Через тернии

Молодежка. Я смаковала это слово губами, повторяя с разными интонациями, то тихо и робко, то наоборот, громко и радостно, вопросительно и вполне строго, но каждый раз я убеждалась, что мне это не снится. Я буду играть в Молодежке. Теперь Вадим Юрьевич ощущал себя буквально моим самым главным другом во всем дворце, здоровался при встрече в холле и звал в к себе в кабинет, если «нашей Маше нужна будет помощь». Его доброе отношение было мне совершенно понятным. Ведь только я была его ключиком к заветному ларцу с информацией о Калинине. Наверное, я поступала плохо, дядя бы меня не одобрил, но черт возьми, этот дядя бросил меня в самый тяжелый период и не оставил даже зацепки, где его искать. Я имею право воспользоваться своим положением хоть раз. — Алина, а ты придешь на игру? Миша и Алина сидели за столиком в буфете во время небольшого окна, образовавшегося между окончанием тренировки фигуристов и началом нашей. Мне и Мише следовало быть на льду чуть раньше, но последнее время машина по уборке постоянно опаздывала, Макеев ругался с технической службой, а мы сидели на скамейках и болтали. Поэтому уже через неделю вся команда стала приходить в раздевалку позже обычного, например, проводя освободившееся время со своими девушками. Дружба с Алиной сильно сблизила меня и с нашим защитником, Мишка был одним из тех, кто не приносил в мою жизнь никаких проблем. — Конечно, — радостно откликнулась Алина, торопливо пережевывая эклер — и на тебя посмотрю и на Мишку, — она перевела взгляд на Пономарева и подмигнула ему, я не удержалась от улыбки, это было мило и одновременно очень смешно — Он говорит: ты здорово играешь. Судить о качестве моей игры теперь было делом неблагодарным, а уж рассказывать об этом посторонним. В третьем звене я практически не выходила на лед во время игровых разминок, мне казалось, что я уже и забыла, как играть, завистливо смотрела на тех, кто занял мою позицию и ловила довольный взгляд Романенко. Он опять упивался моим проигрышем, пока парни гоняли шайбу и готовились к самым важным матчам на выход в финал. Вспомнила, как Бакин пытался поддержать меня, подкинув идею, что я все равно попаду в Молодежку даже на скамейке запасных, но разве могла меня радовать такая участь. — Боюсь, в этот раз игра мне не светит, — я тяжело выдохнула и добавила, видя недоумевающий взгляд Миши — Макеев меня в основной состав не заявил, я списки видела. Вечером того дня, когда Казанцев сообщил мне радостную новость в кабинете Макеева я совсем забыла о том, что хотела спросить у Сергея Петровича про отсрочку от ежемесячного взноса в фонд команды, моей зарплаты не хватало и мне нужно было время, чтобы найти деньги. Уже выходя из дворца я опомнилась и побежала обратно, нарвавшись на уборщицу, которая обругала меня за испачканный пол. В тренерской было пусто, а дверь была открыта и я забежала внутрь забыв даже постучать. И какой черт меня дернул посмотреть на стол? Планшет, на котором Макеев всегда крепил свои заметки с тактикой игры, был на самом видном месте, и состав команды по звеньям. Моей фамилии не было даже в третьем звене. Мне было обидно, хотя скорее мне было очень стыдно за саму себя. Петрович столько в меня вложил, закрывал глаза на то, что порой я играю плохо или ленюсь, защищал меня перед Романенко и парнями, когда наши отношения еще не были дружескими. Я умудрилась испортить все за считанные недели. Я обижалась на отца и Калинина, что они оба бросили меня, из-за них я вынуждена работать, мало отдыхать, у меня нет денег даже на поход в кино. А еще, моя квартира скоро может стать не моей. Долги за коммуналку росли и мне с трудом хватало денег оплатить пени. Я не справлялась. — Как настрой? — противный голос Романенко выдернул меня из размышлений. Парней на льду еще не было, я вышла первая, потому что первая стала переодеваться, Макеев задерживался у ВасГена и разминку должен был начать Юрий Михайлович. Я посмотрела на него: спортивный костюм так сливался с его образом, что видеть его в другой одежде мне было непривычно и я не узнавала его на улице, жевательная резинка во рту и улыбочка, которая значило только то, что он уже успел сделать кому-то пакость. Иначе зачем ему радоваться? — Позлорадствовать пришли, Юрий Михайлович? — я опустила забрало у шлема и толкнула рукой дверцу калитки, чтобы попасть на лед. В коридоре послышались голоса Щукина и Кострова, значит, мне не придется продолжать диалог со вторым тренером наедине. — Не хами, Титова, — цокнул Романенко и огляделся, услышат ли его ребята или нет — Дяди твоего нет, я тебя из команды то турну — он кивнул и улыбнулся шире, видимо, не знал что следующая новость не станет для меня скриптом — Как тебя Макеев из основного состава. Я мечтала о том, чтобы меня впечатали в борт. Серьезно. Я мечтала задыхаться после тренировки, устало разминать ладони, которые держали клюшку и после жутко ныли, снимать насквозь мокрый от пота рашгард и сидеть в раздевалке еще по пятнадцать минут, восстанавливая дыхание. Нагрузок у меня не было, на разминке Романенко не обращал внимание на то, как я езжу и что делаю, я специально отставала, промахивалась и тормозила у своей зоны. Даже Макеев, кажется, перестал замечать меня на льду. Парни играли в свой хоккей, я болталась около них совершенно бесполезным звеном, даже от конусов в зоне вбрасывания было больше пользы. В какой-то момент мне хотелось просто сесть на лед и наблюдать: как вокруг меня катаются ребята, как со свистом пролетает шайба, ругается Щукин и тормозит Антипов, разрезая коньками лед и оставляя после себя ледяную крошку. Время текло медленно, уныло и тяжело. Я выходила со льда последняя, никуда не спешила, не стала убирать за собой инвентарь и только пнула носком конька шайбу, как обиженный ребенок в порыве злости пинает камень, нечаянно оказавшийся у его ног. — А что там Романенко говорил про основной состав? — красный и взъерошенный Егор подошел ко мне сразу, как я появилась в раздевалке. На его вопрос обернулись все, и я почувствовала себя неловко, будто меня в чем-то уличают. — Меня в нем нет — коротко ответила я, раздраженно бросая краги на скамейку, промахиваясь, но не обращая на это внимание, зачем они мне, если я не играю. — Откуда знаешь? — отозвался Костров, подозрительно смотря на меня. — Списки видела, — приходится признаться. Парни удивленно переглядываются между собой, задавая один вопрос на всех. Все, кроме Бакина. Я слышу как Сеня, с наивной надеждой в голосе, окликает меня и предугадываю его вопрос — Ты вторым вратарем стоишь, Сень. Теперь нас, расстроенных, в раздевалке двое. Я подмигиваю Сене, пытаясь его поддержать, в отличие от меня он старается. А вот вопрос оставшейся части команды никуда не девается, но никто не решается его задать. — Он сам тебе показал? — вновь встревает Бакин, уже привыкший к роли второго вратаря и быстро отошедший от новости. Он недоумевает и, кажется, правда поверит в то, что Макеев показал мне состав команды специально. Кисляк подхватывает шутку. — Да, Бакин, он всегда перед игрой именно с Титовой советуется, — Андрей подходит ко мне и кладет руку на плечо. Семен вопросительно поднимает брови и пытается что-то сказать, но едва сдерживаемый смех парней прерывает вратаря — Ты в следующий раз к ней иди сначала первым вратарем проситься. — Я за тебя похлопочу — поддерживаю я и смотрю на Сеню, пытаясь взглядом перед ним извиниться и понять, не поверил ли он мне часом. Моменты, когда мы все смеемся и шутим становятся для меня слишком ценными. Я не знаю, сколько еще отведено мне в хоккее, возможно, я скоро перестану быть нужна клубу, если не вернется Калинин, либо меня выгонят, если я не найду деньги. Выходить из раздевалки не хочется, на улице слякоть, дома никто не ждет, и впереди еще почти сутки работы, от которой меня тошнит. Слышу, как за моей спиной усиливается звук шагов, а после чья-то рука ложится на плечо. Щукин. Что ему еще нужно? — Агат — Егор обгоняет меня и мне приходится остановиться, когда он встает ровно передо мной — А если серьезно, откуда списки видела? — ему никак не дает это покоя. Неприятно, что он до сих пор может думать, что я имею какой-то блат. Особенно, в свете последних событий. — В тренерскую зашла, хотела про взнос спросить, Макеева не было, а список лежал. Ну я и… — выпалила на одном дыхании, не стараясь скрыть ничего, чтобы не вызывать подозрений у нашего детектива. Егор выхватывает только последнюю фразу. — А что со взносом? — Не важно — только не сегодня, капитан. Говорить с Егором о своих финансовых проблемах мне хочется в последнюю очередь. Я делаю вид, что резко вспомнила забытую в раздевалке вещь, толкаю Щукина в плечо и тороплюсь скрыться — До завтра, капитан! В коридоре, где практически нет людей, мне кажется, что я наконец нашла спокойствие. Испортить этот день мне уже нельзя, потому я даже не стараюсь ускорить шаг, когда вижу идущую мне на встречу Олю. Просто надеюсь, что пресс-секретарь спешит на встречу с Антиповым и до меня ей дела нет. Но, как же я ошибаюсь. — Агата, мы можем поговорить? — Белова встречается со мной взглядами, вынуждая остановиться, потому что сказать, что я ее не заметила уже не получится. — У тебя есть Антон, я думала у вас много тем для разговоров — сухо отвечаю я, пытаясь перекатить разговор как можно скорее. Хочется верить, что Оля поймет мой настрой и не станет лезть. А может на горизонте появится наш номер 17 и я стану уже не такой интересной собеседницей. — Я просто подумала, что тебе нужно знать — к моему сожалению, Оля продолжает. Она заводит руки за спину, стесняется и мнется. Я нетерпеливо вздыхаю, прося ее продолжить — Мы с Антоном вместе. — Мне все равно — это было самой большой ложью, которую я могла придумать.