Филофобия

— Я замял дело с пистолетом. Ваймс чувствует себя совершенно неуютно — взгляд блуждает по тошнотворно-зелёным обоям в отчаянной попытке зацепиться хоть за что-то. Ветинари не реагирует, будто и вовсе пропустил его слова мимо ушей. Волна гнева зарождается где-то в районе солнечного сплетения и медленно нарастает, подпитываемая усталостью и недосыпом. Ваймс крепче сжимает челюсти и глубоко вдыхает — главное, не сорваться. Собаки, улёгшиеся подле стола, лениво поглядывают на комиссара как на диковинный, но совершенно не представляющий интереса предмет интерьера — уже не бросаются и на том спасибо. Ветинари делает несколько пометок на полях очередного документа и, наконец, отрывается от чтения. Он ловко собирает разрозненные листы в стопку и откладывает их на край стола. Питомцы чутко реагируют на движение хозяина — поднимаются и невпопад тычутся мордами, напрашиваясь на ласку. Ветинари мягко улыбается и треплет подставившегося под руку добермана за ухом. Пёс игриво пытается ухватить ласкающую его кисть, но не успевает сомкнуть пасть на узкой ладони — клацает зубами в воздухе и виновато отступает под строгим взглядом мэра. Ваймс отчётливо ощущает себя лишним в этой почти что любовной сцене — с ним Ветинари далеко не столь ласков и терпелив. Непрошенные мысли лезут в голову, гнев скручивается в узел, пульсирует и давит изнутри, рискуя разломить черепную коробку. Сейчас бы закурить. Ваймс шумно выдыхает, не дождавшись ответа. — Сэр? Ветинари поднимается из-за стола и отходит к окну, всё так же игнорируя Ваймса. Ваймс шаркает ботинками, неловко переступая с ноги на ногу. Собаки заинтересованно поворачивают головы. Кровь шумит в ушах, кулаки комиссара непроизвольно сжимаются. — Если это то, ради чего вы ворвались ко мне в квартиру посреди ночи, комиссар, то да. Не смею вас больше задерживать. Мягкий голос Ветинари теряется в гулких ударах собственного сердца — Ваймс не слышит окончания фразы. Ваймс уже вообще не слушает. Тщательно сдерживаемый гнев лопается подобно нарыву, изливаясь ядовитым потоком необдуманных слов. — Я решал твою проблему! Собаки вскидываются и щерятся, реагируя на крик. Ветинари, наконец, обращает на Ваймса внимание, бросая на него пренебрежительный взгляд. — Технически, это была ваша проблема, комиссар. Возмущение захлёстывает волной, заготовленная тирада становится поперёк горла, воздуха не хватает — Ваймс тупо открывает и закрывает рот, не в состоянии ни высказаться, ни как следует вдохнуть. Ветинари делает несколько шагов навстречу, узкие ладони опускаются на напряжённые плечи комиссара, тонкие пальцы забираются под расстёгнутую кожанку. — И не кричите. Вы пугаете моих собак. Ваймс, наконец, вдыхает полной грудью, расслабляясь под ласкающими движениями рук Ветинари. Гнев сникает так же быстро как зародился. Ваймс запоздало осознаёт, что ведет себя ничем не лучше чёртова пса, ластящегося к хозяину. И как бы широко ни была разинута пасть, он никогда не решится укусить хозяйскую руку. — То, что я позволяю вам спать с собой, ничего не значит, — мэр елейно улыбается, — или мне стоит напомнить, где ваше место, комиссар? Ветинари слабо надавливает ладонями на плечи Ваймса, побуждая его встать на колени, но Ваймс не поддаётся. Он — далеко не тот послушный щенок, прибегающий по первому свисту, которым был раньше. — Я решал твою проблему, Хэвлок, — с нажимом повторяет он, оттесняя Ветинари к небольшому дивану у стены. — Не зарывайся, Ваймс. В голосе Ветинари прорезаются стальные нотки, а в льдисто-голубых глазах отражается недвусмысленная угроза. Ваймс балансирует на краю обрыва с грацией одноногого калеки, ежесекундно рискуя свалиться в пропасть. Ваймс делает шаг ближе, вынуждая Ветинари опуститься на диван. Худые запястья мэра выглядят обманчиво хрупкими в огрубелых руках Ваймса, вот только Ваймс прекрасно знает, насколько смертоносными могут быть эти изящные пальцы. Он подносит кисть Ветинари к губам, прижимаясь целомудренным поцелуем к бледной коже. С губ мэра слетает едва различимый вздох, Ваймс усмехается. Он оставляет ещё один незамысловатый поцелуй на костяшках, а затем перехватывает ладонь Ветинари и касается губами внутренней стороны запястья — целует влажно, лаская тонкую кожу языком. Ветинари вновь тихо вздыхает и разводит ноги, позволяя Ваймсу упереться коленом в диван меж его бёдер. Горячее дыхание комиссара обжигает ухо: — Хэвлок. Ветинари пробирает крупная дрожь, сердце заходится заполошным стуком — собственное имя на чужих губах кажется чем-то слишком интимным, неправильно интимным. Они не должны пересекать черту. Мэр ловко освобождает руки и с силой отталкивает нависающего над ним Ваймса. От неожиданности Ваймс соскальзывает с дивана и оседает на пол подле ног Ветинари. — Я предупреждал, — мэр не даёт Ваймсу подняться, лакированная туфля упирается в плечо, — убирайся сейчас же. Пошёл вон! — Нет, — Ваймс мягко снимает ногу Ветинари с плеча, придерживая её за лодыжку. Почва уходит из-под ног, зияющая чернота метафорической пропасти с готовностью принимает комиссара в свои объятия, — мы больше не будем играть по твоим правилам. Ветинари не успевает возразить — Ваймс прижимается коротким поцелуем к мыску его туфли. Сердце пропускает несколько ударов, чтобы после зайтись бешеным стуком в отчаянной попытке нагнать упущенный ритм. Возмущение мешается с восхищением. — Ваймс! Успокоившиеся было собаки настороженно поднимают головы, реагируя на оклик хозяина. Ветинари дёргает ногой, пытаясь вырваться, но Ваймс удерживает его достаточно крепко. Лакированная кожа запотевает от горячего дыхания, когда комиссар прижимается к гладкой поверхности новым поцелуем. — Если это ничего не значит, зачем сопротивляться? Голос Ваймса резонирует низкими нотами плохо скрываемого возбуждения. Он сам не верит в то, что творит. Нарушать границы удивительно приятно. Он оглаживает напряжённую голень Ветинари ласкающим движением и вновь целует дорогую туфлю, оставляя влажный след, точно пёс, счастливо лобызающий хозяйскую ногу. Ветинари давит очередной восхищённый вздох, натягивая на лицо маску бесстрастности. — Ты слишком… — голос мэра срывается, когда Ваймс хватает его ногу под коленом и трётся о голень щекой, точно ластится. Ветинари сглатывает, выравнивая тон, — слишком много себе позволяешь. Ветинари закрывает глаза и откидывает голову на спинку дивана, даже через ткань брюк ощущая жар дыхания Ваймса. С губ мэра срывается тихий стон, когда комиссар слабо сжимает зубы, прикусывая чувствительное место на внутренней стороне бедра. — Но тебе это нравится. Ваймс подтягивает ногу Ветинари выше, сгибает в колене. Ткань брюк натягивается, плотно облегая выпирающую эрекцию. Ветинари смотрит потемневшими от возбуждения глазами и недовольно поджимает губы — ему не хочется признавать правоту Ваймса, не хочется признавать, что у него встал от того, как Ваймс называл его по имени и с собачьей преданностью ластился к его ногам. Тонкие пальцы впиваются в обивку дивана в бессильной злобе — Ветинари собирает остатки самообладания, чтобы не схватить Ваймса за волосы и не притянуть его к себе для жадного поцелуя. Стоит однажды уступить слабостям, переступить черту, — и пути назад не будет. Вместо этого он двигает второй ногой — лакированная туфля грубо надавливает на пах комиссара, вызывая приглушённое шипение. Ветинари самодовольно улыбается и вжимает мысок сильнее, причиняя Ваймсу почти болезненное удовольствие. Не его одного заводят эти игры. Ваймс отзывается тихим рыком, слабо толкаясь навстречу грубоватой ласке, и вновь прижимается к бедру Ветинари поцелуем-укусом. Ветинари стонет громче и несдержаннее –жар ползёт по телу, ткань белья неприятно трётся о возбуждённый член. — Ваймс! Вновь взбудораженные окликом собаки настороженно щерятся и принюхиваются. Адреналин будоражит кровь. Ваймс резко поднимается с колен, вновь нависая над Ветинари. Дурманящий запах табака ударяет в ноздри. — Либо мы сейчас же идём в постель, либо я снова трахну тебя прямо здесь. Несколько долгих мгновений Ветинари пристально смотрит в горящие возбуждением глаза Ваймса, а после резко зажмуривается и подаётся вперёд, в отчаянном порыве прижимаясь губами к губам комиссара — шагнуть за черту всегда куда проще, чем удержаться от соблазна. Узкие ладони обхватывают покрытые щетиной щёки Ваймса, поцелуй выходит почти целомудренным. Ваймс рассеянно моргает несколько раз прежде чем приоткрыть рот в ответ и мазнуть по губам мэра языком. Ветинари резко отстраняется и жадно хватает воздух — сердце неистово колотится в груди, а на бледных скулах проступает лёгкий румянец. — Спальня налево по коридору. Ваймс тянет Ветинари на себя, увлекая в новый поцелуй, — языки сталкиваются в жадной ласке. Ветинари уступает, позволяет Ваймсу вести, послушно принимая его язык в свой рот. Ваймс елозит руками по бокам Ветинари, стягивает с него мешающийся пиджак и крепко сжимает стройное тело через рубашку. Собственная кожанка отправляется на пол. Воздуха совершенно не хватает — они нехотя разрывают поцелуй. Ветинари ослабляет узел галстука, его грудь тяжело вздымается, а румянец становится ярче. Чтобы выбраться из кабинета хватает нескольких спутанных шагов — хлопает дверь, Ваймс грубо вжимает Ветинари в ближайшую стену, спускаясь губами на изящную шею. Ветинари бегло расстёгивает рубашку и избавляется, наконец, от галстука, подставляясь под влажные ласки языка комиссара. Многолетняя муштра даёт сбой — Ваймс сжимает зубы, оставляя на бледной шее стремительно наливающийся багрецом кровоподтёк. Ветинари громко ахает и замирает в руках комиссара. Ваймс запоздало осознаёт свою ошибку и виновато отстраняется точно провинившийся доберман под строгим взглядом хозяина. — Я… я не… Слова упорно не складываются во внятную фразу. Ваймс упускает момент, когда оказывается прижат к противоположной стене. Острое колено мэра до боли упирается в пах Ваймса, а льдисто-голубые глаза кажутся чёрными от возбуждения в приглушённом свете. — Ещё раз остановишься, и я вышвырну тебя отсюда ко всем чертям. Мягкий голос Ветинари походит на змеиное шипение, и Ваймс невольно сглатывает прежде чем втянуть мэра в новый жадный поцелуй и вновь перехватить инициативу. Он небрежно пинает дверь спальни ногой — не будь Ветинари столь увлечён вылизыванием его рта, наверняка отпустил бы язвительный комментарий — и подталкивает мэра в сторону постели. Ваймс с силой сдёргивает с Ветинари рубашку, вылетевшие из петель запонки отскакивают от паркета и закатываются под кровать. Ветинари забирается пальцами под футболку Ваймса, оглаживает напряжённые мышцы на его спине и задушено стонет, когда Ваймс приникает к его шее, оставляя новый засос. Широкие ладони беззастенчиво тискают тощую задницу мэра, сжимая ягодицы и надавливая на ложбину между ними. Ветинари ёрзает, потирается возбуждённым членом о комиссара, недвусмысленно намекая на что-то большее, чем ласки и поцелуи. Ваймс опрокидывает Ветинари на кровать — светлая кожа выглядит алебастрово-белой на фоне чёрных простыней, точно изваянная умелой рукой скульптора, а испещряющие её багровые засосы кажутся непростительным кощунством. Ваймс смаргивает, сбрасывая оцепенение и глухо рычит, прижимаясь к груди мэра несдержанной лаской. Он влажно целует гладкую кожу, прикусывает выступающие ключицы, цепляет зубами напряжённый сосок. Ветинари выгибается навстречу, комкает простыни и тихо стонет каждый раз, когда Ваймс задевает особо чувствительные места. Он закидывает ногу на поясницу комиссара и надавливает лодыжкой, вынуждая прижаться ближе. Жар дыхания Ваймса обдаёт пах Ветинари сквозь брюки, ласки обрываются. Ваймс усмехается, отодвигаясь и сползая с кровати под испепеляющим взглядом Ветинари. Губы вновь прижимаются к холодной лакированной поверхности прежде, чем Ваймс одну за другой снимает дорогие туфли и отбрасывает их в сторону. Ему требуется всего пара минут, чтобы раздеть Ветинари до конца, обнажиться самому и вернуться в постель. Ветинари по привычке устраивается в коленно-локтевую, Ваймс приваливается сзади, оставляя на его спине несколько незамысловатых поцелуев. Возбуждённый член упирается в ягодицу, Ветинари двигает бёдрами навстречу в неосознанном желании ощутить, наконец, Ваймса внутри себя. Ваймс с нажимом проводит ладонью по подтянутому животу Ветинари и обдаёт его ухо жарким шепотом: — Не так. Он тянет Ветинари на себя, побуждая подняться, и поворачивает его к себе для очередного поцелуя. Ветинари разочарованно мычит и притирается к Ваймсу в отчаянной попытке получить хоть какую-то разрядку. Ладони Ваймса снова соскальзывают на ягодицы, щедро смазанный палец вталкивается в узкий проход. Ветинари коротко стонет Ваймсу в губы, шире разводит ноги и прогибается в спине, сильнее насаживаясь на растягивающий его палец. Ветинари жмурится, утыкается лбом в лоб Ваймса и тяжело дышит через рот. Возбуждённый член покачивается в такт движениям пальцев комиссара, напряжение становится почти болезненным, слова даются с трудом. — Ваймс… давай же. Ваймс вынимает пальцы и тыкается смазанным поцелуем в подбородок Ветинари прежде, чем вновь уложить его на спину и устроиться меж призывно разведённых ног. Он входит почти полностью одним слитным движением, заставляя Ветинари захлебнуться стоном. Ветинари отчаянно цепляется за предплечья Ваймса в бессознательной попытке не то оттолкнуть, не то прижать ближе. Ему нужно несколько коротких мгновений, чтобы привыкнуть к чувству наполненности и окончательно расслабиться, подстраиваясь под неторопливые движения Ваймса. Ваймс ласково ведёт ладонью по бедру Ветинари — загорелая мозолистая рука выглядит почти уродливо на фоне бледной кожи. Куда уж псу до хозяина. Комиссар сжимает зубы, подхватывает ногу Ветинари под коленом и прижимается губами к голени. Язык проходится по коже, оставляя влажный след. Ваймс почти замирает, приникая грубым поцелуем к выпирающей щиколотке. Ветинари раздосадовано стонет и сам подаётся навстречу, насаживаясь на член комиссара. Губы Ваймса невольно растягиваются в ухмылке, он мажет языком по подъему стопы и жадно вбирает в рот большой палец на ноге Ветинари. Мэр, самозабвенно насаживающийся на член Ваймса, изумлённо распахивает глаза и коротко ахает. Довольный его реакцией, Ваймс старательно посасывает палец, обводит его языком, надавливает зубами, доводя Ветинари до восторженного исступления, и, наконец, двигает бёдрами навстречу. Ветинари вскидывается, когда острое удовольствие яркой вспышкой пробегается по оголённым нервам, и прогибается сильнее, принимая Ваймса ещё глубже. В экстазе, он резко отдёргивает ногу — палец с пошлым причмокиванием выскальзывает изо рта комиссара — и притягивает Ваймса к себе. Губы вжимаются в губы, сперма размазывается по животам. Ветинари обнимает Ваймса за плечи и сжимает коленями его бока. Ваймс двигается резко и мощно, выбивая из груди мэра глухие стоны. Короткие ногти беспомощно скребут по спине, оставляя алеющие отметины. Ваймс кончает глубоко внутрь, впиваясь очередным почти болезненным поцелуем в истерзанную шею Ветинари, и грузно наваливается сверху. В голове воцаряется блаженная пустота. Ветинари выдыхает на грани слышимости, когда Ваймс приподнимается и перекатывается на вторую половину кровати. Тело приятно ноет, веки тяжелеют от внезапно навалившейся сонливости. На задворках сознания маячит навязчивая мысль о том, что нужно принять душ, но Ветинари устало отмахивается от неё, укладываясь поудобнее. Кровать рядом прогибается чуть сильнее, а затем пружинит, босые ноги шлёпают по паркету, из ванной доносится приглушённое журчание воды. Звуки постепенно растворяются в подступающей темноте и Ветинари забывается пустым сном.

***

Зияющая чернотой пустота заполняется теплом и тихим шуршанием ткани. Звякает металл, шаркают подошвы ботинок. Ветинари нехотя разлепляет глаза — веки кажутся свинцовыми, картинка плывёт. Он смаргивает, окружающий мир постепенно начинает обретать чёткость, размытый силуэт всё больше походит на одевающегося комиссара. — А, Ваймс. Ветинари слабо улыбается. Ваймс поворачивается. Футболка так и остается натянутой на предплечья. Ветинари проходится взглядом по расписанной царапинами спине Ваймса — что-то внутри довольно урчит. — Извини, — Ваймс спешно натягивает футболку до конца, скрывая отметины, — не хотел тебя разбудить. Ветинари с изумлением осознает, что действительно уснул. — Я выпустил собак из кабинета. Ваймс надевает кожанку, по привычке проверяет карманы и спешно скрывается за дверью. Ветинари роняет тихое «спасибо» уже в пустоту. За окном шелестит дождь. Ветинари плотнее кутается в одеяло, запоздало вспоминая, что засыпал на развороченных простынях, липкий от пота и размазанной по телу спермы. Ветинари ведёт ладонью по животу — кожа оказывается неожиданно чистой. В память врезается тихое «Хэвлок», запечатанное целомудренным поцелуем на виске. Скулы вспыхивают румянцем, что-то неприятно покалывает в районе солнечного сплетения. Ветинари одёргивает сам себя — это по-прежнему ничего не значит. Он просто позволяет Ваймсу спать с собой, и что бы ни надумал себе Ваймс, он никогда не позволит этим отношениям пересечь черту.