***
Результатов не было и в вечер субботы. Максимум, сколько еще я могла просидеть в ожидании — до утра воскресенья, а дальше нужно обращать внимание не на квартиры, а номера отелей, но в этом была сложность: регистрация. Как быстро разнесется слух о том, что один из членов семьи Мори проживает в отеле? К тому же в понедельник Хидан должен быть отпущен на свободу. Он создаст проблемы, если увидит меня около дома при переезде, и наверняка решит проследить за грузовой машиной, а по приезду создаст проблемы у стен отеля. — Почему все не может быть хоть немного проще? — вырвалось тихое бормотание под нос, когда я откинула голову на спинку дивана, раздосадованная тщетными поисками квартир в интернете. Пролежав в таком положении больше двадцати минут, меня стало клонить в сон. Мысли становились намного дальше, тишина обволакивала невидимым одеялом. Громкий звонок мобильного заставил мое тело дернуться так, что в воздух подскочили обе ноги. Поздний звонок от Саске. За предыдущие дни это стало нормальным, может, вошло у него в привычку? — Я подумал над проблемой с регистрацией, — с ходу выпалил тот, в очередной раз забыв о приветствии. — Хочешь сказать, что вариантов точно нет и не будет? — По квартирам в Токио — нет. Все занято, туристический сезон начался еще в начале месяца. Меня разозлило то, что несколько дней было потрачено впустую. — И в чем был смысл поисков? — Она надеялась на отмененные брони, но их так и не появилось. Может, они появятся через неделю-две, если у туристов или приезжих из других префектур резко изменятся планы. «Я не могу ждать столько времени.» — Так и.. что ты хотел сказать про регистрацию? Саске начал высказывать свое предложение с интонацией крайне счастливого человека, только что совершившего подвиг в решении задачи тысячелетия: — Перевезем тебя в главный отель, в мой номер — он всегда закреплен за мной. Тебе не придется регистрироваться. Сотрудники будут молчать. Это центр Токио, так что на время ты сможешь затеряться в толпе. Я попросила Саске дать мне время на раздумья до утра воскресенья, и потратила его не зря — убедилась в том, что лучшего варианта все равно не будет: жить в нескольких минутах ходьбы от Императорского дворца и в пяти минутах езды от Токийского университета столько, сколько понадобится. Не нужно заключать кратковременные договора, жить вдалеке от привычного места и платить аренду. Да, это слишком идеальное предложение, и мне стало очень интересно: что он попросит взамен за свою помощь? Зная Саске, не очень-то верилось в его абсолютное бескорыстие, однако анализируя его недавние поступки... я начинаю сомневаться, тот ли это Саске, которого я всегда знала? Но вопрос о долге я задам чуть позже, когда будет подходящее для подобных разговоров время. Учиха сам сделал заказ на перевозку вещей после того, как в очередной раз предложил помочь с их упаковкой и, как и следовало ожидать, вновь получил вежливый отказ. До приезда машины, назначенной ко времени, мне оставалось лишь упаковать в отдельную сумку все предметы первой необходимости, и напоследок проверить готовность всего, что я упаковала за предыдущие дни. Немногочисленная посуда, купленная за все время моего проживания в этом доме, заняла лишь дно коробки, а все остальное пространство я решила заполнить двумя комплектами постельного белья. Книги заняли чуть больше места: две с трудом закрытые коробки. Разнообразная мелочь, канцелярия, предметы учебы и техника так же заняли две коробки. Косметика и вещи — самая большая часть того, что находилось в квартире. Перебирая их, я решилась выбросить самое ненужное, чтобы сократиться хотя бы на одну коробку. По итогу я насчитала более пятнадцати коробок и несколько сумок, что заставило меня ужаснуться, а после неизбежно смириться — я и так сократилась на столько, на сколько могла. Если номер Саске будет совсем маленьким, то мне придется спать среди вещей, однако это не было проблемой, да я даже и не считала, что это проблема. Предположительно прожить так чуть больше двух месяцев? Да, это не составит никакого труда. Мое беспокойство усиливалось пропорционально утекающему времени, приближающему приезд грузовой машины. Пока сотрудники выносили вещи, я безмолвно прощалась с бывшим местом жительства и всем тем, что здесь происходило в первый отрезок моей самостоятельной жизни. Появилось странное ощущение: из меня словно выходили воспоминания, навсегда оставаясь в полноправной собственности тихих наблюдателей — стен. Они впитали в себя мой быт, бессонные ночи перед компьютером, свидания с любовниками, наше с Хиданом безумие, мои слезы, неудачи, радости, встречи с подругами, их смех и голоса. Стало нестерпимо больно где-то глубоко внутри, так, что трудно вдохнуть воздух. Войдя в спальню, я вдруг подумала: «Может, это сейчас даже к лучшему? Это мне и нужно?». Если бы мне пришлось насильно искать мало-мальские плюсы от того, что я ухожу, то этот был бы самым первым и единственным. На данный момент мне не было в полной мере трудно после расставания только благодаря сборам и переезду, не смотря на то, что само по себе это событие было для меня сокрушительным и довольно болезненным. Знаю, что смена обстановки пойдет мне на пользу, и это и есть тот самый «плюс», однако, оставшись здесь, я уверена, что все равно смогла бы справиться с потерей привычной жизни и рано или поздно привыкнуть к реальности, в которой нет Хидана. Смена места жительства лишь на короткий срок абстрагирует меня от всего спектра негативных чувств, которые в любом случае вернутся спустя время. Лучше бы все оставалось на своих местах. Я очень любила эту квартиру. Неприятно, что наше прощание произошло так сумбурно, стремительно, без подготовки, равно как и с Хиданом. Две большие потери меньше чем за неделю. Я сделала что-то столь ужасное, за что теперь отдаю долги? Почему всегда эта стоимость слишком велика в сравнении с тем, что ты совершил?21. part 2
12 декабря 2022 г. в 17:25
Кажется, сразу после его внезапного появления я забыла о боли — она почти не ощущалась в момент, когда Учиха приблизился непозволительно близко. Рефлекторно я слегка дернула головой в сторону, но это не помогло избавиться от холодных пальцев и испытующего взгляда Саске, выражающего явную озабоченность происходящим и… злость? Он в буквальном смысле сделал так, что я приросла к полу и теперь не могла сказать хотя бы что-то, узнать как он здесь появился и главное: зачем, по какой причине. Он сбил меня с толку, не давая и шанса прийти в себя.
Будто опомнившись, он вновь перевел сосредоточенный взгляд на мои раны. Саске опустил руки, выпуская мое лицо из цепкой хватки, и осторожно коснулся пальцами здоровых участков кожи, приподнимая мою руку для лучшего рассмотрения. Я зашипела, почувствовав очередной выстрел боли, пронизывающий нервные окончания. Коже были неприятны прикосновения, словно она — сплошной оголенный натянутый нерв.
Учиха бесцеремонно взял меня за здоровую руку, на ходу скидывая обувь, после чего стремительно повел за собой в сторону ванной. Не понимая, о чем тот думает и что хочет сделать, я шла за ним, судорожно пытаясь собраться с мыслями.
— Садись, — это больше прозвучало как приказ, когда он подвел меня к унитазу и дернул крышку вниз, заставив ту медленно опуститься.
Он слегка подтолкнул меня и отошел в сторону. Облокотившись правой рукой о раковину, я осторожно опустилась на ровную белую поверхность.
— Где лежат медицинские средства? В твоей квартире есть аптечка? — нетерпеливо спросил тот, возвышаясь надо мной. Его глаза бегло осмотрели помещение. Учиха наклонился ниже, закончив свой трехсекундный осмотр, и вновь обратил внимание на раны.
— Там осколки, вряд ли у меня есть все необходимое, чтобы достать их… Тц! — я дернулась от боли, когда пальцы Саске задели больное место на руке.
— Дерьмо… — мрачно выругался тот, выпрямляя спину. — Сиди, я вызову врача. — Он нервно выдернул смартфон из кармана одежды, двигаясь в сторону выхода из ванной, и добавил: — Не вздумай истечь кровью.
Я опомнилась:
— Я не поеду в больницу! Там мне в любом случае сделают анализы и найдут…
— Я понял. Больница приедет сама.
Уже в который раз опомнившись за несколько прошедших минут, немедля переварив слова Саске и вспомнив беспорядок, затрагивающий почти все помещения квартиры, я хотела подорваться со своего места и выйти к Учиха, дабы предотвратить вызов врача, но в этот момент желудок скрутило болью: кажется, мой спонтанный душевный подъем спровоцировал что-то вроде понижения давления. За несколько быстротечных секунд кровь отлила от лица, мне стало дурно.
Вскочив с унитаза, я резко подняла крышку и, наплевав на свежие раны, упала на колени, чем вызвала боль в ноге. Из горла громко вышла непереваренная пища, смешанная с вином. Спазм заставил выгнуть спину колесом. Меня беспрерывно рвало, тело содрогалось спазмами, лишавшими возможности отдышаться.
Различив голос Саске и его шаги, медленно приближающиеся к помещению, я затравленно крикнула, сплюнув слюну:
— Не входи! — и вновь склонилась над унитазом.
Услышав негромкие характерные звуки, он должен был понять, что здесь происходит.
Заходясь кашлем когда все закончилось, я почувствовала прикосновения к еще влажным от воды волосам: чужие пальцы убрали их на мою спину. В истерике я наклонилась вперед, стараясь прикрыть от глаз незваного гостя то, что вышло из меня буквально полминуты назад.
— Саске, я же просила! Идиот! Уйди!
Краем глаза я увидела, как тот взял первое попавшееся в его поле зрения полотенце и, чуть наклонившись, вытер им мое лицо. Глаза распахнулись от удивления: я не была готова к проявлению с его стороны какой-либо заботы.
Саске смочил полотенце в раковине и вновь принялся вытирать им мое лицо, окончательно введя меня в ступор от всего происходящего. Это был какой-то ненормальный, стремительно развивающийся сюрреализм; я ощущала себя сторонним зрителем, с замиранием сердца следившим за совершенно не свойственными для Учиха действиями.
Закончив, он попросил меня развернуться, что я и сделала, пребывая в некой прострации и растерянности, но перед этим дотянулась до кнопки смыва и дернула крышку вниз. Учиха опустился рядом со мной на одно колено с правой стороны и осторожно продел руку под мои колени.
— Руку.
— Что? Что ты делаешь?
— Положи руку на мои плечи. Давай, облокачивайся. Быстрее.
Я не стала спорить — сразу сделала то, что он просил, затянутая в водоворот стремительно развивающихся событий. Сейчас Саске не выглядел особо дружелюбным и готовым долго ждать от меня ответных действий на его просьбы, и уж тем более он не хотел тратить время на принуждения и уговоры. Все происходящее было под его полным контролем, а мне оставалось лишь слушаться, и я не собиралась оспаривать свое положение: в данный момент его голова соображала лучше моей, к тому же получить помощь в сложившейся ситуации было в моих личных интересах.
Упырь ухватил меня второй рукой, после чего легко поднял вверх, словно на его руках не было человеческого тела — лишь что-то вроде небольшой легкой коробки. Я сдавленно пискнула, рефлекторно прижимаясь к нему чуть ближе: голова закружилась от нестандартного положения тела и резкости подъема. Учиха осторожно вынес меня из ванной и понес в комнату, которая выглядела куда хуже, чем остальные помещения. Я зажмурила глаза от накатывающего чувства стыда, когда он занес меня в разгромленную спальню.
После записи голосового сообщения Ино в тот вечер воскресенья я обезумела окончательно: кинулась в комнату к шкафу, чтобы выместить злость и отчаяние — уничтожить одежду, которую я купила во время отношений с Хиданом, чтобы еще больше радовать его глаза. Теперь она была ненужным напоминанием о прошлом. Я рвала ткань голыми руками, нисколько не сожалея о своих действиях. После экзекуции я взяла несколько мусорных мешков, но так и не воспользовалась ими: увидела на рабочем столе лампу, которую мы купили вместе с бывшим возлюбленным. Пакеты полетели на пол куда-то в сторону одной из кучек лоскутов, оставшихся от некогда полноценных платьев, белья, топов. Я помню, как подбежала к проклятой лампе, схватила обеими руками и со всей силы бросила в стену. Она была сделана из прочного стекла и пластика, поэтому раскололась на несколько частей при соприкосновении с твердой поверхностью, не оставляя после себя мелких крошек. После лампы были другие мелкие вещицы, так или иначе напоминавшие о мужчине — сейчас они были хаотично разбросаны по всей территории спальни.
Не обратив внимания на явный бардак, Саске донес меня до кровати и осторожно опустил на умеренно мягкую поверхность. Я смотрела на него с мольбой, стараясь не обращать внимание на взрывающееся внутри чувство стыда, и обеспокоенно затараторила:
— Мне не нужен врач, со всем можно справиться своими силами.
Я была готова просить Саске о помощи с ранами — только бы он согласился отменить приход врача.
— Здесь нужен специалист: нарушение целостности кожи слишком обширное, и ни у тебя, ни у меня нет медицинского образования, — твердо заявил Саске и покачал головой, буквально сжигая меня читающимся гневом в черных глазах. Его лицо выдавало напряжение.
— Ты же видишь, что вокруг хаос… — Я еле заметно кивнула в сторону одной из куч лоскутов. Было бессмысленно отрицать очевидное и продолжать отмалчиваться. — Вся квартира выглядит ужасно… Я выгляжу ужасно… Давай попробуем вытащить осколки с помощью косметического пинцета? Это небольшие раны, в них нет ничего…
Не дослушав, Саске вдруг отвернулся и тут же подошел к валявшимся на полу пакетам, раскрыл один и начал молниеносно заполнять его тряпками.
— Ты ведь это собиралась сделать? — уточнил Учиха, не отрываясь от своего занятия.
До глубины души пораженная таким развитием событий, я смотрела на него с неподдельным удивлением, а в голове был лишь один вопрос: «Какого… Что происходит?». Я не понимала абсолютно ничего: начиная с его озабоченности моим состоянием и заканчивая помощью в уборке помещения.
— Ты не обязан, просто отмени врача. Саске, остановись же! Хватит! — я начала осторожно двигаться телом к краю кровати, чтобы встать и прервать уборку, к которой тот не должен был иметь никакого отношения, но не смогла продолжить движения из-за развернувшегося в мою сторону Упыря.
— Сиди на месте! — потребовал тот, заставляя меня замереть в ужасе от внезапности громкого крика и смены его настроения. — Я все сделаю, Ю! Не перенапрягай тело и прямо сейчас прими удобное положение. Врач уже едет. Не будь идиоткой и делай то, что я говорю хотя бы сегодня, договорились? — это был риторический вопрос: Саске уже решил за нас двоих, что мы договорились.
«Проклятье…» — мелькнула мысль, когда я растерянно кивнула в знак согласия. По итогу мне было нечего возразить его пугающему маниакальному настрою, нагоняющей страх интонации и диким глазам — он вновь пристолбил меня ими к месту. Его настрой пугал и создавал такое впечатление, будто я истекаю кровью от огнестрельного ранения в живот — и это накрывало меня еле уловимой вуалью страха, хотя я прекрасно понимала, что не умираю и что в целом со мной все было в порядке.
Саске также перемещался по комнате с невероятной скоростью, старался убрать следы погрома как можно быстрее к приходу специалиста, и точно не хотел выслушивать мои просьбы и мое гениальное предложение «справиться своими силами» и дальше — поэтому я молчала. Пришлось смириться со своим положением — все равно не было сил изменить что-либо просьбами или криками, к тому же, если брать в учет настроение Саске — все будет бесполезно. Дело уже сделано. И почти сносно соображающей головой я понимала: необходимо разобраться с ранами при помощи понимающего в этом деле человека, если я не хочу усугубить их вид бесполезными, неумелыми и болезненными ковыряниями кожи.
— Когда приедет врач? Он из больницы? — неуверенно подала я голос, стыдливо наблюдая за перемещениями парня.
Мне не хотелось лишний раз привлекать его к себе внимание — и без того было стыдно от всего происходящего: от того, что меня рвало, пока Саске находился за соседней стенкой, после чего он увидел меня в том отвратительном состоянии и начал вытирать подбородок от остатков слюны и слизи; от того, что он видит мою квартиру в таком крайне непрезентабельном виде, и тому приходится прибираться к приезду врача, чтобы я не свихнулась от стыда еще и при незнакомом мне человеке.
— Частный врач, — сухо ответил тот, идя с пакетом в руке в сторону выхода из комнаты.
Он убрал абсолютно все: остатки одежды, сломанную лампу, мусор и прочие мелкие напоминания о Хидане.
— Куда ты? — бегло осмотрев комнату, спросила я, но тот уже дошел до кухни — со своего места я видела его мелькающий силуэт напротив столика, — и не услышал мой вопрос, либо же просто не захотел отвечать.
Буквально через секунду тишину квартиры нарушил внезапный звонок домофона, а после быстрые шаги Саске. Голову посетила шальная мысль: «Его врач прилетел на вертолете? Вот каково влияние Учиха».
Или это мог быть…
Из коридора до меня доносились тихие переговоры Саске с каким-то мужчиной, по еле слышному голосу которого я пока не могла определить его примерный возраст. Они разговаривали около минуты, после чего силуэт Саске скользнул в районе кухни. Он вошел в комнату со стулом, взятым около обеденного стола, а сразу после него в помещение вошел престарелый мужчина в белом одноразовом халате. Ему было около шестидесяти лет или чуть больше; темный костюм выгодно подчеркивал стройную фигуру, а стильная современная оправа очков на фоне безупречно седых волос создавала довольно интересный контраст.
Представившись, господин Кеничи медленно опустился на заранее приготовленный для него стул, после чего попросил меня сесть к нему левой стороной для полного доступа к пораженным участкам кожи. Бегло осмотрев немногочисленные раны, переставшие кровоточить еще до его прихода, господин Кеничи попросил Саске включить дополнительный источник света, протягивая руку к своему чемоданчику.
Саске внимательно наблюдал за всем процессом, стоя за спиной господина Кеничи античной статуей, при этом не лишенный на лице признаков явной напряженности. Я то и дело поглядывала в сторону Учиха, максимально заводя голову влево, когда мне было особенно неприятно от процесса извлечения остаточных осколков, и тот сразу же поднимал на меня холодный взгляд, который смягчался за долю секунды и будто говорил мне: «Терпи. Ты должна потерпеть.» Несколько раз, видя мое откровенное напряжение, он беззвучно шептал одними губами: «Осталось немного. Терпи, Ю.» Он понимал как сильно мне необходима поддержка. Даже от него. Тем более сейчас.
Господин Кеничи не вводил в мою кровь обезболивающее, что было для меня странно первые несколько минут, а после я поняла: разговаривая с врачом при встрече или по телефону, Саске успел рассказать о моем состоянии и о том, что мой организм не был готов к введению подобного вида препаратов по ряду причин. В конечном счете я прекрасно справлялась и без них — скачущая интенсивность боли постепенно притупилась, отвлекаться помогали размышления и Саске, безмолвно успокаивающий меня за спиной лечащего врача. Единственный минус — я чувствовала себя нехорошо, живот и горло сжимали редкие спазмы, пугая меня до умопомрачения: больше всего я боялась внезапно очистить желудок при посторонних. Меня все еще мутило от представлений и вида, как мою кожу очищают от почти незаметных глазу осколков. Несколько раз в памяти всплывал красочный момент травмирования кожи: хруст стекла при соприкосновении с моей рукой и бедром, и те чувства, испытанные в первые секунды. Все проигрывалось как в замедленной съемке, позволяя в полной мере ужаснуться от звука треска, прошедшего вибрацией не только по коже, но и всем нервным окончаниям.
Стоически снося все манипуляции врача, я задумывалась о наших с Саске отношениях, отведя взгляд к окну. Кажется, наши взаимные разногласия остались за порогом, когда он оказался в моей квартире. Между нами не было того тяжелого напряжения, накопленного за все предыдущие месяцы недопониманий и его отвратительного поведения. Я не противилась присутствию Саске так, как делала бы это раньше и при других обстоятельствах; не злилась на его действия: он хотел помочь, он искренне хотел сделать все от него зависящее и действовал во благо моих интересов. Я не смотрела на него тяжелым презрительным взглядом, не думала плохо, мне не хотелось накричать или выказать свою к нему неприязнь как-то иначе. Потому что сейчас ее не было. В моей голове было лишь непонимание его поступков. Наверное, каждый человек
поступил бы на его месте точно также, отметая прошлые разногласия и обиды?
Не думаю, что я веду себя так странно из-за действия наркотика — только из-за сложившейся ситуации, в которой Саске проявил необходимую выдержку и показал характер именно тогда, когда нужно было приструнить мои нелепые действия и избежать бредовых предложений. От начала и до конца он вел себя именно так, как это необходимо. Сейчас я была готова вновь признать его уникальную способность быть лидером, быть тем человеком, который способен держать все в своих руках, который сохраняет голову холодной в особо стрессовой ситуации, не поддается всеобщей панике.
Сама я была в панике и поняла это только сейчас. После того как глазам предстал Саске — злость сменилась непониманием и откровенным ступором, а после прихода врача мне стало страшно, будто голову внезапно окатили кусочками льда, возвращая мою способность мыслить здраво. Сейчас я чувствовала себя странной, даже свихнувшейся: устроила беспорядок, трое суток была почти что мертва, накачалась алкоголем и наркотиком, после чего получила травму по самому нелепому стечению обстоятельств и желала показать свое состояние обидчику, даже не задумываясь об оказании самой себе первой помощи.
Думаю, сама бы я не решилась поехать в больницу или вызывать специалистов домой: состояние алкогольного и наркотического опьянения не располагало к поездке в больницу, в которой мне придется раскрывать свою личность.
Саске отлично помог мне даже с врачом: вызвал на помощь человека, не имеющего ничего общего с государственными учреждениями. Благодаря этому данный эпизод моей жизни будет известен лишь нам троим и мои родители не будут поставлены в известность.
Закончив с рукой, господин Кеничи подвел, как он выразился, хороший итог: количество осколков в коже было небольшим, все были вовремя изъяты без особого труда. Обработав раны, он наложил специальные швы поверх двух длинных порезов. Они выглядели как обычные клейкие полоски, прочно соединяющие края раны. Сверху были наложены легкие повязки, не препятствующие «дыханию» кожи.
С ногой все оказалось куда проще и быстрее, вот только порез на бедре отличился от всех прочих: был достаточно глубоким и рваным, именно он занял много времени и потребовал наложения четырех небольших швов. Как сказал мой престарелый спаситель: к нему нужно проявлять особый уход минимум неделю, а после ухаживать за шрамом. Да, господин Кеничи не исключил появление шрамов, когда заговорил о моей привередливой коже. Впрочем, иного я и не ждала.
— Любые легкие травмы всегда будут оставлять на вашей фарфоровой коже шрамы, даже самые тонкие и еле заметные. — вкрадчиво пояснил врач, не отрываясь от своего дела. — Они особенно заметны на участках кожи, на которых хорошо проступают вены. Вы не замечали этого?
Я смущенно призналась, внимательно следя за ловкими мужскими пальцами:
— Я почти не получала травм в детстве. Их можно пересчитать по пальцам, а шрамы остались совсем незаметные, я даже не помню их место… — Я резко впала в задумчивость, когда в голове появилось воспоминание, из-за которого я подняла взгляд в сторону Саске. — Есть один на щиколотке, когда…
Учиха резко прервал мое воспоминание:
— Не вспоминай об этом сейчас, Ю… — его глаза метнулись в сторону, а руки теперь были скрещены на груди — как жест защиты.
— Юный господин помнит обстоятельства, при которых появился тот шрам? — вежливо поинтересовался господин Кеничи, все также не отвлекаясь от дела.
— Да, — я улыбнулась врачу, а после перевела взгляд на насупившегося Саске, — он должен хорошо помнить тот день и при каких обстоятельствах на коже остался небольшой шрам в форме полумесяца.
Упырь закатил глаза и поспешил солгать:
— Я не помню.
«Ты не мог такое забыть.»
— Значит, давай я дорасскажу историю. Господин Кеничи, вам было бы интересно узнать рассказ? — решительно поинтересовалась я, подстегнутая реакцией Саске.
Внутри взыграло детское желание рассказать при Учиха ту историю постороннему взрослому человеку, чтобы попытаться пристыдить Упыря и посмотреть на его реакцию.
Мужчина кивнул:
— Мне будет интересно услышать историю юной госпожи, если она считает, что сейчас подходящее время для ее рассказа.
— Сейчас не подходящее время, — буркнул Саске.
Возможно, от него исходило некое напряжение, но мы с господином Кеничи успешно сглаживали все углы своим настроением. В компании мужчины при присутствии Саске, как ни странно, я чувствовала себя замечательно, и даже воспоминание о шраме на щиколотке вызывает лишь чувство, которое возникает при воспоминаниях о далеком детстве, глупых ошибках, ссорах со сверстниками или недопониманиях с родителями или преподавателями.
«Лучше я буду размышлять над тем прошлым и окунаться в давно забытые чувства не важно какого характера — только бы не думать о другом.»
— Ты был отвратительным в детстве. И тем более сейчас.
— А ты была слишком впечатлительной, — фыркнул Упырь, сверля меня темным взглядом.
— Юный господин, вы являетесь отрицательным героем в той истории? — с улыбкой поинтересовался господин Кеничи, переключая внимание на чемоданчик. Кажется, он еле сдерживался от того, чтобы открыто не рассмеяться, тем самым немного замарав свою репутацию перед Учиха за непрофессиональное поведение.
Он нехотя ответил:
— Юмико считает именно так.
— Потому что так и есть.
— Прекрати выставлять меня извергом.
Рядом с господином Кеничи мы с Саске выглядели детьми, так и не нашедшими общий язык даже в студенчестве, и сейчас все происходящее выглядело как перебранка учащихся младшей школы. Я рассмеялась от столь интересного умозаключения, на что поступила незамедлительная реакция моего врача: он оторвался от быстрого написания иероглифов, улыбнулся и одобрительно кивнул головой.
— Хорошее настроение — ваш главный залог быстрого выздоровления, — и немедля вернулся к записям.
В приподнятом настроении я посмотрела на Саске, готовая вот-вот расплакаться от нахлынувшего хорошего настроения, так нужного мне спустя, как мне сейчас казалось, катастрофически огромного количества времени, проведенного в состоянии рефлексии, частичного анабиоза и кататонии. Оно как свежий, отрезвляющий и очень большой глоток воздуха, стремительно ворвавшийся в легкие без предупреждения. Все, что не касалось Хидана и прошедших месяцев наших отношений — было хорошо, и даже неприятные воспоминания о нас с Саске сейчас выглядели иначе, особенно после того, что он сделал, как поддерживал меня во время процесса обработки ран. В данный момент он был моей единственной внезапной поддержкой после произошедшего кошмара.
Учиха смотрел на меня неотрывно, на его лице растянулась еле заметная улыбка. Оттянув указательным пальцем правой руки нижнее веко глаза, я высунула язык и свела глаза вместе. Кажется, Саске подавился смешком.
— На этой бумаге выписаны все необходимые препараты, последовательность важных, неотъемлемых действий на период лечения. — Начал господин Кеничи, привлекая мое внимание и заставив Саске подойти ближе, чтобы тот мог рассмотреть записи. — Это список лекарств и витаминов, необходимых для поддержания иммунитета. Первые дни, с вероятностью семьдесят процентов, ожидайте повышение температуры — это закономерная реакция ослабленного организма. — Перо золотой ручки переместилось ниже. — Здесь список необходимых средств для перевязок и также мои личные рекомендации по длительности периода лечения ран. В этой части я добавил номер и адрес клиники, в которой вы можете убрать все неприятные последствия в виде шрамов и вернуть эстетическую красоту кожи. — Перо переместилось в самый низ. — А здесь рекомендации по питанию: включение некоторых продуктов в постоянный рацион питания на период лечения, которые окажут поддержку организму в его правильном и стабильном функционировании, а также, — господин Кеничи поднял взгляд, — исключение всего, что может навредить не только организму, но и самому важному — нашему мозгу, хорошая работа которого является результатом нашего образа жизни и ответственного подхода к своему здоровью. Госпожа Юмико, вы понимаете, о каких исключениях я говорю?
— Да, я понимаю…
— Господин Учиха, — врач повернулся в сторону Саске и протянул ему лист с рекомендациями, — проследите за качеством выполнения всего, что здесь написано. А это следует приготовить при температуре воды в сорок градусов, — следом за листом была протянута прозрачная баночка, в которой была какая-то зеленая смесь, похожая на приправы или листовой чай, — пока я буду ставить капельницу, и дать этому отвару настояться минимум тридцать-сорок минут.
Мужчина встал со своего места и направился в сторону выхода из комнаты, оставляя меня с приоткрытым от удивления ртом, даже не дав времени, чтобы возразить о передаче листа с рекомендациями лечения Саске, ведь тот был лишь случайным свидетелем произошедшего, а не постоянным жильцом в этой квартире у которого есть круглосуточная возможность для присмотра за моим ответственным подходом к выполнению всего, что было написано размашистым почерком на той ускользающей от меня бумажке: следом за мужчиной из комнаты вышел Саске, заставляя меня впасть в ступор.
— Упырь, отдай мне лист! — бесполезная попытка, он бы проигнорировал меня в любом случае.
Вернувшийся в комнату господин Кеничи заставил меня поумерить пыл и вернуть привычное выражение лица, на котором теперь не было и капли напряжения.
Я лежала пластом на кровати, смотря на монотонно капающую жидкость в недлинный шланг, через который раствор поступал в мою вену. Рука похолодела и стала затекать от получасового лежания в одном положении. С каждой пройденной минутой внутри возрастало чувство недовольства на Саске, взявшего на себя все полномочия «помощника». Он нагло перетянул все внимание врача в свою сторону и теперь получал всю необходимую информацию, предназначенную для моих ушей.
За предыдущие полчаса Саске и господин Кеничи успели обсудить составленный врачом список, а также изучили содержимое моей аптечки, принесенного пакета Саске, в котором были лекарства от простуды и других легких недугов, и содержимое чемоданчика мужчины, в котором были некоторые необходимые средства для перевязок, которые тот с радостью вручил Саске. Все это они делали в гостиной на кофейном столике, а дверь в спальню была не заперта, поэтому я слышала каждое слово.
Иногда господин Кеничи заходил в комнату для проверки моего состояния, после чего возвращался в зал к Саске, и те продолжали свои тихие обсуждения. Как я поняла из их разговора: половина необходимых средств выдал мужчина, все нужное для иммунитета было привезено Саске, а витамины нашлись в моей аптечке. Также, по словам врача, дальнейшее применение капельниц не было необходимым — сегодня они были нужны только чтобы улучшить мое состояние и вывести токсины.
И чуть позже он добавил совсем тихо, так, что мне пришлось вслушиваться в слова, свое мнение о поверхностном осмотре «юной госпожи». По мнению господина Кеничи, я выглядела слишком ослабленной, нездоровой, подавленной, и поэтому он назначил включение в мой рацион некоторых полезных продуктов и прием витаминов для поддержки ослабленного стрессом организма, которому сейчас она была необходима точно так же, как любому больному необходима забота близких.
Как бы я ни злилась на вопиющее самоуправство Саске и излишнее к нему доверие со стороны лечащего врача, внутри возникло чувство паники при мысли, что рано или поздно я останусь сама с собой один на один: мне было страшно вновь окунуться в переживания, впасть в прежнее состояние нескончаемой рефлексии. Присутствие в квартире лечащего врача и незваного гостя ненадолго вытесняло все горестные мысли из головы, и только отвратительное внутреннее состояние напоминало о пережитом. Боль от порезов окончательно притупилась, однако это объяснялось лишь моей неподвижностью.
Сменив первую капельницу и прождав, когда вторая подойдет к концу еще добрых сорок минут, мой лечащий врач сел на прежнее место и быстро пересказал мне весь план действий, в котором фигурировал Саске — тот был главным исполнителем рекомендаций. Видя, что мужчина укрепился в мысли, будто Саске имеет ко мне какое-либо тесное отношение, я не стала вдаваться в переубеждения и объяснение нашей сложившейся ситуации: объяснения будут довольно долгими из-за моего вялого состояния, к тому же на данный момент я и сама не знала, почему Саске оказался по ту сторону двери в мою квартиру в этот день. Что он в принципе мог здесь делать с пакетом лекарств и еды?
Попрощавшись с господином Кеничи и пообещав ему, что вскоре нанесу ответный визит в его клинику, я откинула голову на подушку, сильно зажмурив глаза от усилившейся головной боли. Я слушала как Саске провожал лечащего врача. Последующие тихие шаги Учиха не могли сказать мне о его конкретном местоположении.
— Он сказал, что ты должна выпить успокаивающий отвар из этих трав, — совсем тихо раздалось со стороны межкомнатной двери, а после я услышала звук соприкосновения кружки с прикроватной тумбой.
«Ты готовил что-то на моей кухне?»
— Сколько стоил выезд врача и лекарства? — я открыла глаза, чтобы перевести на Саске замученный взгляд.
Настал момент решения насущных вопросов, чтобы скорее покончить со всей этой историей. Уход лечащего врача повлиял на мое восприятие действительности, он словно унес вместе с собой ту теплую, дружественную атмосферу, появившуюся после его прихода. Или это просто мое чувство стыда перед Саске снова вырывается на первый план? Может, все это дело рук моей собственной программы? Я бессознательно отторгаю Саске по привычке, если мы находимся наедине, и мне не хватает уверенности, чтобы начать вести себя иначе. Я закрыта для него, хотя понимаю, что от Саске не стоит ожидать подвох или подлость.
До ухода господина Кеничи все притуплялось, а сейчас, оставшись с Учиха один на один, меня вновь атаковывает неуверенность в себе, стыд и смущение. Но больше всего непонимание его здесь нахождения.
— Пей, мы еще успеем поговорить о счете за услуги.
Приподнявшись на локте, я приняла более-менее сидячее положение, чтобы выпить отвар. Саске подал кружку, я сделала несколько глотков.
— Это отвратительно!
— Пей все. Второй прием вечером, если не вырубишься на весь остаток дня.
Кружка с грохотом опустилась на свое место.
— Я не буду пить эту горько-кислую… что это вообще?
Учиха пожал плечами с таким видом, словно я задала ему тысячу вопросов одновременно.
— Ты предлагаешь мне позвонить ему и спросить состав?
— Просто унеси это и вылей в раковину.
— Ю, не включай режим младшеклассницы.
— Ты сам-то пробовал то, что предлагаешь?
— Я не на твоем месте, чтобы это пробовать, Жаба. — Саске схватил кружку и поднес ее к моим губам, в момент заставляя мои глаза расшириться от удивления. — Пей.
— Отстань от меня, Упырь, — удивленно пригрозила я, вдавив голову в изголовье кровати, чтобы быть дальше от напитка.
Очень похоже на недавний прием лекарства Хидана. Ты сейчас очень похожа на него.
Реакция была мгновенной: слезы подступили к уголкам глаз, когда я заблаговременно опустила голову, чтобы спрятать лицо от Учиха.
— Ю.
— Хорошо.
Схватив кружку, я зажмурила глаза и поднесла ее к губам, после чего сделала несколько безумно огромных глотков, заставляя горло заныть от внезапного неприятного натиска большого количества жидкости.
«Я не буду похожа на него.»
Передав кружку Саске, я вздрогнула от ощущения наполнения желудка. Кажется, сейчас мне стоит начать готовиться к походу в уборную, чтобы не очистить желудок прямо на кровать, к тому же о себе дает знать поступившая в тело жидкость из двух достаточно больших капельниц. Главное не делать резких движений, чтобы в голову не прилетали удары боли как от отбойного молотка.
Саске тут же отреагировал на мои движения: подставил правую руку прямо передо мной, а левую положил на спину, заставляя меня поднять глаза в удивлении.
— Что ты делаешь?
— Помогаю тебе встать, — он ответил с такой интонацией, будто я сморозила невероятную глупость.
— Но я могу сделать это сама, — это вышло слишком удивленно.
Он не верил в мои силы? Или я до сих пор выглядела неспособным на активность тяжелобольным человеком?
— Ты не можешь, — он звучно выдохнул, после чего слегка похлопал ладонью по моей спине, мол: вставай и прекрати тянуть время.
— Саске, ты здоров? — без тени иронии.
Я отстранилась в сторону так, чтобы избавиться от его ладони, но Саске вытянул руку вслед за моим движением, оставляя ее на месте.
— Среди нас двоих — самый здоровый.
— Ты... можешь убрать руку?
Мы смотрели друг на друга долгие десять секунд, прежде чем Саске кивнул в знак согласия и выпрямил спину, отстраняя от меня руки. На участке спины, несколько секунд назад прикрытой чужой ладонью, теперь ощущался холод, вызвавший легкий озноб. Я медленно откинулась спиной на подушку и накрылась одеялом до груди, пока передумав предпринимать вторую попытку ухода в ванную комнату.
— Со всеми трудностями я смогу справиться сама, а с предыдущими ты уже помог… — я улыбнулась, глядя в темные глаза, и постаралась настроить себя на благодарность. — Спасибо… за твою заботу… Дальше я справлюсь сама.
Учиха убрал руки в карманы, слегка опустив голову. Кажется, я смутила его. Когда в своей жизни я благодарила его за заботу?
— Ты всегда выставляешь себя сильнее, чем есть на самом деле, — прозвучало как претензия, однако он был прав.
— Теперь это будет соответствовать действительности. — Я отвела глаза в сторону окна, звучно выдохнув воздух через нос. — Я не хочу полагаться на помощь… хотя и приходится просить о ней Ино. В общем… — Я вспомнила о до сих пор интересующем меня вопросе и вновь взглянула на Саске, смотрящего на меня как всегда серьезно, выжидающе. — Как ты здесь… Почему… Что ты делал за дверью?
Учиха нахмурил брови, отвечая почти сквозь зубы:
— Все говорили, что ты чем-то больна, кажется, простуда. Но, — он обвел глазами помещение, — это была не она. Я привез продукты и лекарства.
— А… — я растерялась от такого ответа и сложила руки под грудью, прикрытые одеялом. — Почему именно ты? Обычно ты не проявлял беспокойства о моем здоровье.
— Хочешь копаться во мне и моих мотивах?
Я согласно кивнула в ответ на его сквозивший недовольством вопрос.
— Потому что почти все твои слова и поступки всегда требовали для меня разъяснения. Ты приехал сюда днем во время учебы, чтобы занести продукты и лекарства… — Я рассуждала, отведя взгляд в сторону. — И это сделал ты. Почему не Ино? Гаара? Хината или…
— Ты всегда задаешь слишком много ненужных вопросов.
— Я просто хочу понять…
— Я был здесь вчера днем. — Вдруг признался Саске, заставляя меня резко поднять глаза в его сторону. — Около твоей двери была причина этого дерьма. — Учиха дернул головой в мою сторону, намекая на раны. — Поэтому сегодня я приехал раньше.
«Уже вчера он все понял, если остался на этаже и вслушался в то, что говорил Хидан, стараясь докричаться до меня через дверь…»
— И пытался дозвониться до тебя два часа.
Я вновь подняла на него глаза, широко распахнутые от удивления.
— Я не слышала из-за музыки, — в моем голосе явно слышалось оправдание с тенью сожаления, скрывать которые я и не собиралась, глубоко пораженная откровениями Саске, — и… я… Мне жаль, что ты стал свидетелем всего этого, и что потратил много личного времени, чтобы помочь… — в порыве искренней благодарности я резко опустила голову вниз, кланяясь Саске и выражая признательность, увеличив тем самым свою головную боль.
«И я еще пыталась пристыдить его перед господином Кеничи… Ладно… В тот момент я не обладала такой информацией, мне просто хотелось увести мысли в другую сторону. Нет, прекрати этим прикрываться. Тебе хотелось лишь подразнить Учиха.»
— Я приму благодарность, если ты будешь меня слушаться, — снисходительно сказал Саске, заставляя меня напрячься.
— Что это значит? — голова резко поднялась вверх, вызывая новые удары боли, из-за чего я откинула ее на изголовье и мимолетно зажмурила глаза.
— Значит, что ты не будешь со мной спорить.
— А я должна с тобой спорить?
— Ты не будешь препятствовать моей помощи.
— Вот! — Я всплеснула руками под одеялом. — Это и странно. Я сейчас для тебя как ходячее развлечение? Ты решил потренироваться в помощи? Научиться или подтянуть уже имеющиеся навыки?
Другие мысли просто не шли в голову. Это были единственные для меня адекватные предположения о причинах его излишних телодвижений в мою сторону, составленные из того портрета Саске Учиха, которого я знала все эти годы. Да, может между нами моментами и было что-то хорошее, но не до такой степени, чтобы он вытирал мое лицо от слизи, поддерживал во время манипуляций врача и приносил в постель сомнительного вкуса травяной напиток.
— Юмико, — Учиха тяжело выдохнул, складывая руки под грудью, — ты можешь не придумывать откровенный бред?
— А ты можешь посвятить меня в свои мысли? Ты и помощь в мою сторону — понятия несовместимые. Это душевный порыв? Ты хочешь получить что-то взамен? Саске, я не понимаю.
С самого начала разговора о помощи Саске становился все мрачнее, а после всех моих вопросов он словно слился с темной аурой, исходящей от его тела.
— Я хочу помочь. Я буду выполнять рекомендации врача.
— Это мои рекомендации. Я могу быть ответственной в отношении своего здоровья, мне не нужна помощь.
— Ты собиралась в ванну, — вдруг напомнил Саске, видимо, чтобы сойти с темы.
— Да, но сначала я провожу тебя, — откинув одеяло со второй попытки, я стала двигаться всем телом к краю кровати, не обращая внимание на Саске, который не стал помогать мне в этот раз.
— У меня еще много дел.
Осторожно встав и отметив небольшое усиление головной боли из-за перемены положения тела, я посмотрела на Упыря с явно читавшимся в моих глазах вопросом.
«Он издевается?»
— В моей квартире?
— Ты хочешь еще раз пораниться о осколки?
— Уберу их позже.
Я побрела в сторону выхода из спальни — не могла позволить себе еще хотя бы минуту ожидания, жидкость от капельниц теперь явственно давала о себе знать.
— Готовить ужин ты собираешься завтра?
— Саске, какая тебе разница?.. — мысленно одернув себя за откровенные нотки раздражения в голосе, я добавила более миролюбиво: — Я не хочу злоупотреблять твоей помощью и твоим временем.
— Я могу сам решить, на что мне тратить свое время.
«И как я могла об этом забыть? Если ты вцепился во что-то или кого-то, то попытка оттащить будет бесполезной.»
Учиха обогнал меня в середине гостиной и направился к кухне, намереваясь, по всей видимости, начать убирать осколки с пола. Он уже был в темно-синих гостевых тапочках, которые иногда надевал Хидан, потому что его стопам был комфортен их размер и мягкость подошвы.
Перед входом в уборную я тихо попросила Саске:
— Избавься от этих тапочек, когда они будут тебе не нужны…
Упырь проводил меня до комнаты, совсем невесомо прикладывая пальцы к здоровой руке. Я не стала спрашивать для чего он это делает и что происходит в его голове — он не скажет. Моя личная догадка: Саске слишком проникся увиденным и теперь старался немного облегчить мою жизнь хотя бы сегодня, отбросив в сторону или вовсе забыв о наших разногласиях. С самого начала он не был настроен ко мне негативно: самолично приехал с пакетом еды и лекарств, зачем-то прождал за дверью два часа и теперь относится ко мне, как к инвалиду. Все чувства смешались и теперь он воодушевлен на «подвиги», раз рядом с ним калека. Возможно, он даже тешит самолюбие, да и вообще — это интересный опыт, обычно Саске не приходилось проявлять о ком-то столько заботы. По крайней мере, я об этом ничего не знаю.
Он накрыл меня одеялом, потому что его руками это было намного быстрее и качественнее.
— У меня болит голова… Ужасно болит. Это от того мерзкого напитка?
Саске стоял надо мной, уперев руки в бока, явно обдумывая что-то в голове, потому что ответил не сразу.
— Не думаю. Это алкоголь. Или от той дряни, — он кивнул головой назад, — я нашел пакет на столе.
— Проклятье… Я могу надеяться, что этот день и все его подробности останутся между нами?
— Можешь.
— Спасибо… — я прикрыла глаза, мысленно надеясь на честность Учиха в данном мне обещании.
— Я еще не закончил в кухне, — он сказал это так, будто ставил перед фактом: я остаюсь до завершения всех дел.
Вымученно усмехнувшись, я начала высказывать вялое рассуждение, стараясь не опустить веки до конца:
— Выг… насильно увести тебя за пределы квартиры, как я понимаю, не получится, поэтому я останусь в этом идиотском положении и усну, если ты не против. Конечно, мне в очередной раз придется смириться с тем, что ты не отступишься от не свойственного тебе желания оказать мне помощь, потому что если ты загорелся какой-то идеей — бесполезно переубеждать... а мне нечего дать взамен, и я даже не понимаю почему это происходит — я не тот человек, к которому бы ты проявлял заботу, а… Захлопни дверь, когда будешь уходить, а сумму за врача и лекарства можешь написать… Не помню, где мои стикеры. Напиши на коте, который на правом боку холодильника, там есть маркер. Или можешь напомнить мне об этом в Токийском, если я появлюсь там на этой неделе хотя бы в пятницу. Или… Нужно разблокировать тебя, чтобы получить смс-ку. Нет, лучше просто напиши на коте. А лекарства и рекомендацию, если тебя это не затруднит, положи, пожалуйста, на видное место: на кофейный столик. И…
— Ты слишком много говоришь.
Я улыбнулась, окончательно закрыв глаза.
— А ты слишком много порицаешь меня за «слишком много»… Тот погром в кухне мог бы оставить на меня или клининг.
Он хмыкнул:
— Я разберусь.
Через несколько секунд тишины, во время которых я настраивала себя на теплые слова, с губ все же сорвалась благодарность:
— Спасибо тебе, Упырь.
Ничего не ответив, Саске пошел в сторону выхода из спальни. Дверь тихо закрылась.
В комнате было темно, когда я открыла глаза, внезапно выдернутая из крепкого сна настойчивыми звонками в дверь. Улыбнувшись, я натянула одеяло чуть выше, представляя, что за дверью меня ждет Карин, с которой я разговаривала буквально несколько минут тому назад по видеосвязи, но через несколько секунд пришло осознание, что то был сон, а сейчас я нахожусь в реальности — и меня окатила волна ужаса. Я резко приняла сидячее положение, прикладывая здоровую руку ко лбу — закружилась голова. Мой сон был единственным барьером, ограждающим от всех тягот, происходящих в реальности. Если бы я только могла остаться в своих ярких, легких, благоприятных снах…
Звонки в дверь не прекращались, нагоняя страх: я была одна в пустой квартире, и даже если виновником моего пробуждения был Хидан — это не уменьшало тревоги, а только лишь усиливало ее на меня воздействие. Я до дрожи в коленях боялась вернуться в прежнее разбитое состояние, и сейчас готова была разрыдаться от внутреннего истерического отторжения давящей на меня действительности. Я хотела до боли зажмурить глаза, силой закрыть уши и спрятать тело в кокон — только бы не быть здесь и не слышать тревожную трель.
Пришлось подняться с кровати и открыть межкомнатную дверь, чтобы впоследствии выйти в коридор и подойти к входной двери, а дальше?.. Нужно попытаться разобраться в настройках домофона, либо в конечном счете я сойду с ума от этого звука, раз за разом оповещающим о приходе бывшего возлюбленного.
Выйдя в коридор, освещенный холодным светом ламп, я увидела Саске, нервно копающимся в сенсорной панели домофона. Среди стука в дверь и нескольких последующих звонков мне удалось различить его слова, благодаря которым теперь я была уверена — Учиха был зол.
— Что ты делаешь? — растерянно спросила я, остановившись позади него в десяти шагах.
Руки Саске замерли, а после он развернулся ко мне, стараясь совладать с мимикой лица: расслабить сведенные к переносице брови.
— Не могу его выключить.
— Я тоже не понимаю... — руки скрестились на груди, — не могу найти нужный раздел в настройках, хотя такое не должно быть спрятано... там.. кто с той стороны двери? — даже зная, что там был Хидан, мне было необходимо подтверждение.
— Ты знаешь ответ, — Саске резко отвернулся и возобновил прерванное дело.
Еле заметно кивнув, скорее всего, для себя самой, я развернулась в сторону кухни, чтобы переключить внимание на убранное помещение. Моим глазам предстала странная картина: в освещаемом тремя диодами помещении я разглядела бардак по всему периметру рабочей поверхности, а обеденный столик был завален остатками продуктов после кулинарных экзерсисов и больше напоминал поле битвы.
— Что еще за… — пробормотала я, и тут же развернулась к подавшему голос Саске.
— Готово. Звук отключается в разделе дополнительных параметров, опция называется «тихий дом», — мрачно сообщил Саске, повернувшись в мою сторону.
«Мы оба так старательно поддерживаем создание впечатления, что ничего не происходит по ту сторону, что мы здесь совсем одни…»
Теперь было слышно лишь редкие негромкие стуки в дверь, и кажется, я различила голос Хидана, либо это была игра слуха и воображения — слышу то, о чем думаю, даже если не хочу. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы отторгнуть мысли о мужчине и переключить внимание на Саске, от которого в моих планах было получить ответ на вопрос:
— Что с кухней? — в конце голос почти сорвался на растерянный писк, выдавая мой неподдельный ужас от увиденного.
— А что с ней? — Саске пошел в мою сторону и остановился в двух шагах, мельком обратив внимание на устроенный им погром. — Все в порядке.
— Ты правда так думаешь? — я нервно улыбнулась, а после вновь услышала еле различимый голос, полоснувший мое сердце до глубоких ран.
Беги, немедленно беги как можно дальше.
— Я не могу слушать… — вырвалось сдавленно, без моего желания — а для чего? — чтобы объяснить побег в комнату.
Я захлопнула дверь и без колебаний пошла в сторону кровати. Принять удобное положение получилось не с первого раза: пришлось регулировать высоту подушки. Когда все получилось и я закрыла глаза, дверь в комнату распахнулась, впуская внутрь свет из зала. Саске предупредил, что включит свет и, не дождавшись моего на это согласия, нажал на кнопку. Учиха подошел к кровати с подносом в руках и поставил тот на прикроватную тумбу.
— Это все, что я смог приготовить из тех продуктов, что оказались в наличии, — он пожал плечами, кивнув на сомнительного вида содержимое тарелки. В стакане, кажется, был свежевыжатый апельсиновый сок.
— Ты лишил меня трех целых апельсинов…
— Ты хотела их съесть?
«Я хотела, чтобы ты спросил, прежде чем распоряжаться содержимым моего холодильника… Саске, идиот… Как хорошо, что ты здесь, что ты не акцентируешь внимание на происходящем… Не знаю, что бы я сейчас делала и как скоро впала в состояние истерики, если была одна. Следует поступить совету Ино и... нет, я не смогу, точнее, в большей степени это она не сможет не обсуждать со мной произошедшее. Как и остальные девушки или Гаара… И только Саске не задает никаких вопросов, старательно поддерживает игру, в которой мы оба, совершенно до этого не сговариваясь, поддерживаем видимость ничего не слышащих людей, и не обращаем внимание на громкие посторонние раздражители. Не говорим о случившемся, мне не пришлось ничего объяснять. Неожиданно, он оказался слишком удобным отрицательным человеком из моего ближайшего окружения.»
— Я думала, что ты ушел еще днем, — я решила сменить тему, взглянув на Саске.
Стоило спросить о причине его нахождения в квартире еще тогда в коридоре, но в тот момент меня волновало совершенно другое, оттесняя прочее на второй план. И до нашего расставания мои мысли о Хидане могли вытеснить из головы почти все, что угодно.
— Готовил ужин по рекомендации. Ничего лишнего, натуральные витамины.
Тело еле заметно дернулось, когда я услышала несколько очень громких стуков в входную дверь. Кажется, Саске заметил, как мои глаза зажмурились на долю секунды, и резко подался в сторону выхода из комнаты, чтобы закрыть дверь и избавить меня от вновь появившейся внутри тревоги, смешанной с истерией.
Встав на прежнее место, он деловито перечислил, словно не совершал никаких действий секунду назад:
— Это салат, яичный рулет и собу.
Опомнившись, я взглянула на тарелки, а после на автора данного шедевра, нисколько не стесняясь своего скуксившегося лица.
— Можно мне спросить?.. Ты... хоть раз готовил что-то своими руками, Саске? Или это первый раз?
Безусловно, сейчас передо мной он был крайне уязвим, представив моему вниманию еду собственного приготовления. На моей памяти он мог лишь помыть продукты и порезать их на разного размера и формы кусочки — это был максимум, на который он мог пойти, а для всего остального есть личные повара и еда из ресторанов.
Учиха хмыкнул, а его руки вновь сложились на груди в знак защиты.
— Если бы я хотел, чтобы сегодня ты осталась бездыханной — оставил все как есть еще днем.
— Знаешь, — я улыбнулась, окончательно вырвавшись из состояния тревоги, почувствовав прилив радости и желание общаться с Саске, огибая выстроенные между нами барьеры, словно мы являемся лучшими друзьями, и его в данный момент нахождение в моей квартире было абсолютно нормальным явлением, — твои желания всегда резко меняются.
— Можешь смело идти на риск, — его выражение лица смягчилось в ответ на мою улыбку.
Упырь бесцеремонно опустил поднос на мои ноги и остался смотреть, как я буду пробовать его еду. Поскольку сил было приложено явно немало, а его история браузера, я уверена, теперь забита всевозможными запросами о способах приготовления еды — мое решение было принято в пользу попытки распробовать блюда. Хотя бы чуть-чуть.
Лапша была сварена, отсутствовал какой-либо намек на вкус — он не добавлял приправы. На мое удивление, консистенция оказалась нужной, Саске умудрился не напортачить в таком сложном для него деле, как приготовление собу. Овощи были со вкусом овощей, яйцо тоже не внушало подозрений, а сок был точно из апельсинов.
Попробовав все по очереди, я подняла взгляд на Саске, стоявшего в явном напряжении, которое читалось и по мимике, и по глазам, и по позе тела. Я не смогла сдержаться от кроткого смеха, заставив тем самым разволноваться его еще больше.
— Это съедобно, — пришлось скорее выдать вердикт, пока тот не побледнел от ужаса в ответ на мой смех.
— Это нужно съесть полностью, — в его голос вернулись повелительные нотки, от прежней застенчивости не осталось и следа, — и еще раз выпить тот чай.
— Ты не заставишь меня пройти через это во второй раз.
Он закатил глаза в своей манере, пренебрежительно заключив:
— Отличаешься наивностью, — Упырь развернулся и спешно покинул комнату, оставляя меня в тишине.
Желание прислушаться к посторонним звукам было спонтанным, и на самом деле мне совсем не хотелось вновь услышать голос Хидана или стуки в дверь, но это не помешало слуху сконцентрироваться в попытке услышать некогда любимый голос. И ничего. Дверь ограждала от нежелательных звуков.
— Но это не может продолжаться и дальше, — совсем тихо пробормотала я, не отрывая взгляд от тарелки с холодной лапшой.
Саске принес напиток и поставил тот около меня, когда я лениво прожевывала последний лист салата, борясь с чувством тошноты — такое количество еды было все еще катастрофичным для отвыкшего от приемов пищи желудка. Оценив приемлемую пустоту тарелок, Упырь одобрительно кивнул и отставил поднос в сторону. Мне все же пришлось выпить отвар под его испытующим взглядом, но на этот раз я уже знала, чего ожидать, и знала, как лучше пить: не вдыхая, большими глотками.
Явно удовлетворенный моим покладистым поведением, теперь Учиха мог подумать и о себе: он спросил разрешение курить на лоджии, на что получил одобрение и мою компанию, на которую даже и не смел рассчитывать. Я решила, что там мы сможем поговорить серьезно, сменив обстановку и действие. Несмотря на то, что мы оба делаем из себя друг для друга не замечающих проблемы людей — это вовсе не значило, что ее нет. На данный момент уходу Саске препятствовал Хидан, который не будет задавать никаких вопросов, если Учиха выйдет из моей квартиры, чтобы отправиться домой. Мне было безумно стыдно перед Саске за сегодняшний день и такой вечер, когда нам обоим приходится надевать маски безразличия. Безусловно, я была больше чем уверена в том, что в глубине души Саске был крайне недоволен, что теперь он находится в неблагоприятных обстоятельствах, на которые не может повлиять со своей стороны. А если есть что-то, на что тот не может повлиять хотя бы одним способом из имеющихся пяти — это его раздражало.
Войдя вслед за Саске в темное помещение, освещенное лишь огнями улицы, я закрыла дверь, нажала на кнопку выключателя и протянула ладонь, рассчитывая получить сигарету. Мы безмолвно закурили, встав около окна.
— Курящая наркоманка, — вдруг сказал Саске будничным тоном, смотря вниз на поток машин, — Не думал, что ты пристрастилась к никотину.
— Скажи мне, что ты никогда не употреблял что-то сильнее травы, и тогда я постараюсь пропустить это мимо ушей.
Подумав, он нехотя признался:
— Я не хочу тебе врать.
«Почему-то я догадывалась.»
— Значит, сейчас я имею право обидеться на предыдущую реплику.
— Если хочешь — дай себе это право, — Саске выдохнул дым, — с которым я буду не согласен.
Внутри появилось странное неприятное чувство, когда в голове появились воспоминания нашего общения в школе.
— Ты никогда не был готов согласиться. Я к этому почти привыкла.
Ответом была тишина, но через несколько секунд я почувствовала мимолетное прикосновение чужих пальцев к голове, а после услышала сдавленную усмешку Саске.
— Прости.
Видимо, мы могли пойти на сближение только при таких неприятных обстоятельствах, либо во время бедствия, оказавшись в руках стихии, когда та заставляет всех окружающих тебя людей стать лучшими друзьями для того, чтобы выжить.
— Спасибо, что не задаешь никаких вопросов о случившемся и делаешь вид, будто теперь ты не заперт здесь вместе со мной… Прости, что получилось так по-идиотски, днем я совсем не подумала об очевидном и забыла предупредить, что он появится и сегодня, да и не думала, что ты останешься здесь до позднего вечера…
«Получается, отчасти это его вина, что он оказался в таком положении, вовремя не прислушавшись к моей просьбе покинуть квартиру.»
Саске хмыкнул в своей манере.
— Будешь это терпеть? Прятаться в квартире, пока он осаждает двери?
— Я не хочу вступать с ним в контакт. Думаешь, есть другие варианты? Я… Ты уже прекрасно понимаешь, что с этим человеком меня больше ничего не связывает и я не готова к решению с ним вопроса о освобождении территории за пределами входной двери.
— Ты можешь попросить меня.
— Попросить?.. Нет, — я вымученно усмехнулась, стряхивая пепел, — не думаю, что ты хотел бы пополнить мои ряды «калек».
«Я боюсь видеть его. Пожалуйста, не заставляй меня думать о нем и о том, чтобы я заговорила с ним.»
— Боишься, если он увидит меня в твоей квартире — не будет возможности все возобновить?
Я ошарашенно посмотрела на профиль Саске. Он не шутил, судя по открыто исходившей от него напряженности. Этого следовало ожидать от человека, который не был посвящен во все необходимые подробности, дабы иметь право что-то предполагать, в чем-то обвинять или давать какие-либо советы, однако это понимание не помешало вскипеть внутри меня небольшому возмущению.
— Почему ты делаешь такой вывод? Ты даже не знаешь, при каких обстоятельствах… — я резко замолчала, поняв, что разговор становится черезчур откровенным. — Ребята… Скажи мне правду: все знают о моей ситуации? Или все действительно говорят о простуде и легком недомогании?
Саске сделал две большие затяжки, прежде чем ответить на мою откровенность тем же, завороженно глядя прямо перед собой на шумный город.
— Половина верит в историю о простуде. Ты же должна понимать: ваша женская тусовка, — Учиха невесело усмехнулся, пожав плечами, — уже знает. Ли хотел собрать всех для «проведывательной» поездки, но его отговорили.
«Я не буду винить Ино только потому, что она переживает не меньше меня.»
До меня резко дошло осознание, я сложила два и два.
— Значит, и ты знал, что это не простуда… Тогда для чего этот визит? Лекарства? — я повернула голову к Саске. — И зачем… Ты знал все еще вчера, если видел… — я запнулась на имени, — его около входной двери.
Учиха подкурил вторую сигарету и только после этого посмотрел на меня в ответ.
— Повод узнать, что с тобой все в порядке.
Я вспомнила их перепалку на дне рождения Ино и усмехнулась:
— Тогда он показался тебе слишком импульсивным. — Улыбаясь, я затянулась никотином и выдохнула едкий дым в окно, желая прервать зрительный контакт с Саске, но в итоге вновь вернула взгляд в сторону гостя, — И ты решил проверить, жива ли я?
Упырь нахмурил брови и, наверное, хотел что-то ответить, но я поспешила закончить тему разговора:
— Об этом можно не волноваться: он не причинит мне вреда.
Учиха усмехнулся, перед тем как выказать свое недоверие, спросив с некой издевкой:
— Настолько хорошо его знаешь?
«Если сравнивать с тобой, то лучше в сотни раз.»
— Хорошо, если сравнивать твои и мои знания. Если я говорю об этом с уверенностью — все так и есть… Я не хочу продолжать эту тему.
Мы оба замолчали. Кажется, моя последняя фраза прозвучала слишком грубо, но это не стало подталкивать меня к произношению извинений, потому что сейчас мне хотелось тишины, а если я произнесу хотя бы звук — вновь может начаться разговор по прежней теме. Вопреки моим желаниям, с появлением тишины меня начали занимать странные мысли, некие догадки о истинных намерениях Саске и…
До нас донесся надрывающийся звук — звонил мой телефон, оставленный на прикроватной тумбе. Звук входящего вызова — который день отключенный и доступный только для трех номеров из списка контактов — беспрепятственно разносился по всей комнате громкой мелодией, по первым нотам которой я сразу поняла, кто пытается связаться со мной в довольно позднее для деловых разговоров время.
Несмотря на свое состояние, я все же почувствовала ответственность и опасение того, что мог означать этот звонок, запоздало вспомнив, что кроме моей реальности есть еще и остальной мир, который продолжает жить по своим правилам. К тому же, еще несколько секунд назад я безрезультатно отбивалась от догадок о причине странной самоотверженности Учиха, и мне хотелось как можно скорее прервать поток мыслей, снова завести разговор с Саске, дабы точно удостовериться в том, что я просто пошатнулась рассудком из-за случившегося разрыва с дорогим моему сердцу человеком, и все домыслы моей "ясной" части сознания были глупостью.
Кое-как найдя предмет, о который можно было потушить сигарету, я несколько раз толкнула изредка заедающую дверь, после чего вылетела в комнату. Добежать до смартфона во время входящего вызова не получилось. Когда я открыла журнал звонков и убедилась в том, что не перепутала мелодию, которая была поставлена на моего арендодателя, на экране появилось оповещение об одном оставленном голосовом сообщении на автоответчик.
Выйдя почти вслед за мной, Саске с настороженностью наблюдал за тем, как смартфон касается моего уха и я начинаю прослушивать голосовое сообщение. Еще до касания кнопки пальцем, я чувствовала, что что-то не так, и дело было не только в позднем звонке и даже не в оставленном сообщении на автоответчик, которое я получила от данного контакта впервые за все то время, что живу в этой квартире.
Дальнейшие действия происходили как в замедленной съемке, на меня упал груз страха, отчаяния и стыда. Оказавшись у входной двери с телефоном у уха и слушая мужской голос, воспринимая его слова, отдающие по сердцу очередной тахикардией, слова, которые я противилась слушать, моя рука коснулась кнопки сенсорной панели домофона. Удостоверившись, что за дверью действительно не было Хидана, я развернулась к Саске, точно зная, что тот сейчас находился в нескольких шагах позади меня. Он совсем не понимал кого я слушаю, что только что произошло и почему мы оказались в коридоре, но несмотря на это стал терпеливо ждать завершения прослушивания автоответчика.
Дослушав сообщение, в конце которого был вежливый вердикт, окончательно раздавивший меня подобно строительному бетонному блоку, я пораженно опустила руку вниз, и перевела полные ужаса и отчаяния глаза на Саске. Он почти открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел — его прервал мой тихий смех. То ли это смех смирения с навалившимися за несколько дней трудностями, то ли смех человека, окончательно добитого жизненной несправедливостью — мне так и не удалось разобраться, да и был ли сейчас в этом какой-то смысл?
Учиха удалось получить от меня какую-то абстрактную информацию только спустя время, когда я сидела на полу в комнате, а голова лежала на кровати. Он силой и уговорами привел меня в спальню после тщетных попыток успокоить в коридоре, но так и не смог усадить на кровать — я уселась на самый край и уже через секунду съехала вниз, ударившись в истеричное хихиканье, грозившее перерасти в поток неконтролируемых слез. Размышляя о жестоких превратностях судьбы, я все же старалась держать себя в руках при постороннем человеке. Как и говорила Хината, слова которой теперь роем метались в голове, все будет происходить стремительно и, если досконально вспомнить все предсказание, самое плохое только впереди. На данном этапе ничего не кончится.
Казалось бы, ничего хуже случившегося быть уже не может, однако судьбе, по всей видимости, до сих пор на это наплевать. Наверное, я еще не до конца сломлена, разбита и опустошена, поэтому она попытается взять с меня намного больше, чем сейчас.
— Я решу проблему, забудь об этом, — напряженно повторил Саске, стоящий слева от меня, словно изваяние.
Я не смотрела на него, только видела силуэт боковым зрением.
— Не нужно. Ты не обязан, — голос охрип, а слова вылетали медленно, будто я вот-вот усну из-за дикой усталости, — пожалуйста, забудь об этом дне и уходи домой.
Ответом было молчание. Он не собирался сдаваться, это было понятно сразу же, как тот пообещал мне помощь с переездом и поиском новой квартиры, которую найти в декабре перед началом праздников — задача невыполнимая. Можно найти в другой префектуре в нескольких часах езды на машине от Токио, найти отель, найти на короткий срок в получасе езды от необходимых мне мест, что меня категорически не устроит, но, как я верно подметила: долго выбирать нет времени, и придется согласиться на такой вариант, если я хочу скрыть от родителей факт своего выселения и послужившее тому обстоятельство. При самом плохом раскладе мне действительно придется менять несколько квартир, пока я не найду ту, что будет соответствовать всем нужным критериям, а вариант с позорным возвращением к родителям был не то что последней инстанцией — я и вовсе не собиралась в дальнейшем даже допускать такую мысль.
Вдобавок к мыслям о квартире меня не покидало чувство стыда и догадки о том, как теперь видит меня хозяин квартиры после того, что случилось. Что теперь он думает об арендаторе, от которой никогда не было проблем, когда сегодня вечером ему поступили жалобы о продолжительной сомнительной активности неизвестного человека около квартиры? И что теперь делать мне, опозоренной появлением представителей правопорядка, которые избавили меня и прочих жильцов от назойливой и шумной проблемы, почти сутками сидящей в коридоре? Мне стыдно выходить из квартиры, стыдно увидеть соседей во время переезда, и стыдно своими глазами увидеть на первом этаже охранника, уже сейчас специально поставленного на пост, чтобы Хидан больше не смог приблизиться к зданию и вновь создать проблемы после своего появления.
Первые секунды, когда я только узнала, что Хидана насильно увели с этажа, мне было страшно за него, но это продолжалось совсем недолго, сменяясь мыслями о моей новой плачевной ситуации, о позоре и главной задаче: как можно быстрее покинуть эту квартиру и найти другое жилье. Хотя срок на переезд был дан в целую неделю — что меня успокаивало, хозяину квартиры все же было тяжело озвучивать такое решение, — для себя я решила, что лучше не медлить и как можно скорее сменить эту квартиру даже на автобусную остановку, только бы не продолжать быть человеком, которого обсуждает, в чем я была уверена, весь этаж. А ведь самое ужасное, то, что потрясло меня — раньше я даже не задумывалась, что эта квартира стала объектом обсуждений всех соседей еще несколько дней назад, и также главным объектом этих обсуждений была я. Но только в тех семьях, которые видели меня в коридоре или лифте, однако даже это ни на йоту не облегчало состояние самобичевания.
Саске, уставший от моего молчания, все же взял слово, и вновь пообещал помощь, вынуждая меня мельком вспомнить о том нелепом рассуждении, прерванным полчаса назад внезапным телефонным звонком. Но удручающие обстоятельства, будучи сейчас намного важнее глупых рассуждений моего подсознания, вновь вытеснили все ненужные мысли.
Я не помню, когда Учиха покинул квартиру и в каком часу, главное для меня было то, что теперь я могла не стеснять себя в проявлении чувств. Первые минуты долгожданного одиночества прошли по уже давно заученному сценарию: в слезах, однако в голове не было мыслей забыться наркотиками и алкоголем, мне не хотелось жалеть себя, тем самым добивая оставшуюся слабую оболочку, потому как теперь внутри горела решимость, передо мной была поставлена цель, которую необходимо выполнить. Я должна постараться сделать это для самой себя. А с остальным поможет Саске, как и обещал.
Все-таки мы сошлись на том, что он поможет, но только с поиском качественной транспортной компании для переезда и поиском человека, который уже завтрашним утром будет искать для меня подходящую квартиру по всем имеющимся рабочим каналам. Да, мне пришлось забыть о гордости, отбросить в сторону чувства и свое отвратительное настроение, чтобы вдумчиво проговорить с ним все дальнейшие действия, тем самым по первости безмолвно, а после и словесно соглашаясь на получение помощи. Что я теряю?
В данный момент времени рассчитывать я могла только на себя и, к сожалению, на Учиха. Конечно, в памяти появились Ино и Гаара, но к Ино старательно шло отторжение, потому как с ее присутствием в голову будут возвращаться воспоминания и мысли о Хидане, а дергать Гаару, вдаваться в подробности предыстории, загружать его своими проблемами… С него и так достаточно. Мне будет больно, если я увижу в его глазах хотя бы намек осуждения и стану для него отягчающей жизнь обузой.
Будь я более самостоятельной, располагающей связями в нужных кругах, или хотя бы имей я контакты секретаря отца, в подобном случае я смогла бы справиться без помощи Учиха. Но если подумать, так ли много у меня вариантов? Просить помощи у секретаря компании отца почти то же самое, что послать письмо с исповедью родителям, поэтому лучше я буду должна Учиха, чем поставлю себя перед ними в неловкое положение. Мне хватает всего того, что произошло за предыдущие дни, и включать в этот список беспокоящихся родителей с прилагающимися бонусом нравоучениями матери, изредка подпитывающиеся упреками отца в ее сторону, обвиняющими в моем ненадлежащем воспитании, мне было совсем ни к чему.
Возможно, прямо сейчас мне стоило бы одернуть себя и прекратить преследовать это глупое желание проигрывать данную установку «быть всегда самостоятельной», но пока я могу только действовать, а не думать и спорить с собой.
Делая заказ коробок в третьем часу ночи, я вдруг вспомнила о том, что должна была разблокировать номер Саске. Учиха хотел проконтролировать этот момент перед самым уходом, но так и не дождался от меня покладистости, что привело к тому, что я забыла об этом сразу же, как он ступил за порог квартиры.
Ино пыталась связаться со мной даже в четыре утра, но вновь получила короткий словесный отказ по смс, в котором я в очередной раз пообещала выйти на связь, как только решу все свои проблемы. К тому же я не видела смысла тратить время на разговор, во время которого я снова всецело переключусь на Хидана и то, что было до сообщения о выселении. Подруга уже давно сообщила мне все по смс, не было необходимости в телефонном разговоре. Наверное, во мне взыграло чувство стыда с толикой интереса, когда я приняла решение прочитать хотя бы сообщения. Возможно, это было неким искуплением вины перед Ино за мое гнусное молчание.
Да, я боюсь, что она станет спрашивать, а мне придется отвечать; что она будет рассказывать и мне придется слушать. Не знаю по какой причине во мне засело это отвратительное, с ее стороны ничем не заслуженное отторжение к ее персоне. Может, это чувство вины? Подумав, дав себе время размышлять в этом направлении, я почувствовала вину, но так и не смогла понять: за что? Или виноват страх того, что она безмолвно обвиняет меня в том, что все так случилось? Думает, что мне не стоило быть ревнивой.
Да, я боюсь услышать от нее подтверждение, что это была и моя вина. Может быть я и сама уже знаю, в какой момент и где был мой просчет, но не хочу слышать подтверждение со стороны, только не от нее.
В своих сообщениях Ино рассказала всю ситуацию с полицией, как они с Сасори узнали о беде Хидана и о том, что тот делал предыдущие дни. Как подруга призналась в сообщении, до сегодняшнего вечера ни она, ни Сасори не знали всей картины происходящего. В конечном счете они не смогли поспособствовать освобождению Хидана: учитывая количество жалоб, продолжительность и частоту появления Хидана около моей квартиры, а также его нетрезвое, местами "невменяемое", как выразилась Ино, состояние при задержании сыграло в сторону принятия серьезной меры наказания. Период осознания Хиданом ошибок был назначен в количестве пяти суток, если тот не будет создавать проблем. Я корила себя за промелькнувший где-то внутри трепет надежды, что изоляция Хидана продлится дольше назначенного срока, чтобы за это время я успела спокойно покинуть квартиру, и дальше он уже перестанет быть проблемой соседей, а также моей.
Ближе к утру моя обида на Хидана за его предательство уже не могла полностью оттеснить мельком появляющееся за него чувство беспокойства. Но я пресекала это напоминанием о том, что теперь оказалась в наихудшей ситуации прямо перед праздниками и окончанием университета из-за его непонятной настойчивости. Почему этот человек старательно пытается выйти со мной на контакт, когда все было решено и с моей стороны он мог получить лишь отказ, и прекрасно это осознавал?
Зато ближайшее время мне было некогда жалеть о скоропостижном завершении недолгих отношений. До сих пор было больно, мне не становилось легче, но теперь это перебивалось важными, ждущими решения проблемами.
Мой сон был недолгим. Я даже не планировала давать себе подобное послабление, но в конечном счете поняла, что более нельзя изводить свой организм недостатком сна и почти не прекращающимися физическими нагрузками.
Днем поступил звонок от женщины, занимающейся поиском квартиры. Она с удручением призналась, что найти подходящий вариант преимущественно в Токио не получается, а те несколько вариантов, которые она перечислила, зная, что они не подходят по бюджету, в итоге все же были мной отвергнуты после нескольких минут размышлений. Нецелесообразная трата денег на длительный срок не входила в планы, да и к чему мне трехкомнатные апартаменты в новом жилом комплексе в почти часе езды от Токио?
Сразу после нее до меня дозвонился Саске, чтобы поинтересоваться как идут дела с поиском, а также осведомиться моим приемом пищи, на что получил нескрываемое недовольство, а после извинение за резкость. Он не сделал мне ничего плохого, чтобы испытывать на себе мой негатив, ищущий выход. Нет, он не должен направляться на Саске.
Учиха попытался предложить мне свою помощь с упаковкой вещей, но получил вежливый отказ, не смотря на то, что пытался договорится со мной долгие десять минут, из-за чего наше общение вышло за те временные рамки, на которые я рассчитывала, отвечая на его вызов.
«И что хорошего в том, что я перевариваю это один на один с собой? Хочется включить маленькую девочку и поплакаться маме. Она бросит все дела и приедет, даже не расскажет отцу, может быть пожалеет, но в конечном итоге эта жалость будет перебиваться ее взглядом, в котором будет читаться: «Я предупреждала и была во всем права». Лишь только это рвет список со всеми положительными действиями, что она может для меня сделать. Нет, нет, не хочу. В любом случае придется выложить всю правду, и после такой правды она будет контролировать даже мои взгляды на мужчин. Не хочу.» — закончив с сортировкой вещей, я вышла из гардероба, — «Гаара сразу же отпадает. С Хинатой.. Это не тот человек, мы не близки. А Саске... Проклятье. Почему он?.. О нет, пожалуйста, нет, даже не думай снова поднимать эту тему. Он хочет помочь из своих, не ясных другим людям, добрых побуждений, а не потому что...» — резко зажмурив глаза, я максимально больно ущипнула себя за руку, а после помотала головой, чтобы даже физически сказать мыслям «стоп!».
Саске проявлял большую активность в плане телефонных звонков в утро пятницы, когда я пыталась выспаться после напряженного четверга: весь день был потрачен на неторопливый, тщательный сбор вещей в сумки и их подготовительную сортировку, а уже сегодня я ожидала доставку коробок и в мои планы входило разобраться с вещами до утра субботы, хотя в этом не было нужды, потому как квартира все еще не была найдена. Но зато если вдруг та найдется — к этому моменту все будет собрано.
Учиха уверил меня, что агент делает все возможное, однако вариантов до сих пор нет и, что было вероятнее всего, их не будет. Я сказала ему, что подожду до вечера субботы, а дальше… Я и сама не знала, что делать «дальше».
Вечером поступил звонок от Карин, но я не смогла ответить из-за перевязки ран. Что было странно, она была единственной, с кем я была готова обсудить свой переезд. Так и случилось, когда я набралась мужества и перезвонила, мысленно проговаривая в голове все, чем бы я хотела поделиться сейчас хоть с кем-то. Сдержать слезы обиды в первую минуту разговора вышло крайне плохо, но мне и не было нужды скрывать свое настроение и чувства — она уже знала о Хидане и прочих событиях от обеспокоенной Ино, попросившей ее попытать счастье и узнать, все ли у меня хорошо.
Карин не понимала причину моего нежелания общаться с Ино после неприятности с Хиданом, а у меня не получилось объяснить так, чтобы ей стало понятно. Наш разговор недолго затрагивал неприятные для меня темы касательно расставания, по большей части мы обсуждали поиск квартиры и мои дальнейшие планы. Подруга не стала даже пытаться призвать меня к принятию решения о признании мной бедственного положения хотя бы матери — знала, что та сделает и скажет после этого.
Она поддержала меня в моем выборе, не стала оспаривать принятые решения и не собиралась давить на меня в чем бы то ни было, однако она высказала мнение о Хидане, несколько раз осудив его действия, и призналась, что ей больно знать, в какой я сейчас ситуации, что никто не может помочь, потому что я решила не подпускать друзей к своим проблемам. Карин не знала, что на самом деле я не одна, что у меня есть человек, оказывающий поддержку.
Для начала мне самой стоит понять, почему Саске так поступает, а уже после обсуждать это с кем-то из подруг. Хотя я допускаю мысль, что все же не стану рассказывать о кратковременных тесных отношениях с Учиха, и этим самым подтверждаю самой себе то, что… Пока я стараюсь отбросить эти бредовые мысли, которые могут оказаться правдой. И это пугает меня.
Только сейчас я вновь начала постепенно смотреть по сторонам и, возможно, мыслить иначе, стала больше анализировать себя и людей вокруг. Раньше фокус сосредотачивался исключительно на Хидане, лишая меня возможности и даже желания присматриваться к чему-то или кому-то, выходящим за рамки нашего с ним мира, стены которого были слишком толстыми, почти звуконепроницаемыми. От того они оставили после себя громкое разрушение, лопнув в момент, когда открылась вся правда. Хорошо, что больше они не ограничивают меня своей невидимой стеной.
Карин была в плохом из-за моего рассказа настроении, что явно прослеживалось в ее серьезной интонации и беспокойстве, сквозившим почти в каждом предложении.
— Пообещай мне, что это не сможет тебя сломать. Вернись к прежней жизни и не отворачивайся от друзей.
— Прости, я не смогу дать такое обещание. Не знаю, связано ли это с тем, что сейчас произошло, но у меня внутри такое чувство, что это не будет концом всех бед. Хината была права…
— Прекрати верить в эту чепуху! Это совпадение. Ты не выдержишь до окончания университета, если продолжишь убеждать себя в том, что дальше не будет лучше!
— Мне нужно себе врать?
— Тебе нужно не зарываться в отчаянии. Нельзя давать слабину.
— Мое сердце никогда не будет безмолвно, черство и холодно к произошедшему.
— Переживи этот нелегкий момент рядом с кем-то, а не как сейчас — в одиночестве.
— Ты даешь правильные советы, но никогда сама им не следуешь, Карин.
— Давать советы со стороны для меня проще, чем следовать им самой.
— А у меня проблема в другом: я знаю, как было бы лучше, и что стоит делать или не делать в определенной ситуации, но так и не научилась применять правильные решения на практике. С чужими советами все также... — тяжело выдохнув, я добавила с явным сожалением в голосе: — Ты недавно сказала мне, что веришь в то, что время может залечить раны, но кто сказал, что рубцы не болят?