Два года спустя
На Парадизе жарко. Яркие лучи солнца пробиваются сквозь занавешенное окно, и рассыпаются по полу гостиничного номера. Райнер трет тыльной стороной руки глаза, зарывается пальцами в соломенные волосы, ненароком встряхивая голову. Легкая усталость после почти бессонной ночи, стянула мышцы в узел. Глубокий вдох наполняет легкие кислородом, в секунду приводя к осознанию того, что в постеле он не один. Казалось бы, его должно было это воодушевлять, но в его голове сейчас слишком много противоречий…
— Хей,— непривычно хриплый шепот Райнера, заставляет его самого съежиться,— Лиа, просыпайся.
Но её хрупкое тело, попросту отказывается, лишь ближе прижимаясь к нему. Она закидывает на него ножку, утыкается острым кончиком носа в шею, кротко целуя его прохладную кожу, ведет плавную линию вверх, до самого края челюсти, от чего по его спине ползут мурашки. Она оставляет еле заметные меточки, в виде крошечных поцелуев на щетинистой щеке, на напряженных желваках. Поднимается выше, мягко касаясь губами маленького, почти не заметного никому, шрама под глазом. Его сбивчивое дыхание стелет пелену перед глазами, пока ее подушечки пальцев вырисовывают незамысловатые узоры у него на груди.
— Давай останемся… еще немного.
Он хотел бы возразить, но понимает, что сдался, еще тогда, когда увидел ее спящую рядом. Райнер прогибается, хоть ему и не свойственно такое.
Поддается…
В ее руках он тлеет, вот-вот испепелится без остатка. И ему даже страшно, от того как быстро ей это удалось. В ее объятиях он не тот Райнер, о котором наслышаны на континенте, и лучше бы ей никогда не знать об этих сплетнях.
Брауну кажется, что готов сделать для нее все, что попросит, пусть только действительно попросит, даст понять, что не просто играет с ним, что он не совсем еще выжил из ума.
Прикосновения шпарят, от чего он через чур осторожно поднимает ее лицо за подбородок, касается нежно ее приторных губ, пытаясь насытится ею за одно крошечное мгновение. Дыхание сводит так, что солнечное сплетение скручивает, будто острый нож всадила меж ребер, но то что это могла быть влюбленность, Райнер напрочь старается отсечь на корню.
Сладкая нега продолжает растекаться, а ее руки уже блуждают по его крепкому торсу.
Она дьяволица, тащит его за собой, в пучину безумства, на дно водоворота из кучи противоречи и сотни благоразумных «нет». Она— дьяволица, Райнер почти уверен в этом.
Каждое касание заставляет кровь вскипать, бурлить. И хочется бросить все на самотек, остаться. Не на чертовом Парадизе, на дьявольском острове со всей его грязью, а лишь в этой постеле, рядом с женщиной, которая свела с ума.
Он тянет ее к себе, углубляя поцелуй, проталкиваясь языком. Обжигает словами. Ласкает ее податливое тело.
Влюбился. Дрожь проходит по спине, обрушивается вниз, к самым щиколоткам. Теперь не сможет отрицать этого. Не может продолжать обманывать себя…
И как только ей удалось это, в столь короткий срок…
Лиа горячо дышит, оставляет заметный след на шее, пока Райнер двигается в ней. Он берет ее в самом откровенном смысле, заставляя ее плавится под ласками. Она сжимает его, впивается ногтями в широкую спину… Стонет так сладостно… Горячо умоляет… Ей хочет его еще, всего его. Тело, душу… и Лиа даже не догадывается, но она уже получила желаемое…
Щелчок магнитного замочка на кожаной сумочке, отрезвлять. Райнер сидит на краю смятой постели, нежно подправляет выбившийся локон черных волос за ухо, когда девушка стоит перед ним уже в своей строгой одежде. От нее пахнет сладостью, а свежий макияж скрывает побогровевшую нижнюю губу, после несдержанных поцелуев.
Они молчат. Тут и не о чем говорить и так все понятно. Горечь застревает в горле, проталкивается ниже, а потом и вовсе обрушивается тяжелым комом в груди.
Ее взгляд пустой, украдкой мажет по нему сверху, блуждая где-то далеко в своих спутанных окончательно мыслях, до тех пор, пока он не решается ворваться туда. Нагло, по варварски и запутать все еще больше. Хотя казалось бы…
— Ли, мне кажется я влюбился в тебя…
Лиа кротко улыбается на сказанные слова, чувствует на себе прожигающий взгляд, опускает глаза и тут же отводит с сторону — Райнер сидит, не моргая смотрит на нее, пристально.
Она ничего не ответила, одарила коротким вздохом, что еле уловимо отдавал ноткой горечи, словно сожалела, что сама позволила этому случиться. В прочем, Браун иного и не ждал. И лишь ей самой было известно, как много усилий нужно ради сдержанных ею слов, чтобы не податься в крайность и не ответить взаимностью.
Мягкие губы касаются мужских, оставляя на прощание влажный след помады. Браун аккуратно слизывает липкий приторный слой, со сладким вишневым запахом.
Райнер слизывает липкий слой со сладким вишневым запахом и горьким привкусом алкоголя. Он сдерживает тяжелый ком в горле, проталкивая его вместе с залитым вишневым шнапсом сидя у дальнего столика, у окна с видом на набережную Марли. Море сегодня не спокойное. Волны хлещут, разбиваясь о камни, взбивая пену у берегов. В голове отчетливо всплывает ночь, как два года назад он пересекал границу, разбитый и опустошенный. А потом воспоминания о войне вспыхивают, как молнии перед глазами.
Почти бесшумно затягиваясь, Браун выпускает плотную серую дымку вверх. В носу остро пощипывает, и тоненькая ниточка расслабления тянется по напряженным мышцам.
Курить тут конечно же нельзя, но после победы на войне с Парадизом, им похоже, теперь, все дозволено.
— Райнер?
Граненный стакан дрогнул в руке, Браун едва не опрокинул его на идеально выглаженные брюки. Выдохнул. Не уж то снова почудилось? Воспоминания не отпускали и чувство вины наждачкой резало под грудью.
— Райнер, это ведь ты? Как ты тут оказался?
Стакан ударился о поверхность стола. Нервы постепенно натягивались до предела, тоненькой ниточкой, посвистывая в ушах. Только островных «приятелей» тут не хватало встретить.
— Армин, кажется? — Манерность взяла верх заставляя подняться и протянуть ему руку. — Каким ветром тебя сюда занесло?
— Эм… это долгая история…
Армин болтал, казалось без умолку, но Райнер его абсолютно не слышал. Кивал головой, еле поддакивая, но голова была занята лишь своими мыслями.
— …Ну мне уже пора.
Райнер кивнул равнодушно, залпом допил остатки в стакане. Все связанное с островом вызывало у него лишь одни болезненные воспоминания. Они всегда остро вонзались в грудь, тогда, когда он совсем их не ждал. Будь то Армин с острова или духи проходящей незнакомки, с нотками вишни. Ему уже стало хорошо известно, что после, всё рассеивается и его отпускает. Нахлестывает волнами и отпускает, всего лишь на какое-то время, по этому нужно лишь перетерпеть. Мужчина кидает на стол крупную купюру лишь бы поскорее выбраться на свежий воздух.
Гул мотора режет слух, а воздух кажется уже совсем пропитан тем самым, липким вишневым запахом, что еле проталкивается в легкие. Он влажный, он тяжелый, Райнер судорожно затягивает еще одну сигарету, томно прикрывая глаза, и кратковременное облегчение медленно растекается по его телу.
***
— Я принес… букет белых лилий. Тебе нравится? — Браун с трудом проговаривает каждое слово, но раздирающая тишина снова хлещет, самым болезненным образом, а после мурашками проходится по коже на спине, прокрадываясь колким ознобом в самую глубь. Он опускается на влажную землю, рядом с аккуратной мраморной плитой и бесшумно кладет рядом белый букет.
Он не был на её вскрытии. По распоряжению Марселя, его просто напросто туда не пустили, хоть и устроил в больнице такой погром— не пустили. Пока был на Парадизе, даже и не знал, что этот засранец Марсель получил ученную степень в области некропсии. Маггат не позволил проводить никаких церемоний элдийцам. И все, что досталось Райнеру по итогу— холодный камень на городском кладбище и ядовитые воспоминания.
Война, кажется, окончательно сломила Брауна, наградив его одиночеством и глубоким чувством вины. Но что действительно его уничтожило, так это ее смерть. Он так и не смог смириться с этим, простить себя, за то, что опоздал, не поступил иначе. Мыслями невольно вновь и вновь возвращался к ней. В ее постель, в ее объятия, в их с Райнером короткие моменты. Он должен был послушать Порко, не ходить и даже никогда не сметь думать о ней. Она была чужой, не принадлежавшей ему. А он дал осечку, кинулся с головой в эти чувства, но поплатилась за это именно она.
Марлийские девки зазывали его, стоило ему показаться в городе, тянули в пучину похоти и небытия, алкоголь пьянил каждый раз, стоило Брауну оказаться в одном из этих редкостно отвратительных заведений. Вице капитан был нарасхват. Все знали— у таких деньжат полно. Но Райнера ничего из этого не привлекало. Ничего не могла ему помочь. Пустота проделанная потерей, была не сравнима ни с чем.
И все в его жизни теперь казалось потеряло цену.
Райнер не думал, что когда-то, общество в котором он жил, станет для него, чем то настолько грязным и отвратительным. Весь мир вокруг него казался разрушенным и все в нем, до малейшего камушка, пропитанным ненавистью, и его собственным отвращением.
Когда то, он мечтал о звании вице капитана, мечтал иметь эти чертовы привилегия. Вот только для кого они теперь? Он получил это. Но какой ценой?
Противный самому себе, Райнер не пытался найти себе прощения, он лишь желал получить хоть самую крошечную долю спокойствия. Но время шло. Нещадно бежало, а раны, что кровоточили глубоко внутри, так и не затянулись.
Телефон в кармане завибрировал выдергивая его в реалии. Что-то внутри заставило сжаться, от неожиданного звонка и на этой нерешительной ноте он ответил.
— Браун, собираем срочное заседание. Энни Леонхард вернулась с разведки.
***
Больничная палата, пропахшая тошнотным запахом медикаментов, раздражающий писк аппарата, что раз в два часа измерял кислород в крови. Сознание медленно, но верно пробуждалось. Постепенно, перед глазами мелькали силуэты, сверху до низу одетые в белое одеяние. Голоса неугомонно резали слух. Кирштайн обшарил весь кабинет Йегера, проник в Либерио, опросив уйму жителей гетто, был у Аккермана в поместье, но никаких следов Эрена так и не нашел. В голове полная неразбериха из за приема седативных препаратов и постепенно нарастающая боль в плавом плече.
Белый, тусклый свет лампы противно бьет в глаза, и Жан теряется где-то в своих мыслях, до тех пор пока в палату не врывается Микаса. Осторожно, насколько это возможно, придвигает стул к больничной койке и аккуратно
отпускает руку на больное предплечье. Жан шипит, она испугавшись, отдергивает руку и тихо, еле слышно шепчет:
— Так нельзя, Жан! Нельзя! Ты понимаешь? Мы… мы так волновались, — путая пальцы в собственном шарфе, продолжает без умолку, — как ты мог поехать на материк в одиночку?! — Глаза в один миг покрыла влажная пелена, что крупными каплями скатились по щекам.
— Я знаю… — хрипло стонет Жан. Нутром он понимал, что не решил бы ничего в одиночку, что совершенно не помогает расследованию, когда действует так опрометчиво. Да как он вообще мог помочь? Его приняли в военную полицию, только из-за тяжелого положения на острове. Благо полученное образование давало возможность. Хотя, по факту, никакого опыта работы, ничего более и не требовалось, лишь бы хоть что-то сейчас помогло острову предотвратить вторую волну бедствий.
Из беззаконика сразу, в следователя. Жана дико потешала такая ирония.
— Может, как найдем Эрена, уйду из военной полиции. Война закончится… И когда-нибудь, все наладится. — он усмехается, меркнет на глазах, — я не знаю, я… я правда не знаю, что еще мне делать. Я словно с ума схожу, Микаса. Моя жизнь, она стала такой…обреченной. Этот груз душит меня и все что мне остается это попытаться хотя бы помочь другим. Это мой способ забыться, понимаешь?
Микаса не могла отвести взгляд от его перебинтованной руки. Слишком опасно на этот раз его ранило.
— Но не так Жан! Не подвергая себя опасности! Ты ввязываешься в это так, словно ждешь, что в очередной раз, ты уже не вернешься… Мне жаль, Жан, мне правда очень жаль, но прошу… — по щекам потекли тонкие струйки слез.
Жан растер их большим пальцем
— Все наладится, Микаса. Я обещаю… Мы найдем Эрена.
Он протянул руку, указывая на папку лежащую на столе, поморщился, болезненно откидываясь на постеле.
Микаса поднесла ему ее, открыла на первой странице. На бумажном листе были данные незнакомого ей человека, в левом верхнем углу фото. Из примет светлые волосы, очки, борода.
— Зик Йегер. — Начал Жан шепотом. Микаса вздрогнула от услышанной фамилии. — Сводный брат нашего Эрена.
