог ограничиться похоронным венком, чтобы ей потом не пришлось тратиться? Вышло бы не менее драматично, зато с куда меньшим количеством последствий!       — Это же сколько идиотизма я успел натворить… — протянул Каз в глубокой задумчивости и машинально взъерошил волосы на затылке.       Инеж обернулась к нему и ободряюще улыбнулась.       — Мама всегда говорит: от каждого действия, как от крика в горах, остается эхо, — проговорила она негромко. — Но пока оно звучит, значит ты продолжаешь жить и действовать. Хуже, когда оно замолкает…       — Ага, — невесело отозвался Каз. — Только я теперь, кажется, скоро оглохну.       — Скоро оно стихнет, — Инеж опустила взгляд, но улыбка по-прежнему пряталась в уголках её губ. — Но не успеет смолкнуть оно, как зазвучит какое-то новое. Так устроена жизнь.       — Ну и какофония же там, верно? — Каз тоже улыбнулся. — Ты бывала в горах?       — В некоторых бывала, — Инеж пожала плечами. — Но не там, где хотела.       — А где хотела бы?       — У меня вообще дурацкие желания, — Инеж рассмеялась. — Я хочу постоять под водопадом!       Каз не удержался и прыснул.       — Серьёзно? Под водопадом? Там много тонн на голову падает вообще-то.       — Под маленьким! — возмущенно надулась Инеж. — Просто хочу ощутить эту стихию! Мне рассказывали, каково это…       Она осеклась и опустила глаза, на губах её появилась та горькая и нежная улыбка, с которой она говорила о своём таинственном спасителе.       И опять повеяло знакомой горечью собственного прошлого. Каз знал такие водопады: маленькие неопасные, где струи шумно бились о шершавую поверхность камней и прерывисто фыркали водой, распыляясь блистающим облаком брызг. Маленьким он обожал бегать среди них и подставлять лицо под эти радужные брызги, пока Джорди плавал на глубине. Старший брат часто брал его на вылазки по своим любимым местам, и Каз всей душой любил эти поездки. У них была лишь одна договоренность, что младший не полезет в воду без старшего.       У Джорди была дурацкая соломенная шляпа, которую он очень любил и таскал в каждую поездку, даже когда она начала напоминать решето. Каз однажды случайно столкнул её в воду, и шляпа поплыла, качаясь на волнах и хлюпая многочисленными дырами. Вот-вот утонула бы. Каз прыгнул за ней, не раздумывая.       Он умел плавать. Не очень хорошо, но умел. Он бы доплыл и вернулся, но Джорди, увидев его сверху макушку, сиганул в воду прямо со скалы — как был одетый и в обуви. При прыжке он сильно ударился плечом о камень, но сумел доплыть до младшего брата и лишь тогда обнаружил, что тот отлично держится на плаву. Вопрос ещё, кто кого транспортировал обратно к берегу.       Как Джорди ругался, прижимая к себе Каза, смеясь и плача одновременно. С них обоих текло ручьями, они лежали на берегу в обнимку, беззлобно переругиваясь и пинаясь, а дурацкая желтая соломенная шляпа продолжала качаться на волнах, и не думая тонуть…       Из-за поворота показался дом Инеж.       — Я бы пригласила зайти, но не представляю, какая там царит сейчас суматоха. Мы, честно говоря, сегодня немного заняты, — Инеж обернулась на Каза и взглянула ему в глаза. — Спасибо тебе огромное за всё!       Он лишь неловко пожал плечами.       — Видела бы ты, что царит у меня, как цунами прошло после этого чертового землетрясения, — Каз усмехнулся. — Я все равно уже должен идти, много дел. Сообщи, если что-нибудь узнаешь, ладно? После последних событий сеньора Старк для меня не чужая.       Пусть его, это письмо. Он ещё придумает способ, как до него добраться, сейчас на решительные действия не было ни сил, ни мозгов.       — Каз, — голос Инеж остановил его, когда он уже собирался развернуться и уходить. Каз замер на середине движения.       — Да?       — Приходи к нам вечером, — Инеж поймала его взгляд. — Я расскажу всё, что узнала. И можно будет придумать что-нибудь с реквизитом! Приходи… если сможешь.       Он хотел отказаться, у него был миллион причин сделать это, но что-то в её глазах, какая-то молчаливая невысказанная мольба и тревога, остановили его. Каз отрывисто кивнул.       — Приду. Думаю, даже приеду на машине. Тогда заодно смогу избавить вас от этого керосинового пахучего богатства!       — Это будет кстати, — Инеж улыбнулась. — Будь осторожен, Каз! Береги себя…       Она, казалось, хотела сказать ещё что-то, но резко оборвала себя. Каз серьезно посмотрел на неё.       — Ты тоже, — без улыбки сказал он. — Иди в дом! Я уйду, когда закроешь за собой дверь.       — Слушаюсь, маэстро!       Он и впрямь не трогался с места, пока Инеж не взбежала по узким ступенькам и, обернувшись, не помахала ему рукой.       — До встречи!       Каз махнул в ответ и, когда дверь закрылась с негромким хлопком, развернулся и направился вниз по улице, поддевая ногой мелкие камешки и сухие стручки огромных акаций, которые в изобилии росли за решетчатой парковой оградой.       На автобусной остановке он замедлился и, кинув взгляд на потрепанное расписание, остановился окончательно и уселся на приваренную длинную перекладину, творчески заменяющую лавочку. Почему-то городской муниципалитет в последние годы городского ремонта начал склоняться к стилю экономичный модерн, где слово экономичный решительно преобладало.       Телефон отозвался чередой долгих гудков, прежде чем Родер, наконец, поднял трубку.       — Одолжишь машину на вечер? — Каз опустил этап приветствий и перешел сразу к делу. — Нужно канистры в гараж перевезти. Те, что в пятницу мы брали.       — Только канистры? — подозрительно отозвался тот. — Каз, учти, у меня номера битые. Мне истории сейчас вот прям совсем не нужны. Я с полицией по гроб жизни не расплачусь!       — Они у тебя когда-нибудь бывают не битыми? — безнадежно поинтересовался Каз, осознавая, впрочем, что вопрос риторический. — Кстати, трепи поменьше языком по телефону, и с полицией проблем будет в разы меньше. А ещё кончай лазать по женским раздевалкам! Я спас твою задницу один раз, второй так может и не повезти.       Родер молчал почти минуту, а затем хрипло произнес:       — Когда нужна тачка?       — В половине шестого. Оставишь у танцевальных залов, — устало отозвался Каз. — И серьезно, смени место своей дряни!       — Я заметил, что лежит не так, но не думал… — Родер посерьёзнел. — Только ты в курсе?       Каз не раздумывал ни мгновения.       — Твоё счастье, что да, — сурово произнес он. — Услышал грохот и заглянул посмотреть. Если бы пакет не выдержал, тебя бы подвесили за ноги и очень долго били головой об стенку! И поделом! Думай хоть иногда, что делаешь!       — Понял, — Родер совсем присмирел. — Я оставлю на парковке, ключи на ресепшн закину. Идет?       — Да, давай.       Каз сбросил звонок и с силой втянул воздух через стиснутые зубы. Теплый дневной ветер колыхнул волосы на затылке. Желтенький автобус показался в конце улицы и медленно подползал, кряхтя и постанывая словно больной и ржавый старик.       Каз поднял руку и помахал, одновременно с тем пытаясь разглядеть, кто находится за рулём. И тут же чертыхнулся, заранее смиряясь, что сейчас уйдет на своих двоих.       Водители общественного транспорта — не врачи, клятвы возить всех при поступлении на службу не дают. Если личные связи не задались, то можно не сомневаться, ходить ты будешь пешком.       С одним из водителей — старым Сэмом Доусоном — Каз не ладил уже очень давно. Как ни странно — по национальному признаку. Доусон мигрировал в их страну из Штатов, оперативно слиняв из-под тамошних долгов и налогов. Нелегально, разумеется, но прихватив наличные сбережения. Разница в курсе валют позволяла ему весьма неплохо жить, подрабатывая водителем городского автобуса и через губу общаясь с местными жителями.       Каз, с детства впитавший интуитивную неприязнь к жителям севера, по юности лет отличался периодической несдержанностью. Сам виноват, конечно. Не стоило зацепляться со стариком языками. Английский Каз знал постольку поскольку, но на обмен малопристойной бранью хватило — в смешении с испанским и индейским наречием звучало и вовсе чудно. Потом Каз всё же ощутил смутные позывы совести, но этим чувством всё и ограничилось, стало не до того, его закрутили турниры, дела, а потом он и вовсе уехал в Колумбию. Какая разница, это же была всего лишь перебранка — из тех, что забываются через неделю.       Каз даже не подозревал, до какой степени у Доусона хорошая память…       Он ещё прыгал на костылях, но уже постепенно пытался передвигаться самостоятельно. Когда Джаспер не успевал подхватить его на машине, Каз ездил на общественном транспорте. В тот раз он оказался на остановке в полном одиночестве — прямо как сегодня. И автобус был такой же пустой.       Доусон подъехал к остановке, посмотрел на голосующего Каза, который ещё с трудом отрывал ладонь от костыля, чтобы помахать ей в воздухе. Каз до сих пор как наяву видел эту усмешку, проскользнувшую по губам старика, когда он рассмотрел своего давнего обидчика. Двери издевательски медленно открылись навстречу, и стоило приободрившемуся Казу сделать шаг, с громким лязгом захлопнулись. Автобус уехал, оставив Каза на солнцепёке со скользкими от пота рукоятками костылей в судорожно стиснутых кулаках.       Это был хороший урок.       И пожалуй, Каз был за него даже благодарен.       По крайней мере, когда в процессе реабилитации выступали слезы от боли и хотелось бросить всё к чертям, Каз вспоминал палящее обжигающее солнце и запах бензинового выхлопа на совершенно пустой улице. Там не было деревьев, как здесь, спрятаться было негде — высокие металлические заборы не давали тени.       Позже, уже придя в форму, Каз не раз сталкивался с Доусоном, но так ничего ему и не сделал. Он сам не знал почему. Можно было проколоть ему шины, можно было подговорить шпану разукрасить автобус безобразным граффити, или самому попросту дать старику в зубы.       Всё оставалось как было. Когда Каз оказывался на остановке один, Доусон просто проезжал мимо. Когда же рядом оказывались другие люди, оба делали вид, что ничего не происходит.       Однако на этот раз автобус затормозил прямехонько напротив Каза, чихнул мотором и неохотно со страдальческим скрежетом открыл двери. Каз склонил голову, хмыкнул себе под нос. Это было странно. С чего бы упрямому старику идти на примирение? Не рассмотрел, что ли?       Разгадка наступила довольно быстро. Из автобуса вышел человек, бросил на Каза короткий взгляд и отступил вбок, давая ему возможность войти. Отказываться Каз не стал и живо вскочил на подножку.       Отчего-то незнакомец привлек его взгляд, то ли непривычным азиатским разрезом глаз, то ли уверенным разворотом плеч и неуловимо вкрадчивыми шагами — словно ягуар ступает. Такая мягкая текучесть движений всегда цепляла взгляд Каза, как верный признак профессионализма. А может виной его интересу послужил тот факт, что человек направился в ту же сторону, откуда ранее пришел Каз — как будто бы к дому Инеж… Каз смотрел ему вслед, пока автобус не отъехал на неподвластное взгляду расстояние.       Когда Каз, наконец, вспомнил об оплате за проезд и резко обернулся, одновременно запуская в карман руку, он оторопел. Доусон скорчился за рулем в странной позе, будто бы пытаясь прикрыть руль всем корпусом и вжимая голову в плечи до такой степени, что казалось, будто бы за рулем сидит какая-то уродливая большая обезьяна.       Каз бросил взгляд в водительское зеркало и вздрогнул. Глаза Доусона были зажмурены, а жилка на виске билась так быстро, что казалось, что она пульсирует.       — Эй! — Каз коротко постучал по перегородке. — Ты в порядке? Эй! Помощь нужна?       Доусон вздрогнул, по его виску текла капля пота. Он коротко и непонятно мотнул головой.       — Если плохо, тормози! Жми на тормоз! Ты же на дороге, придурок! — рявкнул Каз и дернул на себя дверь. — Давай, пока ещё можешь!       Автобус вильнул из стороны в сторону, судорожно дернулся и замер как вкопанный.       — Уже что-то! — выдохнул Каз, перегнулся через застывшего старика и вдавил кнопку аварийки. — Так хотя бы в нас не въедут! Что с тобой? Сердце прихватило? Не похоже. Ну-ка, улыбнись!       Признаков инсульта Каз не видел, но чем дольше он рассматривал старикашку, тем больше того трясло — уже не контролируемой крупной дрожью.       — Всё, я вызываю скорую, — Каз отстранился и полез в карман за телефоном. — Здесь чем раньше вызовешь, тем лучше. Ещё чёрт его знает, когда они приедут!       — С-с-скорую? — с трудом выдавил Доусон. — Т-ты?.. Зачем?       На его лицо постепенно возвращались краски. Когда Каз отодвинулся, старик смог осторожно выдохнуть.       — Тебя только что чуть приступ не хватанул, — Каз бросил на него мрачный взгляд поверх телефона. — Думаешь, я горю желанием с тобой возиться?       Доусон боязливо наблюдал за ним, двигались только глазные яблоки, отслеживая каждое шевеление Каза. Когда Каз случайно сделал резкое движение, старик весь сжался будто в ожидании удара.       Да он же боится — внезапно понял Каз. До трясучки, паники, и повезет, если не до мокрых штанов. Это был первый раз с того случая, когда они вновь оказались один на один.       Доусон ждал заслуженной расплаты. Каз на мгновение увидел себя его глазами: он нависал над стариком с занесенной рукой, здоровый, сильный, способный выбить из этого доходяги всю спесь и мерзость, отомстить за все насмешки и пакости. И ему, Казу, ничего за это не будет.       Ровным счетом ничего. Даже если он сейчас вымоет стариком весь автобус. И Доусон это знал. Упоительное чувство собственной власти таилось где-то в душе, тихо подсказывало, что, если Каз прикажет, тот без раздумий вылижет ему ботинки языком, лишь бы сохранить шкуру.       А главное, Каз ничего не сделал, чтобы этого достичь — вот что было самым неожиданным и выбивало почву из-под ног.       Бредовость этого чувства захватывала, и Каз на пробу склонился ещё ниже, гипнотизируя Доусона пристальным холодным взглядом. Тот вздрогнул. Каз зловеще улыбнулся, медленно провел языком по зубам.       Так вот как должен выглядеть Пекка, когда придет время расплаты. Он должен валяться у Каза в ногах, быть раздавленной букашкой под его ботинком, быть ничтожеством… Только Каз будет вправе решать его судьбу. И вот тогда справедливость по-настоящему восторжествует.       Правда, что делать дальше, Каз не знал. Тем более с этим тупым стариком — не бить же его в самом деле? Упиваться своей властью над ситуацией было приятно, но мстить по-настоящему не было ни малейшего желания. Да и за что? За давнюю пакость?       — Так как… — Каз доверительно понизил голос, — ты себя чувствуешь? А, сеньор Доусон? Нужна скорая?       Тот в ужасе замотал головой.       — Ты в норме? — всё с той же душевностью уточнил Каз. — Вести сможешь?       Доусон судорожно кивнул.       — Тогда держи, — легко отозвался Каз уже обычным своим тоном, выпрямился и шлепнул на приборную доску горсть мелочи. — Мне до пятой улицы.       Он ушел вглубь автобуса и уселся у окна, вытянув ноги, достал телефон и не поднимал головы до момента, пока автобус не зафырчал мотором и не тронулся с места. Каз бездумно листал социальные сети, даже не всматриваясь в то, что видит. В груди гулко и тревожно колотилось сердце.       Оставалось надеяться, что Доусон на нервах не врежется во что-нибудь уже по-настоящему, и не решит поиграть в смертника — или просто на нервах Каза. Из ситуации вышел-то он красиво, вот только руль оставался по-прежнему в чужих руках, и это ни черта не успокаивало.       Однако автобус, слегка покачиваясь и пофыркивая, тихо следовал по тенистым улочкам согласно установленному муниципалитетом маршруту. Спустя десять минут Каз смог слегка расслабиться, и мысли потекли привычной упорядоченной круговертью.       Итак. Сеньора Старк пропала. Это раз.       Каз нашел видео, на котором при должной фантазии можно разглядеть как похищаемую женщину, так и Маттиаса. Это два. Но фантазии должно быть с избытком.       Маттиас не выходил на связь со времени их расставания у клуба. Это три.       Инеж пригласила его приехать вечером. Это четыре.       Он согласился и даже нашел транспорт. Это пять.       И да, он по-прежнему не представлял, как заполучить чертово прощальное письмо обратно. Это шесть.       Настроенные уведомления тихо чирикнули. Писала Лайла.       “У тебя бывало так, что ты вроде безмерно рад видеть человека, а отчего-то кажется, что вы друг другу стали совсем чужими?”       И даже слишком часто. Каз скривил губы: после Колумбии чужим казалось всё — особенно прошлые танцевальные интересы. Что с того, что все были искренне рады тому, что он выжил? Что с того, что бывшие партнерши порхали по его палате, как бабочки, сердобольно причитая над его головой? Что с того, что бывшие приятели неловко жались, не зная, как вести себя с ним дальше, выдавливали из себя “Выздоравливай!” и тягостно молчали.       Он больше не был частью их сообщества — очередной калека, сошедший с дистанции игрок, загнанная лошадь, которую честнее пристрелить, чем загонять в стойло до конца её дней.       “И не раз. Это нормально. К тому же, запросто может пройти. Может, у тебя просто настроение неподходящее! А завтра все вернется вновь.”       Это с ним тоже бывало. Иногда ему казалось, что отношений с Джаспером и Ниной уже не восстановить, иногда — что Маттиас его ненавидит. Однако, как гласила древняя мудрость, прошло и это.       Промелькнула неожиданная дурацкая мысль.       “Можно у тебя спросить совета? Ну, как у девушки”       “А что такое?”       “Если я… скажем, хотел попрощаться с одной девушкой навсегда и вручил ей подарок, который имел бы смысл, если бы мы больше никогда не встретились. Но сложилось всё так, что мы вновь начали общаться, и этот подарок может всё разрушить. Я бы хотел забрать его обратно, но я не знаю, как…”       Лайла озадаченно замолкла. Каз спешно застучал пальцами по экрану.       “Я не знаю, может подменить? Это было на эмоциях, дурацкая идея. Я реально не думал, что мы продолжим общаться”       “А ты не пробовал сказать ей прямо?”       “Это не так просто… Даже не знаю, какую аналогию придумать. Считай, что я написал там гадостей и очень боюсь, что она их увидит. Это не так, но я не знаю, как ещё обрисовать трагичность ситуации”       “Ты меня совсем запутал…”       Ну почему женщины такие непонятливые как раз тогда, когда надо мыслить образно и абстрактно? Каз бросил взгляд в окно, убедился, что выходить ему на следующей, и злобно выбил пальцами.       “Я хочу деликатно вернуть то, что отдал. Оно опасно для нас обоих! Если бы я ушел, как и планировал, подарок дал бы ей защиту, но сейчас он может только принести нам обоим неприятности. Она не знает, и я не хочу ей объяснять! Это точно так же опасно!”       Лайла осознавала написанное около минуты, Каз нервно притоптывал ногой в ожидании остановки.       “А какая она — твоя девушка? Нервная? Если адекватная, то лучше попробуй договориться словами, пусть отдаст тебе этот подарок или покажет, где хранит”.       Двери с шипением открылись, Каз выпрыгнул на растрескавшийся асфальт. Вопрос застал его врасплох.       Его девушка. Инеж не была его девушкой, но ему понравилось, как это звучит…       “Она не просто адекватная, она классная — та, с кем я могу никем не притворяться, но я не знаю даже, как начать разговор!”       За что Каз и любил анонимных собеседников, так это за то, что он мог вываливать на них свои проблемы, не задумываясь о том, как выглядит со стороны. Замечательное изобретение человечества!       Пусть даже сейчас он и выглядел нытиком, зато сбрасывал напряжение и эмоционально разряжался. Ту, кого он не видел, он мог не щадить. Тем более она имела полное право платить ему тем же самым.       “Тогда немного честности не помешает, думаю”       “А как же ваше проклятое женское любопытство? Вдруг она не отдаст и сунет туда нос?”       “Настолько ей не доверяешь?”       “Я никому не доверяю, у меня нет на это права”.       Каз ткнул в кнопку отправки, выключил телефон, сунул его в карман брюк и быстро зашагал по направлению к своему дому. Из образа милашки Питера он выпал окончательно — ну и чёрт с ним!       От женщин один переполох и суета. Есть у них такая черта — порождать хаос одним своим появлением в твоей жизни, даже если они ничего не делают сами, все идет вразнос само собой.       Это начиналось Ниной, продолжалось Инеж, подкреплялось Лайлой и железно утверждалось сеньорой Старк. Кажется, эта неугомонная женщина ухитрялась оказаться в самой гуще любых событий, да ещё и мастерски затягивала в неё людей непричастных.       Каз вскрыл себе банку консервированных бобов, включил компьютер и задумчиво подкинул на ладони флэшку, полученную от сеньоры Старк.       Ему предстояла долгая вдумчивая работа.

* * *

      К дому Инеж Каз подъехал, когда уже стемнело. Он припарковался неподалеку — так, чтобы легко выехать. Полезно, если придется экстренно сматываться или перепарковываться поближе к гаражу. Его расположения Каз так и не вычислил.       Он мимолетно осмотрел себя через боковое зеркало, нервно поправил воротник на поло и решительно сбросил с плеч куртку. Вечер всё равно выдался теплым.       Каз пригладил волосы, потом вновь взъерошил, поправил челку, обозвал себя идиотом и усилием воли заставил себя оставить несчастную шевелюру в покое. Он же туда собрался не хорошее впечатление производить, просто заглянет, поздоровается, выдаст необходимый минимум информации, заберет вещи и уедет! Короткий, ни к чему не обязывающий визит.       На кой черт ему это понадобилось?       С другой стороны, реквизит и канистры всё равно надо забрать. Каз и одевался соответственно — чтобы было и прилично, и удобно таскать тяжести. Специально самые приличные рабоче-танцевальные брюки вытаскивал из недр шкафа и гладил, проклиная собственный перфекционизм.       Каз тряхнул головой, ещё раз мысленно выругался и решительно направился к входной двери.       Это деловой визит — не более. Ему стоило бы почаще себе об этом напоминать.       Он приблизился и нахмурился. На крыльце стояла Зои и курила: сосредоточенно и деловито втягивала в себя весь дым за раз и выпускала его сердитыми клубами, напоминая маленького пыхтящего дракончика. Вид у неё был невеселый. При виде Каза она приподняла брови, неторопливо стряхнула пепел в урну, обернулась и что-то негромко сказала в полуоткрытую дверь.       Через мгновение на крыльцо выглянула озабоченная Инеж, тоже глянула в сторону Каза, нахмурилась, обернулась на Зои и безмолвно показала себе за спину, постучала пальцами по плечу и покачала головой.       Сам Каз остановился у нижней ступеньки и с интересом наблюдал за этой пантомимой. Зои и Инеж обменялись ещё несколькими загадочными жестами, а затем последняя вновь скрылась в дверях, а Зои принялась быстро спускаться ему навстречу.       — Добрый ве… — начал он, но договорить не успел. Зои бесцеремонно прервала его максимально неожиданным вопросом:       — Экспресс-допрос на ужин хочешь?       — Э… нет?       — Тогда пошли!       Каз не сопротивлялся и покорно позволил утащить себя подальше от крыльца. Они остановились под деревом. Зои нервно оглянулась на пустующее крыльцо и повернулась к Казу.       — Если вкратце: Нико жаждет пообщаться с тобой после казино и как можно душевнее. Если вы сейчас пересечетесь, то мы не уйдем отсюда ещё часа четыре! У него не лучшее настроение.       — Ясно, — Каз пожал плечами. — Так я…       — Поэтому тебе лучше зайти через окно! — огорошила его Зои. — Справишься? Третье слева, второй этаж. Инеж должна была оставить его открытым! И труба там надежная.       — А… — Каз открыл рот, подумал, закрыл рот и попробовал снова. — А может я просто заеду в другой раз?       — Кто знает, когда ещё случится этот следующий раз, — философски заметила Зои. — Жизнь в последнее время беспокойная, знаешь ли.       Аргумент был, конечно, железный, но Каза не покидало ощущение какого-то сюрреализма. Может, его хотят арестовать за незаконное проникновение?       — Ну так что? Пересидишь пятнадцать минут в комнате Инеж, пока мы всех спровадим? — нетерпеливо поинтересовалась Зои.       За секунду до того, как она открыла рот, Каз уже принял железное решение отказаться и отсидеться в машине, но как только прозвучали эти волшебные слова, оно мигом проржавело и рассыпалось пылью. Отказаться от такой возможности он не мог.       — Какое окно, говоришь?