Право голоса

      Как и обещал, Бэкхён вовремя забирает Джено из школы, отводит на тренировку, готовит вечером ужин и в шесть убегает в больницу к Джемину. Чанёлю не к чему придраться: пусть у омеги проблемы, он ни разу не позволил усомниться в себе. Мужчине только на руку его самоотверженность, хотя он тоже человек и понимает, как, наверное, тому тяжело морально. Он слушает рассказы Джено о школе, о том, что Бэкхён играл с ним в слова по дороге домой, и не перестаёт думать обо всём происходящем с ними: как он — нерадивый папаша — запустил воспитание сына, свою жизнь, махнув рукой, и как бытовая серость резко окрасилась событиями с появлением в их доме няни. Джено стал больше улыбаться, а это существенный показатель для Чанёля. Он ощущает изменения, глотком свежего воздуха подталкивающие выбираться из зыбучих песков самобичевания, хвататься за эту спонтанную турбулентность, лишь бы скорее узнать, что их ждёт дальше.       — Меня заберёт папа? — удивляется маленький альфа, когда Чанёль ведёт его по школьному двору.       — Да, так что хорошо проведи время, — кивает он и мягко улыбается.       — Я не хочу, — куксится мальчик, чем немало удивляет.       — Почему? Вспомни, в прошлые разы вы ходили на батуты и в парк аттракционов, — размышляет Чанёль. — Ели вкусное мороженое…       — Да, — Джено вроде соглашается, но губы поджимает. — А Бэкхён с нами пойдёт?       — Бэкхён? Нет, зачем? — мужчина останавливается в недоумении. — Он сегодня проведёт день с Джемином.       — А можно они с Джемином с нами пойдут? — загорается в глазах маленького альфы надежда.       — Сынок, — Чанёль опускается на корточки перед ним и задумчиво ловит его наивный взгляд. — Джемин сейчас болеет. Бэкхён — его папа, и он будет заботиться о нём. У тебя свой папа, который поведёт тебя сегодня гулять. Понимаешь?       Джено поникает и медленно кивает, насупливаясь. Хоть он ещё и совсем ребёнок, Чанёль старается говорить с ним по-взрослому. Пусть лучше он скажет ему правду, попытается объяснить, чем соврёт, придумывая небылицы. Реальность такова, что Бэкхён и Джемин — чужие люди, которыми так проникся Джено. И, чего скрывать, Чанёль тоже. Тем не менее, они оба должны думать о себе и своей семье, а часть их семьи — Хёнджин. Часть, принадлежащая Джено. Чанёля разрывает от этого — ему больно, что он не может обеспечить сыну полную семью.       — Угу, — наконец соглашается маленький альфа. — Почему ты с нами не ездишь гулять?       Чанёль замирает на пару секунд, потому что вот этот аспект объяснить ребёнку ещё сложнее.       — Я работаю, — «Прости, Джено, но твой папочка всё разрушил. Прости, сынок, я не хочу видеть его, сердце всё ещё болит, но, обещаю, я это исправлю».       — Ты вечно работаешь, — шмыгает носиком мальчик и, разворачиваясь, идёт быстрым шагом в школу.       Чанёль устало прикрывает глаза и выдыхает густым паром. Джено прав и своей правотой загоняет иголки ему под ногти. Как же стыдно: он спихнул родного сына на няню, а сам не может уделить ему даже день совместного времяпрепровождения с папой. Хотя бы ради иллюзии нормальности.       Он идёт в школу следом за ним, помогает переодеться и провожает до класса. Джено не прощается с отцом, молча уходит к одноклассникам, и Чанёлю хочется лезть на стену — чувство необъятной вины заполняет до краёв. Ему хочется бросить всё, обнять Джено и попросить прощения. Ему хочется искупиться перед ним, только что это изменит? Он всё так же будет пропадать на работе, ведь ему нужно растить его, кормить, обеспечивать всем необходимым. Ничего не изменится, лишь отсрочит новую волну обиды.       Его весь день гложут мысли о несбыточном, пути для решения проблем не желают находиться, а прерывает их звонок от Хёнджина уже под вечер, который сообщает, что Джено переночует у него, ведь они сильно устали за день, а завтра он сам завезёт мальчика в школу. Приходится согласиться, скинуть вызов и понять простую вещь — сегодня дома его никто не ждёт. Бам! — кувалдой по голове.       Сегодня он никому не нужен, но это только сегодня, а ведь так могло быть навсегда после развода. В горле пересыхает от мерзкого чувства страха и паники, и Чанёль старается отогнать от себя тревогу. Хёнджин не станет пытаться забрать Джено себе. Он легкомысленный, но неглупый — понимает, что это плохо повлияет не только на него самого, но и на сына.       Руки тянутся к иконке браузера, и он открывает сайты с экспресс-доставкой. Идея спонтанная — подарить обещанное маленькому омеге, а он не привык бросать слова на ветер. Да и какой пример он подаст Джено и Джемину, забыв об этом?       К семи часам вечера Чанёль паркуется на стоянке возле городской больницы и достаёт из багажника средних размеров бумажный пакет. Он уже знает, куда идти, стойка регистрации остаётся без особого внимания — лишь кивки приветствия. Ноги сами поднимают его на второй этаж, минуют пост медбратьев детского отделения и ведут к одной из дальних палат со стеклянным окном в стене. Мужчина останавливается, когда находит взглядом Джемина, лежащего на спине и вытянувшего ручки вверх. Пальцами он что-то вырисовывает в воздухе и сладко, как умеют только дети, зевает. Чанёль напрягается, чтобы не поддаться заразительному порыву, но скулы сводит, и он тихо смеётся.       — Мистер Пак? — слышит он из-за спины и оборачивается, натыкаясь на озадаченного Бэкхёна с чашкой в руке.       — Добрый вечер, — альфа кланяется и медлит, не знает, как начать разговор.       — Что-то случилось? — Бэкхён часто моргает, не понимает, в чём дело? Почему его работодатель здесь? — С Джено всё хорошо?       — А, да, не переживайте, — Чанёль улыбается так тепло, что у омеги сердце ёкает, и он растерянно опускает взгляд к его груди, а потом переводит в палату к сыну.       — Простите, — он сжимает губы в тонкую линию. — Вы, наверное, здесь по работе?       — Вовсе нет, — мужчина наклоняет голову вбок. — Я решил навестить вас.       — Зачем? — дёргается Бэкхён и тут же тушуется. — В смысле… простите, я не хотел грубить… Немного неожиданно…       — Всё хорошо, — Чанёль улыбается шире, пропуская незаметный смешок.       — Па! — приглушённый детский возглас, и Бэкхён оживает, обходя Чанёля и бросая ему «проходите». — Тятя Ёль?       Чанёль заходит за ним в небольшую палату и не перестаёт чувствовать проклёвывающийся из сухой почвы зелёный росток нежности в своей душе. Джемин смешно вытягивается в лице, когда произносит его имя, и это умиляет даже Бэкхёна.       — Дядя Чанёль пришёл тебя проведать, малыш, — омега подходит к нему и протягивает чашку, придерживая, пока мальчик делает первые глотки воды.       — Как твои дела, Джеминни? — мужчина садится с другой стороны койки. — Голова не болит?       — Не, — радостно улыбается ребёнок. — Кушится тю-тю, — вытирая одной рукой губы, на второй он сжимает указательный и большой пальцы, оставляя между подушечками маленькое расстояние.       — Ему дали лекарства, — добавляет Бэкхён и ласково гладит сына по макушке, отставляя чашку на тумбочку. — Он быстро засыпает после них.       — Всё пройдёт, — успокаивает Чанёль и наклоняется вниз к пакету. — А я кое-что принёс тебе.       Джемин округляет в любопытстве глазки и подаётся вперёд, чтобы заглянуть под койку, но Бэкхён удерживает его за плечики, чтобы не упал. Чанёль садится ровно и осторожно поднимает плюшевую игрушку в виде кактуса.       — Сэмми?! — вскрикивает Джемин и морщится, но это его не останавливает от хлопка в ладоши.       — Ого, — Бэкхён взволнованно облизывает губы и переводит взгляд с игрушки на альфу. — Мистер Пак…       — Тебе нравится? — Чанёль ловит искры счастья в детских глазах.       — Та! — Джемин получает игрушку в руки и крепко прижимает к себе, жмуря глаза.       — Что нужно сказать? — Бэкхён касается его плечика.       — Спа-си-и-ибо! — тянет мальчик, делая акцент на последнем слоге, и смотрит на папу. — У мня тое есь Сэмми!       — Да, солнышко, — Бэкхён наклоняется к нему и коротко целует в лобик, после чего поворачивается к Чанёлю. — Мистер Пак, не стоило…       — Мы с вами пообещали ему, — по-доброму усмехается тот. — Да и хорошее настроение положительно влияет на выздоровление.       — Спасибо вам, — Бэкхён неуверенно зеркалит его улыбку, а в груди растекается трепетное чувство благодарности и тепла. — А где Джено?       — Он с папой на ночёвке, — Чанёль опускает взгляд, заметно меняясь в лице, и старается сдержать в себе раздирающее душу волнение. — И я решил, что хочу побыть с вами. Вы же не против?       — Нет, конечно, — Бэкхён едва успевает остановить себя прежде, чем потянулся бы к нему, чтобы ободряюще коснуться руки, лежавшей на одеяле. — Мы рады вас видеть. Хотите чаю?       — Не откажусь, тем более, что я кое-что ещё принёс, — Чанёль снова заглядывает в пакет и вытаскивает небольшую коробку шоколадно-ореховых конфет.       — О, — он недоумённо выдыхает. — Боже, мистер Пак, не нужно было так тратиться…       Чанёлю неприятно слышать ответ, он хочет, чтобы его внимание принимали беспрекословно, ведь всё это из самых добрых побуждений. Он видит, как осунулся после выходных Бэкхён, чувствует необходимость протянуть руку помощи и протягивает, только за неё не спешат схватиться. Почему, чёрт возьми? Это злит, но злится он на самого себя. Злится, потому что ощущает себя таким ненужным, что впору взвыть.       — Бэкхён, перестаньте, — хмурится альфа, замечая заинтересованность к угощению у Джемина. — Вы знаете, как важен гормон счастья для нас? А вам он особенно необходим. Вы очень поникший в последние дни, так что даже не вздумайте отказываться.       Бэкхён растерянно мечется, не понимает, как правильно реагировать на заботу со стороны постороннего мужчины. Ему приятно, до слёз приятно, только вот в голове включается красная лампочка, сигналит, что так не должно быть! Это какая-то ошибка! Ему неловко от просыпающихся чувств признательности и ещё какого-то такого знакомого, но неуловимо забытого. Он не узнаёт его в лицо, не помнит точно, позволяет себе догадываться, а оттого и боится.       — Спасибо, — Бэкхён смущённо улыбается и принимает гостинец из его рук. — Вы ставите меня в неудобное положение…       Чанёль расслабляется, улыбка омеги успокаивает пыл внутри, и он смеётся про себя, что слишком эмоционален, слишком нетерпелив, а ведь ему никто ничего не должен.       — Вы можете отблагодарить меня чаем, — напоминает Чанёль, и Бэкхён поднимается с места, доставая из тумбочки чайник.       — Присмотрите за Джеминни, я воды налью.       — Оставайтесь, я сам схожу, — он не без слабого сопротивления забирает из его рук чайник и уходит в коридор.       Они остаются в палате вдвоём, и Джемин снова зевает, но глазками упорно стреляет в пачку конфет. Бэкхён посмеивается над ребёнком, но наказывает не торопиться. Он достаёт две чашки и задумывается, дадут ли в столовой третью.       — Джеминни, посидишь две минутки один, как взрослый? Я схожу за чашкой для дяди Чанёля, — ласково гладит он его по волосам. — Он, может, даже сейчас вернётся.       — Хашо, — важно отвечает малыш, прижимая к себе крепче своего Сэмми, и Бэкхён чмокает его в щёчку.       Оставив мальчика одного, он спешит в столовую. Время клонится к восьми, ужин уже прошёл, скоро отбой, так что посуда должна быть свободна, а медбрат точно не откажет в чашке. Омега останавливается напротив прохода без дверей в небольшое помещение, совмещённое с кухней, где слишком темно для непривыкшего глаза. Он оглядывается и ощупывает стены на входе, но выключателей не находит. Становится не по себе, и возникает мысль позвать кого-нибудь, как он слышит тихий шорох в паре метров от себя.       — Бэкхён?       Бэкхён вздрагивает и приглядывается, узнавая в тёмном высоком силуэте и низком полушёпоте Чанёля.       — Мистер Пак?       — Что вы тут делаете? — уточняет он и подходит ближе, держа в руках чайник полный воды.       — А… э, хотел взять для вас чашку, — в этот раз темнота играет на руку, скрывая его алеющие щёки. — А вы?       Чанёль хрипло смеётся, и омега готов поспорить, что тоже от неловкости.       — По той же причине, — и поднимает во второй руке гранёный стакан.       Бэкхён улыбается, этого не видно, зато видно, что расстояние между ними совсем маленькое, и они оба стоят, смотрят друг на друга сквозь сумрак, и двигаться абсолютно не хочется, возвращаться обратно не хочется, да и чай вместе с конфетами вылетают из насущных мыслей, когда рецепторов касается тонкий естественный аромат второго человека. У Бэкхёна ведёт голову, он сдерживается и тихо выдыхает через рот, успокаивая участившееся сердцебиение, которое, кажется, предательски слышно в повисшей между ними тишине. Чанёль всего в нескольких сантиметрах от него, неподвижный, точно монумент, высокий, его плечи широкие, за ними совсем ничего не разглядеть. Ощущение, будто с каждым мгновением он всё ближе. Пару секунд так только кажется, пространство искажается воспалённым сознанием, но потом Бэкхён слышит тихий стук пластмассового чайника о металлический стол, за ним следует стакан, а Чанёль делает то непозволительное, чего до истерического визга в своей голове не допускал Бэкхён. Чанёль делает шаг к нему, и Бэкхён по инерции отступает назад, сталкиваясь спиной с кафельной стеной. Холод поверхности не трезвит через тёплый свитер, а его тонкого запястья касаются узловатые пальцы альфы, осторожно оглаживая и забираясь под рукав. Мягкие губы мужчины накрывают его искусанные, сминая в жарком поцелуе. Задушенный стон сквозь пелену перед глазами, что плотно смыкаются, неприятная тянущая боль в теле от недавних издевательств мужа, и Бэкхён несильно упирается ладонями в плечи, не отталкивает, поддаётся и чувствует, как осторожно Чанёль касается его пояса одной рукой, а вторую кладёт на шею. В висках стучит пульс, на веках ядерные круги, в мозгах фейерверк из боли, напряжения и удовольствия. Альфа нежно сжимает его губы, задыхается от наслаждения, когда ощущает, как робко омега отзывается, и не верит, что реально осмелился. Он не думал об этом так напрямую, поддаваясь внутренней жажде, не думал рисковать, не убедившись хотя бы в маленьком проценте взаимности, но обстановка, эта тьма вокруг, блеск глаз, отражающий слабый свет из окна неподалёку, и тяжёлое дыхание сорвали с него шоры. Он ощущал потребность, ему до дрожи хотелось поцеловать Бэкхёна, такого мягкого и чуткого, нежного и заботливого, такого же желанного, каким он на самом деле был запретным. Не встречая отпора, Чанёль прижимается к нему всем телом. Он не давит слишком, боится, не разрешает полностью забрать контроль себе, даёт возможность сбежать, но бежать не торопятся. Не торопятся ещё пару секунд, пока он не ослабляет поцелуй, отстраняясь на незначительное расстояние. Горячее дыхание обжигает его кожу, сладкий вкус перекатывается с губ на язык, и мужчина, наконец, пробует его, а пряная сладость обдаёт его ледяной волной.       — Ты же замужем, что я делаю? — шепчет Чанёль. Шепчет, опускает взгляд к его губам, но не выпускает из своих рук окончательно, игнорируя здравый смысл.       Бэкхён судорожно хватает воздух, заполняя лёгкие. Для него мир переворачивается вверх дном, дребезжит, окна лопаются, а губы слегка печёт от трепетных прикосновений, жжёт с непривычки, сердце выворачивает наизнанку, оголяет перед посторонним. Ему и больно, и страшно, и хорошо, и хочется ещё. Хочется ещё поцелуй. Хотя бы один. Хотя бы одно касание малознакомых притягательных губ, ещё один вздох в унисон с ним.       Грёбаное «замужем» не позволяет попросить ещё. Джемин в палате один — Бэкхён не находит что ответить. Он чувствует себя ужасно, отвратительно. Он давит, ногами заталкивает обратно, откуда они только повылетали, бабочек. Он ощущает укол совести: у него есть муж, его ждёт сын, а он что делает?! Что он только творит?! Это неправильно!       — Простите, — сипит Бэкхён и закрывает глаза. Это он спровоцировал его. Идиот! — Давайте забудем?       — Да, — Чанёль качает головой, приходит в себя, отступает, ощущает чужой страх. Почему он боится его? — Прости меня… — и давно они на «ты»? — Простите, Бэкхён.       Чёртова дистанция! Пропасть между ними увеличивается в геометрической прогрессии, а Чанёль понимает, что не жалеет о сделанном. Он видит сожаление в открывшихся глазах напротив, сонных, испуганных, виноватых. Почему? Перед Чанёлем его вины нет совсем.       — Нам надо вернуться к Джемину, — будто в бреду просит Бэкхён, и альфа соглашается.       Они слишком задержались, оставляя маленького ребёнка без присмотра. Чай проходит в стыдливом молчании, Бэкхён не может пересилить себя посмотреть на Чанёля, к конфетам не притрагивается, а Чанёль не может спокойно дышать, ощущая всё по-другому. Он знает, его сердце вопит о том, что больше не будет так, как раньше. Он не сможет забыть об этом и смотрит на смущённого покрасневшего Бэкхёна, подавляя улыбку. Горькую улыбку, ведь этого никогда не повторится.