Право голоса

      В голове Бэкхёна до сих пор не укладывается, как они могли оставить избитого Тэкёна одного под окнами дома, но чанёлевское «а он бы помог тебе?» в тот момент звучало весомо. Омега знает — не помог бы. Не вызвал бы скорую или полицию. Он вероятнее затащил бы его в квартиру, бросив у двери, лишь бы только соседи не увидели лишнего.       Слабо соображая, Бэкхён собирал вещи Джемина, взял несколько своих и, стараясь не разбудить, аккуратно забрал сына из кроватки. Всё это — калейдоскоп картинок перед глазами, будто бы бессвязных, но крутящихся бумерангом снова и снова.       — Папотька?       Не разбудить не получилось. Бэкхён сглатывает ком в горле. Почему он всё это сделал? Почему послушался, собрал необходимое, Джемина и сидел в машине мистера Пака на пути к его дому? Почему оставил мужа истекать кровью? Неужели он настолько очерствел? Или накопленные обиды брали над ним верх?       — Да, маленький, — сипит омега, через силу глядя на сына.       — А кута мы етим?       — В гости, — шепчет Бэкхён и гладит дрожащей рукой мальчика по волосам.       Этого оказывается достаточно, чтобы утолить любопытство, и Бэкхён снова возвращается в свой кошмар. Он боится, что будет дальше; через что предстоит ему пройти хотя бы даже сегодня. Он чувствует, что предстоит разговор. Много разговоров, не только с мистером Паком, с большим количеством людей. И он не готов. Абсолютно нет.       Чанёль ведёт машину непривычно дёргано, то газует, то будто вдруг вспоминая, что едет не один, успокаивается. Ненадолго. Бэкхён боязливо наблюдает за ним в зеркало заднего вида, сам прячась за его сиденьем. Парадоксально чувствовать опасность от этого альфы. Чувствовать её и быть благодарным. Он точно свихнулся. Из огня да в полымя.       Они молча паркуются возле многоэтажки в уже хорошо знакомом районе Сеула и поднимаются в квартиру. Джемин засыпает на руках, Бэкхён прижимает его к себе и тоже закрывает глаза, будто надеется исчезнуть, потому что так сильно этого хочет, потому что мистер Пак его пугает, потому что мистер Пак в бешенстве, и эта аура распространяется по лифту, поглощая пространство, засасывая в себя омег.       — Располагайтесь в вашей комнате, — кратко бросает Чанёль, помогая с тяжёлым набитым одеждой рюкзаком. На большее его не хватает.       Бэкхён кивает и старается держать между ними дистанцию. Он ощущает вину. Это ведь из-за него. Всё из-за него. Весь вечер, ночь, начинающееся утро и день — всё испорчено им. Мистер Пак злой тоже из-за него. Омега сжимает челюсти, задерживает дыхание, хочет снова дать волю слезам. Слезам ненависти к себе. Он всё делает только хуже.       Оставшись в комнате с малышом, Бэкхён укладывает Джемина на их кровать, благо с прошлой их ночёвки всё осталось на своих местах. Мальчик сладко причмокивает губками и продолжает спать, а омеге хочется кричать. Он морщится от душераздирающего чувства стыда, боли и обиды, смотрит в окно, где всё же начинает светлеть небо, и судорожно выдыхает, оседая на пол. Ему очень хочется видеть положительное, но зияющая в груди дыра размером с космос вибрирует по рваным краям. Он тянется в карман за телефоном, но батарейка того ещё часов пять назад приказала долго жить, и Бэкхёна ломает. Он хочет позвонить Тэкёну. Он хочет услышать его голос, услышать, что тот в порядке, хоть и немного потрёпан. Омеге необходимо увидеть его, сделать всё, чтобы муж успокоился, даже если это будет очередная пощёчина наотмашь. Пальцы сжимают бесполезный гаджет и вовсе отбрасывают его на соседнюю с Джемином подушку. Надо найти зарядку, если он её не забыл взять.       Поднявшись с пола Бэкхён выходит из комнаты, снимает пальто и бесшумно вешает его в шкаф прихожей. Он прислушивается и не различает звуков в квартире, не понимает, куда можно пойти, чтобы не наткнуться на альфу. По-хорошему ему бы в душ или хотя бы умыться, и омега идёт в ванную. Да что ему теперь, не жить? Чего он прячется по углам? Не убьет же его мистер Пак в конце концов!       Он открывает дверь в ванную комнату и ойкает, когда замечает, что внутри горит свет:       — Прошу прощения…       И тут же закрывает, но...       — Стой.       Бэкхён испуганно смотрит вверх, когда мистер Пак появляется в проёме и перехватывает его за руку.       — Иди ко мне.       — Я не хотел мешать…       — Бэкхён, — мужчина говорит тихо, а его тон заметно мягче, чем десять минут назад.       Чанёль смотрит на него устало, но присутствует в его глазах что-то, что задевает за живое. В груди Бэкхёна сердце ёкает, отдаваясь волнением по телу.       — Мистер Пак…       — Нет, — перебивает альфа, качает головой и осторожно проводит его к ванне. Он небрежно снимает с крючка на стене полотенце и вешает на бортик, прежде чем усадить на него омегу. — Давай без этих формальностей.       — Я н-не могу, — Бэкхён запинается от волнения и от этого краснеет. Разговор прямо сейчас? Ну, пожалуйста, нет.       — Можешь. Всё можешь, — Чанёль отходит от него на шаг, открывает зеркальный шкафчик над раковиной и достаёт какой-то косметический бутылёк и ватные спонжи.       Бэкхён молчит, рассеянно наблюдает за ним, смотрит на дверь, прислушивается, но в доме тихо, соседей не слышно, как и Джемина. Что от него хочет мистер Пак? Он снова смотрит на него и:       — Вам нужно обработать руку, — спохватывается Бэкхён, указывая на его костяшки.       — Позже, — Чанёль возвращается к нему и подносит ватные диски к его лицу, отчего тот шарахается. — Ти-ихо… Не дёргайся.       — Что вы делаете? — он хмурится, потому что догадывается, и если он прав, то этого точно нельзя допускать.       — Бэкхён, давай поговорим по-взрослому, — вздыхает Чанёль, замирая, и облизывает губы. Подбирать слова никогда не было его коньком. — Ты подвергаешься домашнему насилию. Я не осуждаю тебя.       Омега задерживает дыхание, а его веки снова жжёт слезами. Правда глаза колет, особенно когда она такая прямая, бесхитростная, вслух произнесенная; особенно если её говорит авторитетный для тебя человек. Но больше колет «не осуждаю». Да лучше бы осуждал, чем такая рассудительность!       — Ты — ты не виноват. Даже то, что ты всё равно остаёшься с этим человеком, терпишь всё — твой выбор.       «Твой выбор» выбивает из лёгких последний воздух, и Бэкхён опускает взгляд, смаргивая влагу. В груди скручивает сильнее. Чанёль цепляется взглядом за его промокшие слипшиеся ресницы и продолжает.       — Какое бы мнение я ни имел, я хочу посмотреть на масштаб. Позволь мне… — он предпринимает очередную попытку медленно прикоснуться к его лицу и на этот раз не встречает сопротивления.       Бэкхён в отчаянии, в полном раздрае, погряз в ненависти к себе, стыде перед альфой, настолько измождён, что чувствует себя валяющимся голым посреди площади, где каждый считает нужным потушить об него окурок. Почему так задело? Почему так стыдно? Почему всё это время не было стыдно перед собой?       Влажная вата проходится по щекам и лбу, скорее размазывая, чем смывая толстый слой засохшего тональника, но Бэкхён не шевелится. Он чувствует, как закладывает нос в немой истерике, как горло сдавливают рыдания. Но ловит себя на мысли, что такого облегчения(?) он раньше не испытывал. Весь спектр переживаний не похож на обычную истерику. Ему… хочется открыться? Поделиться всем, что удалось пережить. Бэкхёну отчего-то кажется, что он долгие годы играл в шпионскую игру, и, стоило его раскрыть, как он теперь может позволить себе выплеснуть эмоции, не чувствуя сожалений. Как будто его поймут. Он неуверенно поднимает взгляд и встречается с глазами мистера Пака. Большие, карие, покрасневшие, серьёзные. Бэкхён теряется в них, больше не видит опасности, его тянет к нему снова. Снова, как тогда, в больничной столовой.       — Мистер Пак…       — Чанёль, — перебивает альфа, и Бэкхён сжимает губы. — Тебе ведь не впервой.       Тогда был форс-мажор, неужели неясно? Бэкхён сглатывает страх и мораль. Сколько раз этот мужчина показывал свою готовность помочь, пора бы и ему самому пойти навстречу.       — Чанёль, — он знает, что покрывается красными пятнами от переживаний, и всё же хочет знать. — А какое твоё мнение?       Альфа замедляется, меняя спонжик на чистый, и оглядывает нездоровый цвет лица, скрывавшийся за косметикой. На шее желтые следы от пальцев, шелушение, на которое плохо ложился маскирующий крем, — подсыхающая ранка на скуле. Чанёль видел такое, и не раз, но сейчас ему будто душу выворачивает наизнанку. Увечья уродуют изящные черты лица, загоняют омегу в тень.       — Ты запутался. То, что происходит в вашей с Тэкёном семье — ненормально. Я уверен, тебе не раз об этом говорили.       — Но что я могу? — шепчет больше сам себе Бэкхён и дрожит.       — Это нормальная реакция психики, — реагирует Чанёль на очередной всхлип, откладывает мусор в сторону, заканчивая с умыванием, и касается алой щеки омеги. — Нет никакого оправдания поступкам Тэкёна, и очень многие люди, подвергающиеся домашнему насилию, не до конца понимают это. Они все спрашивают: «Но что я могу?». И всем им кажется, что они в безвыходной ситуации, только это иллюзия, — он позволяет себе бережно касаться его лица, будоража мурашки. — Это созависимость, и знаешь, как с ней борются?       — Как? — Бэкхён прикрывает глаза, надеясь услышать панацею.       — Полной изоляцией. И только так ты сможешь себе помочь вначале, — заключает Чанёль и грустно ухмыляется, улавливая появление морщинки меж его бровей. — Звучит неприятно, да?       — Вы все говорите одно и то же, но как это сделать? — качает головой он и нервно смеётся, постепенно разгоняясь. — Как я могу уйти от мужа, когда на мне маленький ребёнок? И лишить Джемина отца? Как я могу выгнать Тэкёна из квартиры? Как я подам на развод, если социальные службы тут же заберут у меня сына?! — Бэкхён со злостью смотрит на мужчину. — Вам всем легко говорить!       — Бэкх…       — Вы ничерта не понимаете! — он вскакивает с места, и Чанёль прищуривается.       — Успокойся.       — Как я могу успокоиться? — взмахивает руками Бэкхён.       — Бэкхён, почему ты не видишь, как люди пытаются тебе помочь? — Чанёль серьёзнеет, и омега замолкает, потухает, подобно порывом ветра задутой спичке, потому что во взгляде мужчины раздражение. Снова. — Ты сам не ищешь возможностей, в твоём арсенале куча отговорок!       Не совсем понимая, о чём мистер Пак говорит, Бэкхён морщится. Сбежал от одного тирана, пришёл к другому? Что за обвинения?       — Оглянись! — Чанёль следует своим словам и осматривает свою ванную комнату. — Даже сейчас я увёз вас к себе. Я даю тебе кров, чёрт возьми, и ты можешь воспользоваться шансом, воспользоваться моей поддержкой и начать действовать. Ты не остаёшься один на один с проблемой, но тебе удобнее закрыть глаза на возможность и обвинять всех, что мы ничего не понимаем.       Бэкхёну неприятно это слышать, ещё неприятнее, чем начало разговора. Ему бы закрыть уши и начать топать ногами, но ведь Чанёль прав, и эта правда отзывается уколами совести в голове. Омега не до конца осознаёт, что внутренне соглашается с ним, а потому молчит. Стыдно. Ему становится так стыдно, ведь он в самом деле занял позицию бессилия, жертвы, которую надо спасти, которая сама сделать хоть что-то даже не пытается. Он ходил по кругу своих страхов и убеждений, которыми окончательно загнал себя в вакуум.       Чанёль молчит, смотрит на него и видит, как медленно, но верно проясняется в голове Бэкхёна. Достучался? Похоже. Возможно, не до конца, но это поправимо. Он тоже в двадцать лет рассуждал импульсивно. Омегу необходимо направить, помочь посмотреть с другой стороны, поддержать, и тогда ещё не всё потеряно.       — Простите, — Бэкхён тупит взгляд от неловкости. Чанёль ведь не остался в стороне, а он срывается на нём, да ещё и обвиняет в чём-то, хотя, по сути, мужчина сегодня защитил его от супруга.       — Всё хорошо, — выдыхает альфа и разводит руки, ловя смущённый взгляд. — Иди сюда.       Он ожидал, что будет сложнее. Он не раз наблюдал, как даже в таких ситуациях, когда жертва уже выплывает со дна на поверхность, на полпути тормозит, прекращает карабкаться, потому что вместо солнца над водной гладью видит луну. Такие начинают защищаться даже от спасателей, не хотят ничего слышать и ещё больше усугубляют положение. Бэкхён порадовал.       А Бэкхён мешкает. За последние сутки они стали слишком близки, отчего он чувствует диссонанс убеждений и действий. Но сейчас сил думать об этом просто на просто нет, и омега робко обнимает мистера Пака, ощущая на своей спине широкие тёплые ладони. Сейчас можно. А с моральными принципами он разберётся позже.