Через тернии

— Я с вами! — подскочив с места, я встала в проходе, не давая выйти из комнаты капитану, за моей спиной осталась большая часть команды. — Там будет драка, — уточнил Щукин, совершенно не к месту, но с очень серьезным видом. В коридоре перешептывались парни, напряженный Кисляк поглядывал на часы, не зная успеют ли они нагнать обидчиков. — Останься здесь. — А я думала вы будете там в шашки играть, — выдохнула я, проталкиваясь в проход, наша с Семеном комната была через дверь от номера капитана. Обернувшись, я добавила. — Помните, как там у мушкетеров? — напряжение росло, никто из парней не понимал к чему я клоню. — Я тоже часть команды. Огребать, так вместе. Не давая никому времени высказаться, я выхватила куртку с вешалки в номере и кивнула игрокам на выход. Недовольный, но смирившийся капитан кивнул в ответ, проходя на выход первым. Пока мы торопились по пустому зимнему городу, забывая, что в гостях, пробегая на красный сигнал светофора, следуя маршрутом получасовой давности, внутри росло крепкое ощущение — мы команда. Я впервые чувствовала себя такой сильной, будто приумножилась внутри в десятки раз. Мучала лишь мысль о разговоре с Костровым, не знаю, что он задумал, но я все сильнее ощущаю, как противно чувствую себя в этом понимании своей ненужности. И как стыжусь своей радости от его ссор с Самойловой, но ничего не могу поделать с этой червоточинкой внутри, разрастающейся все сильнее от мыслей о нем. Он шел позади, я то и дело оборачивалась ненароком посмотреть, и сталкиваясь взглядом, переключалась на идущего рядом Антипова. Кисляк и Щука шли первыми, выискивая глазами обидчиков. Мы оказались на самой окраине этого грустного городка, и, если в центре он еще пытался обмануть гостей и предстать своей самой красивой стороной, то ближе к спальникам мы столкнулись с реальностью. После матча я сняла свои линзы, а мое настоящее зрение было далеко от идеала, всматриваясь в темноту, я увидела расплывчатые блочные пятиэтажки, стоящие плотным рядом. Горящие стекла окон были разноцветными, у кого-то мигали гирлянды, наклеенные снежинки создавали ощущение праздника. Вид со всех окон выходил на единственную залитую коробку, рядом с ней трансформаторная будка. Вокруг катка были накиданы сугробы снега, а сам лед был слегка припорошен вечерней метелью. Около ворот, громко смеясь, стояла компания парней чуть старше нас, по традиции провинциальных городов, одетых в спортивные костюмы и шапки, не закрывающие ушей. — Они? — обернулся Щукин, показывая жестом, что мы пришли. Антипов подал мне руку, помогая перебраться через низенькие ворота и сугробы, и подхватил, когда я чуть не упала, ступив на лед. Пропустив парней вперед, я хотела было оглядеться вокруг, но кто в такое время может оказаться на катке. Ребята окружили местных аборигенов, те явно не ожидали такой большой толпы. — Че толпу привел, сразу смелый стал? — по виду говорившего было ясно, что он самый старший из компании и является ее главарем. Я стояла за спинами парней, поэтому вместо лиц, мне открывался прекрасный вид на макушки Антипова, Щукина и Кисляка. — А ты типо без толпы был? — первым вступился Егор, как настоящий капитан, он стоял на шаг ближе к наших новых знакомых. — А ты кто? — А он нападающий, — ответил Кисляк, а за его фразой последовал резкий удар Щукина. От неожиданности я вздрогнула и увидев, что начинается драка, отошла на пару шагов назад. Кажется, хоккеисты не падают на льду даже без коньков, потому что пока вторая сторона конфликта едва стояла на ногах, парни легко продолжали драку. Самым нерасторопным оказался Бакин, осматриваясь и ища кому бы помочь, ему самому прилетело под глаз, от чего вратарь упал. Я подбежала к нему сбоку, оттащив подальше от центра драки. — Пацаны, а вы кто такие? Что за бригада? — постепенно драка сошла на нет, скидав всех в одну кучу, парни подходили друг к другу, на лицах половины краснели те места, которые уже завтра будут ярко-фиолетовыми синяка. — Мы не бригада, мы команда. Обратно мы возвращались тихим шагом, упоенные своим триумфом и справедливостью, никто не обращал внимание на синяки, забыв и о возможном наказании от Макеева. Кисляк заливался шутками и рассказами о том, как весело падали побежденные, припомнив легендарную фразу Щуки про команду. — Кислый, круче всех дрался Сеня, — вкинула я, увидев под глазом Семена стремительно растекающийся синяк. — Только недолго, — я не смогла сдержать смеха, приобняв вратаря за плечи. Бакин попытался сделать обиженное лицо, но, поддавшись общему веселью, забыл об обиде. Снег усиливался, но, падая мягкими хлопьями на лицо, он приятно охлаждал красные от неостывшего жара щеки. Смахнув с ресниц налипший снег, я сняла варежки, поймав одну из снежинок на ладонь. Хотелось как в детстве начать ловить их языком, пока не видит Калинин, занятый своими переговорами, так увлечься этим занятием и отстать от него, а после испуганно бежать за скрывающимся силуэтом, понимая что завтра будет болеть горло. — Агат, давай поговорим? — вдруг Костров поймал меня за локоть, замедляя шаг и оставаясь позади команды, но не сильно отставая от них. Спереди шли ребята из третьего звена, никому из них не было дела до наших разговоров. Саша выглядел растерянным, но никак не злым или настроенным на неприятный разговор. Я почувствовала внутри разжигающееся чувство, предвкушающее возможный приятный исход разговора. Впервые за долгое время он был близок физически, не отстранялся от меня, даже шел поразительно близко. — Что ты хотел мне сказать? — я заставила себя собраться, крепко придерживая внутри все бушующие чувства и мысли. На лицо абсолютно спокойная, но мое сердце предательски сильно стучало, чуть не выпрыгнув наружу. — У нас с Яной ничего нет, — выдохнув, на остатках кислорода произнес Костров, останавливаясь перед моим лицом. Ребята начинали уходить вперед, кто-то кидался смешками и разглядывал витрины, мы остались вне зоны видимости. — Я все видела, Саш, — ответила я, стараясь не смотреть в глаза Саше. Было трудно сдерживать все внутри: мою обиду за все наши глупые ссоры, желание общаться с ним чаще, неясные самой чувства к нему, злость на Яну за ее появление в жизни. — Зачем ты мне это говоришь? Мы стояли, как два глупых школьника, не знающие или не умеющие выразить свои чувства словами. Я не знала, чего хочет Саша, что чувствует он сейчас, но ясно видела его обиду на Яну, поспешность выводов и желание просто забыть ее из-за обиды на фото с Кисляком. Какой мелочью казалась мне эта зазноба в нем, еще два дня назад он приезжал с ней на машине, она встречала его после игр, а Кисляк стоял в стороне. И пара нелепых фото, колкая шутка Андрея, не могло же все это разрушить в нем все чувства к ней? Что он чувствовал ко мне и было ли в нем это настоящим чувством? Я так не хотела бы стать пластырем, который будет закрывать его рану от Самойловой. На мой вопрос Костров не ответил, он переминался с ноги на ногу, я задала ему вопрос, которого он больше всего боялся. Мы оба хотели понимать бы друг друга без слов, как в дурацком романе, один взгляд и жили они долго и счастливо. Но в жизни наше молчание только ухудшало положение. — Ты сам-то уверен, что у вас с Яной все? — вдруг спросила я, наконец добравшись до спасительного буйка в своих мыслях. Я не могу верить ему, пока он сам себе не поверит. — Или ты снова помиришься с ней после доказательства, что у них ничего нет с Кисляком? — я опустила плечи, выдыхая после непростого решения, принятого в своей голове. — Разберись сначала в своих чувствах к Яне. А потом думай о моих. Я не хочу быть вариантом на неделю. Как разберешься, мы поговорим.