Филофобия

Дело идёт с трудом. Они бьются над ним уже второй месяц, но любая, даже самая незначительная подвижка сопровождается кучей бюрократической возни. Ваймс откладывает в сторону очередную кипу бесполезной макулатуры и устало трёт веки. Опять ничего. О причастности Сиринема Блота к обороту контрабандного товара в Анк-Морпорке не знали разве что туристы и свидетели Ома, да и то вторые были под вопросом. Но знать — это одно, а доказать причастность — совсем другое. Не то, чтобы Ваймса лично беспокоило, прошли растаможку рыбные консервы из ближайшего ларька или нет, но раз уж взялся вычищать любимый город от заразы — будь добр, доведи дело до конца. Как ни крути, за прошедшие несколько лет Анк-Морпорк стал гораздо здоровее и безопаснее, и комиссар даже отчасти гордился своим вкладом в это преображение. Прижать Блота, как и во множестве других случаев, было делом принципа, потому Ваймс всерьёз намеревался засадить его за решётку, даже если на это уйдёт ещё несколько месяцев. Телефон коротко вибрирует где-то под бумажными завалами. Ваймс откладывает новую партию накладных и открывает уведомление. Уставшие от работы при тусклом освещении глаза пробегаются по тексту — неужели повезло? — и острая необходимость действовать прямо сейчас врезается в мозг. Взвинченный, Ваймс готов в ту же секунду мчаться в суд и подавать заявку на ордер, но осознание того, что на рассмотрение уйдёт не меньше двух дней, мгновенно отрезвляет. Да и поздно уже: половина второго, кто в такое время работает-то? Идея приходит сама собой. Ваймс быстро набирает сообщение, вынимает сигарету из пачки и закуривает. Сизый дым мягко стелется, смешиваясь с отдающим желтизной светом настольной лампы. Проходит какое-то время прежде чем раздаётся новая вибрация — слишком длинная для сообщения в чате. Ваймс поднимает перевернутый по привычке телефон и несколько секунд тупо пялится в экран: «Ветинари» вызывает по видеочату. Не то, чтобы они никогда не общались по видеосвязи, но Ваймс ожидал немного другой реакции на свою просьбу. Он тушит сигарету о пепельницу и сглатывает скопившуюся во рту горькую слюну перед тем, как надеть наушники и принять вызов. — Доброй ночи, комиссар. Непривычно мягкий — видимо, сказалась дневная усталость — голос мэра разливается в голове, и все связные мысли мгновенно тонут в его бархатных переливах. Кажется, наушники были не лучшей идеей. Ветинари, как обычно, сидит за письменным столом, но по мягкому освещению и зелёным обоям Ваймс понимает, что звонит мэр из дома. Второй деталью, которая привлекает его внимание, становится отсутствие застёгнутого на все пуговицы костюма-тройки и тугого узла галстука — вместо этого Ветинари одет в свободную тёмно-синюю пижаму. Ваймс невольно скользит взглядом по выглядывающим из-под ткани бледным ключицам. Несмотря на их близость в определённых аспектах, он никогда не видел мэра настолько домашним. Пауза затягивается — Ваймс отмирает, отзываясь спасительным «сэр». — Могу полюбопытствовать, к чему такая срочность? — Я получил наводку, сэр. Завтра после полудня будет отгрузка товара на складе Блота, что в двух кварталах от Саторской площади по Паточной улице. Это, возможно, наш единственный шанс их накрыть. — Вы уверены, что вашему… — мэр коротко хмыкает, подбирая слово, — …информатору можно доверять, Ваймс? Он смотрит испытывающе, с лёгким скептицизмом, но за годы практики Ваймс прекрасно научился игнорировать подобные взгляды. — Абсолютно, сэр. Он врёт. Единственное, в чём Ваймс уверен — доверять нельзя никому, даже самому себе, но Ветинари это знать не обязательно. Как не обязательно и знать, что его «информатором» был попрошайка по кличке Вездесущий Хьюи, который за лишний доллар сестру родную продаст. Если бы она у него была, конечно. — К тому же, как я и говорил, это может быть единственным шансом. — Вы же осознаёте рискованность мероприятия, Ваймс? Тонкие пальцы на мгновение невесомо касаются ключицы — это можно было бы счесть простой нервозностью, если бы речь не шла о Хэвлоке Ветинари. Ваймсу стоит немалых усилий удержать мысль. Под рискованностью Ветинари имел в виду явно нечто большее, чем просто опасность напороться на вооружённую охрану во время обыска. — Да, сэр. — Господин Блот достаточно долго входил в число членов анк-морпоркского президиума по делам внешней торговли и до сих пор сохраняет влиятельное положение в обществе. Мэр слегка меняет позу, склоняясь ближе к столу, отчего рубашка распахивается чуть сильнее. Ваймс ловит взглядом оголившуюся полоску кожи — мысли снова сбиваются. Он резко одёргивает себя — думать о работе! — Сэр. — Чтобы выступить против него нужно иметь очень веские основания. Пальцы Ветинари проходятся по волосам, заправляя несколько выбившихся прядей за ухо, соскальзывают на шею и ненадолго задерживаются на бьющейся под кожей жилке прежде чем вернуться в своё привычное положение. Ваймс реагирует заторможенно, будто зачарованный этим нехитрым, почти будничным действием. — Я понимаю, сэр. Голос звучит чуть более низко, чем обычно. Ветинари улавливает изменение интонации и, довольный произведённой реакцией, чуть отводит плечо, позволяя рубашке съехать ещё немного. — Как и понимаете, что своей просьбой ставите под удар не только себя, но и меня? Голос патокой льётся в уши, обволакивает, лишает возможности трезво мыслить. Ваймс понимает, что нет смысла задумываться над ответами — этот разговор ничего не значит. Чёртов ублюдок уже давно принял решение, а сейчас попросту развлекается и тянет время, вовлекая его в очередную свою игру. По-хорошему сбросить бы звонок, обломить его, но вопреки отчаянным воплям здравого смысла взгляд снова жадно цепляется за худую ключицу, а с губ слетает очередное хриплое «сэр». — И каков смысл мне так рисковать? Пальцы ловко расстёгивают верхнюю пуговицу, как будто случайно касаясь тонкой кожи. Ваймс сглатывает — возбуждение медленно ползёт по телу, окончательно затуманивая рассудок — он почти что гордится собой, когда выдаёт в ответ что-то длиннее, чем просто «сэр». — Ваш город станет чище… сэр. Удивлённый таким неожиданно осмысленным и веским аргументом, Ветинари позволяет себе мимолётную улыбку. — Что же, это достаточно серьёзная причина. Он быстро расстёгивает оставшиеся пуговицы и отклоняется назад, распахивая рубашку. Узкая ладонь тянется снизу вверх, плавно оглаживая оголившуюся кожу. Мэр сдвигает рубашку с плеча и проводит по ключичной впадине, чуть надавливая. Ваймс понимает вдруг, что будь он рядом с Ветинари сейчас — то сделал бы то же самое. Это внезапное осознание выбивает воздух из лёгких не хуже профессионального боксёра. Он шумно выдыхает и придвигается ближе, чтобы не упустить ни одной детали. Ветинари замечает растущую заинтересованность во взгляде комиссара — отклоняется ещё сильнее и закидывает ногу на подлокотник, предоставляя более широкий угол обзора. Пальцы неспешно ласкают худую грудь — черт возьми! Ваймс жалеет, что нельзя протянуть руку и коснуться гибкого тела через экран: с нажимом провести по подтянутому животу, пройтись широкой загорелой рукой по выпирающим рёбрам, царапнуть сосок… Ветинари стонет — коротко и отчётливо. В голове разом становится пусто. Ваймс давится воздухом, напрочь забывая как дышать. — Всё в порядке, комиссар? Голос Ветинари звучит удивительно ровно и буднично, приправленный толикой искренней заботы, будто вовсе не его рука сейчас наполовину скрылась в широких пижамных штанах. Ваймсу требуется время, чтобы прочистить горло и выдавить из себя хриплое «да». Ветинари ловит его возбуждённый взгляд и довольно усмехается — ладонь полностью подныривает под резинку штанов. — Тогда расскажите мне подробнее о вашем плане. Он смежает веки, закусывает губу и выдыхает с тихим стоном. Ваймс отзывается приглушённым рыком — собственное возбуждение отдаёт тяжестью внизу живота, а излюбленные джинсы уже кажутся немного тесными. Распалённый страстью мозг отказывается воспринимать хоть что-то, кроме картинки на экране. — Что? Ветинари бегло облизывает пересохшие губы прежде чем ответить. — Ваш план, Ваймс. Я же должен знать, на что именно даю разрешение. Голос кажется почти безразличным, но от требовательного взгляда по коже бегут мурашки. Ваймс не видит зрачков Ветинари — слишком мелко, знал бы, чем всё обернётся, подключился бы с компьютера — но готов поспорить, что в них плещется лихорадочный блеск. Где-то на задворках сознания вновь зарождается мысль о том, что можно попросту сбросить чёртов звонок и пойти спокойно подрочить на светлый лик мэра. Без мазохизма. Но вместо этого Ваймс тупо бормочет то, что на данный момент кажется ему подходящим планом. — Посадить этого подонка. — И всё? — Ветинари разочарованно хмыкает. — А как же подробности, Ваймс? — Подробности? — до Ваймса начинает доходить — и как он раньше не догадался? — что ублюдку нужно. Ваймс намеренно понижает голос на следующей фразе, вкладывая в слова всю двусмысленность, на которую только способен. — Это секретная информация… сэр. Не думаю, что могу раскрыть её в подобном положении. Ветинари растягивает тонкие губы в улыбке, довольный тем, что Ваймс принял условия игры. — Вы уверены? Он ловко избавляется от пижамных штанов и усаживается поудобнее: одну ногу, как и прежде, закидывает на подлокотник, а второй упирается в столешницу, раскрываясь перед Ваймсом. У комиссара вновь перехватывает дыхание от восхищения, голос становится ещё ниже. — Возможно… я сделаю исключение. Ваймс скользит взглядом по стройным бёдрам, в который раз сожалея, что не может прикоснуться к ним прямо сейчас. Ветинари вторит ему собственной ладонью, плавно оглаживая чувствительную кожу. Дыхание сбивается сильнее, и в рваном ритме вдохов и выдохов Ваймс отчётливо слышит, насколько мэру трудно держать лицо. А ведь они ещё даже не начали играть всерьёз. Осознание того, что он может довести Ветинари до подобного состояния одним голосом, невероятно льстит и придаёт уверенности. — Вначале нужно подготовиться. Ветинари ведёт ладонью от бедра до подбородка и медленно оглаживает пальцами губы — по-своему, изящно и без нажима. Ваймс прослеживает его движение в отчаянной попытке понять, кто в этой чёртовой игре главный. — Собрать опергруппу. Ветинари мягко обхватывает указательный и средний пальцы губами — неглубоко, всего на одну фалангу. Ваймс на мгновение прикрывает глаза и резко выдыхает, вспоминая жар и влажность податливого рта. Слова даются с трудом. — Найти понятых. Он почти ощущает как зубы слабо смыкаются на его собственных пальцах, а язык мажет по смуглой, огрубелой от частого обращения с оружием коже. — Договориться о подкреплении на всякий случай. Ветинари хрипло выдыхает, влажные пальцы выскальзывают изо рта. Он выглядит очаровательно открытым и беззащитным: волосы растрепались, губы поблёскивают от слюны, а на скулах выступил лёгкий румянец. Ваймс всматривается в каждое движение, в каждую деталь, впечатывая картинки в память — такой Хэвлок Ветинари теперь надолго поселится в его наиболее развратных фантазиях. — Не думаю… — голос в наушниках звучит уже не столь спокойно и буднично как прежде, — что это понадобится. Ваймс коротко кивает. — Значит, сразу к действию. Ветинари жмурится и коротко стонет, касаясь возбуждённого члена — пальцы ласкают головку, размазывая выступившую смазку. Ваймс отзывается тихим утробным рыком, осознавая собственное бессилие. Он с жадностью следит за тем, как неторопливо двигается рука Ветинари, как призывно выгнута его тонкая шея, как трогательно поджаты пальцы на изящных ногах. Хочется бросить всё прямо сейчас — сорваться, прыгнуть на байк и через каких-то пятнадцать-двадцать минут вломиться в квартиру Ветинари, чтобы, наконец, закинуть его невозможные ноги себе на плечи и хорошенько вытрахать. До сорванного горла, до хриплого бессвязного воя. А после ещё раз. И ещё — пока хватит сил, чтобы стервец ответил, наконец, за свои чёртовы провокации! — Ваймс!.. — имя слетает с губ судорожным стоном, разбиваясь в голове комиссара на мириады осколков. — Не молчи! Ветинари не приказывает и не командует — в его голосе задушенная просьба. Это можно было бы даже счесть мольбой, но едва ли Хэвлок Ветинари знает, что такое умолять. — Я… я… Ваймс теряется, отчаянно пытаясь собрать мысли в кучу и вспомнить хоть что-то, соответствующее затеянной игре — срываться на пошловатое «да, детка, кончи для меня!» не хочется. Только не с Ветинари. Ваймс шумно втягивает воздух — думать о работе! Занятие откровенно хреновое, когда объект твоих эротических воздыханий самозабвенно дрочит, а у самого стоит так, что, того и гляди, пятна перед глазами поплывут от перевозбуждения. — Осмотреть всё нужно. Даже короткая фраза даётся чертовски тяжело. Ветинари отзывается горячечным «да», чутко реагируя на хриплый голос Ваймса. Узкая ладонь плотнее обхватывает член, движения становятся резче, грубее. — Зафиксировать. С искусанных губ слетает очередное «да». Ваймс перехватывает телефон крепче, второй рукой сжимая собственный член через ткань — тело прошивает болезненным удовольствием. Он плотно сжимает челюсти и попросту рычит — внятной фразы уже не получается, но Ветинари это и не нужно. Он запрокидывает голову и протяжно стонет. Худое тело прогибается в оргазменной судороге, а белесая сперма густыми каплями покрывает живот. Ваймсу достаточно просто смотреть и слышать Ветинари — он кончает в штаны как семнадцатилетний пацан, впервые пообжимавшийся с девчонкой на школьной дискотеке. Он жадно хватает воздух, пытаясь привести дыхание в норму. В голове сплошной белый шум — просто и хорошо. Пока что-то чужеродное не нарушает идиллию. Один раз, другой, оформляясь, наконец, в опознаваемый набор звуков. — Ваймс? Усилием воли комиссар заставляет себя открыть слипающиеся глаза и сфокусироваться на экране. Только сейчас, измотанный этой извращённой игрой с Ветинари и ярким оргазмом, он вполне осознаёт, насколько устал за прошедшие несколько недель непрерывной бумажной волокиты. Хочется простого человеческого поспать. — Ты слышишь меня? Ветинари выглядит слегка взволнованным, и Ваймс не может удержаться — тупая улыбка сама расползается по лицу. Вот был бы всегда таким: растрёпанный, домашний, с румянцем на скулах и в расхристанной пижаме. Живой. Настоящий. Ваймс просто кивает — говорить нет ни сил, ни желания. Аура искренности вокруг Ветинари постепенно рассеивается, уступая место профессиональной отстранённости. — Тогда жду завтра после десяти. За ордером. Но помни… Договорить Ветинари не успевает. — Да-да, — Ваймс вновь устало прикрывает глаза и трет переносицу, — рискованное мероприятие, ставлю под удар — я помню. Ещё что-то? — После операции, как обычно, жду подробный отчёт. Аура искренности испаряется окончательно. Ваймс хмыкает — и как только у Ветинари это получалось? Напяливать личину бесстрастного ублюдка раз за разом, как будто не он только что самозабвенно выгибался и стонал, надрачивая на голос Ваймса. — Да, сэр. Ваймс говорит абсолютно бесцветно — хочется просто, наконец, сбросить этот чёртов звонок и завалиться спать. Прямо в отделе. Прямо в испачканных штанах. В конце концов, это далеко не худшее состояние, в котором ему доводилось засыпать. Где-то в черепной коробке неприятно ворочается мысль о том, что комиссару анк-морпоркской полиции подобное поведение непростительно, а в раздевалке есть душевая и какая-никакая сменка. — И, Ваймс, — голос в наушниках неожиданно снова отдаёт мягкостью и уютом, пробуждая какой-то иррациональный трепет в области солнечного сплетения, — спокойной ночи. — Спокойной ночи… Ваймс запинается, обрывая фразу на полуслове. Привычное «сэр» кажется совершенно неуместным. Палец на автомате тянется к ярко-красной иконке с трубкой, звонок сбрасывается, телефон отправляется назад в кипу бумаг. Так и не озвученное «Хэвлок» повисает в воздухе.