Через тернии

Я долго не могла уснуть перед игрой. Мысли водили хороводы в голове, шумели и перебивали друг друга, спорили, кто важнее. Звенело в ушах, болели виски и затылок, лоб неприятно тянуло. Окна в комнате были открыты нараспашку, собранные по дому одеяла и пледы лежали в углу кровати, а я, обняв колени руками, сидела на краю, покачиваясь и вслушиваясь в звуки квартиры. На кухне то заводился, то утихал холодильник, ходили часы на прикроватной тумбочке, скрипела дверь отцовского кабинета, бубнил включенный телевизор и монотонно шептало радио-точка. Я пыталась заглушить гогот в черепе внешним шумом, но закрывала глаза и звуки снаружи пропадали, четко слышались обрывки сказанных фраз, чей-то смех, крики с трибун. Я схожу с ума. — София Ивановна Калинина. Второе мая. Семьдесят седьмой год. Тебе сейчас тридцать семь. Я не смогла подружиться со сном, не помогали пересчитанные бараны, успокаивающая музыка из плеера и прочтение двух глав из учебника по истории. Завтра игра, у нас один вратарь, Щукин-младший слег с гриппом, а старшего отправили на карантин. Нам важна победа, каждое очко для продвижения по турнирной таблице, моя возможность снова выйти в первом звене. А я копаюсь в бумагах отца, открываю запретные мне шкафы, изучаю документы и скомканные листы на полу, разложив на полу альбомы и папки скидываю подушки, сажусь на них и ищу хоть одну зацепку о маме. — Папа на мотоцикле. Олег Иванович с волосами? Это нужно сохранить. В толстом семейном альбоме много моих детских фото, я видела лишь малую часть, рассматриваю, вспоминая первые утренники в саду, выступления в музыкальной школе, походы на каток. Все бережно подписано на обороте ровным и острым почерком Калинина, даты и место, смешные подписи и пожелания на мои праздники. Мой пятый день рождения, мы поехали в Москву, маленькая девочка с длинными растрепанными хвостиками и пятнами от мороженного на белой майке, в руке большой воздушный шар в форме котика. Подпись на обороте: «Агата и ее новый воздушный друг. Московский зоопарк. 7 августа. Дочке 5». — Снова Олег Иванович. Можно подумать, что моего отца вообще не существует. Где же родители? Переворачиваю страницы, из небольшого кармашка выпадает новая для меня фотография. Питер, крейсер Аврора, я сижу на плечах у Олега Ивановича, на мне голубой комбинезон, из туго заплетенных кос торчит пушок, а в руках у меня бинокль. Пока я смотрю в даль, как отважный моряк, крестный держит в руках мою фуражку. Точно! Я выпросила у него этот маленький набор моряка, в одной сувенирной лавке, долго бегала по палубе и представляла себя капитаном корабля, собирающимся в дальнее плаванье. Нева будто нарисованная, синяя с белыми волнушками пены, ясное небо, я погружаюсь в этот день, слышу свой смех и усталые просьбы Калинина: «Пожалуйста, Агата, пойдем внутрь. Очень жарко». — А это что такое? В одном из отделений для снимка, лежал сложенный в несколько раз тетрадный лист, уже пожелтевший от времени. Раскрыв его, я попыталась узнать почерк, но он не был похож на широкий и развалистый папин, был слишком мягким для Калинина, а бабушка всегда писала печатными буквами. Черными чернилами были написаны ровные, высокие буквы с мягкими углами и длинными петельками. Мама. Неожиданно для себя я попыталась уловить запах с листа, от волнения и непонятных чувств мне показалось, что я чувствую женские духи. — Глеб, я не могу так больше жить. Я устала от твоего обмана, твоих проблем на работе, ночных похождений. Ты обещал нам лучшую жизнь, когда надевал кольцо на палец, когда я согласилась дать дочери твою фамилию. Зря я не поверила Олегу сразу, он был прав насчет тебя. Агата не должна жить в такой атмосфере, я не должна жить в постоянном страхе и лжи. Я уезжаю. Агату заберу потом, пусть доучится год в своей школе, а потом я сделаю все, чтобы она никогда не вспомнила о тебе… Там меня ждет новая жизнь и новый мужчина. Прощай. Чем больше я узнаю, тем глубже закапываю себя. Мне лгут все, либо никто не знает правды и живет в собственных домыслах о моей маме. Я долго смотрела на записку, проводя пальцами по рельефу букв, переворачивая и проходя текст глазами снова и снова, будто ища затерянные слова. Вдруг я ощутила полную пустоту и штиль, все мысли пропали, ухватиться за них было нельзя, я будто разучилась думать, беспокойно водила глазами по комнате, глаза закрывались и заполнялись слезами. Сон ударил меня по голове, не получалось ничего, все валилось из рук, сил дойти до постели не осталось, и я с тяжестью переместилась на диван в кабинете, поджав ноги и проваливаясь в пустоту. — Без Димы будет тяжело. Три периода в рамке, — взволнованно продолжал Бакин, плетясь в самом конце нашей небольшой компании. Раскатка перед матчем начиналась за пол часа, а приходили мы за два, чтобы успеть немного размяться и настроиться на игру. Это утро не было исключением. В холле я встретила Назарова и Пономарева, оба искали взглядами девушек, которым нужно было отдать билеты. После вчерашней сумбурной ночи я не могла проснуться до конца, пока на вид я была бодра, в голове лениво и медленно шевелились шестеренки, скрипели механизмы и эхом отдавались громкие звуки. Захватив Кисляка и Бакина, мы шли в сторону раздевалки, время позволяло пройтись спокойно, оставляя запас на одевание и проверку остроты коньков. — А ты постарайся, Сеня. На тебя вся надежда. — А я вижу, вы не торопитесь, — прервал наш дружный смех Макеев. Увидев его, мы остановились, рассматривая внешний вид тренера с удивлением и нескрываемым восторгом. Я давно отметила, что Сергей Петрович видный мужчина, обладающий не только спортивным телосложением, но и природной харизмой, не зависящей от его внешнего вида. Сегодня он был одет не в спортивную форму, а черный деловой костюм-двойку, белую рубашку, подвязанную черным галстуком. Я сразу опустила взгляд на обувь, на секунду представив, как Макеев будет выглядеть сейчас на коньках, сама пошутила, сама посмеялась. — А по какому поводу праздник? Или нас это не касается? — Кисляк прошел чуть вперед, осматривая Сергея Петровича со всех сторон, пока мы с парнями стояли неподвижно, привыкая к новому образу тренера. — Ну почему же. Это касается именно вас. Вы же научились себя уважать, вот, считайте, это мой ответный жест. От этих слов внутри поднялась непонятная самой себе гордость, как в школе, когда учитель хвалит тебя перед всем классом, ты забываешь о стеснении, принимая похвалу и радуясь за проделанную работу. Это была работа каждого из нас внутри команды, все наши ссоры и компромиссы, усталости и травмы, борьба со своим характером и гордыней. Переглянувшись и кивнув друг другу, я почувствовала, что мы поняли без слов реакцию товарища. — Ну все, хватит лирики. Жду вас через пятнадцать минут на льду, — Макеев поднял правую руку, смотря на выглянувшие из-под рукава часы. Красивого мужчину дорогие часы только красят. Наверное поэтому Романенко их не носит. — Ты видел часы у него какие клевые? — Ну да, ничего. — Пацаны слыхали? Олимпиец без Дорофеева играет? — Кисляк влетел в раздевалку, начиная свою речь еще в коридоре, новость о команде соперника обрадовала нас. Я зашла за Андреем, хлопнув по плечу Щукина и дав пять Антипову. На моем месте уже лежала лента, я обернулась, увидев замотанную клюшку Антона, улыбнулась и подмигнула другу в знак благодарности. — Да ладно? А чего с ним? Щука ходил по раздевалке еще в футболке и штанах, разгоряченный и слишком возбужденный, надеюсь, не заразился от малого. Открываю сумку, раскладывая на своем месте защиту, первым делом начинаю туго заплетать волосы в косы, уже наученная горьким опытом, в хвосте под шлемом они держатся плохо и к концу периода начинают лезть в лицо, а голове становится невыносимо жарко. — Слег вчера. — Так без него полегче будет. — Без кого там полегче будет? — в раздевалке появился ВасГен, снимая с плеча волшебный чемоданчик. Он посмотрел на меня, видимо надеясь увидеть на лбу след от зеленки, кивнул, поприветствовав, и начал дежурный осмотр команды глазами. — Да у Олимпийца лучший бомбардир заболел, — Егор остановился посередине раздевалки, опираясь на клюшку. — А вирусу все равно кто, бомбардир или вратарь, — Фролов внимательно разглядывал парней, потом поднял взгляд на Егора, видимо, не одна я заметила его болезненный вид и легкий пот на лбу. — Ты сам то как себя чувствуешь? — Да нормально, — неуверенно ответил капитан, еще не понимая к чему ведет Васген. — Да? А чего лоб влажный? — А, да это я в автобусе вспотел, — прикладывая руку ко лбу, объяснился Щукин, стирая капли пота и запуская пальцы в волосы. — А потом до Дворца пробежался. — Ну-ну, — Фролов поднес тыльную сторону ладони к голове Егора, вокруг повисла напряженная тишина, в голове промелькнула только одна мысль. Только не это. Играть без капитана, с одним вратарем против Олимпийца, лучше сразу засчитайте нам поражение. — А ведь у тебя температура, астронавт, — обеспокоенно заключил Фролов. Послышались тихие перешёптывания между собой, Егор испуганно начал проверять температуру сам, уговаривая себя или ВасГена в том, что отлично себя чувствует. — Да нет у меня температуры, Василий Геннадьевич. — Нет, говоришь? Ну вот сейчас и проверим. Пойдем со мной. — Василий Геннадьевич… — попытался поспорить капитан. — Быстро, я сказал. Я в первой пятерке. Радость и волнение, огромная ответственность и переживания из-за отсутствия капитана, все чувства перемешались в один клубок. Щукин уехал домой, не сумев переубедить Макеева и Фролова, поставив на свое место Кисляка. Я так надеялась на нашу связку с Егором, а теперь нужно будет сыграться с Кислым, который был мало знаком мне, как партнер. Трибуны разрывались от крика, громкой музыки и скопления людей. На раскатке мы переглядывались с Андреем, учились слышать и видеть друг друга, подсказывали и тренировали передачи. Азарт и желание победить, вот что встало на первое место. Мы выехали на площадку, поздороваться с командой соперника, Олимпийцы были бодры и уверенны в себе, видимо узнали о смене состава и количестве наших вратарей. — Начинайте давить сразу, покажите им свое преимущество и Сеню берегите. Первые минуты игры дались легко. Наша связка с Кисляком начала работать, плюс хорошая защита в виде Пономарева, активный Костров и Антипов, рядом с самыми сильными игроками команды я и сама начинала играть лучше. Большинство времени шайба была в зоне соперника, я помогала с передачами Антону, давая возможность Андрею и Саше атаковать ворота. Первые минуты до смены мы прощупывали слабые места вратаря, куда ему труднее садится, знакомились с защитой, провоцируя их на жесткость. Когда пришло время второй пятерки, я перепрыгнула через борт, поднимая маску и обливая лицо холодной водой. Макеев похлопал меня по плечу, обращая внимание на себя: — Агата, не играй только на передачи. Бросай. Хватит на Кисляка работать, сама подбирайся к воротам. Да кто я такая, чтобы перечить наставлениям тренера. Когда пришло мое время выходить на лед, я была готова выжимать максимум из времени владения шайбой. Защита Олимпийцев легко поддавалась нашим провокациям, нападала на Мишу и пару раза была на грани удаления, переходя на откровенную грубость. Не щадили эти парни и меня, пытаясь выбить с зоны, толкнуть или использовать клюшку не по назначению. Я подавала знаки Антону, ему было проще переключить внимание на себя, давая мне несколько секунд на обдумывание ситуации. Кисляк щедро благодарил меня за помощь в первые минуты и отдал шайбу, когда сам был готов забивать. Защита и нападение противника оказались позади, если ускорюсь, то выйду один на один и могу попробовать пробить ворота. Я слышала свое дыхание и биение сердца, оно стучало в ушах, взгляд был направлен на вратаря, смотреть на шайбу было не нужно. Я чувствовала ее, как будто клюшка это продолжение моей руки. Играюсь с шайбой, ищу удобную позицию для броска и чувствуя, что вратарь подается влево, резко ухожу в противоположную сторону, проводя шайбу рядом с правой штангой, она залетает в сетку и оттолкнувшись выскакивает. — Шайбу забила Агата Титова. Номер девятый. Моменты радости от забитой шайбы запоминаются хуже всего. Я проезжаю у борта, снимая краги и ударяясь кулачками с Антоном и Мишей. Наш фирменный знак. Мы открыли счет. Теперь важно его удержать. Макеев дает время на смену, выпускает вторую пятерку, где засидевшийся Назаров начинает явно юлить в обороне, сам становится жертвой подначек Олимпийца и почти сразу удаляется за подсечку клюшкой. Второе звено остается в меньшинстве, а значит Бакину нужно готовиться к серьезной обороне. Оставшийся без пары Мышкин пропускает в зону сразу двух нападающих соперников, не успевает за их нарастающим темпом и шайба залетает в наши ворота за несколько секунд до свистка. Трибуны громко охают, раздается стук по бортам от игроков на соседней скамейке. Ничья. — Да, без Щукиных-то тяжело, — выдыхает Антипов, заходя в раздевалку и наваливаясь на кулер. Заветное время на передышку, никто не говорит между собой, не винит и, кажется, каждый признает свои ошибки. Впереди еще есть время. — Играйте жестче. Давите и старайтесь не удаляться. Больше атак, меньше подпускайте к воротам. Давайте, парни, постарайтесь. Второй период дается с трудом. Наша пятерка не может подобраться к вратарю, каждый раз уступая защите Олимпийца, ребята быстро выучили наши комбинации и прерывают передачи Кисляка еще в самом начале. Я ощущаю необходимость сменить тактику, но нужно видеть готовность и от Андрея с Антоном, иначе мы окончательно сдадим позиции. Стараюсь перехватывать шайбу, подаю знак Мише, прошу помочь и дать передышку Сене, он начинает теряться от количества шайб, но это не помогает. Вторая прилетает под конец периода, когда уставшее второе звено начинает лениться и просто пропускает нападающего вперед, он выходит один на один и забивает Бакину, который даже не пытается защитить ворота. Мы устаем. С трибун слышится свист, Макеев громко ругается. — Парни, давайте соберемся. У нас еще есть шанс. Кислый, Антон, смотрите на меня чаще. Они уже смеются над нами. Злость. Вот что двигало нами в третьем периоде. Мы стали быстрее и точнее отдавать передачи, жестче реагировать на попытки нападающих пробраться в зону, чаще бить по воротам, стараясь утомить вратаря. Наши попытки играть слаженно давали свои плоды, второе звено чаще пропускали возможность атаковать, пока наша тройка с Андреем и Антоном не отдавало преимущество. Была только одна цель — сравнять счет. Дальше будет дополнительное время, буллиты, шанс отыграться. Но нужно забить любой ценой. До финального свистка оставалось не больше двух минут, я оглянула трибуны, все поднялись со своих мест, переживая и крича слова поддержки. Знали бы вы, как переживаю я. Пора было идти на риск. Перехватив шайбу и заходя в зону, я планировала отдать пас Андрею, но увидела что он замешкался и с ним опасно близко поравнялся нападающий Олимпийцев. Была не была. Пропускаю мимо ушей стук клюшки от Антипова, чувствую затылком напряженный взгляд Макеева. У меня есть десять секунд. Разгоняюсь, обхожу стремительно бегущего ко мне защитника, ударяя клюшкой и отправляя шайбу по низам. Вратарь ожидающий шайбы от Андрея или Антона не успевает сесть на щитки, но поздно. За секунду до свистка время останавливается. На табло появляется заветные числа. Дополнительное время. — Чаще бросайте, парни. Агата, как только будет возможность, сразу атакуй. У тебя хорошо получилось. К сожалению, дополнительные пять минут не дали результата. Олимпийцы не пробрались к воротам, но и наши броски были пустыми. Стоит отдать должное их вратарю, он держался до последнего. После окончания дополнительного времени настал час буллитов. — Костров первый, потом Титова, дальше Пономарев. Игра была хорошая, а буллиты это лотерея. Давайте получим от нее удовольствие. Никто, кроме вратаря, не сможет описать что такое настоящее волнение, когда под выжидающую тишину трибун ты выходишь один на один с соперником. Игра для двоих, где первый пытается обмануть, а второй разгадать его замысел. Сеня, пожалуйста, держись. Я прикусила губу от нервов, сверля взглядом шайбу и громко ругая Бакина в голове. Удар. Сеня поймал шайбу в краги, когда она, отскочив, полетела верхом. Молодец! — Саня, не суети, главное. Костров отлично бил буллиты. Он всегда был собран на льду, владел приемами и не торопился, в отличие от Кисляка или Антипова. Я была уверена, что первое очко будет нашим. Саша подобрался очень близко к воротам, это была его фишка, он бил низом и сбоку. Я часто брала с него пример. Свисток и трибуны вздрогнули. Вратарь упал на бок, но шайба оказалась в воротах. — Сеня, давай. Громкий крик отца Бакина был слышен даже на скамейках. Семен не отвечал на наши пожелания, опустив голову и настраиваясь. Второй буллит был пойман щитками, когда защитник Олимпийцев решил пробить низами. Я на секунду забыла, как стоять на ногах, но потрясла головой, вытряхивая все лишнее и оставляя только голос Макеева. — Агата, у тебя все получится. Бей, как ты умеешь. Умею ли я? Этот вопрос мухой проскочил в моей голове, когда я стояла напротив ворот. Отключаю все чувства, вместо ног у меня коньки, а руки крепко держат клюшку. Смотрю на шайбу, несколько секунд изучаю ее, пробую и веду в разные стороны, поднимаю глаза на вратаря и ищу удобную позицию. Лучше всего я бью сбоку, как Костров, не буду изменять традициям. Вспоминаю свой первый выход на лед с Макеевым, как безрассудно пошла на риск и решила обмануть игрока КХЛ. Когда долго думаю, все проваливается. Мне нужны секундные решения. Выдыхаю, ускоряюсь и к недоумению вратаря резко бью в противоположную сторону. Мгновение замирает. Я слышу крик и поднимаю голову на табло. Медведи одержали победу. Меня обнимает команда, я скидываю краги и шлем, громко крича «ура».