Огненные дьяволы

      Спустя пять минут Каз проклял себя, Зои, Инеж, проклятое окно и не менее проклятую трубу, по которой он, конечно, влез, но оставил на ней большую часть своих нервов, приличный причесанный вид и, кажется, несколько ниток из рубашки.       Когда его макушка сравнялась с подоконником, Каз замедлился, очень осторожно подтянулся выше, а затем заглянул в комнату.       Та была образцово пустой, только противомоскитная сетка легонько колыхалась свободным краем, и кто-то уже азартно жужжал, пытаясь под неё подлезть. Инеж определенно пошла на ощутимые жертвы ради визита Каза. Он почувствовал себя польщенным и принялся действовать, пока его интересное акробатическое положение не стало достоянием широкой общественности.       Он залез ещё выше и, оторвав одну руку от ставшей уже родной трубы, схватился за край приоткрытой створки и отвел её подальше. Затем он собрался с духом, прислушался на всякий случай и одним сильным толчком перебросил себя к окну, цепко схватившись за раму. Вышло почти бесшумно, и Каз мысленно показал себе большой палец.       Когда он последний раз лазил в чужие окна? Это было давненько, но вспомнить было приятно. По крайней мере, на этот раз он не вымазан краской, в спину азартно не пыхтит Джаспер, а ему в голову не летит цветочный горшок.       Он подтянулся на руках, осторожно перекинул ноги через подоконник и тихо соскользнул на пол. Замер, прислушиваясь, и тут же услышал где-то внизу отдаленные мужские голоса. Два ему были ему смутно знакомы, а вот третьего он не знал. Они переговаривались где-то внизу, но как Каз ни старался, различить слова не смог.       Каз, стараясь не издать ни звука, поднялся на ноги. Колено предупреждающе кольнуло болью, и Каз утешающе похлопал себя по бедру. Не время было разыгрывать чувствительность, им может ещё придется таким же способом спускаться обратно. Чтобы отвлечься, он завертел головой, оглядываясь и жадно впитывая глазами отдельные детали жизни Инеж: мягкий плед, наброшенный на кресло; игрушка на кровати, заботливо укрытая одеялом; лимонное деревце на рабочем столе, опутанное светящейся гирляндой, большой платяной шкаф, поблескивающий полировкой.       Каз тихо шагнул к столу, коснулся ладонью спинки рабочего кресла и прищурился, пытаясь разглядеть, что написано на отдельных бумагах, плотным слоем укрывающих всю поверхность стола. Вокруг него тихо урчали системные блоки, змеились проводами коммутаторы и мигали лампочками прочие неопознанные предметы компьютерного мира. Каз втянул воздух в грудь и почти неосознанно улыбнулся: знакомый травяной аромат царствовал и здесь. Почему-то в его голове он так тесно ассоциировался с уютом и покоем, что вместо мандража и оправданного волнения захотелось просто уткнуться носом во что-нибудь мягкое и уснуть — спокойно и мирно.       Внизу хлопнула входная дверь, Каз метнулся к окну, прижался спиной к стене и осторожно выглянул наружу. Отсюда было не разглядеть крыльца, но можно было увидеть кусочек дороги перед ним и спускающихся со ступенек людей.       Первой показалась Инеж, она шла легко и казалась расслабленной, а следом… Сон моментально слетел с Каза. Нет, это был не капитан Ланца, и даже не Зои. Вслед за ней со ступенек спустился незнакомый мужчина, поймал Инеж за запястье и раскачал их руки. Она рассмеялась и проговорила что-то, махнув свободной рукой в сторону дома. Он что-то успокаивающе пророкотал в ответ.       Каз безжалостно надорвал москитную сетку и приник ухом к щели, пытаясь различить слова:       — Прости, я не ожидала, что он так на тебя насядет! У нашего капитана что-то в последнее время совсем мания преследования разыгралась…       — А мне он понравился, требовательный, но конкретный. В конце концов, что мне скрывать-то? Очередные съемки или новые трюки?       Каз скрипнул зубами и мысленно прожёг в собеседнике Инеж несколько лазерных дымящихся дыр. Тот был на голову выше Инеж, и за его разворотом плеч её тоненькой фигурки было не разглядеть вовсе. Темные волосы, завязанные в хвост, качались в такт слов, а белая футболка не скрывала рельефно прорисованных мышц. В целом, незнакомый знакомец Инеж обладал всеми внешними достоинствами, которыми сухощавый и жилистый Каз похвастать не мог ни секунды в своей жизни.       Не то чтобы его это сильно волновало…       — Спасибо, что приехал, Анатолио! — Инеж обняла его и легонько чмокнула в щёку. — Я была очень рада тебя увидеть!       Так человек с хвостом обрел имя, а Каз — повод для плохого настроения. Он почему-то начал понимать Маттиаса, который начинал скрипеть зубами, стоило только на горизонте возникнуть Теодоро.       — Как я мог вас не навестить, раз уж выдался такой случай! Решите выбраться в столицу, сообщи! Я встречу, покажу всё. Может, и на площадку проведу, если главный будет в настроении.       — Ага, а там меня заметит ваш режиссёр и сразу возьмет на роль в шикарном боевике, — рассмеялась Инеж. — И ещё пусть Киллиан будет играть главного героя, который в меня влюбится!       — Боюсь, он пока занят британскими сериалами, — Анатолио рассмеялся тоже. — Что за тяга у тебя к голубоглазым европейцам?       Инеж закатила глаза.       — Дай девушке помечтать! Ты ничего не понимаешь в настоящей красоте! Любому, кто решит иметь со мной дело, придется терпеть мою глубокую привязанность…       — К неземным голубым глазам, прозрачным как горный хрусталь и горный ручей! — подхватил Анатолио. — Давай вы будете обсуждать это с Тамарой? Это вы его фотки готовы без конца рассматривать, а мне остается терпеть ваши томительные вздохи…       “Голубоглазый европеец”? Каз нахмурился и обернулся через плечо. Известный актер с фотографии на стене ответил ему смирившимся умудренным жизнью взглядом, выражающим безмолвное, но емкое “Женщины!..”.       Каз вернулся к подглядыванию, однако к Анатолио неожиданно преисполнился некоторой солидарностью и даже легкой симпатией. Он помнил восторженные перешептывания Нины и Аники, когда они зависали над каким-то очередным своим кумиром. Не приведи Господь было высказать какую-либо критику в адрес их любимца, загрызли бы, змеи неблагодарные… Приходилось относиться к счастливым улыбкам и умиленным вздохам, как к милой женской причуде, и тихо радоваться, что ты не на месте этого несчастного. И завидовать ему же, ясное дело.       — Ладно, тебе пора, а то на автобус опоздаешь!       — Да, пойду, пора. Рад был тебя увидеть! Береги себя, ми амор! Обещай, что не ввяжешься ни во что опасное! Эта полиция…       — Обещаю, Анатолио, — Инеж успокаивающе коснулась его локтя. — Я только консультирую в компьютерных вопросах, более ничего. Ладно, иди! Адьос!       Они наконец-то распрощались, и Инеж ускользнула обратно в дом. Анатолио потянулся, разминая спину, и обернулся. Каз наконец-то увидел его лицо. Осознание пронеслось мгновенной вспышкой. Они уже встречались сегодня — на той самой злосчастной автобусной остановке.       Смутно знакомый прищур азиатских глаз зорко скользнул по окнам и безошибочно остановился на нужном. Каз отпрянул, придерживая сетку, чтоб не колыхнулась. Когда он выглянул в следующий раз, Анатолио уже удалялся вниз по улице, закинув на плечо белую же куртку и что-то беззаботно насвистывая.       Тут на лестнице послышались чьи-то легкие шаги, и Каз мигом оказался сидящим на полу в углу. Позиция была удачная. Со стороны двери его прикрывал стол. Если подобрать ноги, то с первого взгляда его и не разглядишь. В конце концов, в его планы не входило до смерти напугать хозяев дома из-за сумасбродных идей Зои.       Дверь распахнулась, и на пороге показалась слегка запыхавшаяся Инеж. Каз сделал вид, что успел задремать, и лениво приоткрыл глаза, молча помахал ей рукой.       Инеж тщательно прикрыла за собой дверь и неслышными шагами проскользнула к нему, присела рядом на корточки.       — Каз? Ты как? Прости ради Бога! Сегодня сумасшествие какое-то, а не вечер! Кто бы знал, что Нико явится вместе с Зои и устроит у нас в гостиной полицейский штаб! Я уже не знаю, как его выкурить!       — Могу подарить парочку дымовых шашек, — Каз оторвался от стены и сел ровно. — Правда, потом придется проветривать весь дом.       Ему нравилось, что их лица сейчас на одном уровне, так близко. Чуть податься вперед — и он мог бы коснуться её губ своими, запустить руку в распущенные волосы, притянуть к себе и опустить на пол… Ярко представились черные завитки волос, рассыпавшиеся по светлому ковру; руки, обхватившие его за шею, теплое травяное дыхание на его губах. Он хотел, чтобы Инеж принадлежала ему и только ему, чтобы она забыла и мускулистых азиатов, и голубоглазых ирландцев…       Именно поэтому Каз отодвинулся назад и поспешил принять привычный отстраненно-вежливый вид. Впрочем, он постарался улыбнуться вполне искренне.       — У меня только один вопрос, чья это была замечательная идея? — Каз показал глазами на окно. — Зои? Я знал, что она меня недолюбливает, но это…       — Вообще-то моя, — Инеж потупилась. — Я хотела с тобой поговорить.       Она встала и отошла к кровати. Каз настороженно проследил за ней взглядом и тоже поднялся на ноги. Инеж поманила его к себе, и он медленно сделал несколько шагов, подходя к ней всё ближе.       Инеж поймала его взгляд и глубоко вздохнула.       — Я хотела спросить тебя… в то утро, когда ты отвез меня в то место для репетиций и учил зажигать огонь, ты прощался со мной?       Каз опустил голову, не в силах выдержать её пронзительный горький взгляд. Он коротко кивнул, не смотря на неё.       — Да.       Инеж шумно выдохнула и беспомощно отвернулась, прикрыла лицо рукой.       — Я должна была догадаться…       — Нет! — Каз шагнул вперед и почти коснулся её локтя. — Не должна была! Никто не должен был!       — Я не могу думать о том, что я могла увидеть! — Инеж сбросила его руку. — Если бы не Пьетро… Святые! Если бы ты… — она не закончила фразу и резко втянула в грудь воздух.       — Инеж… — ему нечем было оправдаться, да он и не собирался. Но видеть её такой — хрупкой, надломленной — было выше его сил.       — Я боюсь увидеть это во сне, боюсь увидеть наяву… — Инеж прикрыла глаза. — Я боюсь заплакать каждый раз, когда думаю, что мы могли не успеть…       В груди сдавило так туго, что сердце забилось о ребра, отдаваясь тупой покаянной болью. Каз стоял молча и не знал, что сказать.       Ресницы Инеж беспомощно затрепетали, по щеке скатилась единственная слеза. Каз почти не думая, протянул руку, ловя её на ладонь. Холодная капля растеклась по коже, обжигая леденящим холодом.       — Я бы не сделал этого, знай я, что ты там, — хрипло прошептал он. — Инеж, посмотри на меня! Ты веришь мне? Я бы не подверг тебя такому испытанию, я бы не заставил тебя смотреть…       Она смотрела на него с такой болью, что Казу казалось, что ему в грудь вонзили раскаленную иглу и проворачивают её где-то между ребер. Он машинально коснулся ладонью губ и замер от яркого солëного привкуса, растекающегося во рту.       Отныне он знал вкус её слёз.       Инеж не заметила. Она несколько раз глубоко вздохнула, тряхнула головой и вернула на лицо прежнее выражение безмятежного спокойствия.       — Прости, мне тяжело дались последние дни, — сказала она уже обычным тоном. — Я хотела поговорить о другом. В то утро… ты сделал мне подарок. Предсмертный подарок, я так понимаю.       Каз настороженно кивнул.       — И раз уж ты остался жив, то думаю, будет справедливо тебе его вернуть, — Инеж печально усмехнулась. — В конце концов, ты вряд ли предполагал такой исход.       Она отвернулась на мгновение и извлекла из-за изголовья кровати знакомый конверт. Даже мазки сажи были на месте. Инеж протянула его Казу, и он принял конверт, до сих пор не веря собственным ушам.       — Прости, я вскрыла в тот же день, перед тем, как мы выехали, — в голосе Инеж раскаяния, однако, не чувствовалось. — Мне казалось, что что-то не так, но я так ничего и не поняла. Когда мы вернулись домой, я пробила этот контакт.       — И?.. — помертвевшим голосом подтолкнул её Каз.       Инеж вдруг искренне рассмеялась, хотя в глазах её стояли слёзы.       — И… таких подарков мне ещё не дарили! Всё было — конфеты, цветы, игрушки, а контактов наёмного убийцы не было! Со скидкой! Никогда ещё киллер не делал мне скидку!..       Она смеялась и смеялась, по её лицу текли слёзы, а Каз стоял, не понимая, в какой реальности он находится. Всё казалось сном, бредом, нереальным страшным бредом.       Пожалуй, справедливо будет постучаться к Хэршоу ещё раз и заказать уже себя, предварительно переписав на него всё-таки квартиру. Хоть какая-то компенсация.       — Ну, я всегда отличался оригинальностью.       — Я заметила! — Инеж вытерла глаза, но слёзы продолжали течь. — Каз, я… Я не стала отменять заказ! Он спросил, действителен ли заказ и я… подтвердила. Я заплатила оставшуюся сумму, и он обещал сообщить о результате. Кто я после этого?.. Кто я, Каз?!! Я была так зла на тебя, на Пьетро, на всех! Я — чудовище!       — Нет! — он схватил её за плечи и развернул к себе. Письмо шлепнулось на пол. — Если кто и чудовище из нас двоих, то это не ты! Не ты, Инеж!       — Я… — она всхлипнула. — Я это сделала, я с-с-согласилась! Я — уби…       — Нет! — выдохнул Каз и, не давая ей договорить, прижался губами к её рту. Пусть даже он потеряет сознание, она не должна была этого произносить. Инеж обхватила его за шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке, и ответила с той же отчаявшейся страстностью, цепляясь за него, ища у него утешения.       Желудок свело, ноги задрожали, по спине расплылась знакомая тупая боль, разбитая накануне губа горела огнем, но Каз не остановился, осыпая лихорадочными жгучими поцелуями лицо Инеж. Он приветствовал эту боль, как расплату. Он хотел отдать всё, что успеет, хотел взять всё, что она предложит ему. На этот раз Инеж не протестовала и покорно приоткрыла рот, впуская его язык.       Соль её слёз, травяной аромат и жар её рта сводили его с ума. Голова закружилась, ноги перестали держать, и Каз, потеряв равновесие, практически упал спиной на кровать, едва успев выставить руки. Всё же не зря они оба были танцорами — Инеж тоже удержалась и зависла над ним, держась за его плечи и упираясь коленом в кровать между его ног. Её волосы укрыли их черным одеялом.       Каз смотрел на неё снизу-вверх и чувствовал, как замирает всё внутри от остроты момента. Если бы он не был собой, он точно знал, что делать дальше, чем может закончиться эта история…       В доме, полном людей и полиции, и с явно незапертой дверью. Первая здравая мысль неохотно постучала в затуманенное сознание.       — Я не специально, — сказал он, кивая на кровать. — Честно!       Инеж над ним приподняла брови.       — Ну, допустим, я поверю. До этого тоже было не специально?       — Специальный курс от Джаспера, сто и один способ успокоить девушку, — Каз улыбнулся. — Это только один из них!       — Я определенно заинтригована, что содержится в остальных ста, — Инеж насмешливо склонила голову.       — Ну, как минимум пять десятков включают в себя это, — Каз похлопал по кровати. — Ещё десяток относится к столу, парочка к подоконнику и…       — Кажется, я уловила суть, — хмыкнула Инеж. — А больше ничего нет?       — Мороженое, но это крайний случай, если остальное не сработало, — Каз с трудом сдержал смех.       Учитывая, что мутило его немилосердно, смеяться было крайне нежелательно.       — Ох, не завидую я девушке Джаспера! — Инеж покачала головой.       — Примерно поэтому у него её нет, по крайней мере постоянной, — Каз осторожно отодвинулся. Не то чтобы его естественные реакции могли чем-то удивить Инеж, но сейчас был явно не тот момент.       О других нюансах ему распространяться тем более не хотелось. В любом случае сочетание с тошнотой было слишком причудливым, чтобы его хотелось практиковать.       Инеж верно считала его движение и с легким толчком отстранилась, отошла на пару шагов и несколько раз провела по голове, приглаживая волосы. Каз остался сидеть и приходить в себя. О своем внешнем виде он предпочитал даже не задумываться. Эта короткая сцена окончительно довершила ликвидацию его приличного облика.       И по всем законам подлости именно в этот момент где-то вдали раздались шаги и мужской голос, зовущий Инеж по имени.       — Это твой отец, — констатировал Каз философски. — Кажется, я и в этот раз полечу со второго этажа.       — Не думаю, что всё настолько фатально, — Инеж с трудом сдерживала смех. — Но если хочешь, могу спрятать тебя в шкафу, переведешь дыхание.       Каз прикинул свои возможности для светского трепа или обаятельного поведения и пришел к неутешительному выводу, что годится для него в данный момент не больше, чем выжатый и выкрученный плод люффы — в народе активно использующийся в качестве мочалок.       — Ну, решайся, — Инеж многозначительно кивнула на дверь и отодвинула створку шкафа. — Надеюсь, ты не нанесешь вреда моим платьям?       — Ещё немного таких приключений, и я уже не был бы в этом так уверен, — пробормотал Каз, на трясущихся ногах следуя к открытому шкафу, тошноту он подавлял неистовым усилием воли. — Боже, что я делаю?       — Даришь девушкам неповторимо эффектные подарки, — безжалостно хмыкнула Инеж. — Мы об этом ещё поговорим! Да, папа? Что случилось?       Створка шкафа решительно задвинулась. Каз остался в прохладной, хотя и душноватой темноте. Он откинулся затылком на деревянную стенку, чувствуя, как что-то шелковое и скользкое щекочет его макушку, и пытаясь понять, где он в этой жизни свернул не туда.       Он слышал, как открылась дверь, как Инеж что-то негромко обсуждает с отцом, и бессмысленно смотрел в темноту, ощущая, как горят щеки и пылают губы. Что с ним происходило?       Он давал себе зарок и нарушал его в тот же день, он принимал решение и забывал о нем, как только оказывался во власти собственных эмоций. Он пытался быть разумным и совершал глупости одну за другой, поддавался на подначки, велся на женские хитрости и при всём при этом не чувствовал себя обманутым дураком.       Идиотом — да, чувствовал, но не обманутым. Всё было честно. Всю дурь он проявлял исключительно по собственной инициативе и остановиться не мог. Не получалось.       Казалось бы, сколько он сменил партнерш, не перечесть. Давно уже не мальчик, и он отлично знал, как выставлять границы и рамки, чтобы не подпускать прекрасных дам к тому, что для него было дорого и непоколебимо.       Осталось развить этот навык уже применительно к себе.       Он слышал негромкий голос Инеж рядом и никак не мог убрать с лица дурацкую счастливую улыбку. Она потрясла его, поразила, низвергла в самую пропасть и вознесла на недостижимую высоту. Самая потрясающая женщина, которую он когда-либо встречал!       Это было плохо, это сулило бесчисленное количество проблем, но он чувствовал такую непередаваемую гордость за Инеж, такое восхищение ею, что внутри что-то замирало и начинало восторженно трепетать. Она продолжала принимать огонь из его рук и обращать против своих врагов.       Не в нем одном таилась эта внутренняя тьма, готовая защищаться и защищать. До крови, до нокаута, до безжалостной и короткой схватки насмерть.       Им придется поговорить, несомненно. И разговор выдастся не из легких. Хэршоу, верно, удивился, что заказчик вышел на него так быстро. И для Каза у него непременно найдется пара ласковых.       Нос защекотало, Каз осторожно поднял руку и отвел нечто невесомое, полупрозрачное и вроде бы шелковое от своего лица. Вот только среди женских вещей он ещё не сидел, хоть бы Джаспер никогда не узнал об этом позоре. Мало того, что будет ржать, так ещё надает таких советов, от которых уши свернутся в трубочку.       Он медленно откинулся назад и на миллиметр тихо отодвинул дверцу, открывая себе обзор.       Инеж с отцом продолжали разговаривать, склонившись над столом. Инеж открыла какие-то файлы и что-то в них показывала. Каз неслышно вздохнул и приготовился покорно ждать, но тут сеньор Гафа занял кресло и кивнул дочери:       — Тогда я прочитаю прямо сейчас, потом времени не хватит. Спустись вниз, помоги маме, а то твой капитан скоро вынет из неё последние нервы.       Инеж осеклась и задумчиво оглянулась на шкаф, в котором сидел Каз.       — Только недолго. Десять минут, и мы его уже спровадим! И тогда я вернусь!       Каз догадался, что эта фраза предназначалась ему и философски пожал плечами. Столько он мог и подождать.       Инеж куда-то унеслась, отец Инеж что-то читал в её компьютере, периодически щелкая мышкой и что-то бормоча. Каз незаметно наблюдал за ним сквозь щель и считал про себя минуты. На пятнадцатой он заскучал, на двадцатой — почувствовал возмущение и кипучую жажду деятельности.       Чувствовал он себя уже вполне сносно, к тому же последние десять минут его неудержимо тянуло чихнуть и привычные методики сдерживаться работали из рук вон плохо. Пугать ни в чем не повинного человека Казу было совестно, поэтому, поразмыслив, он решил пойти ва-банк:       — Так что-то мне это уже надоело!       Отец Инеж вздрогнул и выронил мышку.       — Извините, — сказал Каз, отодвигая дверцу.       — Пресвятая дева Мария! Каз?.. Что вы тут делаете?       — Сижу, — предельно честно отозвался Каз. — Меня тут ваша дочь забыла!       И он оглушительно и обвиняюще чихнул.       Отец Инеж смотрел на него с опасливым интересом.       — Я, честно говоря, даже как-то стесняюсь спрашивать, почему моя дочь проявила столь… необычное гостеприимство.       — Понимаете, — проникновенно произнес Каз. — Я просто внезапно понял, что мне уже вот-вот двадцать четыре, а я за всю жизнь ни разу не прятался в шкафу! Это такой незакрытый гештальт.       В конце концов, некоторые приемы Джаспера были вполне рабочими, например, вдохновенно и обаятельно нести бред, когда не знаешь, как объяснить происходящее более логично.       — А почему в этом шкафу? — с любопытством уточнил отец Инеж.       — Ну, раз уж я уже залез в это окно, то почему бы не спрятаться в этом шкафу, — Каз развел руками. — Мы с капитаном Ланца не очень ладим, а Инеж хотела, чтобы он поскорее ушел. Она сказала мне зайти через окно.       — Честно говоря, я её начинаю понимать, — понимающе покивал сеньор Гафа. — Весьма властный молодой человек, хотя и обаятельный. А вы, значит, прятались в шкафу?       — Ну да, тем более когда ещё выдастся такой случай? Мы уже все-таки не дети, и повода-то посидеть в шкафу нет!       — Ну, вообще повод спрятаться в шкафу можно найти и в более взрослом возрасте, — с убийственной серьезностью поведал сеньор Гафа. — Правда, для этого вам придется подождать, пока моя дочь не выйдет замуж.       До Каза доходило почти минуту, и только потом он поперхнулся. Отец Инеж наблюдал за ним с нескрываемым интересом, но Каз заметил в его уголках рта прячущуюся улыбку, и от души немного отлегло.       Со второго этажа его, по крайней мере, выкидывать никто пока не собирался. Наверное…       Каз осторожно высвободил ноги из-под каких-то коробок и спустил их на пол. Они с отцом Инеж покосились друг на друга с одинаковым сомнением. Каз с молчаливым извинением пожал плечами.       — Да уж, — пробормотал сеньор Гафа. — Одну минуту!       Он извлек собственный телефон из кармана.       — Инеж, — мягко обратился он по телефону. — Твой начальник уже ушел? Только что? Слава Богу! Ты не возражаешь, если я все-таки выпущу молодого человека из твоего шкафа? Ему там уже наскучило.       Каз кашлянул и неловко потер затылок.       — О, замечательно, тогда мы спускаемся. Ты тогда перешли мне этот файл. А, не можешь? Ну, тогда я попозже вернусь, дочитаю. Это интересный протокол, да, потом обсудим.       Каз, пользуясь паузой, честно попытался привести себя в порядок: пригладил волосы и поправил воротник.       — Ну, пойдемте ужинать? — отец Инеж поднялся на ноги и без задней мысли протянул Казу руку.       Каз затравленно сглотнул и постарался сосредоточиться. Это просто чужая рука, он сможет. В конце концов, если он так пылко целовал дочь, то он сможет пожать руку и её отцу. Он стиснул зубы и схватился за сухую сильную ладонь, рывком поднимаясь на ноги.       И тут же покачнулся, зажимая рот. Ушедшая было тошнота тут же напомнила о себе мощным приливом. Каз хватанул воздух и тут же вернул ладонь ко рту.       — Каз? Каз, что с вами? Вы в порядке? — сеньор Гафа шагнул к нему, и Каз инстинктивно шарахнулся назад, чуть не рухнув обратно в недра шкафа.       — Не подходите, пожалуйста! — промычал Каз, изо всех вжимая ногти в ладонь до сильной боли. — Это просто… приступ. Сейчас пройдет!       Что он там думал насчет завоевания Инеж? Определенно стоило прекращать мечтать о несбыточном.       Сеньор Гафа замер, окидывая Каза острым обеспокоенным взглядом, руки он держал так, чтобы успеть подхватить его, если Каз всё же попытается потерять сознание.       — У меня… острая форма гаптофобии, — отдышавшись, выдавил Каз. — Иногда она ослабевает и тогда… я делаю ошибки. Не могу выносить чужих прикосновений, особенно незнакомых людей.       Особенно если предварительно хорошенько поиздеваться над организмом, упражняясь в совсем уж близком контакте рот в рот. Но эту деталь Каз благоразумно опустил.       — О Господи! Простите, Каз, я совсем забыл, — повинился сеньор Гафа и помог Казу выбраться из закута между шкафом и столом. — Дочь говорила, что у вас проблемы, но до этого как-то не приходилось сталкиваться с таким... Как вы?..       — Нормально, — сдавленно выдохнул Каз, стараясь удержать в себе содержимое взбунтовавшегося желудка. — Извините, а можно где-нибудь помыть руки?..       В ванной пришлось основательно наплескать себе холодной воды в лицо, заодно получилось и пригладить волосы. Отражение в зеркале порадовало образцовой бледностью, граничащей с зеленоватостью, опухшей с одной стороны нижней губой и лихорадочно сверкающими глазами.       Честно говоря, на месте отца Инеж Каз точно бы выкинул такого кавалера со второго этажа — чисто за внешнюю неблагонадежность.       — Простите за доставленное беспокойство! — искренне произнес Каз, стоило ему выйти обратно к ожидающему его сеньору Гафа. — Вообще-то я планировал всё в более цивилизованной форме, и через дверь! И поверьте, я вовсе не собирался навязываться! Вам, я так понимаю, и так уже сегодня хватило гостей. Хотите, я уеду сейчас?       Сеньор Гафа благодушно выслушал его горячую тираду.       — Каз, я хочу, чтобы вы спустились вниз, поприветствовали мою супругу как положено, и прояснили с Инеж те вопросы, ради которых вы приехали, а затем можете попробовать отбиться от приглашения на ужин. Хотя… не уверен, что у вас это получится! Впрочем, если вы себя плохо чувствуете…       — Все в порядке, — спешно откликнулся Каз. — Это просто последствия гаптофобии, я плохо переношу чужие прикосновения. Но это быстро проходит, да и я уже привык.       — Тогда пойдемте, — отец Инеж сделал приглашающий жест в сторону лестницы. — Простите за неделикатный вопрос, у вас давно эта непереносимость прикосновений?       — Несколько лет, — отозвался Каз. — Последствия неудачной командировки в Колумбию и последовавшей трагедии. Простите, не думаю, что сейчас подходящее время для рассказа.       — Колумбия… — задумчиво повторил сеньор Гафа. — Вот уж действительно проклятая страна…       Каз коротко оглянулся на него. Сеньор Гафа сумрачно смотрел перед собой, и лицо его казалось окаменевшим.       — Так что пережитой стресс, видимо, нашел вот такое выражение, — закончил Каз. — Я привык так жить, но порой забываю о чужой неосведомленности. Не хотел доставить вам беспокойства.       — Меня ввело в заблуждение ваше последнее выступление, поэтому прошу прощения, что доставил вам неприятные минуты.       Каз тихо прочистил горло. Лучше бы сеньору Гафа было не знать подробностей, связанных с этим выступлением.       — Я, кстати, даже не видел, что у нас получилось. Джаспер обещал показать видео, сказал, что кто-то снял, но мы пока не совпали графиками.       — Думаю, этот вопрос можно решить без вашего друга, — усмехнулся сеньор Гафа. — Видео он взял у моей супруги.       — Оу…       Каз в который раз спросил себя, как его угораздило. Эти люди воспринимали его так спокойно, несмотря на все фокусы, которые он ухитрялся выкидывать. Они словно в принципе не видели повода для беспокойства.       Сам Каз предпочел бы не представлять, какая взбучка ожидала что его, что Джорди, если бы они посмели привести кого-то домой в свою комнату, да ещё и через окно. Причем в любом возрасте.       Хотя если бы какая-нибудь девушка влезла к Джорди в окно, Каз, пожалуй, был бы её горячим фанатом до конца жизни. Он как никто уважал чужую лихость и отбитость. Однако через окно куда чаще сбегал сам Джорди — на свидания, к друзьям или по делам. Причем делал он это обычно через комнату Каза, у которого под окном росло очень удобное дерево, так что младший быстро научился прикрывать старшего. Не без соответствующей мзды, разумеется.       Они спустились вниз, и сеньор Гафа провел его в гостиную. Здесь Каз раньше не был, но быстро пришел к выводу, что ему здесь нравится. Здесь не было какого-то рафинированного порядка, скорее по углам царила ненавязчивая сутолока из самых разнообразных вещей, каждая из которых обитала на своем собственном отвоеванном месте, но все вместе они создавали тот непередаваемый цветовой шум, какой царит в любой гримерке или месте, куда грузят реквизит.       В их фургоне было также, и даже хуже, особенно когда Нина и Аника решали завалить косметикой все имеющиеся свободные и не очень поверхности.       Инеж накрывала на стол, при виде Каза она слегка поежилась и изобразила очень искренний покаянный взгляд. Каз ответил максимально укоризненным и неодобрительно сдвинул брови.       Сеньора Гафа вышла к ним навстречу, и тут уже сам Каз почувствовал, как его лицо неконтролируемо приобретает робко-покаянное выражение. Он почувствовал себя пойманным в засаду и очень захотел сбежать отсюда любой ценой, но деваться было уже некуда, и он спешно нацепил на себя подкорректированную маску обаятельного крупье.       — Сеньора Гафа, добрый вечер! — он слегка поклонился, прижав руку к груди. — Приношу искренние извинения за доставленное беспокойство и внезапное вторжение!       Мать Инеж окинула его внимательным взглядом темных проницательных глаз и по-доброму улыбнулась. Каз почувствовал, как чья-то невидимая рука подхватила его и аккуратно поместила на чашу таких же невидимых весов.       — Здравствуйте, Каз! Я рада вас видеть, — голос сеньоры Гафа был полон теплоты и какой-то едва уловимой иронии. Как будто вся эта ситуация её весьма забавляла. — Инеж предупреждала, что вы придете. Проходите, чувствуйте себя как дома!       Каз чувствовал себя, как невезучий индеец на жертвенном камне, которого сейчас разберут на запчасти дорогие сердцу соплеменники. Инеж, к слову, неплохо бы смотрелась с ритуальным ножом и перьями в волосах.       — Я собственно прибыл по делу, — Каз покосился на неё. — Мы с Инеж договорились, что я сегодня заберу наш реквизит. Сеньора Гафа, у меня не найдется слов, чтобы описать свою благодарность за то, что вы взяли на себя заботу о нашем реквизите! В той ситуации всё просто повылетало из головы! Спасибо вам от всего нашего коллектива!       — Я рада, если смогла помочь, — улыбнулась сеньора Гафа. — Не откажетесь поужинать с нами, Каз? Инеж обещала рассказать, что им удалось узнать об Эллен.       — Её объявили в розыск? — не сдержался Каз.       Инеж отрицательно покачала головой, лицо её помрачнело.       — Нет. Капитан Ланца сказал, что пока нет повода для беспокойства, и факт похищения не доказан. Пока не выйдет положенный срок, они ничего не будут делать.       — Боже милостивый, — сеньора Гафа крепко сжала руки и прикрыла глаза. — Что у неё за очередная история?       — Можно попробовать пробить на неофициальном уровне… — предположил Каз.       — Проблема в том, что она могла сама договориться с полицией не объявлять её в розыск и не поднимать шумиху, — хмуро произнес отец Инеж. — Она так уже делала. Эллен не в первый раз пропадает.       — Что?.. — Инеж подняла на него взгляд. — Что значит не в первый?       — Ты же знаешь, какие дела она обычно расследует, — сеньор Гафа присел на диван и не глядя глотнул из стоящей на краю кружки. — Геноцид и государственные преступления — её конёк. На неё открыто около десятка сфабрикованных дел в ряде стран мира, в частности в Польше и в Аргентине. И это только то, что я знаю. Во что она сейчас ввязалась, я даже не представляю.       Зато отлично представлял Каз, чей вымышленный персонаж по имени Грязные Руки был отныне обеспечен обширным фронтом работы на ближайший год. И надо признать вовсе не горел желанием её исполнять. Ему почему-то казалось, что Алехандро Эскартиа очень неодобрительно отнесется к попытке покопаться в его прошлом.       Больше предложить ему по делу было нечего, кроме разве что…       Каз вынул из кармана телефон и ткнул в кнопку запуска найденного утром видео.       — Как думаете, чисто теоретически Инеж сможет отследить автора и место съёмки?..