Филофобия

Ваймс нервничает. Солнце слепит глаза, по виску медленно ползёт капля пота. Руки чертовски затекли, а палец на спусковом крючке предательски подрагивает. Всё не должно было закончиться так. — Опусти оружие, Ржав. Голос совсем сиплый от недавних криков и сухого раскалённого воздуха. Горячий ветер облизывает мокрую от испарины кожу на шее и треплет спутанные, присыпанные пылью и песком волосы. Здесь повсюду песок, даже посреди города. Гонимые сквозняком, разномастные бумаги с лёгким шуршанием перекатываются по полу, время от времени вздымаясь в свободный полет. Под чужим ботинком хрустит выбитое стекло. — Я сказал: опусти оружие. Ваймс цедит слова, едва размыкая зубы, и крепче сжимает рукоять пистолета. Кто-то из уткнутых в пол клатчцев ёрзает, тут же получая от стоящего над собой АМКРовца прикладом автомата меж лопаток. Глухой вскрик эхом отражается в голове. Капля пота соскальзывает за шиворот, впитываясь в грязную футболку. Ваймс отчётливо понимает, что он неправ, и стоит ему сделать одно лишнее движение, его тут же пристрелят на месте. На абсолютно законных основаниях. Эта мысль заполошно бьётся в голове, вызывая чреду неуместных размышлений о доме, Сибилле, отделе и ещё куче вещей, которые совершенно точно пойдут наперекосяк в случае его безвременной кончины. Нет, всё не может закончиться так. Ваймс бегло облизывает пересохшие губы — разбитая губа саднит, а во рту неприятно отдаёт металлом. Он внимательно смотрит в глаза напротив. Даже если успеть выстрелить первым, его табельное вряд ли причинит какой-то серьёзный вред Ржаву — даже броник не пробьёт. Максимум, обойдётся парочкой сломанных рёбер или, если очень повезёт, мудак свалится в выбитое его же молодчиками окно и расшибётся. Ваймс, правда, этого уже не увидит, насквозь прошитый автоматной очередью, потому он не позволяет противнику отвести взгляд. В отличие от Ржава, комиссар полиции прекрасно знает, что выстрелить в человека в упор намного сложнее, если он смотрит тебе в глаза. В АМКРе такому не научат. Эти запечатанные в броню ублюдки только и умеют, что мордой в пол укладывать да мирных на демонстрациях щемить. — Я считаю до трёх, — Ваймс произносит слова нарочито медленно, будто объясняет что-то слабоумному с гранатой в руках. В принципе, разница небольшая, — и ты положишь ствол на пол. Раз… — Ваймс, ты что несёшь? Ржав, наконец, подаёт голос, словно только сейчас до него дошло, что всё это время говорили именно с ним. Через забрало шлема звук кажется приглушённым, но Ваймс отчётливо слышит истеричные нотки в его голосе — сработало. Уголок разбитых губ непроизвольно дёргается вверх. — Два… — Ты что тупой вообще? Паника в голосе Ржава постепенно нарастает — он откровенно не понимает, что делать в этой ситуации. В его юрисдикции убить Ваймса прямо сейчас, в его юрисдикции было убить Ваймса еще — сколько? пять? десять минут назад? — когда он только вломился в конференц-зал с оружием наперевес. Но Ржав медлил, как обычно, неспособный принять правильное решение в нужный момент, а Ваймс этим умело пользовался. — Последний шанс — опусти ствол, Ржав. Ваймс прекрасно знает, как он выглядит сейчас. Как самый настоящий маньяк: шальные глаза, безумная ухмылка на разбитых губах и оружие в руках. Такого сам дьявол испугается, не то что АМКРовский отморозок. — Не дури, Ваймс! Кого ты пытаешься защитить? Он же изменник! Он с ними заодно! Ржав недвусмысленно дёргает автоматом, призывая посмотреть в сторону стола, но Ваймс упорно не разрывает зрительный контакт. Чревато. Он и без того прекрасно знает, что там стоит Ветинари. Чёртов Хэвлок Ветинари. Вероятно, с поднятыми руками — а как иначе-то, когда на тебя направляют автомат? Что делал мэр Анк-Морпорка в Клатче, Ваймс не знал. Более того, он не знал, что сподвигло этого самого мэра явиться сюда именно тогда, когда Ваймс вот уж три дня как носился по пескам за террористами, подорвавшими клатчское посольство в Анк-Морпорке. И уж точно не знал, каким таким чудом этот самый, мать его, мэр оказался именно в том здании, которое вот-вот тоже взлетит на воздух. Да ещё и в окружении кучки клатчцев. Единственное, что Ваймс знал и осознавал в этот самый момент, — всё не закончится так. Он выдерживает паузу, доводя и без того взвинченного Ржава до точки кипения. На осечку нет шанса. — Он заодно с террористами, Ваймс! Его нужно арестовать! — Три. Ваймс взводит курок. Кто-то за спиной опять с хрустом раздавливает осколок стекла. Ржав сглатывает и крепче вцепляется в автомат. Внезапно налетевший сквозняк кружит уже совершенно бесполезные документы. — Достаточно, Ваймс, — тихий голос Ветинари звучит как гром среди ясного неба. Ваймс вздрагивает, — сделайте то, что просит полковник Ржав. Абсурдность ситуации зашкаливает. Палец на спусковом крючке дрожит. — Что? Ваймс по-прежнему смотрит на Ржава, выглядящего, впрочем, не менее удивлённо, чем он сам. Голос Ветинари звучит раздражённо, как будто он уже далеко не первый раз объясняет элементарную истину несмышлёному ребенку. — Опустите пистолет и арестуйте меня. — Что? Ваймс, наконец, позволяет себе отвести взгляд от Ржава и глянуть на Ветинари. Тот действительно стоит с поднятыми руками, но в его позе нет и капли напряжённости — скорее, лёгкое раздражение, словно он случайно попал на детский утренник и не может уйти, не вызвав волну неодобрительных взглядов. — Арестуйте меня, Ваймс. Ветинари говорит с нажимом, адресуя Ваймсу один из своих излюбленных взглядов. Кажется, этот означает «не испытывай моё терпение». Яркое клатчское солнце бьёт прямо в глаза. Ваймс близоруко щурится, пытаясь понять взаправду это с ним происходит или это какая-то тупая шутка. И, видят боги, лучше бы это была именно она. Пистолет в затёкших руках кажется непомерно тяжёлым, дрожь усиливается. — Вы что, шутите? — Я абсолютно серьёзен, — тон становится мягче, словно Ветинари, наконец, понимает, что давлением от Ваймса ничего не добиться, — опустите оружие. Ваймс шумно выдыхает и опускает пистолет, ощущая себя втянутым в какую-то очередную игру. Ржав, мгновенно воспользовавшись ситуацией, выбивает его из руки комиссара и отшвыривает подальше. — Ну же, Ваймс, арестуй его! Ржав вновь недвусмысленно дёргает автоматом в сторону Ветинари не сводя, впрочем, прицела с Ваймса. Кто-то из прижатых к полу клатчцев хрипло кашляет. Затёкшие мышцы постепенно расслабляются, хочется курить. — А сам почему не арестуешь? Ржав сдавленно молчит. Ваймс всё так же щурится от солнца, пытаясь рассмотреть его лицо. — Видите ли, у полковника Ржава нет полномочий меня арестовать, — вновь вмешивается Ветинари, в мягком голосе сквозит плохо скрываемая снисходительность в отношении Ржава, — так как он временно находится в подчинении другого ведомства. Его юрисдикция позволяет убить меня, но, боюсь, это вызовет некоторые… — Ветинари смолкает, придавая словам необходимой многозначности, — затруднения. До Ваймса медленно начинает доходить. Так вот почему Ветинари до сих пор не уткнули мордой в пол и не скрутили вместе с остальными — для них он попросту неприкосновенный. И Ржаву нужен Ваймс, чтобы до него добраться. Он с трудом давит язвительную усмешку. Ржав по-прежнему на взводе, а дуло его автомата направлено Ваймсу в грудь. В конце концов, несчастные случаи никто не отменял. — Так что, будьте любезны, комиссар, окажите услугу своему коллеге. Ваймса передёргивает. Он неловко переступает с ноги на ногу, поворачиваясь лицом к Ветинари. Взгляд цепляется за острый шпиль соседней высотки за спиной мэра. Обычно произносимая с немалым упоением речь больше похожа на невнятное бурчание. — Хэвлок Ветинари, именем закона Анк-Морпорка, вы арестованы по подозрению в… Ваймс запинается, переводит взгляд на Ветинари, негласно взывая к помощи. Во всей это неразберихе он так и не понял, что Ржав вменял главе Анк-Морпорка. — В госизмене, — услужливо подсказывает Ржав, явно смакуя каждый произнесённый звук. — В госизмене?! Брови Ваймса ползут на лоб, здравое мышление снова даёт сбой. — Достаточно распространённое обвинение, когда тебя застают в компании граждан чужой страны, предположительно причастной к организации акта международного терроризма. Ветинари, кажется, ни капли не заботит ни серьёзность выдвинутого обвинения, ни тот факт, что все они могут в любую секунду взлететь на воздух вместе с этим чёртовым зданием. Он просто-напросто развлекается, пытаясь вывести из себя не то Ржава, не то Ваймса, не то обоих сразу. — В госизмене, — глухо повторяет Ваймс, после бросая гневный взгляд на Ржава, — это всё? Ответить тот не успевает, опережённый насмешливым голосом Ветинари. — А как же наручники? Мэр медленно, с оглядкой на напрягшихся АМКРовских бойцов, опускает руки и грациозно вытягивает узкие кисти вперёд себя, недвусмысленно намекая на необходимость сковать его. Чаша терпения переполняется. — Какие, нахрен, наручники?! — Я ведь подозреваемый в серьёзном преступлении, комиссар, — Ветинари говорит вкрадчиво, явно наслаждаясь реакцией Ваймса, — мне полагаются наручники. — Да тут сейчас всё взорвётся к чёртовой матери! Какие наручники?! Ваймс срывается на крик, резко дёргая руками в стороны. Щёлкают сразу несколько предохранителей. Ржав резко отводит автомат, только с подачи Ваймса осознавая, что они потратили добрых двадцать минут на препирания вместо того, чтобы обезвредить террористов. — Твою мать! Ребята, пакуйте их! Начинается суматоха. Прижатых к полу клатчцев грубо вздёргивают на ноги и, заломив руки за спину, по одному выводят из помещения. Ваймс неосознанно отмечает, что у некоторых на лицах красуются глубокие царапины от порезов о стекло — АМКРовские никогда не умели работать аккуратно. — Ты! — дуло автомата снова дёргается в сторону Ветинари. — На выход! И так, чтобы я видел руки! Ветинари вновь поднимает руки и медленно, игнорируя окрики Ржава и стараясь не наступать на хрустящее под подошвами дорогих туфель стекло, выходит из помещения. Их взгляды пересекаются буквально на мгновение, но Ваймсу этого достаточно, чтобы всё понять. Воспользовавшись общим замешательством, он подхватывает отброшенный в дальний угол пистолет и незаметно выскальзывает из конференц-зала, скрываясь за ближайшим поворотом. Его работа на сегодня ещё не закончена.

***

Ваймс зычно шарахает кулаком в дверь — один раз, второй, третий, практически не выдерживая паузы. Занесённый для следующего удара кулак замирает. Появляется спонтанное желание уйти. Ваймс цыкает. В голове сплошной кавардак: погоня, перестрелки, переговоры с террористами — даже не верится, что всё это позади. А ещё Ржав со своими придурками и Ветинари. Желание уйти возрастает в геометрической прогрессии. Ваймс опускает руку и делает шаг назад. Но поздно. Замок щелкает. — А, Ваймс, — Ветинари стоит на пороге номера слегка растрёпанный и, кажется, немного уставший, — что привело вас ко мне в такой час? Ваймс не знает, который час. Желание развернуться и уйти прямо сейчас становится почти невыносимым. Он бормочет под нос, по привычке глядя куда-то чуть выше левого уха мэра. — Поговорить надо. Ветинари коротко кивает, пропуская гостя, и закрывает дверь на ключ, отрезая последнюю возможность позорно сбежать. Ваймсу откровенно неуютно в чужом номере. Он неловко топчется на месте, не зная куда себя деть. — И, комиссар? — Ветинари вздёргивает подбородок и складывает руки на груди. — Что вы хотели обсудить? Ваймс сдавленно молчит — в голове по-прежнему мешанина. Он и сам не знает, зачем пришёл, и что хочет узнать. Спросить Ветинари, что он делал в том здании в окружении клатчцев? Выкрутится ведь: откажется отвечать, сославшись на политику, или соврёт на крайний случай. А, может, напрямую спросить, причастен ли он к теракту в Анк-Морпорке? И признать правоту Ржава? Признать, что сам Ваймс на какой-то миг усомнился в невиновности человека, которого защищал с пистолетом наперевес? Мысли загнанно бьются в голове, на лице Ветинари постепенно проявляется раздражение. Ваймс шумно выдыхает: — Что это было? — Прошу прощения? Ветинари вскидывает брови, вопросительно глядя на Ваймса. Комиссар хмурится, смотрит исподлобья — подавляемые всё это время усталость и гнев медленно берут верх над здравым смыслом. Ваймс повышает голос, чеканя. — Что это, черт возьми, было?! Ветинари морщится — он не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне — но терпит, делая скидку на трудный день, точнее сказать, дни Ваймса. В мягком голосе прорезаются стальные нотки. — Боюсь, я не понимаю о чём вы, комиссар. — Не прикидывайся! — Ваймс делает несколько резких шагов навстречу, заставляя Ветинари напрячься и подобраться. — То шоу, что ты сегодня устроил в офисе Бурдж-Азим! Что это было, я спрашиваю?! — Комиссар Ваймс, — Ветинари вытягивается и бросает на Ваймса убийственный взгляд. Будь Ваймс в чуть менее взвинченном состоянии, он бы непременно считал зашифрованное в нём «предупреждаю в последний раз!». Голос мэра звучит холодно и строго, — я понятия не имею, о каком «шоу» вы говорите. Будьте так любезны, не отнимайте мое время. Ветинари отодвигается, предоставляя Ваймсу возможность уйти, но позорное бегство уже не рассматривается как актуальный вариант. Ваймс впечатывает кулак в стену в непосредственной близости от лица Ветинари. Он кожей чувствует, что несмотря на их разницу в росте, мэр сейчас ощущает себя уязвимым под полным гнева взглядом Ваймса. И Ваймса это раздражает. Даже бесит. — Как же! — он не хочет орать Ветинари в лицо, заменяя повышенный тон едкой иронией. — Выставил меня полным кретином перед Ржавом и умываешь руки? Ветинари неожиданно смягчается. — Ах, так вот в чём дело. Он позволяет себе лёгкую улыбку — опасность, витавшая в воздухе, рассеивается. Ваймс срывается на низкий рык. — Что, чёрт возьми, смешного?! — Забавно, что вы так бурно реагируете на необходимость подчиниться офицеру старше по званию. Ветинари смотрит лукаво, почти с озорством. Ваймс задыхается от возмущения, не в состоянии проглотить очередную обиду. — Подчиниться… старше по… что?! — кулак буквально на мгновение отстраняется от стены, чтобы впечататься в то же место с новой силой. Ветинари бросает неодобрительный взгляд на чужую руку, такими темпами новенький светло-бежевый гипсокартон рискует очень быстро проломиться. — Да этот ублюдок обвинил тебя в госизмене! Ваймс выделяет последнее слово, будто это его последний аргумент в апелляции к здравому смыслу, но Ветинари отметает его небрежной насмешкой. — Досадное недоразумение, не так ли? — Это не шутки! — Похоже, что я шучу? Ветинари поднимает бровь, смотрит заискивающе. Ваймс теряется. — А если бы… если бы меня не оказалось рядом?! — Но вы ведь оказались. Поразительное совпадение, не так ли? Внезапное осознание остужает пыл не хуже ведра ледяной воды. Картинка, наконец, складывается. — Ты всё это спланировал, да? Воспользовался мной. Я — не пешка для твоих грязных игр! Ваймс напирает на каждом слове, позволяя себе подойти непозволительно близко. Мэр елейно улыбается. — Конечно же нет, комиссар. Вы всего лишь офицер иностранного государства, совершенно случайно оказавшийся в нужное время в нужном месте. С, я подозреваю, совершенно случайно прихваченным с собой в отпуск табельным оружием наперевес. И, я уверен… Договорить Ветинари не успевает, перебитый низким рыком Ваймса. — Заткнись! Пальцы комиссара болезненно впиваются в челюсть — непозволительное нахальство! Ощущение опасности сваливается лавиной, обостряя все чувства до предела. Ваймс впивается в губы Ветинари грубым, собственническим поцелуем прежде, чем тот успевает высказать возмущение. Хватка на челюсти ослабевает, язык мажет по губам, вталкиваясь в рот. Узкие кисти упираются в широкую грудь, обозначая протест, но не отталкивают. Ваймс отстраняется только тогда, когда ощущает острую нехватку воздуха в лёгких. Дышит загнанно, шумно, сверля Ветинари взглядом. — Ваймс! Ветинари задыхается не то от недостатка воздуха, не то от возмущения, впечатлённый подобным нахальством. Он жадно хватает воздух ртом, раскрасневшиеся губы поблёскивают от слюны, а на высоких скулах проступает лёгкий румянец. — Просто заткнись. Ваймс грубо сгребает мэра за шею и притягивает к себе для нового поцелуя. Ветинари с готовностью приоткрывает рот, позволяя языку Ваймса беспрепятственно вылизывать его изнутри. Сухие, чуть шероховатые пальцы с нажимом проводят по бледной коже над кромкой воротника, вызывая мурашки. Вторая рука грубо стискивает тонкую талию мэра через рубашку. Ветинари прогибается навстречу, прижимаясь к Ваймсу, и ведёт ладонями вверх, цепляется за плечи комиссара. Рваные вдохи и выдохи смешиваются, зрачки расширены от возбуждения. В голове Ваймса судорожно бьётся одна-единственная мысль: только не отталкивай! Ветинари замирает на несколько секунд: всматривается в чужое лицо, едва ощутимо проводит большим пальцем под свежей царапиной на колючей щеке и, наконец, жадно приникает к губам Ваймса, зализывая саднящие царапины. Неприятная, острая боль мешается с удовольствием — Ваймс рычит в поцелуй, жёстко оттягивая Ветинари за волосы. Губы смещаются на шею, руки одним слитным рывком распахивают рубашку и грубо стискивают рёбра. Ветинари коротко охает, когда Ваймс несдержанно прикусывает тонкую кожу, тут же проводя по месту укуса языком. Кончики пальцев мэра покалывает от возбуждения. Он запускает руку в волосы Ваймса, перебирает короткие пряди, надавливает, вынуждает прижаться ещё ближе. Ваймс коротко усмехается, перехватывает узкое запястье и резко разворачивает Ветинари, болезненно заламывая руку за спиной. Мэр отзывается приглушённым шипением. Ваймс наваливается на него всем телом, впечатывает в стену, утыкается носом в загривок и шумно втягивает воздух. От Ветинари пахнет гостиничным гелем для душа и совсем немного дорогим парфюмом. Ваймс влажно мажет языком по выступающим позвонкам и сжимает зубы у основания шеи, срывая с губ Ветинари очередной рваный вздох. Ладонь Ваймса грубо стискивает ягодицу, звякает пряжка ремня, заломленная рука начинает ныть. Ветинари коротко стонет. Перспектива того, что Ваймс возьмёт его вот так, грубо прижав к стене, кружит голову и отзывается сладостным спазмом внизу живота. Стянутая с плеч рубашка мешается. Ваймс ненадолго выпускает Ветинари из захвата и резко дёргает ткань на себя, вынуждая вывернуть обе руки сразу. Шуршит вытаскиваемый из шлёвок ремень, холодная кожа оборачивается вокруг запястий. — Что… — Ветинари запинается на полуслове, осознание приходит не сразу, — что ты делаешь? Ваймс проверяет узел на прочность и самодовольно усмехается — держится на совесть. — Прости, наручников не нашлось, — тяжёлое сбивчивое дыхание опаляет ухо мэра. По коже бегут мурашки — Ветинари с ужасом понимает, к чему ведёт Ваймс. Это просто маленькая извращённая месть за его невинные заигрывания в офисе Бурдж-Азим. Он не был готов к подобному. Сердце заходится в бешеном ритме от осознания собственной уязвимости. Возмущение накатывает волной. — Ваймс, ты..! Договорить Ветинари не успевает — Ваймс до боли сжимает его волосы и прижимает щекой к стене, вынуждая замолчать. Губы вновь жадно приникают к шее, прокладывая дорожку из влажных поцелуев поверх наливающихся багровым засосов. — Нравится? Ты ведь так этого хотел. Ваймс плавно оглаживает бёдра Ветинари перед тем как расстегнуть узкие брюки и стащить их до колен вместе с бельём. Ветинари отзывается очередным коротким вздохом, когда Ваймс до боли стискивает ягодицы — наверняка останутся синяки. Осознание собственной беспомощности туманит рассудок наравне с возбуждением. Ноги подкашиваются. Ваймс потирается о бедро мэра — грубая ткань дразнит чувствительную кожу, а собственный член ноет от напряжения. Ветинари неосознанно прогибается навстречу грубоватой ласке, стараясь продлить прикосновение, получить больше. Ваймс проводит сухими пальцами по бледной коже, соскальзывает меж ягодиц — нет, так не пойдёт. Он цыкает и сплёвывает на руку. Ваймс сдавленно шипит ругательства, растягивая Ветинари под себя, — без смазки идёт совсем туго. Сдавая номер самому Хэвлоку Ветинари, чёртовы клатчцы наверняка и представить не могли, что достопочтенный мэр Анк-Морпорка решит спонтанно переспать со своим верным псом. Да ещё и связанный по рукам. Ваймс больно прикусывает выпирающую лопатку, оставляя на бледной коже очередной кровоподтёк. И кто теперь чей хозяин? Чувство всепоглощающего контроля будоражит кровь. — В кровать. Командует Ваймс, резко дёргая Ветинари на себя, и подталкивает его к постели. Мэр неловко переступает с ноги на ногу, стаскивая мешающиеся брюки и белье. Он послушно укладывается на живот поверх покрывала. Ему откровенно неловко лежать вот так — со связанными за спиной руками и оттопыренной задницей — и ждать пока Ваймс торопливо разденется. Сердце гулко ухает в горле, румянец на скулах становится ярче от неожиданно накатившего стыда. Матрас прогибается под тяжестью второго тела. Ваймс медленно, почти ласково ведёт по бедру прежде чем с силой шлёпнуть ладонью по ягодице. Резкий контраст вырывает из груди Ветинари несдержанный стон. Ваймс довольно усмехается и дёргает бёдра мэра на себя. Вторая рука с нажимом проходится по спине, вынуждая прогнуться ещё ниже, полностью раскрываясь для чужого взгляда. Принимать Ваймса в себя больно. Недостаточно растянутый, Ветинари невольно напрягается каждый раз, когда Ваймс пытается втолкнуться глубже. Грубая загорелая ладонь кажется самым настоящим кощунством на тонкой, не попранной загаром коже. Ваймс жёстко сжимает тёмные пряди, надавливает на загривок, елозит по изогнутой спине, оглаживая выпирающие косточки. Вывернутые суставы неприятно ноют, а плечи уже начинают саднить от трения о покрывало. Ветинари слабо стонет и сжимается на особенно сильных толчках. Ваймс старается двигаться медленнее — слюны совершенно не хватает, чтобы сделать процесс приятным или даже попросту комфортным для них обоих. Это всё больше начинает походить на акт доминирования, на извращённое желание запечатлеть собственную правоту и независимость. Ваймсу становится противно — он не хочет этого так. Он тянет Ветинари наверх, побуждает сменить позу: одна рука перехватывает выгнутое тело поперёк рёбер, вторая ложится на шею, почти невесомо оглаживая подрагивающий кадык. Ветинари приваливается к широкой груди и смазано тыкается губами куда-то за ухо Ваймса. В ответ тот вновь прижимается к чужой шее, мокро целует солоноватую от испарины кожу и слабо двигает бёдрами, толкаясь на пробу. Ветинари пробирает резким спазмом удовольствия — он вскидывается в чужих руках и несдержанно стонет. — Ещё! Ваймс улыбается — попал. Ветинари всё ещё некомфортно принимать его в себя, но эти ощущения постепенно слабеют и отходят на второй план, уступая место острому, почти болезненному удовольствию. Толчки становятся резче, хватка на горле — крепче. Ветинари срывается на бессвязные хриплые стоны, выпрашивая «ещё!», «снова!», «быстрее!». Ваймс шумно дышит в чужую шею — ладонь на возбуждённом члене мэра скользит в такт движениям бёдер. Ветинари поддаётся навстречу, выгибается до предела возможного и кончает, сжимая и разжимая тонкие пальцы в неосознанном порыве уцепиться за Ваймса, прижаться ещё ближе. Ваймс перехватывает мэра за талию и оставляет несколько целомудренных поцелуев на подрагивающем плече прежде, чем вновь срывается на грубые беспорядочные толчки и доводит себя до разрядки.

***

Ваймс вдыхает. Горло привычно обжигает горьким сигаретным дымом. За окном мерно шумят проезжающие мимо машины, под потолком жужжит кондиционер. В голове блаженная пустота. Ваймс выдыхает. Дым медленно оседает на постель, растворяется в приглушённом освещении. Двигаться совершенно не хочется. Усталость, копившаяся все эти дни, смешивается с посторгазменной негой, вливаясь в тело приятной тяжестью. Свежие простыни приятно холодят кожу, испачканное покрывало валяется где-то на полу. Думать по-прежнему не хочется. Голос звучит низко и утомлённо. — Ты ведь знал, что этим закончится? — М? Растянувшийся подле него Ветинари лениво открывает глаза и склоняет голову набок. Ваймс всё так же не отрывает взгляд от искажённого тенями потолка. — Что мы опять окажемся в одной постели. Он не упрекает и не обвиняет, просто констатирует факт. Ветинари устало выдыхает. Мягкий голос отдаёт хрипотцой — натруженные связки всё ещё саднят. — Я предполагал такой вариант. Ваймс хмыкает, повисает тишина. По привычке зажатая меж зубов сигарета медленно тлеет. — Это не было частью моего плана, если ты об этом. Ветинари ловко выхватывает чужую сигарету пальцами и подносит ко рту. — Эй, какого…? Ваймс не договаривает, наблюдая как плотно обхватывают фильтр припухшие губы, как втягиваются щёки от глубокой затяжки, как медленно Ветинари выдыхает сизый дым. Мэр позволяет себе лёгкую улыбку. Обычная сигарета ощущается как-то по-особенному хорошо после привычной ему электронной. — Забыл свою дома, — он говорит почти что виновато, — не думал, что придётся задержаться. Ваймс шумно выдыхает и тянется за валяющейся возле кровати пачкой. — Какого чёрта ты вообще тут делаешь? В голосе проступает лёгкое раздражение. Как бы Ваймс ни хотел отделаться от этих мыслей, они неизменно возвращались, провоцируя тот самый навязчивый зуд в голове — зуд совести. Ветинари отмахивается, делая очередную затяжку. — Политические вопросы. — Ну конечно! Саркастичная ремарка слетает с губ сама собой. Ваймс прикусывает язык — надо же было ляпнуть это вслух. Ветинари ощутимо напрягается, будто готовится защищаться от удара. — Есть какие-то возражения? Ваймс раздражённо отбрасывает пачку назад на пол и, наконец, отрывает взгляд от потолка. Он поворачивается на бок, внимательно разглядывая непроницаемое лицо Ветинари. В синих глазах плещется что-то очень близкое к «одно неверное слово, и я выкину тебя отсюда ко всем чертям». — Ржав обвинил тебя в госизмене. Ваймс старается говорить без нажима, не провоцируя мэра на ответную резкость. Препираться совершенно не хочется. — И выставил себя полным идиотом, Ваймс, — из-за хрипотцы звенящей надменности в голосе не получается. Ветинари снова глубоко затягивается, тление доходит до фильтра, — я просто подписывал бумаги об изменениях условий на импорт чая. Ваймс усмехается, забирает у Ветинари окурок и отшвыривает его в пепельницу. — Которые, естественно, разлетелись, когда Ржав вломился в офис со своими гориллами. — К большому сожалению, — Ветинари поднимается с постели, недвусмысленно намекая, что ему не нравится этот разговор, — и мне придётся потратить очень много времени, чтобы их восстановить. Ваймс успевает схватить его за запястье прежде, чем он уйдёт. Ветинари отзывается тихим шипением — натёртая ремнём кожа саднит. Ваймс виновато отдергивает руку. — Прости. К надоедливому зуду в голове примешивается чувство вины. Ветинари садится обратно и неосознанно поводит плечом. Ваймс невольно цепляется взглядом за россыпь засосов, оставленных на бледной коже. Шуршит сминаемое постельное бельё, сильнее прогибается матрас. Ладонь Ваймса аккуратно ложится на бок Ветинари. — Больно? — Нормально. Мэр едва слышно фыркает, подставляясь под ласку. Ваймс неуклюже усаживается, привлекая его к себе за талию, потирается щетинистой щекой о нежную кожу и оставляет целомудренный поцелуй меж лопаток. Что-то внутри неприятно скручивается. — Можно я останусь в этот раз? — Как хочешь. Ветинари всё ещё недоволен тем, что Ваймс затеял разговор о работе в постели. Колючие поцелуи поднимаются от лопаток до загривка. Ласки становятся навязчивее, пальцы скользят по груди, цепляют сосок. Раздражение отступает, Ветинари мягко смеется. — Не думаю, что у нас получится ещё раз. Ваймс вслушивается в лёгкий, хрипловатый смех — пожалуй, это первый раз, когда он видит Ветинари таким искренним. В груди неприятно ноет. В отчаянной попытке заглушить это чувство, он притягивает Ветинари ближе и мягко целует. В окно глядит полнобокая клатчская луна. В пепельнице медленно дотлевает непотушенный окурок. Ваймс рассеянно водит кончиками пальцев по чужим рёбрам. — Ты ведь понимаешь, что я взаправду арестую тебя за госизмену, если выясню причастность? В насмешливом голосе Ветинари проскальзывает лёгкое лукавство. — Несомненно, комиссар.