Вишневый блеск

      В ушах все ещё звенел оглушающий гул выстрела. Я распахнула сильно зажмуренные глаза и тотчас обернулась на Райнера, что стоял точно позади меня. В секунду окидывая его судорожным взглядом, чтобы убедиться в том, что мой муж всё-таки промахнулся.       Лицо Райнера было оцепеневшим. Казалось, он никогда ещё не был таким испуганным. Его глаза налились кровью, и стали похожи на янтарь, плавающий в луже крови, и так же безумно бегали по мне.       «Слава Богу, с ним все в порядке.»       —Райн, —я сделала смелый шаг на встречу ему, невзирая на то, что передо мной по-прежнему стоял Кирштайн, но, пошатнувшись, тут же полетела на холодный, бетонный пол. Глаза резко покрыла темная пелена, сгущаясь каждую секунду. С усилием распахнув их, я увидела все на том же полу бурые капли крови.       Страх сковал каждую клетку моего тела, грудь пронзила острая, раздирающая боль, что с невероятной силой блокировала каждую отчаянную попытку ухватить глоток воздуха. Я подняла голову, Жан все ещё стоял со мной, лихорадочно выпуская свой ПМ из рук, дуло которого все ещё выпускало тоненькие струйки дыма. Будучи в ступоре, он встретился со мной взглядом и следом за своим пистолетом рухнул на колени.       —Лиа..—прохрипел он.       Внезапно, все слова сказанные когда-то Жаном пронеслись у меня в голове: начиная от сладкого «люблю», до жуткого «я не могу потерять тебя второй раз» - и тот час обрели свой смысл.       Боль начала разрастаться и давить на грудь, хотелось кашлять, но сил не оставалось даже на это. Я ощутила крепкие руки у себя за спиной.       —Только попробуй приблизиться! И я прям тут тебя закопаю!—сквозь разрывающую его ярость, прошипел Райнер.—Только попробуй, мать твою!!!       С блуждающих глаз скатились слёзы. Через боль я подняла обессиленную руку и положила ее Райнеру на его гладкую щеку, растирая по ней мокрую дорожку. Он аккуратно опустился рядом со мной, бережно кладя мою голову себе на грудь.       —Потерпи, Лиа, сейчас приедут мои люди, прошу потерпи!— его ладонь пыталась сдерживать кровь, что горячим потоком сочилась из открытой раны где-то под грудью.       Будто он и сам не понимал, что произошло. Отказывался верить, отрицал всеми силами! Все, что угодно, для Райнера могло произойти, по истине все, что угодно, но только не такой исход.       —Ли, прошу, совсем чуть-чуть…       —Рей, постой…—перебивая его, я коснулась пальцем его губ, и все, что могла - это лишь хрипеть с каждым глотком кислорода в бесконечных попытках сказать ему что-либо.              —Не говори ничего! Только потерпи немного!       Мое тело чувствовало, как силы покидали меня с невероятной скоростью, окутывая холодом до кончиков моих тощих пальцев, и все, что у меня действительно осталось— это последние минуты в объятиях желанного мужчины.       —Прошу, Лиа! Только не оставляй меня!—молчаливые слёзы Райнера снова скатились с его глаз, словно это были его первые в жизни слёзы.       —Я лю... блю тебя… Райнер Браун…       —Нет, Лиа, не прощайся со мной, не так! Не сейчас!       Я чувствовала, как его рука сжимается на моем плече все крепче и крепче, а отдаленно, где-то на улице, послышался рёв машин. Райнер начал оглядываться по сторонам, прислушиваясь с какой стороны приближается марлийский отряд.       —Слышишь, Лиа! Они уже тут! Сейчас все будет хорошо, Ли! Сейчас все будет хорошо!!!       Но Райнера уже никто не слышал…       —Нет… Прошу… Пожалуйста. Нет!— хрипло шепчет он. Его сил не хватило бы сейчас даже на крик.—Умоляю, Лия, вернись… только не сейчас.       Он прижимается тонкими губами к ещё не остывшим устам девушки, с которых стекала рубиновая струйка, хаотично касается губами щек и носа, целует прикрытые веки. Бездыханное тело расслаблено повисло у него на коленях, уже не откликаясь ни на какие манипуляции. Сдерживаться больше не имело смысла. Мужская голова прижалась к побледневшим щекам, вдыхая еле уловимый, знакомый аромат вишни, и тогда Райнер заплакал, не тихо и безмолвно, не сдержанно и молчаливо, а навзрыд, скорбно, горько, отчаянно и безысходно.       —Я люблю тебя…я тоже люблю тебя—без устали, задыхаясь, шептал Браун, поглаживая чёрные волосы своей большой ладонью. —Люблю…       Рука Лии скатилась на пол. Словно она опустела, словно жизни в ней и вовсе никогда не было. Он пытается схватить ее запястье, судорожно тянет его, прислоняя ладонь к своим губам. Тянется к ее опущенному лицу в сумасшедших, тщетных попытках ещё на мгновенье вернуть ее к жизни. В голове по-прежнему звучит отдаленный гул выстрела, и из-за него толстый лёд обламывается под ногами, и Райнер проваливается в ледяную воду, уносящую его течением в необузданную тьму, что поглощает его без остатка. Он поднимает голову, и вся реальность скатывается в один сплошной ночной кошмар. Болезненные слёзы скатываются в последний раз, и ладонью, что Райнер пытался сдержать кровь, мужчина растирает слёзы по лицу, измазав себя багровыми разводами, и медленно выпускает безжизненное тело. В груди горело так, будто сам дьявол поселился там и разжег свой собственный адский котёл. Он обернулся, встречаясь взглядом с обезумевшим Жаном, тот не прекращая продолжал беспорядочно глядеть то на свой пистолет, то на Райнера, то на свои руки, что, казалось, были настолько запачканы кровью, что теперь никогда не отмоются.       Адский котёл перевернулся, изливаясь в груди Брауна настоящим безумием, ошпаривая и пронзая каждый кончик пшеничного волоса безудержным гневом. В ту же секунду он набросился на Жана, повалив его на спину и ударяя о холодный сырой пол, и разбивает крепко сжатым кулаком его переносицу. Он продолжает бить, и бить, и бить. Поднявшиеся давление закладывает уши так, что он не слышит ни тот хруст сломанной носовой кости, ни глухие, мучительные всхлипы Жана.       Теперь дьявол вырвался наружу и стал самим Райнером, делая его безжалостнее и бесчеловечнее, заставляя раз за разом вздымать кулак над лицом своей жертвы. Но Жан лежит неподвижно, будто и он тоже умер в тот час вместе со своей женой и ребёнком. Райнер, оглушенный гневом даже и не заметил как Кирштайн нащупал дуло пистолета. Но вместо того чтобы выстрелить в «исчадие ада», он протягивает ему оружие.       —Убей меня… прошу, убей!—сплевывая кровь хрипит Жан. —Мне больше незачем жить.       Райнер выхватывает ПМ, сжимая его в окровавленной руке, и снимает с предохранителя, немного отпрянув и направляя дуло ко лбу Жана. Палец держит спусковой крючок, а рукоятка впивается в кожу ладони так сильно, что судороги бьют в предплечье и хаотично потрясывают пистолет. Напряжение нарастает, поднимая пульс во вздутых венах на висках.       Он не боится согрешить, не боится, но сжать крючок так и не получается.       —УБЕЙ! ЧЕГО ЖЕ ТЫ ЖДЁШЬ!!—Истошно орет Жан, оглушая и без того потерявшего голову Райнера. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Один за другим, пули со свистом выстреливают куда-то в воздух, хаотично застревая в рыхлых стенах старого здания, до тех пор, пока выстрелы не превратились в тихие щелчки пустого магазина. Запах гари ударяет в ноздри, боль наполняет грудь и разрывает Брауна на части. Ему хочется взвыть диким зверем, разодрать все в клочья, уничтожить и сровнять с землей весь проклятый Парадиз, но он лишь брезгливо выбрасывает Макаров рядом с окровавленным лицом и, ухватившись за ворот замызганной кровью рубашки, поднимает Жана к своему лицу. —Теперь живи с этим! —сквозь зубы, сквозь ненависть, сквозь бушующую боль говорит Райнер и отбрасывает его обратно. По лестнице уже отчетливо слышались тяжелые шаги солдат. —Капитан Браун, отряд прибыл,—совсем ещё молодой русоволосый парень показался в дверном проеме и отдал честь. —Хорошо… Выдвигаемся, рядовой Грайс. —А что-о с…?—все тот же парень указывал на измученного Жана, что еле дыша поднялся, прислоняясь к стене, сплевывая вновь скопившуюся во рту кровь. —Оставь его. Мы уходим, Кольт! Берцовые сапоги остановились у окровавленного тела его любимой женщины. Райнер мечтал уберечь ее от войны, оберегать всю оставшуюся жизнь, но теперь в ее смерти он винил лишь себя. Он опустился на колено, снимая с себя военный камзол. —Капитан? —сомнительно произносит Грайс. —Я похор... Она останется в Либерио. —Райнер не мог даже выговорить слова, подтверждающие ее смерть. Он сказал это не оглядываясь на Жана, но знал, что тот на сто процентов его понял. Накрыв охладевшее тело плотным материалом, он поднял его и скрылся вместе с молодым рядовым. *** Бомбардировка Парадиза не прекращалась. Война затянулась на целых три года, частично переступив границы материка. Люди разбивались на два, а то и на три лагеря. На тех, кто пытался защитить свой народ, на тех, кто спасал свои жизни бегством, и на безрассудных, кто просто участвовал во всем этом мракобесии. В военном урагане из грязи, крови, горы трупов и разрухи. В месиве из горя, потерь и слез, из ненависти и самоотверженности.       Одни воспевают, вторые боятся, третьи трепещут.       Пламенные вспышки ударяли в небо день за днём, рёв оружия глушил любые остатки разума, превращая людей в осатаневших, бесчеловечных тварей, готовых купаться в крови себе же подобных. Небо давно уже окрасил смог и пыль, а воздух пропитался пеплом и гарью.       —Райн..—Тихий шёпот мимолетно касается его, холодным ознобом проходясь вдоль позвоночника до ямочки на затылке. Он оглядывается, судорожно вскидывая голову, но никого не находит.       —Райн..—Он ловит на себе пристальный взгляд среди толпы пятничной ярмарки, где по-домашнему пахнет пряными травами и яблочным пирогом. Он пробирается сквозь слегка неуклюжую толпу, выставляя плечи вперёд. Теряется на секунду и внезапно встречается с парой серых, мутных глаз, но тут же снова теряет их из виду.       —Райнер…—ледяная ладонь касается его шеи, оставляя при этом обжигающий след. Он встречается взглядом с парой бездонных глаз, но лица разглядеть ему не удаётся.       —Поехали со мной?— он слышит собственный голос, приглушённый и дрожащий, что вот-вот сорвётся с обычной просьбы на мольбу. Он смотрит в глаза и читает в них безмолвный вопрос «куда?» —Домой... —шепчет он.—Поехали домой,—повторяет, сводя пару золотых глаз на свои мозольчатые ладони. Он поднимает взгляд и больше не находит никого напротив. Оглядывается, бежит сквозь толпу одинаковых лиц, еле пробираясь сквозь неподвижные тела. Небо сгущается темными красками, он боится, что больше никогда не найдёт ее. Снова оглядывается по сторонам, ничего не понимая, охваченный диким страхом.       Толпы больше нет. И он рвётся куда-то в непроглядную даль сквозь расплющенные тела, в очередной раз наступая на пустую гильзу, пробираясь из под развален разгромленных домов, все выше и выше, где то среди которых и ее дом. Она уже ждёт его там, зазывая словно сирена, но он не поддаётся, знает, его дом не тут и он должен вернуться на континент. —ЛИА!!!— его челюсть сводит от собственного крика. Теперь уже абсолютно все в развалинах. Его и ее дома тоже больше нет. Он разбросан мелкой, раздроблённой черепицей у его ног. Колени непроизвольно подкашиваются, опуская Райнера на толщу пыли и остатков крыши. Его руки судорожно поднимают тяжелые каменные плиты, уверенные, что она где-то под ними.       —Браун!—он оборачивается и видит Бертольда, прижатого к стене в окровавленном обмундировании. Райнер хватается за голову вдавливая грязные пальцы в кожу. Ему хочется сбежать, хочется в апрель, на несчастный остров Парадиз. Он снова вспоминает ее, понимая, что времени у него осталось критически мало, и пытается вернуться к ее поискам. Однако стены его больного воображения рушатся с ужасающим грохотом, сопровождаясь густым непроглядным туманом, заставляя Райнера укрыться в единственном уцелевшем здании, сыром, ветхом и пропитанным плесенью. Он бежит, уже не оглядываясь назад, позабыв о товарище, желая сегодня точно успеть. Он заворачивает за угол и видит Галлиарда, что падает на колени, глухо произнеся только два слова: « сил… не осталось…» Он понимает, как мало времени у него осталось, и, поднимаясь по шаткой лестнице, видит в темном углу Лию. Она стоит, невинно улыбаясь, медленно сокращая расстоянии до него крошечными и неуверенными шагами. Нежно касается потрескавшегося уголка мужских губ своими, размазывая большим пальцем на щеке чёрный, пыльный след. Целует каждый крошечный миллиметр его презрительно поджатых губ , тощими пальцами продолжая очерчивать его заросший щетинной подбородок, но в груди Райнера все ещё неспокойно щемит, от чего ему до безумия тревожно. Он широко распахивает глаза, пристально всматриваясь в ее лицо, теперь явно видя его очертания:серебряно-холодный взгляд блуждает по нему, кожа-бледный бархат, пушистые, слегка влажные ресницы, что склеивались друг с другом каждый раз, когда она незатейливо моргала, мягкие, слегка сморщенные губы. Он наконец-то видит ее, и на секунду зрачки его расширяются, открывая в янтаре его глаз две бездонные пропасти. Райнер не может отвести глаз и почти беззвучно зовёт ее по имени, пытаясь крепче сжать ее в объятиях, когда пересохшее дерево под ногами обваливается, и она падает в кромешно-темную пропасть, выскользнув из его, казалось бы крепких рук. Райнер не раздумывая, пускается за ней, протягивая ей руку, чтобы успеть ухватить, но теряет ее испарившийся едким дымом образ, а затем и сам срывается камнем вниз, с парашютом, что раскрывается в самый последний момент и спасает его.       Он просыпается. Все ещё вытягивая перед собой руку в попытках удержать ее. Грудь Райнера тяжело вздымается, с хрипом поглощая порцию кислорода.       Он спасает ее каждую ночь. Каждый мимолетный сон. Каждую кратковременную иллюзию. Но все всегда остаётся неизменным. Он просыпается и понимает, что ее больше нет. Как нет Бертольда и Галлиарда, как нет рядового Грайса, как нет и того Райнера, которым он когда-то являлся. И каждый раз, просыпаясь в холодном поту, ему приходится снова и снова принимать эту гнусную правду. Райнер в очередной раз надеется, что сегодня будет его последняя битва. Сегодня, гладкая пуля пронзит его давно обескровленное сердце, которое ведёт лишь долг военного и больше ничего. Сердце, что больше не трепещет, не кричит, не вырывается из груди, не взывает на подвиги и не сподвигает на милосердие. «Никакого милосердия! Больше никогда!» - даёт обещание себе Браун. Он не спеша натягивает на себя снаряжение и выходит с военной базы.